Сообщения и комментарии посетителя
Комментарии посетителя Петров Эдуард в блогах (всего: 32 шт.)
«Привидение времени» Владимира Савченко возвращается к читателю на русском языке > к сообщению |
![]() Интересно. Большое спасибо! |
Asimov > к сообщению |
![]() JimR, спасибо за очень интересный анализ. Сейчас в руках держу издание 1991 года с переводом М. Гилинского. На первый взгляд это тоже неплохой оригинальный перевод. И его (вероятно) нигде нет в сети. Можно было бы отсканировать весь текст, но к сожалению экземпляр книги бракованный — в типографии при обрезке блока срезали по одной-две строчки на каждой странице. Первые три страницы текста: цитата Еще начало второй части: цитата PS. книга еще некоторое время будет у меня. Если нужно что-то отсканировать — сделаю. |
Конкурс с издательством «Артефактъ» > к сообщению |
![]() 37. Юрий Смолич. Владения доктора Гальванеску + два романа продолжения из этого цикла. С иллюстрациями. |
В. Владко. Голос у темряві. 1944 (не фантастика) > к сообщению |
![]() IMHO, это лучший из "военных" рассказов Владко. Спасибо. Вот, параллельно текст на русском языке: ГОЛОС В ТЕМНОТЕ Четыре гитлеровских автоматчика в белых маскировочных халатах вошли в село с южной стороны и, не колеблясь, направились вдоль улицы, к площади, где в сумерках еле видны были развалины церкви и здания сельсовета. Автоматчики шли, ни у кого не спрашивая дорогу; да и спрашивать было не у кого на безлюдной улице. Впереди, низко надвинув капюшон, шел высокий солдат. В руках он держал наготове автомат. Видимо, он знал дорогу лучше остальных, молча шедших вслед за ним. Гитлеровцы ежились от холода. Миновав несколько переулков, они оказались возле дома, в окне которого мерцал желтый огонек каганца{[1]}. Высокий солдат несколько раз грубо ударил сапогом в калитку. — Кто там? — раздался со двора мужской голос. — Староста надо, — коротко ответил высокий. На дворе засуетились. Отворилась калитка. Из-за нее выглянул маленький мужчина в ушанке, со взъерошенной бородкой. Увидев гитлеровцев с автоматами наготове, он испуганно забормотал: — Я — староста. Я, господа немцы. Чего изволите? Высокий презрительно толкнул его автоматом в грудь: — Место спать… кушать… харашо кушать… ферштейн?.. Староста засуетился еще сильнее: — Сейчас будет сполнено, господин старшой. У нас для господ немцев специально поповский дом приспособлен, очень хороший. И харч вполне подходящий, сальце, хлебушко белый, молочко. — Млеко, — сказал фашист, еле шевеля замерзшими губами. — Млеко, млеко, — обрадовался староста. — И тепло будет, натопим как следует. Пожалте, господа, я покажу куда! Он трусцой побежал по тропинке, протоптанной в снегу. Высокий, обернувшись к спутникам, подмигнул им: — Форвертс! — приказал он. Через полчаса автоматчики, сбросив маскировочные халаты и шинели, сидели за столом и ели. В печи пылали дрова, закутанная в большой платок женщина принесла соломы, готовя на полу постель. А суетливый староста все еще никак не мог успокоиться. Он подходил к солдатам и подобострастно спрашивал, все время кланяясь: — Может, господам немцам еще что-то надо? Только скажите… Солдаты были слишком заняты едой, чтобы ответить ему. Наконец староста улыбаясь, прошептал на ухо высокому солдату: — Если желаете развлечься, то в один момент. Водочки?.. Гм, девушек исправных?.. Только подмигните!.. Высокий повернул голову. Оглянулись и другие. Староста, ожидая ответа, предупредительно пощипывал бородку. — Потом… потом, — ответил высокий. И, указывая на окна, приказал: — Надо закрыть этот… ставень, да? Много света улица… — Сейчас, сейчас, — засуетился староста. Он выбежал на улицу. Через