Довольно мрачный и жестокий рассказ. Читатель попадает в круг маргиналов из криминальных слоёв общества недалёкого будущего. Технологии дошли до того, что стало возможным, начиняя головы людей какой-то электронной хренью, превращать их в своего рода психических киборгов. В одних случаях это единственный способ сохранить человеку жизнь (как в ситуации с главным героем-рассказчиком), в других – способ сознательно изуродовать человека, например, превращая женщин в машины для удовлетворения извращённой похоти или,

Впрочем, за исключением такого фантастического допущения, описанный мир не так уж и отличается от современной реальности.

На таком безотрадном фоне единственным светлым пятном будут только постепенно возникающие между двумя главными персонажами странные отношения, которые – за неимением лучшего слова – приходится назвать дружбой.

Финал рассказа несколько скомкан и оставляет читателя в неопределенности:

Изложение ведётся от лица главного персонажа, специфический сленг которого, наверно, доставил немало трудностей переводчику. Но, похоже, А. Жикаренцеву удалось с ними справиться.

По сравнению с уже прочитанными мною романами Гамильтона («Звёздные короли» и «Возвращение на звёзды») – это произведение гораздо более низкого уровня.

Главный его недостаток – мало чем привлекательный главный герой. Обладающий большой физической силой (вследствие жизни на планете с повышенной гравитацией), храбрый, не падающий духом ни в каких обстоятельствах – истинный сын своего племени космических пиратов. Вот и всё. В ходе чтения я с нетерпением ждал, когда этот не вызывающий особых симпатий персонаж проявит хоть какое-то качество или сторону своего характера, которые бы могли «зацепить» меня как читателя, – но так и не дождался. В самом начале упоминается, правда, отсутствие у Чейна склонности убивать без крайней нужды, что отличает его от «настоящих» Звёздных Волков (ведь он всё же по происхождению – землянин) и приводит к конфликту с ними, но только этим упоминанием дело и ограничивается.

Кстати, Звёздные Волки – по их образу жизни, мировоззрению и морали – на самом деле не столько пираты, сколько этакие космические викинги (вот только абсолютно не склонные к каким-либо территориальным завоеваниям).

Не слишком-то увлекает и достаточно простая фабула, без особых острых поворотов. Герой попадает в какую-либо неприятность или получает очередное задание, выпутывается из неприятности или выполняет задание, переходит к следующей задаче – и так далее.

Остальные – второстепенные – персонажи (за исключением разве что Дилулло – капитана наёмников) совершенно безликие и незапоминающиеся. Для этого «космического боевика» не требуются и персонажи женского пола (лишь Ланиах продержится несколько страниц).

Вообще, развитие линии Чейн–Дилулло – по-моему, самое психологически интересное в романе (хотя и догадываешься об этом не сразу).

Ближе к концу напряжение действия немного возрастает.

Любопытны изображённые в романе пришельцы – «учёные, собиратели всего сущего» со своей цивилизацией, столь не похожей на человеческую: без страданий, войн и насилия. Их вид «эволюционировал в очень благоприятных условиях, где у них не было врагов и где им не приходилось бороться за существование». Но с научной точки зрения, мне кажется, подобное невероятно: раз нет борьбы за существование, то нет и эволюции, невозможно развитие психики и возникновение интеллекта.

Кое-кто из членов команды наёмников, по всей видимости, догадывается о том, кем на самом деле является Чейн, – но ни к какому драматическому обострению ситуации это не приводит.

Возможно, этот роман следует рассматривать всего лишь как «введение», первую часть цикла о Звёздных Волках и он не может быть правильно оценён без знакомства с последующими произведениями?

Пока ставлю весьма низкую оценку. Ещё бы немного хуже – и я бы мог сказать, что жалею о потраченном на это «чтиво» времени.

Этот рассказ – датированный 1948 годом – был впервые опубликован лишь в 1954 году (в 1-м номере журнала «Знание – сила»). Это само по себе уже вызывает вопросы – и о причинах задержки, и о том, что отражавший ситуацию 1948 года рассказ уже стал частично анахронизмом в 1954 году.

1948 год. Монополия США на атомное оружие. Американцы не делают тайны из своей атомной программы. Например, на взрывах 1946 года на атолле Бикини присутствовали и представители Советского Союза. Фото- и кинорепортажи с испытаний быстро расходятся по всему миру. Отныне изображения атомного «гриба» навсегда запечатлелись в сознании сотен миллионов людей как отражение грозящей всему человечеству смертельной угрозы. (Впрочем, продемонстрированная в Париже через четыре дня после первого взрыва на Бикини новая модель купальника получила идентичное название – в массовой психологии и то, и другое было одинаково ошеломляюще по своей взрывной силе.)

Советский Союз пока ничего не может противопоставить американскому сверхоружию. Остаётся только публично осуждать поджигателей новой войны, выступать за международный контроль за ядерной энергией, содействовать созданию разного рода международных общественных антивоенных организаций и движений, организовывать пропагандистские форумы и т. п. (Так, первый Всемирный конгресс сторонников мира прошёл в апреле 1949 года в Париже; ср. Конгресс защитников мира, на который едет Инценга).

В это же самое время – в обстановке полной секретности – советские учёные, конструкторы и инженеры напряжённо работают над созданием своего атомного оружия. Незаменимую информацию даёт разведка. Трудом огромного количества людей в разных районах страны создаются соответствующие научные и производственные объекты. (Видимо, по крайней мере некоторые из них строились с привлечением труда заключённых).

К 1954 году ситуация существенно изменилась. Первая советская атомная бомба была взорвана (на полигоне под Семипалатинском) 29 августа 1949 года. Мы раньше, чем США, сумели создать и испытать первую водородную бомбу (12 августа 1953 года). Американцы смогли сделать это только 1 марта 1954 года (на том же Бикини). Конечно, в нашей пропаганде советская Бомба изображалась исключительно как вынужденный ответ американскому империализму.

Развёртывавшаяся одновременно с советской атомной программой ракетная программа (со временем переросшая в ракетно-космическую) всё ещё оставалась в полной тайне (по крайней мере, от собственных граждан). Успешное испытание первой межконтинентальной баллистической ракеты СССР осуществит в августе 1957 года (и 26 августа об этом будет объявлено официально).

В 1946–1949 годах – т. е. во время, примыкающее к написанию рассказа, Ефремов работал в экспедициях в Монголии, носивших, видимо, исключительно палеонтологическую направленность. Возможно, благодаря своим контактам среди геологов он мог располагать какой-то информацией, например, об усиленных поисках урановых руд, а о чём-то мог бы просто догадываться. Но это всего лишь предположения.

Совершенно естественно, что написанный Ефремовым рассказ всецело укладывается в общую пропагандистскую схему своего времени. Это вполне идейно выверенное произведение, самое, видимо, «просоветское» в творчестве Ефремова.

Конечно, сейчас – спустя шесть десятилетий – рассказ выглядит тенденциозным и прямолинейным. Малоуместна и почти комична фраза о Ленине. Первые два абзаца рассказа показались мне словно позаимствованными из «Архипелага ГУЛАГ»…

Тем не менее язык не поворачивается назвать рассказ «агиткой». Слишком уж важна – жизненно важна – была тема произведения. И к тому же талант автора проявляет себя, прежде всего в убедительном и зримом описании географической обстановки.

Сам Ефремов в 1972 году отмечал, что описанное в рассказе техническое решение проблемы запуска ракет (по наклонным направляющим) полностью устарело технически.

В рассказе упомянут некий «знаменитый физик, лауреат Нобелевской премии и член Королевского общества» – именно он нажал кнопку пуска первой ракеты. При чтении рассказа я задался вопросом: нет ли у этого персонажа реального прототипа? Видимо, им является Энрико Ферми, разделяющий с Робертом Оппенгеймером сомнительную честь называться отцом атомной бомбы. Ферми получил Нобелевскую премию в 1938 году; правда, иностранным членом Лондонского королевского общества он стал только в 1950 году (почётным членом Эдинбургского королевского общества – в 1949), но возможно, что упоминание о членстве в Королевском обществе было добавлено автором в первоначальный текст рассказа после его написания.

Ещё одно место в рассказе, требующее для своего понимания знания конкретных исторических реалий (ныне забытых), – цитата из газетной статьи: «Мэлан отстаивает свои позиции в комитете ЮНО с прямотой и твёрдостью истинного британца». Речь идёт о Даниэле Франсуа Малане (1874–1959) – премьер-министре Южно-Африканского Союза (так тогда называлась ЮАР) с июня 1948 года по 1954 год. Именно после прихода к власти возглавляемой им Национальной партии в ЮАС в конце 1940-х годов были приняты законы, заложившие основы апартеида – политики расовой дискриминации «чёрных» и «цветных» (в частности, индийцев). Указание на истинно британскую прямоту и твёрдость Мэлана, возможно, содержит намёк на его не-британское происхождение – он был потомком французских эмигрантов-гугенотов. ЮНО – видимо, принятое в русском языке в то время обозначение ООН (по первым буквам названия United Nations Organization, хотя более распространённое в английском языке название – просто United Nations).

Итак, вновь задаюсь сформулированными выше вопросами:

– почему этот написанный в 1948 году рассказ не был опубликован сразу же, во вполне подходящей для этого обстановке?

