Дж. М. Кутзее «Жизнь и время Михаэла К.»

Пишу свой отзыв спустя два месяца после прочтения книги, так что какие то нюансы книги стерлись из памяти. Но не в нюансах дело, главное в этом романе, как мне показалось, — атмосфера, общий фон, антураж, ситуация междувременья, «серая зона» как говорят сегодня. Это атмосфера нарастающей неопределенности, причем неопределенности как то организованной («да – это бред, но бред последовательный», как говорил Гамлет). Атмосфера все же не гамлетовская, а кафкианская, связь «Жизни и времени…» с «Процессом» отмечена практически всеми читателями, мне же в голову пришли ассоциации с кафкианским «Голодарем». Действительно, Михаэл демонстрирует какую то почти ангельскую жизнь, он часто остается без еды, но голод не тяготит его. Молчание, уединение, звездное небо над головой, забота об урожае – вот чем наполнена жизнь Михаэла. Такое хайдеггеровское пастушество, бережное хранение бытия, молчаливое трудничество.

Что еще мне показалось важным в романе – это тема нормальности/ненормальности, общепринятого и особенного, большинства и меньшинства. С одной стороны Михаэл выпадает из круга «нормальных»: у него есть физический дефект в виде заячьей губы, у него нет хорошего образования, работы, какого то жизненного плана, он «цветной» в стране апартеида. С другой стороны, Михаэл невозмутим – его не затронуло всеобщее сумасшествие гражданской войны. Люди делят имущество, насилуют и убивают, грабят беспомощных. По всей стране выставлены блокпосты; владельцы имений, спасаясь бегством, бросили свои дома; преступники начинают объединяться в банды – и все это своего рода «нормальная» жизнь: «С волками жить – по волчьи выть», как говорит народная мудрость. Но жизнь Михаэла, вопреки его времени, не становится волчьей, и в этом он представляется мне более человечным человеком. Время от времени я вспоминаю глупости, которые совершил из желания быть таким как все, желания казаться лучше. И виню себя за это, есть какое то убожество в так называемой коммуникабельности.

Надо сказать, что совершенно ничего не знаю о гражданской войне в ЮАР и вообще, разрушение системы апартеида представлял себе как героическое одиночное заключение Нельсона Манделы, перед подвигом которого отступили господа в пробковых шлемах, добровольно отдав ему власть. Мои наивность и идеализм, конечно, не дотягивают до Михаэлевских, но тоже вполне себе. И грустно, и смешно.

Причуды и прихоти собственного восприятия

Именно причуды и прихоти, потому что, казалось бы, где африканер Джон Максвелл Кутзее и Южная Африка, и где русский поэт и писатель Борис Пастернак и Россия? Даже континенты разные, не говоря уже о земных полушариях, природных зонах, истории стран и народов и всём прочем. Однако именно Борис Пастернак, а точнее доктор Живаго, Юрий Андреевич Живаго, персонаж и главный герой одноимённого нобелевского романа Пастернака, пришли в голову при чтении «Жизни и времени Михаэла К.».

И в самом деле, поводов для такой на первый взгляд странной, но вполне закономерной аллюзии множество. И там и там речь идёт о периоде гражданской войны; и в одном романе, и в другом главные герои являются довольно похожими по некоторым психологическим характеристикам специфическими личностями, хотя и принадлежащими к разным социальным слоям и группам. И в том и в другом романе главные герои всячески избегают и самой войны, и любого собственного участия в ней, и даже собственного выбора — кому сочувствовать и за кого переживать в этих войнах — они тоже избегают, старательно и тщательно. Наконец, оба романа стали теми самыми триггерами для Нобелевского комитета, которые сработали в отношении Пастернака (в 1958 году) и для Кутзее (в 2003 году) — правда в случае Кутзее нобелевку он получил в совокупности за свои романы, но ведь именно «Жизнь и время Михаэля К.» получил Букера в 1983 году и значит всемирную оценку.

