Нынче снежно, и метёт со страшной силой,

а до этого морозило — как здрасьте.

Не сочувствуй, я не жалуюсь, Василий.

Снег зимой — не наказание, а счастье.

В нём бредёшь, бразды пушистые взрывая,

хвост трубой, вибриссы дыбом, шерсть искрится.

Снег, Василий, штука, в целом, мировая.

И мороз. Но не тогда, когда за тридцать.

=^‥^=

Посылаю фунт сушёной рыбьей спинки:

голавли, язи; копчёную миногу.

Как там Марс, Василий? Яблони, тропинки?

Расплодились грызуны? Пора б, ей-богу.

Всё мяучишь о несбывшемся, вчерашнем?

Брось, Василий. Память, грёзы — суть, пустое.

Вместо тысячи вопросов о пустяшном

только: "Мыши, где купить и сколько стоят?"

=^‥^=

Пусть и впрямь, Василий, лапки — это клёво,

но позволить когти стричь — ужасно глупо.

Если выпало родиться мышеловом,

лучше снег в России, чем на Марсе купол.

Знаю: блохи, псы, машины. Куклачёв. Но

за пичужку, что сожрал, не сунут в клетку.

Да, котят в России топят. Чаще чёрных.

Тех, кто выплыл — холостят довольно редко.

=^‥^=

Помнишь Мурку из подвала? С рыжей спинкой?

Ты с ней спал ещё на пне за гаражами.

Не поверишь, оказалась абиссинкой!

Так-то, Вась. Теперь в питомнике. Рожает.

Ты вернулся бы, Василий, право слово.

Что в том Марсе? Сушь, песчаные пиявки.

Ни мышей, ни крыс для доброго улова.

Прилетай. Жуков поищем в летней травке.

=^‥^=

Снегопад утих, спускаются потёмки.

Я – к дверям, сопровождаемый рабыней.

На ходу играю бантом на тесёмке,

там слова с неясным смыслом «Старший Плиний».

«Книга первая. Вселенная и космос».

Уроборос символизма, да, Василий?

Двери настежь. Млечный Путь раскинул космы

Над котами, над снегами, над Россией.

Старшие товарищи настоятельно рекомендуют делать анонсы книг везде, куда дотянешься. Решил последовать совету.

На Автор Тудей начал выкладывать роман "Закопай поглубже", он же "Конклав ночи. Охотник" в издательском переложении. Кто имеет желание, может заглянуть, полюбопытствовать.

https://author.today/work/105384

Новогодняя сказка для взрослых

1.

Ты собрался на Полюс.

Накидавшись, как сволочь, мастеришь себе лыжи и шагаешь на полночь.

Ты идёшь перелеском, переулком, просёлком, ты глядишь олененком, но скалишься волком. Ты сатир, Казанова, снеголюб, шалунишка, хрен с горы в лапоточках и кургузом пальтишке. Себастьяно Перейра, Винни Пух, Чудо-юдо, капитан Очевидность или просто Иуда, – без подков на копытах, без креста под рубахой. С настроением похуй, в направлении на хуй, вот уже на биплане из фанеры и шёлка ты летишь – не по карте, а по синим наколкам. Пусть наколки корявы как куриная пропись, ты к исходу недели прилетаешь на Полюс.

Полюс стелет не мягко, лупит снежной картечью, выбивает из сердца всю любовь человечью. Выбивает из чресел демонический искус. Полюс, детка, не фраер, вмиг оформит прописку. Полюс спросит, приятель, и попробуй замяться – ледяными руками пропальпирует яйца, ледяными губами выпьет жизнь до глоточка. Но с тобой не прокатит. Ты же русский! И точка.

Ты всё в том же пальтишке, борода вместо шарфа индевеет под ветром и звенит будто арфа. Ты глядишь исподлобья сквозь лоскутья метели, отмечаешь, как льдины вдалеке заблестели, достаёшь из биплана молоток и стамеску и походкою лунной отправляешься к блеску.

[Не рассказ, не поэма, снегопанк и химера; приготовиться, ахтунг! Дальше — смена размера.]

2.

Под ногами кипит как скверна ледовитое море смыслов. Ты ж не рыбарь – ловить их, верно? Так ебись они коромыслом. И пока под фанфары Вивальди музыкантов, играющих в ящик, буря мглою херачит пенальти чем-то очень неподходящим (это шарики фалафели или шарики из мошонки), – Новый год в тебе тихо зреет, точно как Рождество в индюшонке. Зреют свечи, хлопушки, конфеты, золотые шары и шишки...

А тебе-то и дела нету. Ты, в распахнутом настежь пальтишке, без отброшенных рукавичек, с потемневшей от пота чёлкой что-то лепишь из снежных частичек. Получается, вроде, девчонка. Получается, знаешь, Снегурка! Взгляд, коса, по подолу рисунок...