– и почему он всё же был опубликован пять лет спустя, когда его содержание уже не совсем соответствовало изменившимся фактам международного положения?

Предыдущие рассказы Ефремова (написанные в 1942–1944 годах) были лишены сколько-нибудь явных реверансов по отношению к советскому строю и идеологии, равно как и демонстрации преимуществ (действительных или вымышленных) советской науки и техники. (Ну, разве что отдельные выражения в «Бухте радужных струй» и сам описанный в этом рассказе неправдоподобный самолёт выбивались из указанного общего фона).

Тем разительнее показалась мне при чтении рассказа Ефремова всё сильнее и сильнее проявлявшаяся в нём мысль о превосходстве советской науки и техники.

Конечно, в таком общем виде эта идея в рассказе не сформулирована. Но присмотримся к многочисленным деталям:

– сверхчувствительный эхолот, который даже нельзя сравнивать с «хьюзовским, последней модели»;

– глубоководные буи, которым завидуют американцы;

– великолепное белоснежное гидрографическое судно-«лебедь»;

– скоростной самолёт-гидроплан (часов за шесть покрывший расстояние от Владивостока до острова Агатту – 3200 км);

– мощный новый линкор, на котором вышел в море адмирал – командующий флотом;

– подводный телевизор;

– и вообще – «огромные материальные возможности» и «поддержка правительства»…

Всё это – слишком фантастично, слишком благополучно для страны, только что перенёсшей страшную и разрушительную войну.

Но всё сказанное выше – отнюдь не упрёк автору. Просто это заставляет задуматься о времени создания рассказа и о том, как он воспринимался в то время.

Рассказ впервые опубликован в середине 1944 года. Почему бы автору – вместе с первыми читателями рассказа – не помечтать немного о «счастливом и светлом будущем», которое ожидает их после войны?

Точное время событий, описанных в рассказе, не указано. Лишь два раза сказано, что со времени выступления старого учёного – Георгия Максимовича – прошло несколько лет (и он уже умер). Можно предположить, что после войны прошло лет десять. В рассказе ничто не напоминает о военных разрушениях в экономике. Мы по-прежнему в дружественных отношениях с американцами. Не колеблясь, демонстрируем им возможности своей новейшей техники – которая на самом деле была бы строго засекречена. Живущий в «закрытом» Владивостоке конструктор Ганешин запросто пишет ответное письмо в США…

Поэтому для меня рассказ интересен и ценен прежде всего как своеобразное художественное отражение надежд того времени.

По словам самого Ефремова, «основная идея и цель написания рассказа – изучение коренных пород океанического дна». Но эта идея упомянута в рассказе лишь как конечная цель деятельности Ганешина и никак не определяет сюжетную линию.

История сыграла с рассказом Ефремова злую шутку. Напомню об одном сравнительно недавнем событии.

4 августа 2005 года подводный аппарат российского ВМФ, имевший обозначение АС-28, во время погружения у берегов Камчатки в бухте Берёзовая (в 70 км от Петропавловска-Камчатского) запутался на глубине более 180 м в рыболовецких сетях и элементах подводной системы гидрофонов и не смог всплыть. Спасательная операция продолжалась несколько дней, и к ней были привлечены спасатели Великобритании, США и Японии. По воздуху из Великобритании и США были переброшены три беспилотных глубоководных аппарата «Super Scorpio» и около 70 человек обслуживающего персонала. 7 августа английский аппарат освободил АС-28. Все семь моряков, находившихся на АС-28, были спасены. 5 октября президент Путин вручил российские награды британским военнослужащим, участвовавшим в спасательной операции. (Почти вся информация – из Википедии.)

Итак, спустя примерно 50 лет после воображаемых событий, описанных в рассказе Ефремова, почти в том же районе Тихого океана происходит нечто похожее на эти события – но только «наоборот»: не советские моряки благодаря своей передовой технике и мастерству спасают попавших в беду американцев, а английские и американские специалисты приходят на помощь российским, оказавшимся неспособными самостоятельно решить эту техническую задачу. Какой советский фантаст мог бы вообразить подобное?

Замечательный рассказ. По-моему, один из лучших в творчестве Ефремова. (Правда, не имеющий никакого отношения к фантастике.)

Первый (и единственный?) рассказ Ефремова, посвящённый Великой Отечественной войне. Но с каким мастерством (я бы даже сказал – с каким изяществом, хотя это слово и кажется неприменимым к произведению со столь драматичным сюжетом) автор выводит своё произведение за рамки собственно описания боевого эпизода и поднимает его на высокий уровень обобщения – к таким темам, как извечное противостояние людей и моря, историческое предназначение русской нации…

Героизм персонажей рассказа показан без всякой патетики. Они просто делают своё дело. «Никто не испытывал страха: слишком яростна была борьба за жизнь». Как это характерно для рассказов Ефремова, проникаешься уважением к сильным и мужественным людям – героям его произведений.

Стиль близок к совершенству. В рассказе нет ни одной лишней фразы.

При описании сцены гибели парохода автор противопоставляет людей, «представляющих себе гибель судна лишь по картинкам», и тех, «кто сам видел тонущее судно». При этом несомненно кажется, что сам автор принадлежит к числу последних. Может, в ходе своей непродолжительной службы на флоте он был свидетелем подобного события?

Постоянному напряжению развития сюжета в достаточно большом рассказе способствует чётко обнаруживаемое его деление на четыре части

Сказав о том, что при посадке на плот Ильин взял с собой тетрадь с рукописью капитана «Котласа», автор больше не упоминает о ней. Однако почти в самом конце рассказа обнаруживается ясная перекличка: рассказ Кеттеринга о русских моряках на французском судне в 1817 году явно относится к теме записок капитана о судьбах русских моряков, служивших на чужих кораблях. Возможно, эта тема чем-то была важна и для самого Ефремова?

Чтение немного затрудняет обилие морских терминов. Можно просто закрыть на это глаза, а можно и навести нужные справки в Интернете, хотя это всё-таки потребовало от меня дополнительных затрат времени. (И вот я теперь недоумеваю: почему в рассказе вторая мачта бригантины названа бизанью, а не грот-мачтой?)

Вообще, именно это – первый рассказ Ефремова, в котором выразились искренний интерес и любовь к «парусной эпохе» развития мореплавания и уважение к людям парусного флота; следует учитывать, что наиболее яркое в этом отношении произведение Ефремова – рассказ «Катти Сарк» – имеет две редакции (1944 и 1957 годов), лишь вторая из которых действительно является своего рода апогеем развития творчества Ефремова в данной сфере.

Написание названия рассказа как «Последний Марсель» явно некорректно. Написание с большой буквы сразу вызывает ассоциацию с городом Марселем, который никоим боком не связан с рассказом. На самом деле речь идёт о марселе (с ударением на первом слоге) – одном из парусов корабля. Именно он остался на шедшем в сильный шторм судне героев рассказа (как и у их предшественников из 1817 года).

Дополнение 14.08.13: Сегодня заметил, что название рассказа на сайте изменилось: не «Последний Марсель», а «Последний марсель». Мелочь, но приятно :)

Этот рассказ показался мне самым слабым из прочитанных до сих пор рассказов автора.

Не очень-то впечатляет основная фантастическая идея (хотя и красивая, но какая-то сказочная).

Ефремову веришь тогда, когда он пишет о том, с чем хорошо знаком по своей профессиональной деятельности моряка и геолога. В этом же рассказе – показавшиеся мне малоправдоподобными («непрофессиональными») описания самолёта и дальнего авиаперелёта в боевых условиях. Пожалуй, это основной недостаток рассказа.

Стиль изложения местами заставлял удивляться: да Ефремов ли это? Например, один из персонажей рассказа «думал о неотвратимой безудержности знания, которое всё шире и дальше распространяется по бескрайним равнинам неизвестного, захватывая всё большие массы людей».

Или: «…Подобные предприятия войдут в историю как примеры беззаветного мужества исполнителей и мудрой дальновидности руководства.» – Конечно, можно сказать, что само время требовало подобных выражений. Но в других рассказах автору удавалось обходиться без высказываний такого рода.

Однократное сравнение самолёта с альбатросом вполне уместно, но когда затем ещё семь раз натыкаешься на использование применительно к самолёту слова «альбатрос» – это чересчур.

Интересно, откуда Ефремов почерпнул сведения об этом легендарном дереве? Кстати, поиск в Яндексе по слову «эйзенгартия» не даёт ничего, кроме прямых или опосредованных указаний на текст рассказа Ефремова.

Как по степени увлекательности своей основной идеи, так и по художественности формы рассказ существенно уступает остальным прочитанным мной к настоящему времени рассказам автора.

Это второй рассказ (после «Эллинского секрета»), действие которого происходит в годы войны, причём в данном случае время действия указано довольно конкретно – конец июля (и, возможно, начало августа) 1942 года. Это месяц начала Сталинградской битвы, тяжёлое для Красной Армии время (знаменитый приказ № 227 датирован именно 28 июля).

Но рассказ Ефремова совсем о другом. Хотя главный персонаж рассказа – временно отправленный в тыл после серьёзного ранения майор-артиллерист, орденоносец, почти ничего в сюжете (за исключением пары деталей) не напоминает о грохочущей где-то на западе войне.