минуту застучали ставни. Потом в двери комнаты открылось маленькое окошко. В нем снова показалось лицо старосты. Он сладко проговорил: — А если насчет развлечься, только подмигните, господа. Вмиг водочки поставлю, и все, что надо… — Шляфен! — через плечо бросил высокий солдат Лицо старосты исчезло, окошко в двери закрылось. Высокий все еще прислушивался. Хлопнула входная дверь. Староста ушел. Высокий пожал плечами и налил себе стакан горячего молока. Несколько минут в комнате царила тишина. Солдаты ужинали. Высокий выпил молоко, встал, прошелся по комнате, потом вышел из комнаты и вскоре вернулся. Дрова в печке уже догорали. Высокий солдат сел у стола, вынул кисет и свернул цигарку. Заклеивая ее, он внимательно посмотрел на остальных. — Ох и мерзавец же этот староста, — сказал он на чистом украинском языке. Второй солдат охотно откликнулся: — Два раза, товарищ лейтенант, рука у меня чуть сама на спуск автомата не нажала. Это тогда, когда он там, у ворот, льстил. И еще… Он не закончил, его перебил коренастый юноша, сидевший рядом: — Первая гадина, это факт! И обратите внимание, товарищ лейтенант, у него все как по маслу. И еда для господ немцев готова, дом поповский… Плачет по нему пуля в моем автомате, товарищ лейтенант, ей-богу, плачет… — Спокойно, товарищи! — остановил обоих высокий. — У нас другие дела, другая задача. А уж если у кого-то руки чешутся на таких гадов, то, поверьте, у меня больше, чем у вас. Я, когда еще селом шли, чего только не передумал… все знакомо… И улицы, и дома… — Но вы же не из этого села, — заметил коренастый. — Не из этого, правда, — согласился высокий. — Мое село соседнее, в пяти километрах отсюда… было, пока фашисты не сожгли его. Ну, а сюда я частенько бегал, когда мальчишкой был, к деду и бабушке, к семье моей матери. Она отсюда была… — Была? — неосторожно спросил коренастый. — Да, была товарищ Соколов, — неожиданно сухо ответил лейтенант. — И хватит разговоров! Вставать придется рано утром. Спать пора. Дежурим по часу, я — первый. Товарищи укоризненно посмотрели на Соколова, который и сам был не рад своей болтливости, и стали устраиваться на соломе. Через несколько минут они уже спали: усталость от напряженного опасного перехода давала о себе знать. Заснул и Соколов, коря себя за неуместный вопрос. Ведь он знал, что мать лейтенанта Савченко гитлеровцы сожгли вместе со всеми крестьянами. Об этом в роте знали все. И надо же было ему спросить, разбередить рану лейтенанта! А Савченко сидел у стола и думал. Он хорошо помнил это село, помнил и этот большой каменный поповский дом, мимо которого мальчишкой боялся бегать: отсюда всегда могла выскочить большая собака. Хорошо жил поп, дом у него хороший, с толстыми стенами, дубовыми дверями и ставнями… Лейтенант Савченко встал, прошелся по комнате. Да, вопрос Соколова действительно словно ножом резанул его. Он увидел знакомые улицы села, по которым бегал мальчишкой. Вспомнил деда, который вырезал ему из дерева игрушки, бабушку, у которой всегда был для любимого внука Василия медовый пряник… и мать, ласковую мать… Теперь их нет. Умерли и дед, и бабушка, и мама… Нет! Хватит думать об этом. Не время! Впереди еще много дел, опасных, тяжелых, для которых будут нужны силы — и его самого, и его товарищей-разведчиков. Легкий шум за окном привлек его внимание. Он прислушался, положив руку на автомат. Нет, это, видимо, ветер шуршит сухим снегом. Просто он слишком возбужден сегодня. Даже голова болит, что случается с ним редко. Лейтенант посмотрел на товарищей, которые спали на полу. Да, если бы не знакомые лица, — настоящие фрицы в зеленых мундирах. Да и сам он… Наверно, не