«Килиманджаро», конечно, заметно слабее, чем «Кириньяга», продолжением (и в каком-то смысле антитезой) которой фактически является. Тут есть ловко решающий все проблемы историк — а это плохо и недостоверно. Но язык и здесь прекрасный, конечно. И среди рассказанных внутри повести историй есть совершенно замечательные.

7 из 10.

Замечательная, глубокая, психологически абсолютно точная и прекрасно написанная история (последнее, впрочем, типично для Резника). И без всякой «игры в поддавки» за одну из сторон. Реакционер и, объективно говоря, злодей, убийца младенцев (который вдобавок довёл до самоубийства юную девочку), адепт женского обрезания, всей своей силой и властью обрекший свой народ на прозябание и нищету, описан с такой же (а то и большей) любовью — и даже с уважением — что и его противники.

А в целом — прекрасная книга.

10 из 10.

Как много авторов овладели (псевдо) поэтическим стилем! Пиши с лёгким как бы подвыванием (попробуйте произнести абзац-другой подобного текста про себя — поймёте, о чём я) — и ты уже почти что новый По. Рецензенты будут хвалить язык произведения — ура! Тут и импотенция фантазии вкупе с мертворождёнными сюжетами будут не столь заметны.

Вот и рецензируемая книга Лиготти — как раз такого сорта. (Собственно, как и всё творчество данного автора в целом.) Сейчас стали слишком многих называть «классиками жанра». Так вот, святой Томас — не классик. Он просто активно пишет — и, к сожалению, всё издаётся. В том числе, и по-русски.

Но хватит общих слов. Перейдём к самой книге.

Первая ей треть вертится вокруг, скажем так, бизнеса и офисного планктона. Хорошо заметно, что, во-первых, автор знает эту сферу лишь по фильмам и сериалам и, во-вторых, люто её ненавидит.

И это единственное живое чувство, которое можно встретить в книге. Всё остальное надуманное, «головное», кадаврическое.

Вот в первом произведении обиженный начальник низшего уровня мстит тем, кто поступил с ним неправедно. В неумеренных количествах нам демонстрируются уродства физические и душевные, извращения, погром помещений с уничтожением материальных ценностей, насилие, убийства. наконец. Но все персонажи плоские и картонные (включая обоих главных героев-антагонистов), их муки не вызывают ни сочувствия, ни даже своеобразной радости, которую порой испытываешь, когда по делу наказываются злодеи. Если их расчленяют, на свет являются не кости и мясо — нет, всё тот же картон. И это не кровь — это чернила. И не ужас, не печаль, не злость, не отвращение испытываешь по прочтении — нет, скуку, одну лишь скуку. И сожаления, да — но только о напрасно потраченном времени.

Остальные рассказы вышеупомянутой «бизнес»-трети — и вовсе попытки написать нечто без идей, фабулы и сюжета, на одной атмосфере. Но, увы, эта атмосфера совершенно не оригинальна, слишком много раз встречавшаяся в произведениях других авторов и уже во времена Лавкрафта изношенная до такой степени, что в приличном обществе такое не наденешь — стыдно (впрочем, не Лиготти).

Далее ещё треть сборника занимает цикл миниатюр, в которых автор экспериментирует с персонажами чужих — на этот раз действительно классических — мистических и хоррор-произведений. Приём тоже далеко не новый, однако здесь всё определяет итог. Ради чего же Лиготти тревожит тени Франкенштейна и его чудовища, Джекила и Хайда, монстров Лавкрафта и других? Для чего все эти вивисекции? Что нового хочет добавить наш реаниматор? Нет ответа. Ничего особо интересного не придумалось, вот и получаются камео ради камео. Лиготти попросту нечего сказать. Это беда. Ему можно посочувствовать. Но стоило ли ради достигнутого результата вызывать призраки любимых писателей?

Впрочем, на общем унылом фоне новелла об Отщепенце смотрится относительно живо.