Маленький простой мирный человек. Который знает и, в общем-то, любит своё мирное садоводческое дело. Но которому с бездушностью механизма не дают ни заниматься возделыванием садов и парков, ни просто жить так, как ему хочется. А непрерывно гонят по просторам южноафриканского вельда, помещают в лагеря, принуждают к каким-то работам и непрерывно стараются согнуть, но лучше, если сломать его маленькую мирную простую душу…

Эта история о человеке, выпавшем из времени, затерявшемся меж высохших страниц истории, о том, чья жизнь прошла в стороне от всего, параллельным курсом, теряющейся, бледной, едва заметной линией. В ЮАР времён апартеида, в жестокую, страшную эпоху, когда за иную человеческую жизнь не дали бы и пары рандов, а время неслось стремительно и неумолимо как готовая в любой момент ударить сжатая пружина, начинается путь Михаэла К. к счастью. На затерянной в вельде ферме, освободившись от последней привязанности, соединявшей его с человечеством, герой уходит в дрейф, падает в океан тишины. Другие люди не пугают его, но чужды и непонятны, постtпенно Михаэл теряет слово «другие», ощущая себя не человеком но существом иного порядка. В этом нет гордости или величия, только сознание собственной инаковости. Он больше червь или крот, нежели человек, его свобода — свобода от жалости. В иные времена он слыл бы бодхисатвой, приблизившимся к краю мира, пробуждённым. Чем-то подобным он представляется доктору, который верит в постижение героем смыслов мироздания. Для большинства же Михаэл просто безобидный псих, тихий душевнобольной, но он не так прост, хотя и доктор тоже неправ. Слишком много пустых незаначащих слов, бессильных, да и в принципе не способных ответить, кто же такой этот Михаэл К. Человек, приблизившийся к постижению, но не мира, а себя и своего места в мире? И действительно ли это меньше, чем буддистское просветление? А может, это и вовсе то же самое? Слова здесь не помогут, ведь ответы нужно услышать, и ключ к этому — тишина.

Это какие-то издержки то ли уроков и олимпиад по литературе, то ли личных склонностей — мне бывает сложно, практически невозможно воспринимать что-то «как есть», в отрыве от предыдущего литературного опыта. Так и во время чтения «Михаэля» мне постоянно вспоминался «Избранник» Манна. Когда дошло до размышлений доктора о том, чем он там питался в прериях, уж не манной небесной ли, я буквально чуть не рассмеялась (в «Избраннике» будущий папа именно что питался манной, literally). Вообще забавно, как один и тот же сюжет о существе слегка не от мира сего может преломляться в зависимости от исторического контекста. Родись Михаэль лет на пятьсот раньше в Западной Европе — и его уже вполне могли бы причислить к лику святых за отшельничество и терпение, а если бы не повезло, то и за мученическую смерть. В любом случае, он мог бы не остаться незамеченным. Но в ЮАР времен апартеида, когда всем не было дела не то что до него, а до тысяч и сотен тысяч других граждан, у него не было другого варианта судьбы, кроме как скитаться где-то в безвестности, не оставляя следа почти ни в чьих душах. До Идиота ФМ ему все же слишком далеко, хотя, я бы сказала, они стоят на одной линии, пересекающейся с линией всего остального человечества под прямым углом.

Странно и мило, что судьба никому не нужного отшельника, молчуна, существа не от мира сего, так задела хоть кого-то — я имею в виду врача в лагере. Размышления врача придают истории совсем другие, чуть более тревожные тона — потому что, в отличие от Михаэля, он-то как раз и рефлексирует. «I alone cas see you as neither a soft case for a soft camp not a hard case for a hard camp but a human soul above and beneath classification, a soul blessedly untouched by doctrine, untouched by history, a soul stirring its wings within this stiff sarcophagus, murmuring behind that clonish mask». С другой стороны, они в большей степени делают честь самому врачу, чем предмету размышлений. Это как раз тот случай, когда красота в глазах смотрящего, а равно как святость, глубина, невинность и прочие анти-глобалистские добродетели.