Представляется даже намеренно демонстративной отстранённость и вневременность описываемых автором событий, которые с таким же успехом могли бы произойти и в мирное время.

Тем не менее этот конкретно-исторический фон всё же незримо присутствует в рассказе, и, пожалуй, именно по контрасту с ним ярче выделяется впервые сформулированная здесь автором – пока только вскользь – столь важная в его дальнейшем творчестве мысль о существовании в далёком космосе разумной жизни и о великом будущем человечества.

Судя по начальным абзацам рассказа, он должен был составлять вторую часть некой дилогии.

«Гвозди б делать из этих людей…» – эти строки из баллады Николая Тихонова пришли мне на ум при чтении рассказа и уже неотступно сопровождали до конца.

По сдержанному драматизму действия, по своему постепенно нарастающему внутреннему напряжению – это самый сильный из прочитанных мною рассказов Ефремова.

Сначала рассказ выглядит как «производственный» по своей тематике. Однако вскоре начинаешь понимать, что главное в нём – отнюдь не решение какой-то научной или геологической задачи. Главное – это изображённые в нём люди.

В рассказе нет никаких фантастических идей или событий. Сюжет выглядит вполне реалистичным. Правда, сам автор энергично настаивал на определении рассказа именно как «фантастического» – возражая тем читателям, кто видел в рассказе «научный прогноз», и вместе с тем объясняя, что в рассказе приняты во внимание известные в то время факты геологической науки.

Автор почти с самого начала отвергает всякую романтическую интерпретацию происходящего («Казалось бы, что может быть романтичнее покорения неизвестных пространств!»).

Почти на всём протяжении рассказа его герои показаны как бы со стороны. Автор не лезет им в душу, предоставляя самому читателю право попытаться понять, что лежит в основе их действий, каковы мотивы их поступков, «стержень» их характеров. Даже почти в самом конце рассказа, когда горечь от осознания бесплодности всех усилий достигает предела, Чурилин и Султанов обмениваются лишь несколькими короткими фразами. «Да, чёрт возьми, кто, собственно, держит нас здесь?» – говорит Султанов. Ответа он не получает. Но ответ ясен им обоим – и читателю тоже. Этот ответ короток: чувство долга.

В этом преимущество данного рассказа перед рассказом «Белый Рог», где автор почти с самого начала вводит нас во внутренний мир своего героя (Усольцева) и его же мысленными словами формулирует один из основных мотивов его поведения («Олово! Как нужно оно нашей стране!»).

Лишь в самом конце рассказа автор отступает от этой линии: практически прямым текстом он воспроизводит мысли и чувства Чурилина («Тёмный страх перед цепкими тисками лесной пустыни…» и т. д.). Три абзаца, только три абзаца… Возможно, они нужны для «правильного» понимания рассказа неопытным читателем или читателем-подростком. Но, на мой взгляд, их отсутствие сделало бы рассказ ещё лучше.

Напрашивается сопоставление с рассказами Джека Лондона. Золотоискатели Лондона, с таким же невероятным упорством преодолевая сопротивление природы, преследовали совсем иную цель – личное обогащение.

Конечно, правомерен вопрос: насколько правдив этот рассказ? Разумеется, не в смысле точного соответствия каким-то реальным фактам поиска и открытия алмазов в Сибири, а в смысле соответствия «правде жизни». Существовали ли люди с такими характерами? Хочется верить, что всё это «так оно и было». Хотя, возможно, эта вера и иллюзорна.

Но уж в наше-то время существование таких людей невозможно. В каком-то смысле этот рассказ Ефремова стал в моих глазах реквиемом по безвозвратно ушедшей эпохе.

Какая захватывающая – по крайней мере для своего времени – идея: увидеть образы прошлого, отделённого от нас десятками и сотнями миллионов лет!.. («Грёза о картинах прошлого», по словам самого Ефремова).

Хотя, конечно, для современных читателей и зрителей, избалованных «Парком юрского периода» Крайтона–Спилберга, рассказ Ефремова может показаться не слишком увлекательным.

Но я прочитал его первую половину – собственно о палеонтологической экспедиции – с напряжённым интересом. При этом я изначально ничего не знал о сюжете этого рассказа и поэтому был вполне вознаграждён неожиданным и эффектным ключевым эпизодом.

А вот дальнейшее изложение показалось мне более слабым. Динамизм снижается; ранее цельное, действие распадается на отдельные фрагменты, разделённые месяцами и годами. Вообще это один из самых больших рассказов Ефремова, что сказывается на его восприятии. Хотя описания новых картин минувшего впечатляют. Особенно мне запомнился берег силурийского моря. Его описание – очень короткое, всего один абзац, но поражает ужасающая отдалённость картины – четыреста миллионов лет!

Автор стремится показать сложность научного поиска, передать внутренний мир учёного. Это показалось мне несколько схематичным.

Композиционно рассказ напоминает киносценарий: он состоит из множества эпизодов (текстуально отделяемых друг от друга пробельными строками, хотя, видимо, из-за дефектов набора это сделано не везде).

Непонятное противоречие в действиях Никитина:

– В конце первой экспедиции он отказывается от дальнейших наблюдений за смоляным зеркалом из-за чувства ответственности за судьбу экспедиции. «Рисковать из-за полубредового, необъяснимого явления человеческими жизнями, доверенными ему? Нет, нельзя.»

– Однако в эпизоде с плаванием по порожистой реке он, напротив, проявляет недопустимый авантюризм. «..Рискованное исследование пещер Боллоктаса вовсе не входило в задание его экспедиции, и если бы в погоне за тенью минувшего случилось несчастье…»

Это первый рассказ Ефремова (если исходить из того порядка, в котором они размещены в собрании сочинений 1992 года), в котором упоминаются реалии советского общества: колхоз (причём богатый), парторг, секретарь обкома… Впрочем, никакой роли в сюжете они не играют. Ещё такая деталь: экспедиция имеет в своём распоряжении «три новенькие автомашины».

Странно было читать фразу: «Территория нашей Родины – это сотни миллионов квадратных километров, сложенных разными горными породами…». Со школы помню цифру: площадь СССР – 22,4 млн кв. км.

Интересно, когда происходят события, описанные в рассказе? Прямых указаний на это нет. Единственный временной ориентир – упоминающаяся в самом начале рассказа сельскохозяйственная выставка. Её можно соотнести со Всесоюзной сельскохозяйственной выставкой (ВСХВ), впервые открытой в августе 1939 года (и возобновлённой после войны в 1954 году). Существенно, что действие рассказа охватывает не менее трёх лет и не содержит никаких упоминаний о войне. Для ответа на поставленный выше вопрос надо бы знать, подвергался ли текст рассказа после первой публикации (в 1945 году) изменениям.

Один из самых ранних рассказов Шекли, классический образец – и по содержанию, и по форме – его творчества.

Рискну предположить, что толчком к созданию рассказа послужил опубликованный в июне того же 1952 года рассказ Брэдбери «И грянул гром» с его «эффектом бабочки».

Джек Масрин – герой рассказа Шекли – явно осведомлён (видимо, благодаря «внушению» Кариеномена) о недопустимости временнЫх парадоксов. Однако то, что у Брэдбери было включено во вполне серьёзный – хотя и фантастический – сюжет с драматическим – если не трагическим – исходом, у Шекли – всего лишь повод для лёгкого, забавного, имеющего очень небольшое отношение к реальности зубоскальства.

Юмористический эффект усиливается тем, что повествование о злоключениях Масрина обрамлено бюрократической перепиской некоего строительного подрядчика (только что завершившего довольно рутинное действие – создание метагалактики из 549 миллиардов галактик) со своим заказчиком.

В результате получилось довольно забавное – но и пустое по содержанию – произведение. Для юмористического фантастического рассказа вполне приличное.

Хотелось бы отметить очень «симпатичные» взаимоотношения между Джеком и его женой Кей. В той необычной (и с финансовой стороны просто катастрофической) ситуации, в которой они оказались, супруги поддерживают друг друга, не выказывая ни нотки раздражения или недовольства.

Слово impacted в названии рассказа означает «вогнанный, втиснутый»; это (в отличие от слова «травмированный») точно соответствует сюжету рассказа – о человека, «застрявшем» в трещине во времени.

«Не верю!» – так можно коротко выразить мои впечатления от этого рассказа.

Он открывает собой второй цикл рассказов Ефремова (написанный в 1944 году). Как и большинство рассказов первого цикла, действие имеет прочную географическую привязку – северные предгорья Тянь-Шаня, к югу от реки Или.

Но это первый рассказ Ефремова, в котором изложение полностью ведётся от третьего лица. Это дало автору возможность уделить больше внимания обрисовке психологии главного персонажа, мотивировке его действий, описанию взаимоотношений с другими людьми. На мой взгляд, результат оказался неудачным.

Самое точное слово для характеристики действий Усольцева (героя рассказа) – безрассудство (а отнюдь не мужество или чувство долга). Совершенно ожидаемый, с вероятностью 99,9% результат его попытки взобраться на вершину Ак-Мюнгуза – гибель. Даже альпинисты, с их навыками и специальным снаряжением, отказались от восхождения.

Что движет Усольцевым? Комбинация трёх факторов. Во-первых, профессиональное стремление проверить гипотезу о наличии ценного месторождения. «Олово! Как нужно оно нашей стране! Это ясно сознаёт он, геолог. Значит, геолог и должен сделать то, чего не могут другие – те, кто не понимает всей важности открытия.»