На этом, пожалуй, и остановимся. Далее всё продолжается на примерно том же сером уровне. Автор крайне велеречив, стиль его напевен и гладок, все повести и рассказы написаны совершенно одинаковым языком, поэтому создаётся впечатление, что читаешь одно и то же произведение, причём унылое и абсолютно посредственное. И всё разнообразие тематики составляющих сборник вещей не работает совершенно. Ибо Лиготти ни холоден ни горяч — и хочется обойтись с ним так, как поступили с аналогичной персоной в первоисточнике крылатого выражения. Неизбывная скука. Плюс недоумение: что это было, право слово?! И для чего это было?

Как сказал кто-то из фантастов «золотого века»: «90% издающейся фантастики — дерьмо. Впрочем, 90% чего угодно — дерьмо». Насчёт двух самых известных серий хоррор-произведений, в одной из которых вышла рецензируемая книга, эта цифра, пожалуй, даже преуменьшена.

Сочувствую тем, кто собирает хоррор-серии «в бумаге». Я-то «в цифре» читал — удалить легко. Как не было.

4 из 10 — и то исключительно за приемлемый уровень владения литературным языком.

Прежде всего хочу отметить безумную (в полном смысле этого слова) отвагу автора, который дал мне возможность ознакомиться с текстом ещё не опубликованной повести (я бы сказал даже точнее — рискнул, ибо имел основания предполагать, что рецензия вряд ли будет хвалебной).

В своё время я прочитал (вскоре после выхода, но уже широко распиаренную) «Золотую пулю». Создавалось впечатление, что десяток-полтора первых отзывов на неё в Фантлабе писали друзья и родственники авторов, ибо похвалы возносили книгу до небес, а один из рецензентов договорился до того, что, дескать, самому Стивену Кингу следует поучиться писать вестерны у Некрасова и Врочека. Между тем ни «Стрелок» Кинга, ни «Золотая пуля», строго говоря, и вестернами-то не являются. «Стрелок» — часть великолепного фэнтезийного цикла, навеянная, конечно, вестернами и потому отдельными внешними признаками вестерна обладающая. «Золотая пуля» же — достаточно типичный образец сплаттерпанка, страдающий всеми хворями оного. И из (довольно мутного, на мой вкус) потока отечественного сплаттерпанка (да и западный почти ничем не лучше — хотя там хотя бы несколько достойных произведений, поднатужившись, всё же можно отыскать — хотя бы у тех же Лаймона и Литтла) «Пулю» выделял разве что грамотный и достаточно изощрённый литературный язык авторов. Хотя на фоне убогой речи большинства творцов низкокачественной (большей частью) современной российской фантастики и это уже кое-что.

Но перейдём, наконец, непосредственно к рецензируемой книге.

«Призраки Осени» начались как готический роман. Без особой новизны — напротив, вполне традиционно (у того же Ричарда Лаймона это было — и не раз): дом, населённый кучкой довольно агрессивных призраков; дети и прочие мирные сограждане, исчезающие в оном; чудовище в подвале, вполне инфернальное и, кажется, питающееся вышеупомянутыми привидениями... или не только ими? Почему «кажется» и почему стоит знак вопроса в предыдущей фразе? Да просто потому, что авторский язык, отличающийся, по собственному признанию Некрасова, излишней цветистостью, зачастую — да что там «зачастую», просто на большей части повести! — не позволяет отчётливо понять: а что, собственно говоря, происходит?

Юрий Некрасов то пишет сочными — скорее жирными — мазками, подобнохудожникам- импрессионистам, то сводит свою речь к коротким, рубленым фразам, будто пытается создать картину из отдельных точек, как пуантилист. Увы, лишь пытается. Представители вышеупомянутых живописных школ строго следят за тем, чтобы их случайные, на первый взгляд, мазки и как будто хаотично расставленные точки сливались в единый образ. Увы, у Некрасова это не выходит — ни в «Пуле», ни в «Осени». Хочется верить, что хотя бы он сам понимает, что происходит в каждой из многочисленных сцен произведения. Читатель этого счастья лишён. Ибо автор несётся куда-то сломя голову, вовсе не заботясь о внятности повествования, и пленных, как говорится, не берёт.