стоило так старательно прикрывать лицо капюшоном, когда входили в село. Кто узнал бы его в немецкой форме? А вот голова все-таки болит — и все больше. Лампа воняет, что ли? В воздухе неприятный запах, словно чад. Открыть дверь? Лейтенант Савченко подошел к дверям, толкнул их. Они не открывались. Он быстро осмотрел их: может, кто-то из ребят закрыл дверь на засов? Нет. Что же тогда?.. Он еще раз нажал на дверь. Как будто кто-то снаружи подпер ее бревном. Лейтенант оглянулся. На столе горела лампа, вокруг нее стояли тарелки с едой, кувшины, миски, лежал хлеб. На полу на соломе спали товарищи. Все было как и раньше. Но дверь… Соколов пошевелился, тихо застонал и сонно провел рукой по лбу. Да, и головная боль… и этот чад… Савченко быстро подошел к окну, нажал на железный стержень ставни, проходивший внутрь комнаты сквозь отверстие в стене. Стержень не поддавался. Встал Соколов, присел, медленно оглянулся. Он увидел лицо командира — напряженное, серьезное. В один миг солдат был на ногах. И вдруг он пошатнулся и едва не упал. Растерянно и смущенно посмотрел на командира. — Голова не варит, товарищ лейтенант. Болит очень. — Разбудите товарищей, — коротко приказал Савченко. Соколов наклонился и вновь едва удержался на ногах. Он старательно расталкивал товарищей, но они только бормотали что-то непонятное и вновь засыпали. Наконец, более молодой и крепкий Черножук поднялся. Лицо его было бледно. Петренко не просыпался. Неужели чад уже успел подействовать на него?.. Савченко заглянул в печь: там все еще вспыхивали синие огоньки. Воды! Воды в комнате не было. Савченко схватил со стола кувшин и выплеснул в печь молоко. Угли зашипели — громко, яростно. Комнату наполнил запах пригоревшего молока. Воздух, нужен свежий воздух! Лейтенант оглянулся. Черножук и Соколов смотрели на него. Они все еще не понимали, что случилось. Коротко и быстро Савченко объяснил: — Нас закрыли. Двери подперты снаружи. Ставни тоже. Печь закрыта слишком рано. Нас отравляют чадом. Понятно? — Разрешите выбить стекло, товарищ лейтенант, — предложил Соколов. Савченко пожал плечами. — Попробуйте. Но ставни здесь очень крепкие. Вот если бы удалось выбить и их… да где уж там! Он вспомнил: ставни в поповском доме тоже дубовые. Соколов замахнулся автоматом. Зазвенело разбитое стекло. Яростно, изо всей силы Соколов ударил прикладом по ставням. Бесполезно! Дубовые ставни даже не шелохнулись. Зато сам Соколов едва удержался на ногах. — Голова идет кругом, товарищ лейтенант, — смущенно сказал он, потирая лоб. Сзади что-то грохнуло. И сразу стало темно. Это Черножук со стоном упал на пол. Он задел стол, опрокинул его, лампа разбилась. В темноте было слышно тяжелое дыхание Соколова и слабый стон Черножука. А Петренко? Что с ним? И в этот миг за дверью послышался шорох. Что-то скрипнуло. В темноте лейтенант Савченко увидел, как в дубовых дверях засветилась щель. Кто-то снаружи открывал окошко, прорезанное в них. Раздался тихий женский голос: — Наверное, уже готовы. Ей ответил мужчина так же тихо: — Погоди, спешить некуда! — Это был голос старосты, но уже совсем другой, куда только делись услужливые, льстивые нотки. Чье-то лицо неясно и смутно виднелось в окошке. Лейтенант почувствовал прикосновение руки Соколова, услышал его возбужденный шепот: — Это что же, расшифровал нас гад, что ли?.. Как тихо не прошептал это Соколов, за дверью его услышали. Лицо исчезло. Послышался шепот, прерывистый, взволнованный. И тогда неясные очертания лица вновь появились в окошке. Раздался голос тихий, но твердый: — Еще не все подохли, проклятые? Еще шевелитесь? Так вот вам напоследок, перед смертью вашей