Михаил Елизаров «Кубики»

Елизарова до этого читал «Библиотекаря» и «PASTERNAKA». «Скорлупы» не в счёт. Они под одной обложкой с данным сборником.

Вышеупомянутые романы, хоть и были наполнены топорами в черепах, вилами в грудных клетках, сукровицей, отборной матерщиной и прочими блестящими красотами с выпущенными кишками, всё же имели толику юмора. Их можно было смело отнести к этакому вычурному слэшеру и трэшу, хоть в книгах и была заложена серьёзная и не шуточная идея. «Кубики» же иные….

Для меня «Кубики» — это ржавчина на электрических плитках на общих кухнях, зелёно-белые подъезды с откинувшимися, ещё не остывшими торчками, когда идёшь в школу, групповыми изнасилованиями и нелепыми драками с липкой кровью до летальных исходов….

Сборник заставляет содрогнуться. Местами даже ужаснуться. Эти образы каких-то забытых заводов, кассетных аудио магнитофонов вперемешку с кровью на простынях, издевательствами над инвалидами, бутылками водки и ударами кулаками в двери, что бы открыли…. Страшно. Получилось жутко и страшно.

И вся эта жестокость 90-х и 200-х перемешана с каким-то ритуализмом, кровавым абсурдом, присутствием потустороннего высшего зла и нелепой сказочной жестокостью….

Читать такое стоит точно не всем. Липко. Тошно. Остро-режуще. Но это как ледяной душ. Приводит в себя.

Многие сравнивают Елизарова с Сорокиным. Мне кажется, что СРКН всё же больше играется с текстом, препарируя структуру и фактуру, измывается над приемами и манёврами предшественников по перу. Елизаров всё же больше уделяет деталей смыслу и посылу.

Оценка 8 – очень хорошо. Но мало! Добавить бы в сборник ещё 4-5-ть рассказов и 100 страниц текста, было бы ОГРОМНЫЕ ДЕВЯТЬ!

Рассказы в псевдодокументальном и псевдосказочном стиле. В основном вполне читабельно, хотя и однообразно — насилие, грабёж, дубинка и нож. Влияние Владимира Сорокина как основоположника подобного «говностиля» (это не столько в отношении качества изложения, хотя конфетным его не назовешь, сколько в отношении содержимого) ощущается резко, как запах от помойки.

Мне лично это как раз не понравилось, то есть, явное подражание, и причем подражание не тому, что вызывает восторги.

С другой стороны, первый сборник автора — Ногти — вообще был абстрактным, и количество упомянутой «субстанции» там зашкаливало абсолютно. Поэтому прогресс налицо (или хотя бы в руки). Однако большинству читателей рекомендовать этот сборник было бы неправильно, все же этот стиль не для любителей классической литературы.

Увы мне, избранная автором метода и манера изложения, круг препарирования мерзостей сродни деятельности естествоиспытатля из одноименного рассказа. Все достаточно быстро приедается — убийства да изнасилования, да их комбинации. Большинство рассказов написаны в виде стилизации следственных протоколов с намеренным выхолощением речи и сведением к событийному перечислению с акцентом на подробностях. Порой просматриваются отсылкки к Платонову, а так мерзость и только. Ряд других рассказов более тяготееют к мистике дестких страшилок, эти будут позатейливей. Я не считаю Елизарова ни бездарью, ни эпигоном Сорокина ( грех, конечно, отрицать влияние), но вот именно эттот сборник наиболее неприятен эмоционально, уступает двум предыдущим неизобретательностью и однообразием. Пакостно читать, право слово.