А вот за чем уважаемый творец следит тщательно — так это за тем, чтобы ни единый объект или субъект, ни одно действие не именовалось в соседних фразах одним и тем же словом или словосочетанием. Что, конечно, добавляет тумана в и без того неудобочитаемый текст. Великий наш Стивен Кинг в своём замечательном учебнике для начинающих литераторов «Как писать книги» резко осудил тех, кто в диалогах вместо нормального и естественного «сказал» и «спросил» разбрасывает горстями «вскрикнул», «возмутился», «заорал», прошипел», «хрюкнул»... Как будто «Призраки Осени» прочитал, ибо в первой части произведения (процентов 40 от начала повести) диалоги именно так и написаны. Просто образцовый пример того, как не надо делать. С точки зрения мэтра. А также здравого смысла и хорошего литературного вкуса.

Невозможно не упомянуть многообразные авторские метафоры, неожиданные сравнения и уподобления! Ах — или, скорее, ох!.. Как пряности в блюдах на восточном базаре — лишь бы поболее, позабористей и поэкзотичнее. И, боюсь, с той же целью — замаскировать недостатки самой основы блюда. Ибо она часто оказывается... очень так себе, как говорится. Помните бессмертное «ни слова в простоте не скажет — всё с ужимкой»? Так вот, ради вышеупомянутой «ужимки» автор частенько жертвует не только внятностью повествования, но и смыслом самой метафоры — лишь бы звучало кра-а-асиво. Хотите пример? Извольте. Известно выражение: нечто «бросилось в глаза». Но так говорят все нормальные сограждане — значит, нашему боярину подобным образом изъясняться невместно. И потому у него в одном из эпизодов некий объект «уколол глаз» наблюдателя. И это было бы даже хорошо, будь описываемое нечто колючим или хотя бы острым — увы, это отнюдь не так. И возможная сила необычной метафоры превращается в её слабость, в вычурность ради вычурности. И так — по всему произведению. Искусственный, манерный язык, кажется, становится неотъемлемым свойством текстов Некрасова.

И при всём этом персонажи (скажу мягко, чтобы совсем уж автора не обижать — подавляющее большинство героев) — плоские, как подносы, и похожи друг на друга почти так же, как горошинки в стручке. Все они очень-очень плохие люди — ну, кроме тех, которые привидения. А ведь даже призракам следовало бы всё же придать хоть какой-либо объём и хотя бы минимальную индивидуальность... К тому же автор присвоил каждому действующему лицу ещё и по кличке (помимо имени) и со старательностью семинариста в любой сцене чередует для них имена и прозвища (а то — и ещё какие-нибудь обозначения). А так как манера говорить и прочие повадки у героев сходны до полной неразличимости, то порой просто теряешься: сколько же человек (призраков) участвует в сцене (особенно поначалу... потом просто отказываешься от попыток понять это...).

Но, по крайности, в первой части повести есть хотя бы то преимущество (по сравнению с «Золотой пулей»), что страницы не сочатся кровью и иными телесными выделениями, над оными листами не вьются трупные и навозные мухи, а число трупов на абзац произведения не превышает количества слов в оном. Увы, ближе к середине книги данное преимущество испаряется — и далее текст эффективно вызывает вполне реальные рвотные позывы. Подобное вполне оправданно и даже необходимо, ежели служит решению важной художественной задачи (как, например, в «Карателях» Алеся Адамовича или «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева). В данном же случае это просто излюбленный автором способ шокировать читателя и критика — и хотя бы этим привлечь их внимание. Однако использование подобных сильнодействующих средств всуе — приёмчик весьма дешёвый.

Надо отметить, что в каждой из трёх частях, на которые «естественным» образом разбивается книга, авторская речь меняется. Что, в принципе, плюс, т. к. свидетельствует об определённой литературной изощрённости творца.

Первая часть написана почти аскетическим (по меркам Ю. Некрасова, конечно) языком. Т. е. количество метафор можно назвать разве что чрезмерным (не более). Увы, диалоги здесь страдают размножением глаголов-вредителей и излишком синонимов.