Мне как любителю одновременно Кутзее и Достоевского очень нравится наблюдать, как Кутзее берет что-то у ФМ и преломляет это по-своему, пересказывает на свой лад так, что и не узнать сперва. Достоевский создал своего Иисуса в лице аж двух персонажей — князя и Алеши Карамазова. Кутзее создает своего Иисуса в лице Михаэля, если можно провести такую параллель — при этом идет не напрямую от Библии, а скорее от ФМ, который шел от Библии. Со всеми скидками на регион, время, реалистичность и сухость. Можно взять любую историю ФМ и посмотреть, как Кутзее перепишет ее: вместо ярких эмоциональных взрывов, постоянного напряжения и лихорадочности останется ощущение бумаги, ровного рассуждения и рационализации, вместо духовных откровений и порывов — полумысли не совсем разумного существа. Не менее ценные при этом, но именно на уровне рассуждений, наблюдений, логики, а не чистой эмоции.

Мне очень нравится вот этот пассаж и идея из мыслей Михаэля: «When my mother was dying in hospital, he thought, when she knew her end was coming, it was not me she looked to but someone who stood behind me: her mother or the ghost of her mother. To me she was a woman but to herself she was still a child calling to her mother to hold her hand and help her. And her own mother, in the secret life we do not see, was a child too. I come from a line of children without end. He tried to imagine a figure standing alone at the head of the line, a woman in a shapeless grey dress who came from no mother; but when he had to think of the silence in which she lived, the silence of time before the beginning, his mind baulked». По сути, это оправдание существование всех религий: испуганные дети хотят, чтобы существовал ну хоть кто-то взрослый, кто о них позаботится, придет и спасет, и вообще «следит за порядком». Классический образ Богоматери, заступницы и утешительницы. И страшная темнота, которую может выдержать только существо божественной сущности, но не человек.

Впрочем, Михаэль выдерживает эту страшную темноту полного одиночества без малейшего напряжения — но он и не несет ни за кого ответственности, даже за себя самого. Если в романе и есть что-то фантастическое, то это как он умудрился не умереть, год живя на улице на «подножном корму» — когда куда более здоровые и благополучные во всех отношениях люди умирают по сущим пустякам. Весь текст Михаэля, за исключением начала, попыток выбраться из Кейптауна в компании еще живой матери, — очень эмоционально спокойный, не вызывающий ни малейшего трепета. Странно, казалось бы, именно на середину романа и приходятся наиболее суровые, жесткие вещи из тех, что с ним происходили — бродяжничество, голод, лагерь для интернированных. Но на самом деле, вне связи, взаимоотношений и обязательств перед другими людьми читатель видит только одно — внутреннюю тишину, наполняющую героя. Эту тишину нарушала только его мать, в силу объективных и неизбежных причин, но больше Михаэль не позволяет делать этого никому — и так и остается в тишине.

Я испытываю нежные чувства к каждому появлению фигуры автора в собственных произведениях. У Набокова, например, получается обычно очень трогательно. И у Кутзее тоже вышло мило и трогательно, отсыпь мне немного твоей тишины, дорогой герой, и герой с радостью показывает, как именно это делается.

Ну вот я, практически без перерыва, после Варваров взялся за эту книгу Кутзее.

Книга практически о том же, что и Варвары, только в последних была никому неизвестная Империя, а здесь Южная Африка, времен Апартеида.

Сразу хочу уточнить, этот роман мне понравился больше. Мне его читать было интересней; ужасы Апартеида и история «юродивого» Михаэла затянули меня, что от книги не мог оторваться.

Сюжет прост, как и в Варварах:

Михаэл вместе с больной матерью, не дождавшись разрешения на выезд из города, решает покинуть Кейптаун, где идут военные действия. Собрав свои нехитрые пожитки, они отправляются в Принс-Альберт, на ферму, где родилась его мать. По дороге мать умирает и Михаэл остается один. И вот этому одиночеству, горю и человеческому ступору на войне и посвящен роман, в котором дается буквально описание по дням жизнь Микаэля, который с рождения был парнем недалеким, да и еще с заячьей губой, поэтому к нему и относятся все как к дурачку.

