Оксана Васякина «Рана»

Прочитал за два дня. Книга внезапно является не пропагандой ЛГБТ+, а контрпропагандой: сначала автор честно рассказывает, что лесбухой она стала от патологической любви к матери в отсутствие хоть какого-то позитивного мужского образа в окружении (батя – наркоман, хахали мамы – алкаши-бандиты-психи), а потом в конце концов признается, что у нее беда с головой, причем с реальными нереальными галлюцинациями, из-за чего она долго сидела на таблетках. Очень не позитивный образ буквы Л в запрещенном тетра+грамматоне. Для пропаганды здоровые-счастливые люди нужны, а не болеющие-страдающие.

Как автофикшен текст слабый, поскольку автор – человек скучный и малосодержательный. Васякина старательно рассказывает о себе все, что только можно, претендуя таким образом на идеальную искренность и открытость перед читателем, но вот этого всего оказывается как-то очень мало. Рядовое детство в рядовой малофункциональной российской семье, рядовой подростковый и молодежный периоды – ну кроме отыгрыша «Тридцатой любви Марины» Сорокина – пачка прочитанных книг, декларация о намерениях создать «женский язык», попытки случайным, непоследовательным образом этот язык определить и сконструировать, документирование процесса похорон матери и на этом все. Неинтересный человек неинтересно о себе написал, ладно.

А вот как постмодернистский метароман «Рана» хороша, и хороша помимо воли автора. Я прочитал текст как историю глубоко несчастного человека, который не в состоянии ни понять себя, ни хотя бы увидеть себя своими глазами, поскольку ничего своего у него на самом деле нет, все чужое, включая даже органы чувств. Главный герой книги – фем-поэтесса Оксана Васякина – обнаруживает, что всю жизнь она провела буквально глаза в глаза с мамой, которая только что умерла. Стихи писала только маме, смотрела на себя лишь материным взглядом, действовала, ориентируясь на маму, и в результате к тридцати годам она подобралась, не зная и не видя себя. Считайте, что умерла сама. или родилась второй раз, когда информационная пуповина оборвалась с материнской стороны (одна из трактовок названия, кстати).

Эта трактовка у меня щелкнула как раз на пуповинном моменте. Васякина ближе к финалу доходит до того, что рассказывает о своем пупке – после смерти матери она вдруг заметила, что в пупке у нее остался засохший, затвердевший кусочек пуповины, который у нее не получается выдрать (спасибо за такие подробности, Оксана, будем иметь в виду). У меня тут же возник вопрос – то есть до того автору трогать свой пупок не приходилось? Мыть, например? А в детстве, когда пупок еще не утонул в животных жирах, этот кусочек не было видно? Эпизод соединился с другим откровением – что именно мама первой заметила, как у маленькой Оксаны на лобке начали расти волосы – и я понял, что да, в самом деле, перед нами трагический персонаж, проживший 29 лет без своих глаз и своего разума. Все эти годы она была лишь придатком к глазам и разуму матери. А теперь, когда мать ушла из жизни, оказалась в пустоте, и ей остается только цепляться за фем-сочинения в надежде, что она сможет смотреть на себя и мир через них. Неплохо.

Но если читать книжку просто как автофикшен, то это базовое сочинение для узкой целевой аудитории. Тиражи у нее хорошие, потому что у целевой аудитории спрос есть, а отечественного предложения очень мало. Перечитывать не буду. Не люблю нытье.