Вторая часть (тоже, как и первая, занимающая примерно 40% объёма повести) характеризуется чудовищной избыточностью в части цветистости языка — избыточностью, доходящей до манерности и безвкусия.

Оставшиеся же процентов 20 произведения соединили черты (увы, худшие) первых двух частей. Т. е. на бесполезное и бессмысленное нагромождение синонимов в диалогах наложилось безумная пестрота (зачастую не слишком подходящих, не особенно удачных) метафор.

Если говорить об оценке за произведение в целом, то выставил бы ему «три», но ввиду очевидной отваги автора, выбравшего именно меня в качестве рецензента (т.е. по причинам, не имеющим отношения к собственно литературным достоинствам повести) добавлю ещё балл. Итого — 4. Из 10.

Одно знаю точно: ни при каких обстоятельствах более никаких произведений Юрия Некрасова — а заодно и Шимуна Врочека — читать не стану. Ни в соавторстве, ни по отдельности. Знакомства с двумя книгами одного и одной книгой другого для меня более чем достаточно.

В этой книге Пратчетта щедро «намешано» много разных тем. К примеру, начало — замечательная зарисовка об обучении и сдаче выпускного экзамена в гильдии убийц — кому-то хватило бы идеи на некий аналог «Гарри Поттера», а для великого Терри это — лишь вступление в настоящую историю.

Лав стори, которая тоже, кажется, намечалась, была оборвана внезапно — как и бывает часто в жизни.

Замечательно показано, что истинные боги совершенно не нужны их жрецам и даже им мешают — жрецам нужна лишь слепая вера. Очень актуальная мысль — в том числе, в нашей стране. Может быть, в нашей стране особенно.

Также наличествуют многочисленные игры с математикой и логическими парадоксами — чтобы их понять, неплохо бы знать, например, некоторые апории Зенона. Впрочем, Пратчетт вообще пишет для людей начитанных. А вот математику знать и понимать совершенно не требуется: все математические рассуждения — просто симуляции. Как профессиональный математик утверждаю. Не случайно лучший математик Диска — верблюд (уточняю: большинство известных мне математиков — не верблюды... козлы, правда, попадаются...). Впрочем, имитация сделана недурно — для неспециалистов и убедительно, уверен.

Однако главная тема книги — это тема ответственности за своё дело... даже если это дело вам навязали вопреки вашему желанию. Тема пожертвования, которая просто наряжена в крайне легкомысленные одежды. Короче, мы опять имеем дело со «сказкой для умных» — т.е. по определению эта историия предназначена не для всех... как и творчество Пратчетта в целом. Тут один сердитый автор попенял Терри за то, что ему, автору коммента было не смешно. И даже 2 поставил. Так я бы посоветовал этому критику не серчать: просто эти истории не для вас. Почитайте тогда Асприна, что ли...

В Анк-Морпорке всё хорошо и спокойно: торговцы торгуют, воры воруют, патриций правит, волшебники занимаются своими внутренними делами (в процессе понемногу ликвидируя друг друга — без злобы и ненависти, из сугубо карьерных соображений). При этом чего волшебники стараются ни в коем случае не делать — так это как раз волшебство: и запасы его в мире тают, и хлопотно это, и опасно.

И вот в этот прекрасный тихий мир врывается восьмой сын волшебника (который, понятно, тоже был восьмым сыном — и притом не захотел соблюдать целибат) — чудотворец, конечно. И чего сообщество волшебников — да и планета в целом — не может вынести, так это невероятной мощи магия, которая хлынула в реальность.

К счастью, нулевых способностей волшебник Ринсвинд, гиперсексуальная профессиональная воровка Канина (дочь самого Коэна-варвара, не хухры-мухры!), слабосильный, но отважный герой Найджел Голозад и великолепный Сундук противостоят Абокралипсису, а Четыре Всадника относятся к миссии спустя рукава...

Одно из самых феминистских произведений цикла «Плоский Мир».