собачьей, мои слова. Будьте вы прокляты на этом и на том свете. Подохните, ироды! Это вам расплата за все. И за наше сожженное село, и за жизнь нашу разбитую… Голос в темноте на мгновение смолк, словно от гнева у человека перехватило дыхание. Лейтенант Савченко стоял посреди комнаты, потрясенный. Он чувствовал, как тяжело повис на его руке Соколов. А голос, взволнованный женский голос продолжал: — Будете и вы, окаянные, лежать в сырой земле, как все те, что приходили уже сюда. Восемнадцать фашистов я уже положила в погреб. И вы ляжете, нет вам спасения, дьяволы! Моей деревни нет, хаты нет, ничего не осталось, только я сама живу с моей яростью. На всех вас хватит. И придут, и еще лягут, как те, как вы. Все погибнете, все до одного на земле нашей пропадете. Подыхайте, как собаки!.. Тогда лейтенант Савченко, шатаясь, сделал шаг к двери. Протягивая вперед руки, он вскрикнул: — Мама! Мамочка! За дверью раздался крик. Лейтенант снова крикнул, чувствуя, как сжимает его голову раскаленный обруч чада: — Мама! Это я, Василий… Мама! — и упал. За дверью загрохотало, кто-то вбежал в комнату, кто-то быстро распахнул ставни, морозный воздух свежей ледяной волной ворвался в комнату. Уставшим неровным голосом Соколов укоризненно прошептал: — Этак, вы бы и правда нас на тот свет отправили, друзья… Лейтенант Савченко лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как его плечи обнимают знакомые ласковые руки, как падают ему на лицо большие горячие слезы и сразу высыхают под частыми неудержимыми поцелуями той, в чьем материнском сердце неразлучно соединились — пылкая любовь к Родине и великая гневная ненависть к ее врагам. |
В. Еремченко. Памятник комиссара Бабицкого. 1928 > к сообщению |
![]() Спасибо. Неплохой рассказ на тему Гражданской войны. Вычитанный текст: Памятник комиссара Бабицкого. 1 Рыжая вихрастая голова комиссара Фимки Бабицкого была способна на самые неожиданные и невероятные выдумки. Обычно неповоротливый и ленивый Фимка делался иногда быстрым, ловким и изобретательным. — Чорт на Фимку наехал! — говорили тогда его товарищи. Но Фимкина неожиданная затея покоряла их, и они, поругиваясь, помогали Бабицкому. А, когда кончалось дело, всем становилось ясно, что другого выхода и придумать было нельзя. Фимка же сразу как-то тускнел и снова становился медлительным и сонным. О своих делах Фимка не любил вспоминать. — А что, в самом деле? Ну, сделал, ну, выдумал. Прошло — и ладно! — Нет, ты скажи, как ты додумался? Напоил пулеметы пивом, чорт! — Ну и ладно… Напоил. А, ну, вас! Фимка поворачивался на койке носом к стене и засыпал. Веселая новость о Фимкиных пьяных пулеметах дошла и до дивизии. Все рассказывали друг другу эту забавную историю. Накануне конный взвод, заскочивший из леса в тыл белым, отбил у неприятельского обоза пожарную бочку, в которой оказалось пиво. Бочку торжественно привезли к штабу и решили на утро раздать пиво по взводам. Но утром началась перестрелка, белые пошли в атаку. У наших пулеметчиков не хватало воды в пулеметных кожухах, ближние колодцы были пустыми. Фимка сам взял ведра, выдернул затычку из бочки, наполнил ведра пенившимся пивом и послал их к пулеметам: — Лей вместо воды! Оно холодное! Из отверстий пулеметных кожухов шел горьковатый горячий пивной запах; пиво пенилось на земле, выливаемое из кожухов. Пулеметы работали с пивом не хуже, чем с водой. Атака была отбита, но взводы не получили пива. Его распили после боя пулемётчики. Только и всего. 