Но тебе интересней фигурка.

Ты намерен ей тупо присунуть.

Для того ль ты стремился сквозь вьюгу, чтоб разглядывать эти узоры? Ты мечтал отыметь эту суку! Чтоб в студёную зимнюю пору под метель и стаккато озноба, чтоб на самой вершине планеты этак рухнуть с размаху в сугробы, этак слиться в борьбе как атлеты, и со смехом, как юные геи, кувыркаться как выдры в потоке. Сатанея, пьянея, синея, потому что морозы жестоки. Потому что лишь белый да синий – вот цвета в здешней гамме суровой. Да ещё, как от века в России, – ярко-алый да густо-багровый.

А Снегурка всё слаще да краше, всё полнее лилейные груди. Ты же, в пигмалионовом раже, ищешь жизнь в этом дивном сосуде. В этой твари, желанной до дрожи, в этой Весте детишек и пьяниц...

Тут внезапно на искристой коже проступает нежнейший румянец.

[Полюбуйтесь-ка твистом и сюжетною аркой! Смысл уносит со свистом за Урал и в Игарку. Через час в стратосфере, через сутки в Вальгалле. Снова смена размера. Are you ready? Погнали.]

3.

Она шлюха, блондинка и квочка. В перспективе, выходит, святая. Здесь по логике вроде бы точка, но по совести – запятая, ведь на логику клали мы заструг, а на правила – заструг с торосом. А Снегурка смеётся: – Ну, здравствуй! И глядит на тебя с вопросом. Тут догадка тебя с маху глушит, будто рыбину в нерест медведко: ты из снега слепил не подружку, ты слепил себе внученьку… дедка. Враз бородка становится гуще, вмиг пальтишко становится шубой, и в мешке – не бухло, а игрушки. Ну, а хули ты думал, голуба?

Ты же чувствовал, только не верил, ты же знал, но капец как боялся, и ломился в открытые двери и рядился в шута да паяца. Но нельзя обмануть русский Полюс, он сдирает кривлянье как кожу в пору линьки – питон или полоз. Он не шутит. А я подытожу.

Коль назначен судьбой в Дедморозы, но как дурень попёр в Казановы, окропит заструга и торосы ярко-алым да густо-багровым. Вьюга след заметёт, похоронит и пригладит сугроб воровато. Но ведь были же внучка и кони, ёлка, санки и сладкая вата. Но ведь были сосульки, гирлянды, хороводы и детская радость, фейерверк, конфетти и куранты.

Впрочем, что значит – были? Остались.

Внучка посох вручает и шапку: – Твой биплан дожидается, деда. Ты хватаешь Снегурку в охапку. – Так летим. С Новым Годом, планета!

На прошедшей "Рваной грелке" занял первое место.

Тема была задана Кэтрин М. Валенте и звучала так: "Watch what you say; the wolves will hear".

Рассказ писал просто в удовольствие, потому и резвился вовсю. Сюр, стёб, постмодернизм. Подобное на "Грелках" не особенно популярно, однако в этот раз людям понравилось, чему я несказанно рад.

Движок конкурса ещё не убрал тексты в архив, поэтому взглянуть на рассказ можно по ссылке:

http://www.leningrad.su/makod/show_produc...

Там же можно прочитать и другие рассказы финала. Мне больше других понравились "Воробьиная тишина" и "Прощай, оружие!"

Выждав два года с момента завершения рукописи и поняв, что дольше этого срока томить читателей без волшебства нашего текста недопустимо, мы с Олегом Никитиным решили опубликовать продолжение «Боевого устава гоблина» в электронном виде.

Роман «Боевой устав эльфа» выложен на Литресе.

http://www.litres.ru/aleksandr-sivinskih-...

Соавтором обложки выступил известный французский гравёр и живописец Гюстав Доре, который полтораста лет назад изобразил один из самых напряжённых эпизодов нашей книги на гравюре «Левиафан». Спасибо, господин Доре, что резец положили на ублюдочные санкции Евросоюза против русских.

В романе продолжается история героического пути сержанта Фёдора Стволова и его американского друга – афроорка Зака Маггута – в мире Старших Народов. Сейчас парням предстоит спуститься в Подтеменье, дабы вырвать гоблинское золотишко из цепких лап драу. Ну а там внизу тёмная магия, монстры, некроманты, матриархат и вообще полная украина. Весело будет всем. Нам, когда писали, было.

Кроме того, на странице Самиздата http://samlib.ru/editors/s/siwinskih_a/ я начинаю выкладывать собственную редакцию романа под названием «Золото Нижнего мира» – чисто фэнтезийную, жёстко порезанную, лишённую привязки к первой части и намёков на «попаданчество». Даже ватник Федя Стволов становится Федром Твердостволом, воспитанником семейной пары друида и кентавриды.

Заливаю по главам, одна неделя – одна глава. За четыре месяца должен управиться.