Что делать девушке в обществе, в котором профессии делятся на мужские и женские, если она желает овладеть профессией, так сказать, «мужской», но ей, несмотря на поистине выдающиеся способности, не предоставляют даже малейшего шанса? И, что характерно, существующее положение вещей защищают не только мужчины, но и женщины (в лице такой незаурядной личности, как матушка Ветровоск).

В данном конкретном случае речь идёт о профессии волшебника и о девочке по имени Эскарина Смит. А что она вместо того, чтобы послать такой мир к чертям, спасает его от гибели — так это Плоскомирью просто повезло, что Эскарина оказалась хорошим человеком. Могло бы и как у Кинга в «Кэрри» случиться...

Турпоездка Двацветка продолжается — естественно, в сопровождении личного экскурсовода (немного нахлебника, немного телохранителя — довольно трусоватого телохранителя, надо сказать — и, пожалуй, уже и друга) Ринсвинда — единственного на диске волшебника, который не умеет творить заклинания... совсем ни одного. Зато есть одно мощное заклинание, которое может произнестись им — и очень хочет это сделать... с весьма разрушительными для Диска последствиями.

В этой книге мы впервые встречаем престарелого героя — Коэна-варвара (для тех, кто не знает этого: «Коэн» — то же, что «Коган» — весьма распространённая чисто еврейская фамилия, создающая у англоязычного читателя комический эффект... хотя были, между прочим, и Иуда Маккавей, и Самсон). Он как раз совершает ряд подвигов (несмотря на геморрой, артрит и больные колени) и в очередной раз женится на юной девице.

На небо восходит багровая звезда, и мир, видимо, вскоре погибнет — или всё-таки нет?

В этой книге и Ринсвинд, и мы с вами прощаемся с Двацветком. Но не стоит огорчаться — Сундук останется с нами — по-прежнему хитрый, опасный, плотоядный и неуничтожимый! И за что мы его так любим?!

Итак, начинается одна из самых прославленных саг в истории фэнтези.

В центре повествования — неудачливый, трусливый, совершенно бездарный — и притом неубиваемый (ибо привык выживать в любых обстоятельствах) волшебник Ринсвинд -субъект, чья суть прямо противоположна понятию «герой»; первый в истории Плоского Мира турист Двацветок (которого по различным депешам, присланным с его родины, надо во что бы то ни стало защитить от всех напастей — или обязательно убить); непостижимый, невероятно полезный и чудовищно опасный Сундук с множеством маленьких ножек, изготовленный из груши разумной — непререкаемый любимец всех поклонников Толкина. Помимо них, мелькают ещё безымянный патриций Анк-Морпорка (внимательный читатель не упустит упоминания многочисленных подбородков патриция — то ли это ещё не Витинари, то ли после выхода в свет первой книги цикла патриций весьма похудел);коррумпированная и трусливая городская стража (тут порядок будет наведён позже); тролли (пока ещё они при свете солнца обращаются в камень... позже автор изменит это); Хрун-варвар (не появится в более поздних книгах ни разу, ибо его заменит куда более харизматичный и оригинальный Коэн-варвар); разнообразные злодеи, убийцы и прочие искатели приключений на свою голову; прекрасная варварка-убийца в эротическом бронебелье, возглавляющая отряд ассасинов; принцесса — куда ж без неё в приличном квесте; всадники крылатых драконов; храм злобного бога; демон; космический корабль, упавший за край Диска с главными ггероями на борту (один всё же внутри, а вот Ринсвинд; боги Плоского Мира — крупные и помельче; и, наконец, Смерть во всём Его великолепии.

Хотите узнать, что автор приготовил из этих ингредиентов — читайте книгу.

Цикл «Плоский Мир» Терри Пратчетта — возможно, лучшее, что произошло в фэнтези после Толкина (на минутку остановлюсь здесь: когда я думаю про то, что наследники, выполняя волю покойного, уничтожили все его наработки, черновики, жёсткий диск и т.д., у меня сердце кровью обливается... чудовищное варварство... не смогли нарушить обещание — так оставьте где-нибудь в сейфе на усмотрение будущих поколений, которые будут лучше нас...).