Во-вторых, стремление что-то доказать женщине, с которой судьба свела его впервые два года назад. Автор не говорит ничего конкретного о характере их взаимоотношений в прошлом, но ясно, что самолюбие Усольцева сильно задето.

В-третьих, героя толкает содержание той непродолжительной беседы, которая состоялась у него с Верой Борисовной. «Разве этого мало – выбрать себе высокую, неимоверно трудную цель, пусть несоразмерную с вашими данными? Вложить всего себя в её достижение.»

Зачем, кстати, Вера Борисовна столь подробно рассуждает об этом? Ведь после того, как Усольцев увидел, какую книгу она читает, она могла бы перевести разговор на другую тему; вместо этого она фактически провоцирует его на гибельный поступок, – причём она, видимо, достаточно умна, чтобы предвидеть возможные последствия своих слов. (Впрочем, в конце рассказа она утверждает: «Я поняла, что совсем не знаю вас…».)

Центральная в рассказе тема о выборе человеком высоких и сложных целей и стремлении к их достижению оказалась, на мой взгляд, раскрыта художественно неубедительно.

В основной рассказ встроена красивая легенда о событиях трёхвековой давности. Но и она оставляет впечатление слишком большой искусственности: вряд ли её главный герой – опытный и немолодой уже воин – мог быть столь наивным…

При дальнейшем чтении Ефремова интересно будет проследить, какое развитие получат тенденции, наметившиеся в этом рассказе.

Очередной – и последний – рассказ из первого цикла рассказов Ефремова (написанных в 1942–1943 годах), большинство из которых можно условно назвать «географическими».

Данное произведение написано в том же «плотном», реалистическом стиле. Автор пишет вещественно, зримо, осязаемо и создаёт впечатляющие и запоминающиеся картины поистине фантастической, какой-то инопланетной природы – хотя на самом деле вполне земной, на этот раз зимней восточносибирской (морозы под 60 градусов – какой контраст с гобийским пеклом «Олгой-Хорхоя«!). Сначала я подумал, что река Токко, по которой движутся персонажи рассказа, вымышлена – ан нет, заглянув в атлас, нашёл её в указанном месте.

И поражаешься жизненной силе людей, которые – совсем не считая себя героями – делают своё дело в этом мире гор, замёрзших рек, льда и снега. Ефремов писал: это «хроникальное и точное описание одного из моих сибирских путешествий».

Беззвучно бушующие под ногами – под полуметровым слоем льда – зеленоватые волны реки… Многокилометровое ущелье-тоннель с угольно–чёрными стенами, вдруг вспыхнувшими в лучах солнца золотым и серебряным шёлком слюды… Вы не знаете, что такое «шёпот звёзд»? Тогда прочитайте этот замечательный рассказ Ефремова.

Собственно фантастическое появляется лишь в самом конце – автор как бы «подкидывает» читателю свою удивительную гипотезу.

Небольшой ляп: одного из членов экспедиции – геолога – в начале рассказа зовут Александром, а в середине – Анатолием…

Изящный, поэтичный, грустный и тёплый рассказ. Я включаю его в свою «десятку» лучших произведений Шекли.

А ведь это, видимо, вообще второй из появившихся в печати рассказов автора. Раньше был опубликован (в мае того же 1952 года) только «Final Examination», но его писатель впоследствии ни разу не включал в сборники своих рассказов; перевода на русский язык нет.

В этом рассказе вполне проявился основной творческий приём Шекли: используя, как правило, совершенно неправдоподобную и «ненаучную» фантастическую предпосылку, создать поразительную парадоксальную или юмористическую ситуацию. Часто этот приём не оправдывает себя.

Но в данном случае всё получилось удачно. При всей искусственности ситуации переживаешь за персонажей, волнуешься: а что с ними будет дальше? Удастся ли им стать новыми Адамом и Евой? Вопрос остаётся открытым.

Самое трогательное в рассказе – наблюдать, как невесть откуда взявшаяся женщина быстро утверждает себя в жизни мужчины. Когда она заявляет, что «и этот мир принадлежит мужчинам», то немного лукавит. Умная женщина, она в состоянии быстро сделать себя центром жизни для мужчины, объектом его заботы и любви (тем более, что он и не особенно противится этому). Для этого все средства хороши: хитрость, женская логика, соблазнительность… Так что соединение необыкновенной творческой способности мужчины с практичным женским руководством даёт этой паре немалые шансы:smile:.

Оригинальное название рассказа («Proof of the Pudding») – отсылка к английской пословице «The proof of the pudding is in the eating» (чтобы судить о пудинге, надо его отведать; всё проверяется на практике; обо всём судят по результатам).

Если «нечто» выглядит как женщина, во всех отношениях ведёт себя, как женщина, и его можно использовать – в широком смысле слова:smile: – как женщину, то это «нечто» и есть настоящая женщина, и искать каких-то дополнительных доказательств ни к чему. Если вы можете «ощущать тепло её рук, прислушиваться к дыханию, вдыхать аромат её волос и кожи, уникальный и неповторимый», то что ещё надо?

Здесь можно увидеть и философский подтекст: если вещь есть совокупность свойств, то стоит ли ставить вопрос о стоящей за этими свойствами непознаваемой «вещи в себе»?

Сравнивая перевод А. Волнова с переводом Е. Санкова и М. Качелкина, отдаю предпочтение первому. Особенно удачно использование переосмысленного слова «растворить».

Дополнение 13.10.2014: Наконец-то опубликован перевод «Final Examination» – и любопытно, что эти два рассказа симметричны друг другу и их можно рассматривать как своего рода дилогию. Сюжет «Последнего испытания» заканчивается ядерной войной и гибелью человеческого рода – действие в «Попробуй докажи» начинается вскоре после такой войны и описывает (возможное) начало возрождения человечества. Пессимистическая тональность первого рассказа сменяется сдержанным оптимизмом второго.

Кажется, что со страниц рассказа дохнуло океанским ветром и ощущаешь на лице капли солёной влаги…

Увлекательная и познавательная морская сага, впечатляющий гимн творческим возможностям и мужеству человека.

«Чудесное творение рук человеческих», «одно из лучших воплощений гения и рук английского народа», «.. такие совершенные творения мысли и опыта подобны произведениям искусства и принадлежат, в сущности, всему человечеству как памятники развития его культуры». «.. История этого корабля не только родня занимательному роману – это собранная в фокусе история всего парусного торгового мореплавания!..»

Такое ощущение, что перед тобой прошла вся жизнь не корабля, а человеческого существа. Так и стоят перед глазами картины прекрасных парусников, летящих по бурным океанским волнам…

К сожалению, последующая судьба «Катти Сарк» оказалась всё же незавидной (пожар 2007 года).

Дополнение 02.06.12:

Прочитал первоначальный вариант рассказа (см. www.oldsf.ru). Фактически, редакции 1944 и 1957 годов имеют так мало общего, что правильнее было бы говорить о двух разных рассказах. Редакция 1944 года, конечно, несравненно слабее и по содержанию, и по форме. В полном масштабе мастерство автора развернулось лишь во второй редакции.

Возникло сомнение: раз описанная в редакции 1944 года встреча «Катти Сарк» с германским линкором (в декабре 1941 года) абсолютно вымышлена, то не является ли таким же вымыслом и соответствующая ей сюжетно в редакции 1957 года вся героическая история о плавании парусника под командованием капитана Феррейры осенью 1915 года со спасением от немецкой подлодки?!

Странно, что в выглядящей достаточно подробной библиографии рассказов Ефремова (приложенной к 1-му тому его Сочинений, М., Молодая гвардия, 1975) отсутствуют какие-либо переводы рассказа на иностранные языки – тогда как сам автор утверждает, что «рассказ был издан в Англии».

Рассказ, в котором уже привычное (по предшествующим рассказам автора) неспешное и обстоятельное развитие сюжета с мастерскими пейзажными описаниями приводит

Запоминаются впечатляющие, подробные и осязаемые картины природы Гоби. «Здесь кончилась битва первобытных космических сил и жизни» – не в пользу последней, – «и только недвижная материя горных пород ещё вела свою молчаливую борьбу с разрушением…»

От рассказа остаётся печальное ощущение –

Странно, что ни рассказчик, ни писатель (в своём послесловии) не задались вопросом: чем, собственно, могли бы питаться эти существа?

Озадачивают два сюжетных «провала». Во первых, при описании ночёвки у озера Орок-нор рассказчик говорит о том, что хочет поставить астрономический пункт, и ищет площадку для наблюдения и постановки столба. Но дальше о выполнении этого намерения ничего не говорится. Во-вторых, при приближении – сутки спустя – к группе холмов говорится о необходимости остановиться и передохнуть до рассвета. Но о факте остановки не сказано; сразу же, даже без абзацного отступа, речь идёт о рассвете и продолжении пути. Возможно, всё это – какие-то издательские ошибки?

Главное в рассказе – дань уважения подлинным Мастерам. Его основная идея выражена в следующих словах рассказчика-автора:

».. Напрасно в истории горного дела [но дальнейшее, видимо, справедливо не только по отношению к нему] забыты простые и верные способы, требующие развития наблюдательности и своеобразной духовной остроты человека. Люди стали меньше верить в чудесные возможности, которые таит в себе человеческая природа, в воспитание подлинного мастера – мастера в прекрасном старинном значении этого слова».