Существует мнение, что отечественной литературе ужасов предстоит развиваться совсем по иным законам, нежели западной — если, конечно, у нее в принципе есть какое-то будущее. Англоамериканская традиция выросла, грубо говоря, из абстрактных страхов людей, страдавших от избытка фантазии и свободного времени. Со временем в жанр влилась свежая кровь (социальные, экономические, политические фобии), но основа его осталась неизменной: в жизнь более или менее благополучного человека вторгается нечто враждебное, чуждое. А российский кошмар — это обшарпанные подъезды, «обезьянники», лабиринты коллективных гаражей, гопники в подворотнях и соседи-наркоманы. Иными словами, это страшный и безрадостный быт, в котором личность растворяется без остатка. С этим можно поспорить (получить перо под ребра несложно что в Кызыле, что в Ливерпуле, что в Гарлеме), однако тенденция уже обозначилась, и сборник «Кубики» Михаила Елизарова — яркое тому подтверждение.

Нет, вряд ли молодого автора всерьез интересует, что там станется с неуловимым русским хоррором. Елизаров на роль мессии жанра не претендует — он решает собственные задачи, с классическим образом фантаста несовместные. Но в мире «Кубиков», выписанном серо-коричневыми красками убогости и тления, ужас становится фундаментом бытия, посрамляя и материю, и дух. Тон сборнику задает одноименный рассказ, где малолетнему герою открывается главный закон мироздания: Вселенной правит смерть — не та равнодушная сила, которой так боялись экзистенциалисты, не верная служанка Бога, а ненасытная Падаль, которая разъедает самую суть вещей. Человеческие души поддаются ей в первую очередь. В самом деле, грязные спортивные костюмы, ржавые ножи и пустые холодильники кажутся у Елизарова гораздо живее и реальней их жутких хозяев. Даже Джордж Ромеро с его апокалиптическим мышлением ужаснулся бы тем легионам зомби, что населяют безобразные кубики российских многоэтажек. Они изъясняются столь же мертвым, как и они сами, языком милицейского протокола («…ко мне подошел ранее незнакомый мне Чигирин и в грубой форме потребовал половой близости»), духовные пустоты заполняют водкой, вместо икон почитают чресла порноактеров. «Выпей», «изнасилуй» и «убий» — главные заповеди их небытия. И живут они «без глаз, с одним зрением», каждым поступком своим и словом подпитывая Падаль.

Из общего ряда выбиваются лишь два рассказа — «Ясные, светлые» и «Украденные глаза». И если первый представляет собой сюрреалистический коллаж с привкусом кафкианства, то второй сводится к незатейливой страшилке про семейство колдунов, которая на фоне бытовых кошмаров может показаться смешной (как и чудовища из рассказа «Дзон»). Но если вдуматься, у Елизарова вообще на всякое «реально» напрашивается приставка «псевдо-». Да, групповые изнасилования, педофилия, пьяные драки — это, увы, не писательский вымысел. Однако в «Кубиках» достижения российской антицивилизации сбились так плотно, что разглядеть в этом клубке червей хотя бы крупицу правдоподобия очень сложно. «Вся жизнь — мочилово. Мы погружены в него», — говорит автор в одном из интервью. Но ведь это, по сути, то же бегство от действительности — только перебрался Елизаров не в светлый край эльфов и единорогов, а в собственными руками построенный ад.

И построенный, надо сказать, со знанием дела. Легко ли образованному человеку воспроизвести на бумаге речь отморозка, от похоти и алкоголя потерявшего остатки разума? Елизарову это удается блестяще — настолько, что читатель рискует в шкуре этого самого отморозка накрепко завязнуть. Воображением автор тоже не обделен: безумный обряд по изгнанию Импотенции, воплотившейся в земной женщине («Доброгаевой Ларисе, восьмидесятого года рождения»), заставил бы Клайва Баркера плакать кровавыми слезами зависти.

И все же: стоила ли овчинка выделки? Прожорливые глаза бездны, о которых писал когда-то Ницше, превратились у Елизарова в «эти глаза напротив». «Кубики» звучат — быть может, вопреки воле автора — тоскливым гимном разложению и скотству, своего рода каталогом язв многоэтажной России. И главный посыл сборника прост: «Всякий человек — мразь». Право же, исчерпывающим это определение не назовешь.