2 Позиция полка была на этот раз особенно ответственной. Широкое шоссе от города к городу проходило мимо большого имения "Дубки". Справа местность переходила в болото, слева расстилался заповедный лес. Одно лишь имение стояло на ровном месте, как страж пути: кирпичные сараи, дворовые каменные постройки были полуразрушены, верх барского дома снесен снарядами. Уцелела только старая колокольня домовой барской церкви, сложенная из прочного серого камня. Фимка Бабицкий не раз лазил на колокольню, шарил там, что-то искал, высматривал. — Понимаешь, люблю я такие развалины, — объяснял он, — обязательно что-нибудь интересное найдешь. Ты смотри, ей не меньше сотни лет, этой колокольне. И стоит! Как строилась-то: стены в два аршина толщиной. Старина! Позиция полка в "Дубках" как пробкой затыкала наступление белых. Фронт остановился тут около недели назад, пулеметы Красной армии прочно уперлись на юг. Взять "Дубки" со стороны белых простой атакой было невозможно. И белые готовились к серьезной атаке броневиками, подтягивали силы. Нам нужно было тоже готовиться, но как-то неожиданно оказалось, что не хватает снарядов и надеяться на защиту артиллерии нельзя, пока не подвезут снаряды. Без артиллерии же позиция в "Дубках" становилась очень слабой. Одна настоящая атака — и придется, отступать. Вечером разведчики принесли сообщение о приходе белых броневиков. Стало ясно: через день — два будет атака, которую нельзя остановить пулеметами. Положение делалось все серьезнее и опаснее с каждым часом. И, что было особенно странным, Фимка Бабицкий снова полез на колокольню, вооружившись топором и ломом. 3 А утром комиссар Бабицкий взял лошадь и поскакал в город в штаб дивизии. О цели его поездки не знал никто: Фимка не любил ничего объяснять, пока дело не становилось совершенно ясным — по крайней мере для него. В штабе Фимка отыскал комдива и заперся с ним в кабинете. Через полчаса комдив вызвал к себе дивизионного инженера. А еще через два часа из города выехало по направлению к "Дубкам" несколько тачанок, нагруженных плоскими деревянными ящиками. Фимка с дивинженером обогнали тачанки на полпути и галопом примчались в "Дубки". Фуражка едва держалась на буйных рыжих вихрах Фимки, он был возбужден и что-то горячо доказывал инженеру. Они вдвоем поднялись на колокольню, оставались там пока не подъехали тачанки; затем оба направились в комнату Фимки. На совещание был приглашен командир полка. Он долго слушал возбужденного комиссара, потом снял фуражку, положил ее на стол. — Фимка, ты ж пропадешь! — сказал он убежденно. Бабицкий махнул рукой: — Об этом не беспокойся. Я из огня выскочу, не то-что отсюда. Ты вот лучше помоги найти точки. Вы с инженером оба хорошо знаете расположение. А тут нужно делать наверняка, иначе все пропадет. Куда они будут тут что ставить? На столе лежал ровный квадрат бумаги, исчерченный карандашом. Инженер посмотрел на него, на Фимку, — и с уважением сказал: — Смелый вы человек, товарищ Бабицкий. Я, откровенно скажу, не решился бы! Командир полка еще раз нерешительно протянул: — Эх, Фимка, гиблое дело… — А ну вас к чорту, — раздраженно выругался Фимка. — Еще здесь разговаривать! Ведь мне нужно самому все увидеть. Нужно знать, с чего начать. Я комдиву доказал, — он согласился, что так и будет, как я говорю. Вам-то уж нечего скулить. А ну, выдумаешь ты иначе? Ведь снаряды будут только через два дня. Командир полка молчал. Фимка тряхнул головой: — Давай лучше разметку делать. Сколько точек мы имеем, товарищ инженер? 