Правда, эти слова не вполне согласуются со сказанным в предшествующем абзаце: «горной практике нужно было учиться не один десяток лет» (т. е. упомянутые способы не так уж и просты), в то время как «с инструментом же любой [ой ли?] человек может за короткий срок овладеть искусством прокладки выработок».

Это (очень осторожно выраженное) сожаление об утрате подлинного мастерства звучит особенно актуально в наши дни массового непрофессионализма и халтуры и заставляет задуматься о том, каким вообще должно быть настоящее образование (общее и профессиональное). Но этот вопрос, конечно, находится далеко за рамками произведения Ефремова.

Рассказ не заключает в себе ничего фантастического. Это добротная приключенческая литература, с немалой познавательной нагрузкой. Автор рисует незнакомую подавляющему большинству читателей сферу производственной деятельности. И делается это в реалистическом стиле, со множеством осязаемых и зримых деталей. Часть специфических терминов объяснена в примечаниях, но некоторые слова для полного понимания приходится искать в словарях. Зато теперь я знаю, чем штольня отличается от штрека :smile:…

Напряжённость фабулы поддерживается тем, что в неё включена вставная новелла – рассказ о событиях семидесятилетней давности, причём последовательные фрагменты этого рассказа чередуются с рассказом о современных событиях.

Удивительно было встретить в этом сугубо прозаическом произведении явные аллитерации: «В рассветных сумерках, под свистящим в сухой траве ветром…», «Вскоре я услышал шуршание мешка, скатывающегося вниз…».

К чтению этого романа я приступал с некоторой опаской – продолжения нередко оказываются хуже первоисточника. Но по мере чтения первой части я стал опасаться совсем другого – того, что автору не удастся удержаться на том высоком уровне, который он демонстрирует в своём произведении.

Сразу бросились в глаза три особенности, выгодно отличающие этот роман от первого:

1) Больший психологизм. Правдоподобно переданы переживания Гордона на Земле. Убедительно выстраиваются взаимоотношения между Гордоном и Лианной, начиная с их лаконичного, но точного первого диалога (глава 2).

2) БОльшую роль играет Лианна. Именно её неожиданное решение о визите к Нарат Тейну позволило избежать скоротечного гибельного конца. Хладнокровие, выдержка и самообладание Лианны достойны самой высокой оценки.

3) Если в первом романе Гордону порой приходилось действовать кулаками, то на этот раз он находит единственно возможный путь спасения благодаря своей сообразительности – сумев подыскать аргументы, которые бы убедили Геррнов помочь Гордону и его спутникам. (И забегая вперёд: именно Гордон сумел путём логических умозаключений прийти к выводу, что флот Х'харнов находится уже в Галактике (глава 1 части IV)).

И даже сцена в конце первой части с едва одетой героиней на руках у спасающего её героя при всей своей избитости не показалась излишней, скорее – не слишком серьёзной данью автора шаблонам жанра.

Несколько насторожило введение автором в сюжет телепатии – использование персонажами такого мощного инструмента в принципе таит в себе возможность самых произвольных «вывертов» и алогичностей в развитии действия.

Отчасти мои указанные выше опасения оправдались – уровень авторской изобретательности и мастерства в романе постепенно снижается, но не настолько, чтобы свести на нет общее благоприятное впечатление от него.

Важным плюсом романа является его «полигероичность»: если в первом романе Гордон безусловно был «главным героем», а остальные персонажи (Лианна, Хелл Беррел) были в лучшем случае его помощниками и оставались на втором плане, то в этом романе сразу несколько персонажей вносят решающий вклад в победу: сам Гордон, Хелл Беррел и ещё один персонаж, имя которого я не буду указывать, а также, хотя и в меньшей степени, Коркханн.

Если в первом романе Джон Гордон «подавлял» остальных персонажей, то в этом романе, возможно, палка оказалась слишком перегнутой в противоположную сторону: Гордон недостаточно заметен. По мере того, как роман приближался к концу, я подсчитывал остававшиеся страницы и задавался вопросом: «Ну когда? Когда же? Когда Гордон совершит нечто исключительное, что окажется решающим для победы над врагами?» (В первом романе таким действием стало применение Разрушителя.)

Вообще, с прогрессом науки дело в Галактике, кажется, обстоит не очень хорошо. Живя в окружении негуманоидных рас, многие из которых владеют в той или иной степени телепатией, узнав ещё две тысячи лет назад о страшной телепатической мощи магелланийцев, правители и военные круги Империи ничего не сделали для разработки какой-то защиты или противодействия. Им, похоже, неведомо такое понятие, как гонка вооружений. Поразительная беспечность! А враги не стоят на месте. И при новом вторжении магелланийцев Империя фактически спасается лишь чудом.

Кстати, на протяжении двух романов мы встречаемся лишь с тремя учёными: Зарт Арном (любителем-одиночкой) и его двумя ассистентами Вель Квеном и Лекс Велем. А где же все имперские НИИ и КБ?..

Х'харны изображены действительно зловещими и смертельно опасными противниками. Но, как представляется, их подвела излишняя самоуверенность, переоценка собственных возможностей.

В этом романе Гордон показан более, так сказать, человечным. Он нередко – даже слишком часто – ощущает чувство страха. И – единственный раз за два романа – на долю минуты испытывает приступ ностальгии: «Нежный горьковатый запах травы вызвал мучительное желание вновь увидеть свой собственный мир..» (глава 4 части III).

Приходилось подавлять невольно возникавшие сюжетные и визуальные ассоциации со «Звёздными войнами» (например, принцесса Лианна / принцесса Лейя / королева Падме Амидала). Но первый фильм «Звёздных войн» вышел на экраны в 1977 году – спустя 8 лет после завершения публикации романа Гамильтона.

Замечание о политкорректности. Отношение к негуманоидам в Галактике напоминает отношение белых колонизаторов к туземцам. Мол, и негуманоиды, и туземцы – это низшая раса, неполноценные существа. А нашедший с ними общий язык Нарат Тейн – просто сумасшедший. И автор в романе никак не выражает своего осуждения такого подхода. Для Америки конца 1960-х годов это выглядит, наверно, несколько странным.

И в заключение – несколько слов о переводе (О. Артамонова и М. Пухова). В I части я неоднократно натыкался на странные выражения в тексте. Например, в главе 1 очень «не повезло» доктору Кеогу. Ряд деталей характеризуют его весьма отрицательно: он «тихонько хихикает от удивления», «покачивает головой, словно пьяный кретин», «вытирает грязным носовым платком мокрый лоб». В оригинальном английском тексте ничего этого нет. (Или, может, я располагаю иным оригиналом, чем тот, которым пользовались переводчики?)

Невозможное в устах Коркханна сочетание почтительности и развязности при обращении к Лианне: «План ваш дерзок, ваше высочество, но за такие штучки приходится платить.» – На самом деле: «Your plan is a bold one, Highness, and sometimes boldness pays.» – «.. и иногда дерзость окупается».

А вот это просто переводческие перлы: при первом описании Геррнов о них сказано: «Огромные кошачьи глаза .. светились разумом и тупостью.» – Как такое возможно? И тупостью они, как показывают дальнейшие события, ни в коей мере не отличались. В оригинале читаем: «cat-eyes with keen intelligence behind them» – «с острым умом». При описании танца Геррнов: «Дебилизм танцоров достиг апогея.. « – На самом деле просто: «His dancers reached an impossible climax.»

Правда, в последующих частях явных огрехов перевода я уже не замечал.

В целом – при всех отличиях от первой книги – ставлю роману такую же оценку.

Рассказ с самого начала приятно удивил меня – своим языком. Первые три страницы, содержащие в основном пейзажные описания, в достаточной мере свидетельствуют о художественном мастерстве автора (хотя и не лишены логических неувязок). Это было тем более неожиданно, что прочитанный перед этим рассказ Ефремова – «Эллинский секрет» – был написан в сухой, маловыразительной манере. Видимо, то была сознательная стилизация под речь рассказчика-учёного.

Никогда не был на Алтае, и теперь с этим краем у меня всегда будут ассоциироваться созданные автором образы его природы.

Суть рассказа – как в результате строгого научного исследования (рассказчик – геолог) получает рациональное объяснение загадочное явление, дававшее повод к сверхъестественным толкованиям.

Однако, читая, как геологическая экспедиция приближается к своей цели, я почувствовал сильное желание, чтобы путешествие закончилось без ожидаемого результата. Нетрудно представить, как будет изуродована долина пяти озёр после начала промышленной эксплуатации месторождения… Но рассказчик не испытывает никакого сожаления по этому поводу.

И завершается рассказ совсем не в том стиле, в каком начался, – рапортом об «обеспечении всех потребностей нашей многосторонней промышленности». В душе героя-рассказчика совместились две противоположности – способность увидеть и оценить красоту природы и потребительское отношение к ней, причём второе явно играет главенствующую роль.

Видимо, это первое произведение Ефремова (но опубликованное лишь через двадцать с лишним лет после написания), в котором он обращается к столь важной в его творчестве теме античности.

Формально главная фантастическая идея произведения, на которой и построен сюжет, – это гипотеза о так называемой памяти поколений.

