В альманахе "Порог-АК" издан первый рассказ цикла "...Из Габена", в котором появляется Джаз-смерть.

Это мысли, воспоминания и агония умирающего клоуна. В стиле кабаре.

PHOTO

Что ж, вышла новая книга. И вот, что я могу о ней сказать...

Мартлет и Змей… Крошечная птичка и пресмыкающееся… Одна извечно вынуждена находиться в небе, второй ползет в высокой траве. Что у них общего и что им делить между собой? Землю? Небо? Что вынуждает птичку опуститься низко-низко, будто предвещая грозу, а змею подняться на свой хвост? Высокомерие и гордыня. Будто два ярмарочных балаганных шута, они соперничают в своем тщеславии. И берегитесь те, кто окружает их – не по своей воле вы отправитесь в костер их вражды в виде растопки.

Кто одолеет в этой борьбе – высоко парящий подозрительный Мартлет, или плетущий хитроумный клубок интриг Змей? Противостояние изощренных разумов, двух гениев, которые в своей изворотливости готовы пойти на все, жертвуя даже самым ценным. Все начиналось, как ничем не примечательное приглашение в гости, а закончилось поединком двух беспринципных кукловодов, в чьих пальцах зажаты нити от сотен марионеток. Сочленения и суставы сокращаются, куклы бегают и прыгают, деревянные мечи в их руках бьют противника. А кукловодам будто и не видно, что из ран и прорех их игрушек течет настоящая живая кровь. Они настолько заигрались в своем противостоянии, что не замечают ничего кругом. Ни того, что уже и сами не помнят, с чего все началось, ни того, что находятся в комнате, весь пол в которой устилают, будто ковер, деревянные ручки и ножки, отрубленные деревянные головы, а меж ними расплываются багровые кровавые пятна. Но никто им не скажет, что то место, где они устроили свою игру, уже охвачено огнем из-за незаметно опрокинутой локтем кого-то из них свечи. Помимо того, что деревянные куклы умеют умирать, они еще умеют… гореть.

А кукловоды самозабвенно продолжают свои манипуляции, оставшиеся в целости (пока что) куколки танцуют на нитях, вскидывают такие смешные и нелепые ручонки с тупым оружием. У кукол нет ртов – чтобы не могли жаловаться, кричать, вопить. Зато у ни есть нарисованные глаза. И глаза эти полны ужаса, смешанного с обреченностью. У кукол есть глаза – а значит, есть и души. Души, на которые их мастерам плевать.

А у кукловодов, наоборот, нет глаз. Они – бездушные слепцы с мозолистыми руками и извечно голодным нутром. У них есть губы, застывшие в извечной усмешке. У них есть натруженные нитями пальцы. В их головах смазанные и настроенные до невообразимой точности механизмы разумов. А еще у них нет сердец – на их месте в груди пробиты дыры, вырезанные в виде сердца. Но им этого хватает. Вид сердца заменяет им его наличие.

Они и сами не замечают, что каждый их сустав удерживает нить, идущая далеко в облака, туда, откуда не разглядеть ужасного кукловода уже их самих. А Тварь, что направляет каждое их движение, поистине мерзка. Хуже нее нет никого. В ее силах прекрасное превратить в уродливое, а искреннее – завернуть в саван лицемерия и презрения. Имя этой твари – Гордыня.

Владимир Торин

Да уж, так вышло, что к выходу "Масок Черного Арлекина" мы приурочили много чего)))

Маски Черного Арлекина.

Портреты и пыль, почерневшие рамы –

Осколки былого, свершившейся драмы.

Их лица – лишь тени в плену отражений,

Разбитых зеркал, пелены наваждений.

Ты знал их. То отблески жизни забытой,

Печальной, трагичной, никчемной, убитой…

Ты видишь их вновь, словно взялся руками,

И режут осколки ладони краями…

Здесь в каждой крупице насыпано боли,

Фрагменты полотен – все части юдоли.

И в них ускользающий призрачный облик

Кровавою дланью рисует художник.

Выводит на сердце стальною иглою…

Признанья и клятвы, что скрыты золою.

Сожженных, заброшенных, сломанных зданий,

Твоих преступлений. Твоих наказаний…

Но старые рамы пощады не знают,

Что злобные псы, рвут на части, терзают.

От них не сбежать: это сны твои, грезы,

Острее, чем явь, чем шипы черной розы…

Не ведал, что творил. Не плачь.

Ты шут, паяц, ты арлекин. Палач.

Улыбку смерть в тебе нашла. Беда.

Ты весел был, как и жесток. Всегда.

Ты примерял чужую боль. На вкус.

К твоим ногам ложились маски. Чувств.

Тела пустые оставлял. Пройдя.

Ты всех убил, кого смешил. Шутя.

Ты просишь смерть к тебе прийти. На пир.

Ее ты ждал, лишь ею жил. Служил.

Не ждешь пощады для себя. Зачем?

Ведь жизни путь лишает сердца. Плен.

Открой засов, впусти убийц. Мой друг.

Твой пробил час, и вот они. Идут.

Так что ж не рад, коль сжал кинжал. В руке.

Со мной не раз вел разговор. Накоротке.

Почто сбегаешь от меня? Ты зря.

Тебя желала я забрать к себе. Любя.

Но ты отверг мой тленный дар. Изгой.

Теперь ты мертвый арлекин. Ты мой.

Ты идешь туда, где никто не ждет.

Ты спешишь куда-то уж который год.

Сапоги – твои братья, и мешок за спиной.

Пыль терзает ноги, пути нет домой.

Тропа, тракт, перевал – вот твоя дорога.

Сколько их было, еще будет так много.

Ты всегда в пути, бредешь сам с собой.

Ты везде чужак, не зовут домой.

Ты нашел его, сердце любимой в грязи.

Оглянись кругом, у прохожих спроси.

Ты узнаешь место, где заждался покой,

И душа болит, возвращаясь домой.

Посмертная маска – лица отраженье,

Простой белый слепок… уходит мгновенье.

Итог твой – огарок свечи поминальной,

Последняя нота для рифмы прощальной.

Играй же – ведь грим арлекину милее,

Цепляй бубенцы – с ними смерть веселее.

Прочти монолог, плени зрителей взоры!

Погибнуть на сцене – мечта для актера.

Помост театральный – а плаха чем хуже?

Палач, что суфлер: тоже важен и нужен.

Топор просвистит – не забыть бы, как звали!

Того…

Кому зрители…

Рукоплескали…