КАСЫДА РАССВЕТА
Давно я не писал касыд, тот молчалив, кто пьян и сыт,
И пусть поэт в бою не ссыт, и пусть прикончен литр,
Но бейт за бейтом, как часы, стучится в сердце: «Помнишь, сын?
Ты соль на рану чаще сыпь…» Вот, сыплю. Вот, болит.
Вороне обломился сыр, листва зачахла без росы,
И тыща видов колбасы меня не исцелит,
Когда бездарно лгут весы, и ухмыляется в усы
Блудливый бес, и брешут псы, и не слыхать молитв.
Касыд я не писал давно, я ел свой хлеб и пил вино,
Смеялся, пел, глядел в окно, молчал, работал, спал.
Привет, бедняга Сирано! Ты помнишь подлое бревно?
Вот так идешь – и тут оно, и счастлива толпа.
Сядь Диогеном под стеной, встань Александром над страной,
Звени Орфеевой струной, сгинь в каше, как рапан,
Тебя размелют в хлам, в говно, перелопатят все равно,
Снабдят наклейкою дрянной – к примеру, паропанк.
Касыд давно я не писал, иные скажут, что зассал,
Не верит больше в чудеса, а верит в звон монет,
Иным – слепая полоса, я их вертел, потом бросал,
Брал сам, смеялся тоже сам, семь бед, один ответ.
Сэнсей Аль-Мутанабби-сан, не много ль соли в волосах?
Был перец, выцвел, и впросак попали мы, поэт,
Но так же слышим голоса, как раньше, как на небесах,
Как слышит птиц седой босяк с рассветом… Скажешь, нет?