Однако у меня сложилось впечатление (хотя, конечно, это чисто субъективное ощущение), что главный вопрос, который, не будучи сформулированным явно, тем не менее подспудно присутствует в рассказе, иной.

Это вопрос, который, наверно, встаёт перед многими, кто соприкасается с античным искусством, конкретнее – с древнегреческой скульптурой: возможно ли в современном мире возрождение искусства того высочайшего эстетического уровня, который был характерен для античности? И более широко: возможна ли – в будущем человечества – реализация тех высоких представлений о физической и духовной красоте человека, которые воплощены в лучших образцах классической античной скульптуры?

Эти вопросы во многом наивны и утопичны, но они выражают неистребимую тягу к идеалу человека и человеческого общества.

В своём рассказе Ефремов фактически допускает возможность хотя бы частичного приближения к этой цели.

Чисто технологически – это воссоздание забытого способа обработки слоновой кости. А самое главное – люди, создающие такие произведения искусства, сами должны быть носителями высоких духовных качеств (только любовь Виктора к Ирине сделала его способным на создание прекрасной скульптуры, в которую он вложил свои чувства).

Ещё один, видимо, важный для автора вопрос – о сущности красоты. Ефремов устами рассказчика определяет красоту как «совершенство в исполняемом назначении, совершенство целесообразности, экономии материала, прочности, силы, быстроты», «высшее совершенство целесообразности». Это определение красоты, конечно, спорно, но вполне соответствует общей идее стремления к идеалу.

Что касается литературной формы рассказа, то нельзя назвать её яркой. Весь рассказ представляет собой заключённый в кавычки монолог некоего учёного – специалиста в области психологии. Изложение, особенно вначале, довольно тяжеловесно. «Спрятавшись» за этого персонажа, автор избавил себя от необходимости, например, художественно свежо и достоверно описать любовь Виктора и Ирины, ограничившись сдержанными высказываниями рассказчика.

Что послужило причиной того, что рассказ долгое время оставался неопубликованным? Сам Ефремов писал, что причиной была его «кажущаяся «мистика»», но действительно ли дело только в этом?

Фантастического в этом рассказе мало. Его главная фантастическая идея – о существовании в глубинах океана уникальных веществ – просто сформулирована в рассказе и ни в коей мере не является «сюжетообразующей». Кстати, в написанном в 1972 году предисловии к своим рассказам Ефремов констатировал, что «проблема накопления тяжёлой воды… на дне глубочайших океанических впадин… ещё остаётся открытой. Не добыто решающих доказательств ни за, ни против».

Пожалуй, фантастичность рассказа в большей степени можно усмотреть в том, что вероятность обоих описанных в нём эпизодов близка к нулю.

Однако я начал с этого рассказа чтение Ефремова после длительного периода чтения зарубежной фантастики, и уже в силу контраста рассказ показался мне интересным. По манере изложения он вполне реалистичен. Рассказ, как я уже сказал, состоит из двух эпизодов, разделённых несколькими месяцами. Первый эпизод охватывает ровно один день, второй – один вечер.

Действие первого эпизода разворачивается подробно, с множеством деталей и терминов из «морской» жизни. Читатель как бы сам становится наблюдателем описанных событий. И интересны не только действия, но и мысли. ощущения главного персонажа, от лица которого ведётся повествование. Когда после освобождения судна из плена главный герой говорит о своём «неприятном чувстве какого-то совершённого мной убийства», я заметил, что этими словами выражено именно то чувство, которое несколькими секундами ранее испытал и я сам.

Второй эпизод более краток. Чтение затрудняет избыточное количество относящихся к Кейптауну топонимов (Ефремов в тех краях, видимо, никогда не был и немного перестарался с «местным колоритом»). Автор оставляет и своего персонажа, и читателя с неразгаданной загадкой:

Читая рассказ, я сразу обратил внимание на странное обстоятельство: в этом произведении, написанном в разгар тяжелейшей войны и повествующем о событиях 1926 года, фактически нет никакой «привязки» к тому, что речь идёт о Советской стране и советских людях. Измените имена персонажей – и практически ничто (за исключением названия парохода «Коминтерн» и исходного порта плавания) не будет говорить о том, в какой стране и когда именно живут эти персонажи. Лишь на последних страницах рассказа упоминается Советская Россия и дважды говорится о «русских». Случайна ли «вневременность» действия и не характерна ли она для творчества Ефремова? Посмотрю по следующим его рассказам.

Еще одно наблюдение: в рассказе нет отрицательных персонажей, все его герои изображены носителями тех или иных положительных качеств: сам рассказчик, капитан, начальник водолазной партии, водолаз, капитан Джессельтон… «Твёрдые люди были в старину… – Ну, такие, положим, есть и сейчас» – наверно, эти слова отражают позицию и самого автора.

Я закончил чтение рассказа с чувством лёгкой грусти. Но в душе осталась его главная, как мне показалось, идея: в жизни могут быть самые необычные и маловероятные события и пересечения судеб, и надо быть готовым к встрече с ними.

Это произведение заметно отличается от ранее прочитанных мною рассказов Карда (читаю сборник «Карты в зеркале» http://www.fantlab.ru/edition395). Это первый рассказ, в котором нет насилия, страданий, смерти или преступления.

В рассказе вообще мало действия. Самое ценное в нём – психологически достоверное описание трудно уловимых, изменчивых мыслей и чувств главного персонажа. Фантастическая предпосылка (машина времени) – всего лишь средство рассказать о чём-то общечеловеческом, затронуть какие-то струны в душе читателя. По крайней мере, так это почувствовал я. Неспешно читая рассказ, я как бы прислушивался к порождаемым им отзвукам в своей душе. А после прочтения осталось какое-то неопределённо-щемящее ощущение – словно этот рассказ в чём-то и обо мне. Для меня такие произведения ассоциируются прежде всего с творчеством Брэдбери.

О чём именно говорится в рассказе – если иметь в виду не сюжет, а идеи, чувства, порождаемые им? На этот вопрос точно не ответишь. О старости и молодости, о жизни, о любви, о постоянно стоящем перед человеком выборе пути, о невозможности что-либо изменить в однажды сделанном…

Автор описывает необычный способ путешествий во времени: перемещается не человек как таковой, а только его сознание. Оно проникает в разум жившего в прошлом человека-«реципиента». Личность того человека временно отбрасывается в область бессознательного, и путешественник получает возможность присутствовать в прошлом – в теле другого человека.

В связи с этим я долго не мог понять логику событий (с рассказами о перемещениях во времени так бывает очень часто).

Вообще, очень симпатична роль, которую играет в этом рассказе компьютер (Джок): он является фактически одним из персонажей рассказа и воспринимается не как компьютер, а как человек – по-доброму относящийся и к своему хозяину-подопечному, и к другим людям (к Рейчел)

Впрочем, одна проблемка всё же осталась – причём весьма пикантного свойства.

Кстати, ежевечерне декламируемые компьютером строки («Старик, достойный лишь презренья…»), из которых взято и название для рассказа, – из стихотворения «Sailing to Byzantium» ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса (сборник «The Tower», 1928).

В конце рассказа компьютер вновь читает стихи Йейтса («Каштан цветущий…») – заключительные строки стихотворения «Among School Children» из того же сборника.

Впервые я прочитал этот роман пять лет назад и тогда оценил его невысоко. Единственная сильная сторона романа – динамичная фабула с неожиданными поворотами – не перекрывала явных недостатков произведения.

А недавно я (неожиданно для самого себя, т. е. не планируя это заранее) вновь перечитал роман Гамильтона. Причиной для этого, если не вдаваться в подробности, стало желание лучше уяснить, в чём состоит жанр космической оперы. И – удивительно – роман мне понравился.

Самое интересное в том, что моё представление о сильных и слабых сторонах этого произведения мало изменилось по сравнению с первым чтением. Изменилась «установка», с которой я подошёл к чтению, изменились критерии оценки.

Любое произведение литературы (и искусства вообще) надо воспринимать и оценивать с учётом его жанровой специфики. Хорошо, если она известна заранее – т. е., во-первых, вы знаете, к какому жанру (или сочетанию жанров) относится художественное произведение, и, во-вторых, вы знаете, в чём заключается этот жанр, каковы его характерные черты, особенности, достоинства и ограничения. Тогда восприятие произведения будет более адекватным. Если же нет – вас может ожидать жестокое разочарование: вы получили совсем не то, на что рассчитывали. Но литературное произведение само по себе в этом не виновато, дело в вашей неверной установке.

Так и с романом Гамильтона. Все его достоинства и якобы недостатки, видимо, вполне укладываются в прокрустово ложе особенностей жанра. Можно сказать так: недостатки романа – это на самом деле не его недостатки, а просто ограничения и условности жанра. Наверно, будучи одним из создателей жанра космооперы, Гамильтон задал и законы, по которым следует судить о его произведениях.

Перечислю заслуживающие, на мой взгляд, упоминания стороны и моменты романа (не сортируя их на «достоинства» и «недостатки»).

• Динамичный, напряжённый сюжет с неожиданными поворотами. Это – основная, доминирующая компонента произведения, всё остальное как бы отходит на второй план, заведомо играет не слишком существенную роль.