4 Ночью в "Дубках" закипела странная работа. Молчаливые сосредоточенные саперы в разных местах рыли глубокие ямы. От ям шли узкие канавки. Дерн с канавок снимался ровными пластами и укладывался тут же, травой вверх. Ямы копались в разных местах — на площади, у сараев, около барского дома, где помещался в нескольких уцелевших комнатах штаб. Канавки от каждой ямы сходились все к общему центру — старой колокольне. Три человека — Фимка Бабицкий, инженер и командир полка — ходили вдоль канавок, вымеряли, подсчитывали. Потом в ямы укладывались привезенные на тачанках продолговатые деревянные ящички. Они устанавливались в строгом порядке, около них помещались маленькие аппараты в футлярах. Черная просмоленная проволока легла от ям в канавки и зазмеилась к колокольне. Затем ямы засыпали, заложили дерном, предварительно утрамбовав их. Густая притоптанная трава дерна закрыла и канавки. У колокольни проволоки соединялись, уходили в выбитую меж камнями щель, проникали внутрь колокольни. Фимка осторожно поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь он подошел к покрытой плесенью стене, вдвинул в щель лом. Несколько камней стены тяжело повернулись. Фимка, остановившись в узком проходе, пригласил инженера и командира полка: — Входите! Мой кабинет. Изобретено, правда, не мною, но открыл его здесь я. Н-ну, даешь броневики! Что скажете товарищи? Товарищи осматривались в тесной келье, освещаемой принесенным фонарем. Маленькая — только лечь можно — каменная комнатка с узенькими щелями-оконцами, откуда задувал холодный ночной ветер. — Плохо, что-ли? Ну, давайте работать. 5 Атака и в самом деле началась на рассвете. Подкрепленные броневиками, белые действовали решительно. Было ясно, что "Дубки" нельзя отстоять. Из штаба пришло распоряжение: "медленно отходить вдоль шоссе, оставляя "Дубки" противнику". Часть отступала в строгом порядке, соединяясь плотным потоком на шоссе и отходя вдоль леса. Отступление медленное и осторожное, продолжалось весь день, пока красноармейцы не отошли до заранее приготовленных в шести верстах укреплений! Белые имели задание захватить "Дубки" только как исходную позицию. Отсюда путь был свободен, и временные укрепления в шести верстах нетрудно было захватить и после. Броневики прошли имение на несколько верст, и вернулись обратно на ночевку: наступали сумерки. Машины расположились во дворе имения. За ними ровным четырехугольником выстроились зарядные ящики легкой артиллерии. Правее, ближе к болоту, остановились трехдюймовки. Штаб занял комнаты барского дома, где еще прошлой ночью стоял штаб красных. Дозорный пост поднялся наверх колокольни; солдаты прошли по скрипучей лестнице, стуча прикладами и сапогами. К ночи в "Дубки" втянулись обозы. Красные молчали: лишь изредка поднималась ночная перестрелка. Ночь пришла в сыром тумане, укрывшем землю от луны и звезд. В "Дубках" стояла тревожная тишина позиционной ночи. Настороженный сон овладел усадьбой; не спали только часовые. И еще не спал тот, чьего присутствия никто не подозревал в каменной стене старой колокольни, кто лежал в узкой и тесной келье, следя за стрелкой часов со светящимся циферблатом. Фимка ожидал условленного часа. У его головы стоял холодный ящик аккумулятора. Провода аккумулятора соединялись с распределительной доской, на которой нащупывались твёрдые костяные кнопки. Стрелка часов двигалась медленно. Фимка вздрагивал, его слегка лихорадило. Наконец светящаяся стрелка часов коснулась цифры "2". Похолодевший палец Фимки надавил одну из кнопок. И через мгновение раздался оглушающий грохот взрыва в западной части "Дубков". На миг Фимка увидел в блеснувшем сквозь узкие оконца свете свою руку, лежавшую на доске. И тотчас свет исчез; оглушенное ухо Фимки все же слышало крики и шум падения выброшенных взрывом камней. Тогда Бабицкий нажал следующую кнопку. Снова грохот взрыва оглушил его. Фимка почувствовал, как задрожал каменный пол, на котором он лежал. И одновременно