А «Движущиеся картинки — возможно, самая эмоциональная из книг цикла. Как и во всех остальных книгах Пратчетта, здесь в помине нет уморительно смешных шуток (за этим к Глену Куку, Фредерику Брауну... да хоть к Ильфу с Петровым или Гашеку — а в клинических случаях к какому-нибудь Задорнову). Пратчетт — не специалист по «гы-гы-гы». Его шутки из области иронии, они ориентированы на умного читателя, способного оценить тонкую иронию и блеск интеллекта — и к тому же начитанному и вообще эрудированному. Для полноценного же восприятия данной же книги крайне желательно знать историю и классику кинематографа.

А книга великолепна. Исполненная иронии, юмора, сентиментальности (без сюсюканья), ностальгии, чуть-чуть печальная, будто созданная тонким, изящным резцом по стеклу кинокамеры, она оставляет щемящее послевкусия.

Читать не всем — тонкая ирония и ставка на интеллигентность (или хотя бы интеллектуальность) читателя явно противоречит всеохватности.

«Тёмные ущелья» — книга, которую мы ждали очень долго. Она уже давно была написана автором, а российскому читателю так и оставалась доступной лишь первая книга трилогии — тогда ещё в прежнем переводе (неплохом, но хуже нынешнего) под названием «Сталь остаётся». И вдруг — прорвало! После выхода «Стальных остатков» 2-я и 3-я книги были изданы по-русски менее чем за один год (и это — несмотря на внушительную толщину 3-го тома). Хочется спросить — что же раньше мешало?!

Так вот — ждать пришлось аж с 2008-го, но это того стоило.

Яркие персонажи (главных героев, собственно, трое — выше в другой рецензии сказано, что их двое, но автор оной явно позабыл про Драконью Погибель). Они представлены читателю столь ярко и убедительно, что их начинаешь воспринимать как живых, реальных людей, сочувствовать, испытывать печаль.

Однако и второстепенные персонажи не картонны. Произведение объёмное, многофигурное, глубокое, местами жестокое — какой и должна быть «тёмная фэнтези». Замечательный, яркий, образный язык (не могу не отметить прекрасный перевод). Отсутствие всяческих табу.

Кстати, об этих самых табу: крайне не рекомендую читать трилогию людям, для которых моральные нормы замёрзли где-то на уровне 19 века, а сокращение ЛГБТ является ругательным словом. Гомосексуальные сцены во всех трёх книгах представлены широко, разнообразно, выписаны крайне чувственно, а вот гетеросексуальные почти всегда сводятся к той или иной разновидности изнасилования. Короче, господа пуристы, карманные наши савонаролы, вас тошнить будет.

Какое счастье, что из всех книжек наши депутаты читают только сборники собственных речей (ну и сборники выступлений орла нашего бункерного, полагаю...) — иначе эту трилогию уже отовсюду изымали бы под вопли соловьёвых и милоновых...

А нормальным людям — читать обязательно! Как я вам завидую — я-то уже...

Простите, я что-то не понял: какое вообще имеет значение, гей главный герой или нет?

В блистательной трилогии Ричарда Моргана ГГ — супергей. И ещё одна важнейшая героиня — лесбиянка. И что?

Мне хотелось прочитать отзывы нормальных людей и понять, стоит ли скачивать эту книгу. Нашёл таких только два из четырёх имеющихся и понял — явно не стоит.

А если у кого подгорает насчёт темы гомосексуализма, то, может, стоит себе другой сайт поискать — среди единороссов и коммунистов вы легко найдёте единомышленников. А то начало как-то в Фантлабе из-за ксенофобов и гомофобов пованивать. Неплохо бы проветривание устроить...

Людмила Петрушевская — один из самых талантливых и замечательных современных российских писателей. Выход каждой очередной её книги — это событие. А в данном томе 5 текстов (треть всего объёма) публикуются впервые, ещё несколько были ранее разбросаны по разным книгам, находясь там среди «просто» прозы.