Правда, в середине романа (после отлета с Талларны) я начал скучать

Это не в моём вкусе, и я стал опасаться, что моё почти восторженное впечатление от начальных глав вот-вот полностью развеется. Но, к счастью, вскоре течение сюжета «выправилось», и скучная середина была компенсирована напряжением встречи Зарт Арна с Джал Арном.

• Отсутствие глубоких философских идей – разве что подспудная, базовая предпосылка о том, что человеческая природа неизменна (а ведь всё ещё хочется верить в возможность её улучшения…).

• Отсутствие сколько-нибудь сложной интриги, переплетения сюжетных линий.

• Отсутствие какого-либо сложного («детективного») вопроса, загадки, над поиском ответа на который бьются герои (и читатель). Вопрос, собственно, только один: при каких обстоятельствах и под каким предлогом герою удастся попасть на Землю, в лабораторию, чтобы вернуться в своё время.

• При общей психологической бедности в обрисовке персонажей и мотивировке их действий больше всего среди многочисленных и разнообразных эпизодов романа мне запомнились два:

1)

2)

Это самые насыщенные психологически моменты романа. Именно они, по моему субъективному ощущению, «скрепляют» всю фабулу романа.

• Гордон как персонаж доминирует над всеми другими персонажами. Изложение ведётся от третьего лица, но фактически – с точки зрения Гордона. Мы видим всё как бы его глазами и чувствуем только его эмоции.

Ведущим мотивом его действий является чувство долга: не испытывая ни малейшей ностальгии по своему времени и своей Земле, он во что бы то ни стало должен выполнить свой «договор» с настоящим Зарт Арном. Кстати, строго говоря, он отнюдь не обещал Зарт Арну совершить обратный обмен телами – а Зарт Арн и не требовал от него такого обязательства, Гордон обещал лишь сохранить в тайне сам факт обмена.

• После первого же знакомства с Лианной проникаешься симпатией к ней: гордая, красивая, властная, умная, смелая и т. д. Но в дальнейшем развитии сюжета ей отведена всего лишь роль спутницы Гордона. Она поддерживает его, однажды даже спасает от смерти – но, мне кажется, она как персонаж была бы способна на большее… Но с этим ничего не поделаешь.

• Можно немало иронизировать по поводу не слишком большой изобретательности автора в научно-технической области (из атомного пистолета «со щелчком вылетела крохотная пулька»), но ведь это не главное в данном жанре.

Среди технических новшеств, упомянутых автором, мне особенно запомнился танцевальный зал с антигравитаторами.

• Ещё одно замечание – об идеологической подоплёке романа. Вообще, советскую фантастику принято упрекать в идеологической и политической ангажированности. Однако что мы видим в романе Гамильтона? Он впервые опубликован в 1947 году (в журнале, книжное издание вышло в 1949). Для американского читателя того времени образ агрессивной Лиги Тёмных Миров и её диктатора Шорр Кана, безусловно, ассоциировался с Советским Союзом и Сталиным. Разрушитель, в тайну которого стремится проникнуть Шорр Кан, – это аналог атомного оружия, которым в 1947 году обладали только США. И какова же основная идея книги? – Обосновать необходимость, при определённых условиях, применить Разрушитель против Лиги Тёмных Миров (читай: применить атомное оружие против СССР). Да, это очень плохо и опасно, к этому можно прибегнуть только в крайнем случае – «лишь тогда, когда свобода Галактики будет под угрозой!», «когда речь идёт о свободе и жизни людей во всей Вселенной!» – но надо быть готовым к тому, что такая ситуация всё же возникнет.

Правда, Средне-Галактическая Империя – отнюдь не аналог США. Вообще получается так, что читатель должен принять как само собой разумеющееся, что эта самая Империя воплощает и обеспечивает своим гражданам (точнее сказать: подданным) эту самую свободу, ради защиты которой и следует применить Разрушитель. Но так ли это на самом деле? Автор не уделяет ни одной строчки описанию того, каковы, собственно, общественные порядки в Империи. Мы видим роскошный дворец и (издали) великолепную столицу, встречаем королей и баронов, придворных, высших чиновников, офицеров, упоминаются безымянные солдаты и дворцовые слуги. А как живётся остальным сотням миллиардов людей? Арн Аббас мало похож на конституционного монарха, и демократией в этой империи явно не пахнет. Таким образом, галактическая война сильно смахивает на схватку одной деспотии с другой…

Подводя итог, скажу, что роман Гамильтона, наверно, послужит мне эталоном для оценки других произведений подобного рода – эталоном не в смысле «абсолютного идеала», а в смысле «стандартной единицы измерения», мерки, с которой можно сравнивать, скажем, другие произведения того же Гамильтона.

К сожалению, видимо, перевод З. Бобырь во многих местах неточен и содержит сокращения. Я не проводил сплошного сличения текстов, но, «спотыкаясь» при внимательном чтении русского текста на странных местах (неясностях и противоречиях), обращался к тексту оригинала и обнаруживал, что эти странности присутствуют только в тексте перевода. А что касается сокращений, то вот яркий пример. В главе 2 есть не слишком большой абзац о том, как «в последующие дни, углубляя знание языка, Гордон изучал также историю мира за прошедшие две тысячи веков». В оригинале же этому месту соответствуют 18 (!) абзацев, гораздо подробнее описывающих и эту историю, и основные технические достижения. Они, конечно, замедляют изложение, но, во-первых, подготавливают читателя к лучшему пониманию дальнейших событий, а во-вторых, любопытны как свидетельство представлений писателя-фантаста середины 1940-х годов о дальнейшем развитии цивилизации.

Не могу не удержаться, чтобы не бросить камешек в огород издательства «Эксмо». В сборнике Гамильтона, вышедшем в серии «Шедевры фантастики» (http://fantlab.ru/edition16013), содержится изрядное число опечаток и искажений, а в диалоге Гордона и Лианны в главе 6 выпущен важный для понимания происходящего абзац (к счастью, могу сравнивать это небрежное издание с аккуратным изданием «Аванты+« в «Антологии мировой фантастики» (http://fantlab.ru/edition609), – именно его я читал пять лет назад). Я просто опасаюсь читать остальные романы Гамильтона, помещённые в этом томе (их тексты мне сравнивать не с чем…).

И наконец – по поводу критических замечаний типа «где в космосе север, а где запад?».

Наша Галактика принадлежит к числу дисковых спиральных галактик. Её диаметр – 30 кпк (килопарсеков), толщина звёздного диска – только 0,7 кпк (данные из Википедии http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0). Таким образом, для общей ориентации в Галактике и указания основных направлений её «толщиной» можно пренебречь и ограничиться двумерной системой координат. А дальше – просто условиться, где в этой системе координат верх (и назвать его «севером»), а где низ («юг»), и определить, где у диска лицевая сторона (и соответственно – где «запад» и где «восток»). Это – не большая условность, чем определение сторон света на карте Земли. По аналогии с земными картами, где Европа – «центр» цивилизации – находится в северном полушарии, естественно рассматривать севером Галактики тот её край, где расположено Солнце. Вспомним, как Вель Квен показывает Гордону объёмную схему Галактики: «В воздухе возникла объёмная карта Галактики – дискообразный рой сверкающих искр [в оригинале: «a flat, disk-shaped swarm» – «плоский, дискообразный рой»]. … Солнце и Земля находятся на крайнем севере…».

Писатель посвящает свой рассказ важным и сложным темам: семейным отношениям, точнее – взаимопониманию, доверию между родителями и детьми, и более широко – ценности любви и добра (причём это подаётся в христианском контексте). Однако автор включает в сюжет криминальную составляющую и облекает всё в мистическую форму. Мне это не слишком понравилось.

Забавная ошибка переводчика (в издании «Карты в зеркале» (Эксмо, Домино, 2005)): в послесловии упоминается колледж Ватагуа в штате Аппалачи («at Appalachian State»). Такого штата в США, конечно, нет. Речь идёт о Appalachian State University в штате Северная Каролина.

Автор безжалостен к своему читателю. Рассказ шокирует – как основной идеей, так и её реализацией. Мизантропически задумаешься: до какой степени безгранична жестокость человека по отношению к себе подобным? Я не встречал столь яркого и подробного – почти на две страницы – описания ощущений подвергаемого смертной казни человека.

Однако к концу рассказа напряжение спадает, появляются даже юмористические нотки (бедный прокурор!). Развязка несколько смазывает общее впечатление. Она показалась мне нелогичной, искусственной, как бы «из другой оперы». Но в тоже время можно посочувствовать автору: из придуманной им ситуации не так-то просто найти убедительный выход.

Явны переклички с Оруэллом – и в деталях (история с Суиком, портреты Ленина/Старшего Брата на каждом шагу), и в самой мысли о том, что «преступник» должен доказать своё раскаяние, искренне возлюбив поработителей.

Вообще, по-моему, к содержанию рассказа не стоит подходить с чисто реалистическими критериями: «Такого не может быть, потому что…». В нём есть некоторый гротеск, доведение до абсурда. Замечательны в этом отношении слова: «У нас гуманное правительство. Мы никогда никого не убиваем насовсем».

А политическая и идеологическая основа сюжета: противопоставление «плохих» русских, с одной стороны, и американцев, из которых так и невозможно поголовно и до конца вытравить тягу к свободе, с другой стороны, – сейчас воспринимается спокойно, но во времена публикации рассказа была не такой уж безобидной.