он услышал, как мимо потайной двери, грохоча сапогами, сбегали вниз по лестнице дозорные солдаты — часовые. В мозгу Фимки мелькнула мысль о том, что дряхлая колокольня может обвалиться, и он не успеет включить все провода. Эта мысль привела его в бешенство. Не отдавая себе отчета, Фимка вдавил одну за другой все кнопки на доске. Невообразимый грохот нескольких одновременно взорвавшихся фугасов уже не дошел до сознания Фимки. Пол задрожал сильнее, что-то ударило в голову. В последнем проблеске сознания Фимка почувствовал, что пол куда-то проваливается, а сам он летит вниз. Потом все смешалось. 6 Контратака красных, начатая при звуках первого взрыва, не встретила сопротивления. Части бегом пробирались к "Дубкам" откуда доносился гул разрушения: очередные взрывы. Красноармейцы наступали с винтовками наперевес, не имея перед собой противника, прямо к огням горевших строений "Дубков". Все горело. Выстроившиеся накануне в строгом порядке броневики, трехдюймовки, обоз — смешались. Но командир полка смотрел не на орудия, не на броневики. Он широко раскрытыми глазами смотрел туда, где раньше стояла колокольня и где теперь вместо нее торчали безобразные развалины. Где-то вдали, в южной стороне слышались выстрелы; вокруг красноармейцы боролись с огнем, не подпуская его к броневикам, беспомощно лежащим на боку. А командир полка все смотрел на развалины старой колокольни, похоронившей под собой рыжую вихрастую голову комиссара Фимки Бабицкого. "Дубки" остались в наших руках — и от них, от места памятника Фимки Бабицкого, началось юго-восточное наступление Красной армии, решившее судьбу этого участка фронта. |
В. Владко. Арест Золотарёва (отрывок из повести "Каратели") 1926 > к сообщению |
![]() Да, это пока единственное известное упоминание о такой повести. Будем ждать. Вячеслав, спасибо за интересную находку. Ниже вычитанный текст этого отрывка. Очень даже неплохо Владимир Николаевич пишет для начинающего писателя, всем советую прочитать: Вл. ЕРЕМЧЕНКО (Владко) Арест Золотарева (Отрывок из повести «Каратели») Лиловый туман весеннего рассвета сопровождал отряд от Знаменки верст пять. Потом туман начал редеть, таять; его пронизывали горячие солнечные брызги. И, наконец, тумана не стало; справа показался далекий горизонт, наступило яркое утро. Горизонт был очень далек, отряд отделяло от него сначала поле, — ровное и сияющее под солнечными лучам; потом начинались кусты, переходившие затем в низкорослый лесок. И лишь за леском поднимались вверх снежные холмы, волнистой своей линией подчеркивавшие синеву неба. Командир отряда, рыжеусый Головин, поднял людей до рассвета. По новым сведениям в Землище пряталось до десятка сбежавших главарей мятежа. Отряд должен был выловить их; инструкция "карателей" была строга и прямолинейна. На пятнадцатой версте Головин дал коням и людям передохнуть: дорога была тяжела, лошади грузли в подталом снегу. Отряд спешился; конопатый Митричев подошел вскоре к Головину испросить разрешение выпустить пару шмелей в видневшийся близ кустов кирпичный столб у колодца: — Заспорили мы, товарищ Головин, отскокнет пуля, али застрянет. Я говорю — отскокнет… Разрешение было дано. Митричев приложился, выстрелил. Пуля отскочила, взрыхлив снег. Митричев весело ругнулся, приложился во второй раз. Но веселый парень Курчавка, подмигнув ребятам, толкнул руку Митричева. Пуля пошла влево — и зарылась в снег близ кустов. Сверкающая пыль взметнулась в воздухе. — Это какая же подлюка… — начал было Митричев гневным голосом, но остановился и медлительно начал приподнимать снова винтовку. Все головы повернулись вправо. Вдали, где зарылась в снег вторая