Именно сборников пьес Петрушевской немного, а ведь, будучи представленной «компактно», драматургия вообще — а драматургия Людмилы Стефановны в особенности — играет особыми красками и воспринимается наиболее адекватно.

Поэтому эту книгу непременно следует приобрести как поклонникам творчества Петрушевской (к коим отношусь и я), так и тем, кто ещё только хочет познакомиться с её уникальной драматургией.

К недостаткам книги можно отнести немногочисленные очевидные опечатки, причём почему-то в старых, хорошо известных текстах. Если говорить конкретно: в списке действующих лиц пьесы «Московский хор» выпало несколько слов, из-за чего два персонажа (аккомпаниатор Дора Абрамовна и староста хора Скорикова) слились в одного — «Дору Абрамовну Скорикову, старосту» (только в этом списке, не в тексте самой пьесы, понятно); в пьесе «Балкон ку-ку» первая реплика одного из персонажей (Владимира) «приписана» другому (Серёже).

В остальном в сборнике всё прекрасно, корпус текстов интересный, гармонично сочетает старые и относительно новые пьесы и, повторюсь, очень хорошо представлена драматургическая сторона многогранного таланта Людмилы Петрушевской.

И нельзя не отметить яркую, броскую — и притом без какого-либо дурновкусия — обложку книги.

Если подытожить — весьма рекомендую.

И вновь издан перевод Лунгиной — наиболее любимый читателями, но и весьма неточный. Насчёт искажений в данном переводе «Карлсона» в Сети можно найти немало статей.

Например, об этом сказано здесь (хотя автору перевод Лунгиной вообще-то очень нравится):

http://magazines.russ.ru/inostran/2009/7/ma18.html

здесь (тут целая дискуссия со сравнением переводов):

http://www.trworkshop.net/forum/viewtopic.php?f=35&t=62891

здесь (очень серьёзное исследование, сделанное специалистами-переводчиками):

https://gul.gu.se/public/pp/public_courses/course38949/published/1271254829023/resourceId/15183777/content/Olesya-Samuelsson.pdf

И это лишь то, что я нашёл сразу, «навскидку». А сколько я встречал такого рода заметок, не занимаясь их специальным поиском!..

Резюмируя всё написанное в разных местах по поводу талантливого, но не слишком точного перевода Лунгиной, необходимо сказать: Лунгина дала советскому/российскому читателю совершенно не того Карлсона (на самом деле — Карлссона), которого создала Линдгрен. «Исходный» Карлссон — довольно злой и крайне самовлюблённый озорник, а не весёлый и добродушный шутник-нарушитель запретов, которого знаем мы. Шведы любят книгу, но не любят самого Карлссона (это широко известный факт; не зря в их магазинах только теперь — сугубо для российских туристов — появляются изредка игрушечные Карлссоны; ещё недавно их там не было вовсе — ввиду полного отсутствия общественной потребности). Да, «наш» Карлсон несравненно симпатичнее, по — воля ваша — я хочу читать точные и адекватные переводы, соответствующие авторским и стилю, и идеям. Блестящий перевод Лунгиной к таковым не относится (кстати, и имена в угоду удобству произношения не стоит искажать; Карлссон, а не Карлсон; Пиппи, а не Пеппи и т.д.).

Поэтому я продолжаю ждать нормального и качественного перевода своего любимого «Малыша и Карлссона». Ждать и надеяться...

А оценку 10 я ставлю исходной трилогии; переводу Лунгиной выше 7 не поставил бы...

Замечательная книга! Остроумно, тонко — как и всё, созданное мэтром. И весело.

Удивительно, что даже сейчас, когда на русский переведено всё остальное, созданное Пратчеттом, эта книга не имеет официального перевода. Впрочем, есть, как минимум, один любительский, достаточно неплохой, и его нетрудно найти в Сети. Весьма рекомендую это сделать.

И всё же странно. Издатели, где вы, ау!..