Ничего, к своему стыду, не читал про времена Апартеида и имел довольно смутное представление о них. Писать банальные вещи, что война страшна не хочется, но всё-таки у Кутзее просто блестяще получилось изобразить ужас современной войны: насилие, лагеря, смерть...

PS если говорить о том, что ближайшее мне это напомнило: Иэн Бэнкс «Песнь камня», только в нём действия больше...

Не бросить ли мне мучить себя? Третья книга Кутзее — и третья одновременно книга совершенной пустоты. Герой, который не стоит рассказа, потому что ничего из себя не представляет, отсутствие глубины в книге из-за поверхностности и полости самого героя. Нищий, жалкий, страдающий аутизмом, ничем не интересующийся, ни к чему не стремящийся, глупый, скучный — такие герои нужны? Может, они чему-то учат? Может, что-то показывают? Когда в «Удушье» Паланика герои в конце начинают строить нечто из камней — это даёт надежду («...это может быть всё, что угодно»), здесь же аналогичный, в общем и целом, персонаж никакой надежды не даёт. Ну, персонаж, ни и хрен с ним, как-то так. Есть лучшие вещи о войне (Ремарк), лучшие вещи об аномальных людях (Андахази), лучшие вещи о моральном уродстве (тот же Паланик), лучшие вещи о глубине человеческих отношений (ну, скажем, Макьюэн, которого я тоже не люблю). Кутзее — пустота.

Прежде чем начать разговор о книге, я хочу предупредить, что для меня это девятый роман Кутзее. Я большой поклонник его творчества и очень предвзято и эмоционально реагирую. Обычно говорю: «Он лучший писатель современности». Конечно, есть у Кутзее неудачные вещи («Сумеречная земля» и «Мистер Фо», на мой взгляд), но «Михаэл К» к ним не относится. За этот ранний (1983 год) роман Кутзее получил свою первую Букеровскую премию.

Сюжет повествует о эдаком дурачке Михаэле К., который родился с заячей губой, в общество вписывался кое-как, всю жизнь работал садовником и жил с матерью в Кейптауне. Но вот в городе начались беспорядки, связанные с апартеидом, и Михаэл с матерью отправился на ферму, где она выросла...

Читать, как всегда, больно. Все романы у Кутзее небольшие, но читать трудно, как перебираться сквозь болото, вязкие топи.

Главный герой Михаэл живет вымученно: он стремится к покою, но всем вокруг постоянно что-то от него нужно. Его бросает из места в места по тропам войны и разрухи, и он стоически переносит все, обладая каким-то глубинным знанием, что он должен пройти это. Читаешь об удивительном Михаэле и думаешь, как нам всем не хватает спокойствия в жизни, понимания ее неспешных ходов, душевной тишины без лишних метаний. Михаэл, благодаря тому, что он целостный человек, переносит все, что ему выпало.

«Он точно камешек, который лежал себе тихо с сотворения мира, а сейчас его вдруг подняли и перебрасывают из рук в руки. Маленький твердый камешек, он вряд ли замечает, что творится вокруг, так он замкнут в себе и в своей внутренней жизни. Он прошел через приют, через лагеря и лазареты, и еще бог знает через что он прошел, и ничто не оставило на нем следа. Даже мясорубка войны. Существо, не рожденное смертной матерью и само не способное дать никому жизнь.»

Всю жизнь Михаэл стремится возделывать землю, создать что-то из ничего, но обстоятельства разрушают его маленький мир. Трудно созидательному (богоподобному) человеку выжить в мире разрушения, войны и борьбы. Но возможно.

В этом Кутзее, конечно, глубокий гуманист, несмотря на весь его кажущийся мизантропическим тон. Каждый человек ценен.

Последние несколько страниц я читала, захлебываясь словами, с головокружением. Очень сильное произведение.

«Значит, это и есть мудрость, к которой он пришел всей своей жизнью, — что для всего на свете есть время?»

Я бы посоветовала всем, но знаю, что Кутзее, в принципе, писатель специфический.