Является ли Кард первооткрывателем идеи «тысячи смертей»?

Чрезмерно натуралистичная, на мой взгляд, (и поэтому отталкивающая по форме) история о том, к чему может привести «несходство в характерах» супругов. В основе сюжета лежит необычная идея. Однако, несмотря на неё, рассказ не произвёл на меня яркого впечатления. Главного героя, конечно, жалко, но он обрисован как-то блёкло и невыразительно (так и хочется сказать – «недостаточно живым», что применительно к покойнику звучит своеобразно) и особого сопереживания не вызывает.

Весьма сложное и многоплановое произведение, затрагивающее разнообразные темы: проблемы воспитания; отношения между родителями и детьми; роль художественной литературы в формировании личности и в обществе вообще; формирование самосознания; ответственность человека перед другими людьми; способность (или неспособность) человека к самоизменению; философия познания и др.

Описываемые события допускают разную интерпретацию, и читателю предоставляется полная свобода в их трактовке и оценке.

Позиции самого автора «не видно» – он никак не выражает своего отношения к описываемым им событиям. Пожалуй, только само название рассказа можно расценить как своего рода авторскую «подсказку».

Не всё в рассказе показалось мне достаточно убедительным (так, малоправдоподобна удивительная способность Джо правильно истолковывать результаты своей программы, о которой говорит доктор Фрайер).

Самая запомнившаяся фраза: «В доме семьи Бевисов прибавилось закрытых дверей» (точнее, даже не закрытых, а запертых — locked).

Невесёлая шутка. Но в основе лежит мысль (вообще-то весьма спорная, особенно в наше время) о том, что творчество писателя (журналиста, критика) всё же способно сильно влиять на людей, на развитие общества – не всегда, правда, благотворным образом.

И ещё один вопрос возникает после чтения рассказа: цензура – это безусловное зло или нет? Мы смотрим на парней из Комиссии и на их деятельность глазами Дока – и, вполне естественно, видим всё в неблагоприятном свете (даже внешность у них неприятная, а взгляд – такой, какого «у людей быть не должно»). Но если посмотреть на ситуацию объективно – они предотвратили гражданскую войну (и спасли семь миллионов жизней) и голод. Зададимся фантастическим вопросом: если бы Радищев, Белинский, Чернышевский и др. были вовремя «удержаны» (restrained) – может, у нас в России тоже не было бы ни гражданской войны, ни голода?

Тяжёлая для чтения, но сильная и психологически достоверная вещь.

Насколько сложен внутренний мир человека, и как это трудно — одному человеку постигнуть, что происходит в душе другого...

Мелкое замечание въедливого читателя: в начале рассказа дважды говорится, что дождь шёл четыре недели, но если проследить хронологию событий, то обнаруживается, что дождь начался в понедельник, продолжался на второй неделе и закончился в четверг на третьей – т. е. шёл только две недели и четыре дня.

Достаточно банальный рассказ.

Явная ошибка в переводе: «У «хорнета» были номера Юты; должно быть, она давно уже едет по этой дороге» – в оригинале же: «…she was going to be on that road a long time», т. е. «ей ещё долго ехать по этой дороге» (из Невады в Юту).

1. Видимо, автор сознательно использует недосказанность, недоговорённость в качестве художественного приёма. Читатель может только догадываться:

– об истории взаимоотношений Джемини и Ориона;

– о том, что связывает Джемини и Мерси Менвул;

– о том, кто они на самом деле;

– о причинах ненависти Мерси (и Джемини?) к Ориону.

Странно непоследовательны действия Джемини, то провоцирующего Ориона на нежелательные для того действия, то, наоборот, «подыгрывающего» ему. Вообще, Джемини и Менвул играют с Орионом как кошка с мышкой, словно они каким-то образом предвидят всё дальнейшее развитие событий.

2.

3. Единственный персонаж, вызывающий сочувствие и понимание, – Род Бингли. Он единственный человек, для кого смерть – не игра, не развлечение, единственный, у кого в душе звучит голос совести.

4. Важная для понимания сюжета фраза, сказанная Джемини в адрес Менвул: «Ты сыграла великолепно», – сразу наводит на мысль, что Менвул – не та, за кого себя выдаёт, т. е. не офицер полиции (косвенно в этом же смысле могут быть истолкованы слова о том, что Менвул, «похоже, ещё не привыкла пользоваться силовым щитом», и факт отсутствия у неё ордера).

Однако оригинальный текст неоднозначен: «You performed superbly». Глагол perform (без прямого дополнения), помимо значения «играть, выступать (на сцене)», имеет и другие значения – и прежде всего «(хорошо, надлежащим образом) работать, функционировать, выполнять свои функции». Поэтому эту фразу можно перевести и так: «Ты хорошо сделала своё дело» – Джемини просто утешает Мерси, которой пришлось извиняться перед Орионом.

5. Тематически рассказ близок рассказу Г. Каттнера и К. Мур «Лучшее время года» («Vintage Season», 1946).

Рассказ не понравился. Я так и не понял его ключевой идеи, смысла. Может, «соль» в том, что любовь Барта к своей новой ипостаси превращается в конце в ненависть?

Неправдоподобно, чтобы Барт смог проявить такой «эгоальтруизм» – отказаться от собственного существования в обычном мире ради своей новой «полноценной» копии. «Никто не любил Барта сильнее, чем сам Барт». Можно представить, что он хотел бы, чтобы в мире теперь существовал другой – молодой и здоровый – Барт, но ведь его собственнное «я» в процессе «копирования» не исчезало, оно должно было хотеть продолжать жить – и жить с максимумом возможных – при его богатстве и имеющемся физическом состоянии – удовольствий.

Барт больше всего на свете любил удовольствия. И хотя из-за чрезмерной тучности у него возникли препятствия в их достижении, вряд ли он был способен решать эту проблему описанным в рассказе путём. «Есть тучные люди, которые ненавидят самих себя и предпочтут умереть ради того, чтобы в мире осталась их стройная копия. Барт не был таким. … А уничтожить собственное «я» .. о таком он и помыслить не мог. Человек, завладевший его памятью .. не сумел лишить Барта его «я».» И вдруг оказывается, что Барт «вообще не задумывался о том, что будет дальше», о том, как, собственно, будет существовать после копирования его исходная версия. Он даже толком не запомнил, чтО об этом написано в договоре (и просит Андерсона напомнить ему формулировку).

Объяснение, что «Барт был не из тех людей, которые предчувствуют грядущие несчастья», недостаточно.

Непонятна фраза о том, что «для И, как и для Зе, всё было впервые, то было лишь самое первое предательство, и он не помнил других». Непонятно, почему у Барта в конечном счёте возникает такое сильное желание убить старика – «Барта № 1». И почему для Барта № 1 предназначена особая миссия?

Действительно, рассказ носит эскизный характер, автор весьма лаконичен. Но, во-первых, чтобы полностью раскрыть потенциал фантастического допущения о сверхъестественной способности героя, надо, наверно, быть вторым Стивеном Кингом. А во-вторых, может быть, автор специально даёт своим читателям больше возможности подумать о вариантах развития событий (и над вопросом: «А если бы это случилось со мной?»).

Но можно допустить, что автор просто толком не знал, что делать со своим персонажем, поэтому и завершил рассказ «форс-мажорным» поворотом сюжета…

Для объективности надо заметить, что герой рассказа и не стремится использовать свой неожиданный дар для пользы других людей, он погрязает в бесконечных и бесплодных размышлениях на тему: «Что будет, если...». А когда ему — единственный раз — предоставляется возможность что-либо изменить, он, без колебаний, спасает лишь самого себя (и только косвенным образом — случайно «прицепившегося» к нему метрдотеля).

Несколько запутанное, но психологически впечатляющее и сильное описание

Оказалось очень близким мне и задело за живое. Грустно.

Ассоциация со «Смертью Ивана Ильича» Л.Толстого.

К сожалению, банальное название «Конец» не соответствует семантике и этимологии оригинального названия — «Quietus», точно выражающего смысл рассказа (можно было бы перевести как «успокоение»).

Споткнулся на фразе: «...Он вспомнил, что старый зеленый диван и кресло стоят в комнате уже пятнадцать лет, с тех пор как они с Мэри-Джо поженились». Что же всё-таки стоит в гостиной — антикварная мебель или зеленый диван и кресло? На самом деле в оригинале: «...He remembered that the old green sofa and chair were fifteen years ago, when he and Maryjo had first married» — «диван и кресло были пятнадцать лет назад, когда они с Мэри-Джо только поженились», и всё становится понятным, внося к тому же важный дополнительный штрих в картину психологического состояния героя.

Я бы воздержался от слов «муки совести» или «угрызения совести» по отношению к главному персонажу. Никакого внутреннего духовного перерождения, ужаса перед совершёнными грехами, вопроса «Как же мне теперь жить дальше — со всем тем, что я сотворил?»

Кстати, в издании «Карты в зеркале» (Эксмо, Домино, 2005) — существенная смысловая ошибка (или просто опечатка) в переводе: «Говард не умел управлять другими, но не собирался никому позволить управлять собой». В оригинале: «Howard could find other's people handles, but they could never find Howard's». И действительно, Говард хорошо управлял отцом, матерью, Воном Роублзом, дочерью, Долорес…