Владимир Германович Васильев «Дальше в Лес...»

ДАЛЬШЕ В ЛЕС

Ох, и вязкий же текст написал В. Васильев! Уж я его читал-читал, читал-читал, продирался, как сквозь тот самый лес, преодолевая искушение бросить вообще или хотя бы прочитать по диагонали.

Нет, видимо, недаром АБС в окончательном варианте «Улитки» расположили главы о Лесе и Управлении через одну, видимо, понимали, что читать подряд будет утомительно. Кроме того, на мой взгляд, чередование глав дает ощущение некой протяженности повествования во времени.

Тут уже отмечалось, что текст больше всего напоминает близкий пересказ написанного АБС. А еще Васильев умудрился растянуть его по объему чуть ли не в два раза больше, чем первоисточник. Возникает вопрос – зачем? Ответа нет (для меня). Если это книга о новом подвиде киноискусства, о профессиональном цинизме кинорежиссеров, то не уверен, что это нужно в таких объемах. Да и писали уже, и кино снимали (навскидку: вспомните хотя бы американский фильм «Трюкач» с Питером О’Тулом или фильм с Харви Кейтелем, который в советские времена шел у нас в прокате под названием «Преступный репортаж»). Если о любви – о любви отца к дочери, мужчины к женщине, то тема нераскрыта. Превращение же ГГ в лидера Сопротивления, а потом в «режиссера» меня совсем не вдохновило.

В. Васильев добросовестно довел все сюжетные линии до логического конца, расплел все узлы и разжевал всё так, чтобы стало ясно даже и ежу. Понятным, хотя и спорным, стало, откуда взялись деревни, и кто такие подруги, и почему Чертовы горы называются Чертовыми горами и многое другое. Кстати, эта болезнь «разжевывания» заразила почти всех нынешних авторов – они продолжают писать до тех пор, пока полностью не исчерпают все сюжетные линии и ходы однажды придуманного произведения. Пока это хоть как-то продается. Отсюда и многотомные циклы, читать которые утомительно. Открытый финал ныне редкость.

Но это моя личная точка зрения на данное произведение, а у автора имеется своя. Даже если он просто-напросто хотел еще раз сам погрузиться в мир любимых писателей, ничего зазорного в этом нет. Только вот обязательно ли нужно выносить это погружение на всеобщий суд? А, впрочем, почему бы и нет? Наверное, найдутся и единомышленники, и те, кто хотел, чтобы им объяснили всё до последней запятой.

Очень большая повесть, практически половина всего объёма книги. А длинные тексты меня, как Винни-Пуха, обычно только расстраивают. А если уж совсем честно, то я успел найти в сети рецензию, где говорилось, что редкая птица доберётся до середины этого произведения. И буквально через несколько прочитанных страниц понял, что не хочу становиться этой редкой, но глупой птицей.

Сначала нам от первого лица рассказали, какие бывают режиссёры, потом вдруг тот же рассказчик очутился в Лесу из «Улитки на склоне», повстречал там старых наших знакомых — Наву, Колченога и Обиду-Мученика. Правда, герой перед этим здорово хрястнулся головой об дерево и не то что ходить, а даже разговаривать не мог. И, естественно, не понимал язык местных жителей.

А дальше становится всё страньше и страньше. Понимать-то он их не понимал, но нам, читателям, почему-то объяснял, о чём они говорят. Кроме того, называл себя тоже не безызвестным нам именем Кандид, но при этом добавлял, что он артист кино. Магнус Фёдорович Редькин из «Понедельника» наверняка бы задал здесь вопрос: «Разве такие вещи алгоритмизируются?» Это, разумеется, предрассудок, в наш просвященный век можно без труда салгоритмизировать всё, что плохо лежит, только вот надо ли? Тем более что ещё через несколько страниц герой окончательно забыл, что когда-то был артистом, Кандидом и вообще просвещённым человеком, и превратился в деревенского жителя Молчуна.

Так ведь и он нам тоже знаком! Более того, вчитываясь в диалоги аборигенов, вдруг начинаешь понимать, что всё это когда-то уже читал. Практически слово в слово. И даже порой угадываешь следующую реплику. Не всегда, но и не так уж редко. В общем, давайте называть вещи своими именами, это просто пересказ «Улитки», как говорилось в школьные годы, «близко к тексту». А на фига, спрашивается, её пересказывать? Если кто ещё не читал, так можно книгу самих братьев Стругацких взять. Там не близко к тексту, там этот самый текст, первоисточник и находится. И зачем уважаемому автору Владимиру Васильеву понадобилось его дублировать? А самое главное — почему же его никто не остановил?

Может быть, именно эти недоумённые вопросы и заставили меня продолжить чтение. Сначала — через силу, из принципа, назло. Потом потихоньку вчитался, и начал въезжать, что в повести происходит вроде бы то же самое, что у Стругацких, да не совсем то. Что Старец этот, который ходит по домам и везде сжирает все запасы, вроде бы те же глупости говорит, но звучат они уже как умности, как народные мудрости. И сам ты воспринимаешь события уже иначе, под другим углом зрения, с новым знанием и пониманием происходящего.

Ох, трудно всё это объяснить! И, может быть, мне всё это просто показалось. Но показалось мне, будто бы Владимир Васильев создал некий новый жанр, своего рода литературную экранизацию классики. Словно другой режиссёр взялся за постановку известного тебе спектакля. Только на бумаге. И я даже не буду настаивать, что это есть хорошо. Это просто необычно. А всё необычное притягивает, затягивает, заглатывает с головой.

Не уверен, можно ли это ощущение повторить. Нужно ли повторять. Появится ли оно при повторном чтении. Возможно, это не более чем капризы моего переутомившегося мозга. Но я получил огромное удовольствие от новой трактовки произведения. До тех пор, пока автор не начал всё объяснять. Буквально несколькими фразами он разрушил всё очарование, превратил загадочную историю в рядовой фанфик. Но даже не заметил произведённых разрушений и ещё страниц восемьдесят упрямо тащил за собой читателя. Дотащил, но уже разочарованного, равнодушного и утомлённого долгой дорогой. Может, лучше было бросить его в том месте, где начались разгадки? Пусть сам выбирается. А я бы, наверное, и выбираться не стал, прямо там бы и остался.

В общем, сложные у меня впечатления от этого текста. Тонкие и едва уловимые. То ли цветов и музыки хочется, то ли зарезать кого-нибудь. Ну почему автору никто не объяснил, что он собственными руками губит волшебство, им же самим и созданное? А если он творил в гордом одиночестве, то почему ему хотя бы потом не открыли глаза? Хотя бы тот же составитель сборника. Почему Андрей Чертков, усиленно подсказывая авторам, что делать, не подсказал, чего им делать ни в коем случае не нужно?