Стивен Фрай «Герои: Человечество и чудовища. Поиски и приключения»

О доблести, о подвигах, о славе

«Раскрывают ли понятия Суперэго и Ид глубинную самость точнее, чем Аполлон и Дионис? Поэтическое сгущение наших черт в личности богов, демонов и чудовищ держать в голове проще, чем научные абстракции.»

«Арго. Разве путь твой ближе, чем дорога млечная? Арго, о каких печалях плачет нимфа встречная?» Вы помните, вы все, конечно помните. Как они плыли в Колхиду за Золотым руном (из фильма), как Ясон швыряет в распаханную землю драконьи зубы, а красавица Медея во всем ему помогает (это уже из мультика).

Того. как Медея, чтобы замедлить погоню, отряженную отцом, Ээтом, перережет горло младшему братишке, который последовал за ней и Ясоном на Арго, а потом швырнет голову в море — Царь не продолжит преследования, пока не совершит над телом сына предписанных погребальных обрядов — не покажут. Об этом ты, ужаснувшись, прочтешь много-много позже в «Цирцее» Мадлен Миллер. К острову волшебницы, обращавшей мужчин свиньями, причалит Арго, чтобы племянница могла совершить во владениях тетки очистительные обряды, избежав преследования эриний за братоубийство. Вот же ж! А впрочем, ты поражена не так, как могла бы, не прочти на первом курсе института трагедии Еврипида — чего можно ожидать от этой злыдни, ты узнала еще тогда.

Удивительно, но прошедшие годы сгладили остроту впечатления, и ужас убийства собственных детей из мести неверному супругу, уже не так всеохватен. А кроме того, она ведь была жрицей темной Гекаты, богини колдовства и заклинаний, чуждой эллинского изначально светлого миропонимания. Из сферы личностного восприятия это смещается в архетипическую область темных волн коллективного бессознательного, где и останется до тех пор, пока на твоем жизненном пути не явится кто-то, готовый ради достижения цели прибегнуть к помощи темного колдовства (неважно при этом, насколько современный человек верит во всякое такое). И тогда, безотносительно знакомства с мифом Медеи, ты скажешь себе» Держись-ка от него/нее подальше, дорогуша».

Так работают архетипы коллективного бессознательного, ими от альфы до омеги, пронизано бытие человека, ориентированного на европейскую культурную традицию. А это, как ни крути — весь современный мир. К мощной индийской мифологии, куда более худосочному скандинавскому пантеону (у которого, однако, был Нил Гейман в его звездные годы) мир только начинает поворачиваться, а мифология Черного континента выглядит примерно такой же экзотикой, как докортесова латино- и доколумбова североамериканская, шаманизм народов Севера, японский синтоизм и иже с ними.

Что вовсе не предполагает сколько-нибудь системного знания предмета. Думаю, не ошибусь, сказав, что в головах у всех нас изрядная мифологическая окрошка из которой выныривают яркие кусочки: Ясон кидает камень в гущу спартов. Геракл повергает Немейского льва и Лернийскую гидру. Персей поражает Горгону медузу, глядясь в щит, как в зеркало, а после обращает в камень морское чудище, явившееся пожрать Андромеду. Орфей оглядывается, выводя из аида Эвридику. Икар взлетает слишком высоко и солнце расплавляет воск, которым скреплены крылья. Тесея выводит из лабиринта путеводная нить Ариадны.

Эдип убивает отца и женится на матери (о, славный, умный, глубоко порядочный Эдип, променявший царские почести на жизнь бродяги, чтобы избежать предреченного оракулом преступления, но обреченный стараниями дедушки Фрейда стать ужасом мужчин XX века). Стивен Фрай, с уважительной нежностью, юмором и тактом, помогает навести порядок в захламленных кладовых твоего сознания, разложить по полочкам и раздать сестрам по серьгам. Впрочем, сестра здесь всего одна, девочка охотница Атланта, которая, как все полубоги, будет названа героем, (а не героиней, к примеру, никакой дискриминации — традиция). Остальные все как-то мальчики. Любимец автора Геракл, совершающий свои двенадцать подвигов

Не из спортивного интереса и любви к геройству, а за тем, чтобы отмолить страшный грех убийства жены Мегары и двух сыновей — в мороке, насланном Герой, ненавидящей мужниных бастардов, они привиделись ему демонами и драконом. Далан, наш Геракл, герой без страха и упрека? Вот как-то так, дети, нет борьбы добра со злом, есть сложное сплетение обстоятельств, судеб, страстей. И этому тоже учат греческие мифы: было бы легче ориентироваться, случись миру состоять из черного и белого, но он весь из полутонов и оттенков.

А еще в мифах, пересказанных Стивеном Фраем наглядна разница между подходом к решению проблем героя силача, неглупого, но не обладающего изворотливым умом — и подобными же задачами, с которыми сталкивается изощренный ум. Да, я теперь о сопоставлении Геракла и Тесея. И четко видна грань, разделяющая бескорыстной служение и эгоистичную самовлюбленность, а отчего, думаете, Беллерофонт вовсе не так известен, как его кузены?

И, конечно, лапушка Эдип, за одну только его апологию просвещенному читателю имеет смысл быть благодарным рассказчику. А нам, в русскоязычном пространстве, стоит помнить, кто подарил радость знакомства с этими чудесными сказками, Шаши Мартынова недаром дважды лауреат премии Норы Галь — везде хороша, а здесь просто восхитительна.

Миф способен быть своего рода человеческой алгеброй, какая упрощает нам взаимодействие с истинами о нас самих.