Очень и очень странная книга, тягучая, с массой подробностей, вроде бы должна скуку навевать, а я почему-то оторваться не могла от судьбы Микаэла, бредущего по пути одиночества, не желающего ничего общего иметь с людьми обрекающими на эти муки друг друга и обречёнными их терпеть. Он видит свой долг только в уходе за немощной матерью, он не страдает от своего уродства, он не хочет подчиняться, но это не бунт на коленях. Он уходит, потому что не может жить среди жестокости и несправедливости и находит недолгую гармонию в выращивании овощей и уходе за ними. Овощи питаются соками земли и он тоже хочет жить так же. Не получается — значит и не надо!

Повествование почти бесстрастное, но мы видим за ним автора, странного, но честного и искреннего человека. Кутзее — редкое явление в современной литературе. Надо читать ещё!

Как метко заметили в предыдущей рецензии: «Это книга принадлежит литературе класса «или да, или нет». Мне — нет.»

Увы, мне тоже – нет. И у меня такое ощущение, что это вовсе не потому, что книга плоха. Возможно, это я – не дорос до этой книги. Осталось ощущение того, что это великое произведение прошло мимо меня. Чтение не то чтобы не захватило – оно прошло сбоку. А всех мыслей было: ведь когда-то подобные книги мне нравились…

И еще одно странное чувство после прочтения: не понравилось, но лет через несколько я ее, пожалуй, перечту.

В романе рассказывается о судьбе несчастного черного человека, живущего в ЮАР времен апартеида. Через главного героя автор показывает нам ЮАР времен конца эпохи апартеида. Не дай нам бог жить в эпоху перемен!

Это произведение написанное Дж.Кутзее я не назвал бы романом,скорее это небольшая повесть.Повесть о человеке родившемся с анатомическим дефектом на лице (верхняя губа не срослась), он живет с матерью,они бедны,вокруг происходят какие то политические катаклизмы,мать заболевает,он везет её на самодельной тележке в больницу куда то очень далеко.Повесть меня просто покорила какой то своей чистотой, правдой. Вроде все просто,нет никаких особых интеллектуальных изысков,но цепляет сильно. Видимо в этом весь Кутзее,Букера просто так не дают ( дважды лауреат).Также Нобелевский лауреат.Это первое произведение Кутзее ,которое я прочел.Вроде остальные его вещи тоже достаточно грустные.Безусловно автор владеет пером и своим мастерством на высшем уровне.Так писать,в современном мире,я полагаю могут лишь единицы.Замечательное произведение.Если вы не хотите зачерстветь душой ,такие книги надо читать.И думать.

Это книга принадлежит литературе класса «или да, или нет». Мне — нет. Мастер, безусловно, чувствуется, и в таких случаях я ставлю 5, но на этот раз будет 7. Причина заключается в том, что книга врезается в память и не позволяет себя забыть. Жизнь Михаэля К. местами переживается и вспоминается как собственная, а короткие и несложные предложения передают ощущения простого, среднего человека — тебя самого. Сама история оставила меня равнодушным, и местами Михаэл К. был даже противен своими растительными ощущениями, однако спустя несколько дней книга все еще продолжает оставаться в голове и всплывает к месте и не только. Возможно, я просто не могу пережить эту книгу головой, но в душе она оставляет след.

Неоднозначные роман. Схематичный, с тяжеловесным сюжетом, но в то же время довольно легко читается. От прозы Кутзее остается впечатление вязкости, несмотря на отсутствие громоздких конструкций, описаний и сложных метафор. Потому что написано предельно серьезно, без малейшей улыбки и иронии. С важно, по-карамазовски сдвинутыми бровями, пафосом отрицания. И еще — с полной погруженностью в политический климат ЮАР 80-х годов. Не удивлюсь, если Кутзее видел своего героя представителем негроидной расы, хотя в тексте это можно понять только по полунамекам.

Возникли ассоциации — как ни парадоксально — с «Бойцовским клубом» Чака Паланика. Сходство? В обоих книгах четко показано стремление человека к свободе через освобождение от пут цивилизации. Расхождения? У Паланика главный герой — это свободный человек-охотник, а у Кутзее — собиратель и земледелец. И какая разная свобода получилась у того и другого!