Прочитав рецензию Василия Владимирского и многочисленные отзывы на данный роман, не могу не внести и свои пять копеек в этот поток. Тем более, что похвалы кажутся лично мне чрезмерными, чуть ангажированными и не вполне конкретными, а ругань некоторых — избыточной. Ну в самом деле: «ведь именно таким должен был быть Кинговский «Стрелок»» (цитата из одной 10-бальной рецензии). Окститесь, господа: не Кингу учиться писать у Врочека и Некрасова. Ну смешно же, ей-богу! Господа рецензенты: хотите похвалить — так хвалите, но имейте же ещё и совесть (да и литературный вкус не помешал бы)! Не дай бог кинговскому «Стрелку» походить на данный роман. Да и авторам, надеюсь, было неудобно подобное читать: всё же именно в стилистике «Стрелка» выдержана первая (лучшая) часть «Золотой пули».

А теперь от истерических похвал некоторых адептов перейду к собственно роману.

Прежде всего не могу не отметить энергетическую мощь произведения и умение Врочека и Некрасова создавать сильный видеоряд. Тут и многочисленные яркие сравнения (порой «на грани фола»), и незатасканные словесные конструкции (увы, перемежающиеся с — пусть и редкими — штампами; похоже, авторов до того быстро нёс поток их собственного произведения, что на «вычитывание» часто не хватало времени и сил), и неожиданные эпитеты — правда, точность и уместность частенько приносились в жертву оригинальности. Однако, во-первых, язык не всегда адекватен описываемому (повторяются сравнения — про подол тьмы, например; порой встречаются чисто речевые корявости и несогласования определений с существительными по роду последних и т.п.); во-вторых, мне кажется, что в «серединной» (и самой большой) части произведения мяса и внутренностей всё же многовато, и они, как бы это помягче выразиться... перестают работать. Т.е. вместо мощного воздействия оказывают тошнотворное. А это вряд ли хорошо. Тонны мяса, костей и внутренностей, вываленных на читателя, из средства художественного взаимодействия с читающим превратились в самоцель. Такое ощущение, что не только главный герой, но и сами авторы не смогли выйти из боен. Да, так бывает, что писатель настолько упивается собственным творением, что уже не чувствует, когда пора остановиться. Но мне как читателю этот ливер за что?! Художественные причины уже отработаны многократно, а мясорубка всё крутится и крутится... Да ещё и периодически содержимое помойного ведра выливается доверчивому читателю на голову. И опять-таки: всё это вполне допустимо — и даже обязательно порой — в случае художественной обоснованности. А её-то здесь явно недостаточно.

И ещё один момент: частенько не вполне понятно, что происходит. Я довольно опытный читатель, имею многие сложные произведения на своём, так сказать, счету и потому имею наглость утверждать: причина не в моей недостаточной квалификации, а в определённой смысловой невнятице, вообще присущей данной книге. Авторы прекрасно понимают, что именно происходит в данный момент в их книге, но творят столь стремительными, резкими, широкими и сочными мазками кисти, что не всегда отдают себе отчёт в том, что до читающего картина доходит не полностью, воспринимается им иначе, чем осознаёт её писатель.

Уровень замысла и нерядовой характер исполнения романа, безусловно, чувствуются. Но потому и критерии оценивания выше, чем применяемые к средненьким российским фантастам (которых, впрочем, лично я читать не стану). Сравниваю с лучшими, ибо Врочек и Некрасов, надеюсь, к такому сравнению и стремятся... В мутном (в основном) потоке современной российской фантастики «Золотая пуля», безусловно, выделяется и запоминается. Однако читателю с традиционными вкусами или сильным рвотным рефлексом (и я здесь отнюдь не о качестве произведения говорю; речь идёт о чистой физиологии) я бы роман ни в коем случае не порекомендовал. Книга сугубо экспериментальная и исключительно в качестве таковой должна рассматриваться и оцениваться.

По поводу еврейского юмора позволю себе не вполне согласиться. Да, имеет место и порой (но не всегда!), возможно превалирует именно еврейский юмор (что поделать: автор, лирический герой и сам Лёва — именно что да). Но, в основном, юмор здесь общечеловеческий. Насколько здесь он вообще присутствует, конечно...