пуля, из-за кустов выскочил человек и, пригибаясь, побежал к лесу. Нога человека вязли в глубоком снегу, он бежал прыжками. Головин издали крикнул: — Зря не бей человека, Митричев! Митричев промолчал, но поднял дуло вверх и выстрелил в небо. Это означало на всех языках "стой!". Человек продолжал бежать, не оглядываясь. Митричев выстрелил в воздух еще раз. Человек все бежал. Тогда дуло винтовки медленно качнулось, остановилось, направленное вниз, — и осторожно и настойчиво начало подниматься, нащупывая мушкой бегущую фигуру. Курчавка безнадежно махнул рукой: — Аминь! Рука Митричева была метка. Выстрел сухо дернул воздух — и в тот же миг человек подпрыгнул, свалился на снег и остался лежать неподвижным черным пятном. Командир Головин коротко приказал Митричеву и Курчавке: — Марш, обыскать! И когда два бойца, держа винтовки наготове, направились к неподвижному человеку на снегу, Головин сумрачно проговорил: — Той человек дрефуном был. Пули испугался, побежал. Сидел бы за кустом — живым был. Кто его видел? Однако, поймал смерть. Посланцы скоро вернулись и принесли с собой сапог убитого, с разрезанным голенищем. Отодранная опытной рукой Митричева подошва открывала выемку в стельке. Вынутая из этой выемки записка заставила Головина нахмурить брони и зашевелить рыжими усами. Записка была адресована Степану Золотареву, в Уколово, раскинувшееся за холмами. Имя Золотарева, одного из главных вожаков мятежа, славилось зверствами. Золотарев собственноручно зарезал председателя исполкома: это он ввел в уезде ставшее затем обычным вырезывание ремней из спин пойманных коммунистов. Золотарев после мятежа скрылся бесследно. Записка содержала в себе совет спрятать оружие и ждать вместе с ребятами. Головин молчал и топорщил усы; на его лоб набегала суровая морщина. Уколово лежало в стороне, путь отряда шел мимо. Но Головин сказал: — Такого гада, товарищи, нельзя обойти. Мы в Землище будем гадов уничтожать, товарищи красные армейцы, а они в Уколове нам могилу роют? Поэтому, товарищи, приказываю десяти охотникам, каковым поймать того гада с оружием и евонных ребят и привезти таковых в Землище ко мне к вечеру. Понятно? Солнце поднималось выше и выше, снег на дороге, мокрый и вязкий, сильно мучил лошадей. Но дорога на Уколово оказалась твердой, — и у перекрестка десять бойцов отделились от отряда и на рысях пошли к холмам. Головин, не оглядываясь, продолжал ехать впереди отряда; его голова в косматой папахе с красной лентой опустилась ниже, командир что то обдумывал. Отряд двигался за ним молча: впереди ждала работа. * * * Уколово было тихо и пустынно. Митричев, отправившийся с охотниками, отыскал председателя совета, и, внушительно глядя на него, рассказал о цели приезда. Через несколько минут красноармейцы разделились на две части: пять лошадей направились к дому Золотарева по улице, пять зашли с огородов. Митричев с четырмя красноармейцами подъехал к дому с улицы. Сквозь окна заметно было, как в доме забегали, хлопнула дверь во двор. Но в это время с огорода уже въезжала вторая пятерка. Митричев спешился и вошел во двор вместе с красноармейцами. — Какой тут есть Степан Золотарев? — спросил он у старика, стоявшего на крыльце. — Сын мой. Степаном зовут… В хате, больной. — А ну, где он болеет, покажь! В комнатах было настороженно и тихо. На постели, у стены под одеялом, лежал крупный человек с закрытыми глазами. — Болен сын, болен, — снова жалобно оказал старик. Человек на постели не открывал глаз. Но Митричев быстрым взмахом руки сорвал с больного одеяло: человек оказался в одежде и сапогах. — Что же это за больной такой, что не раздетый лежит? Замечательный больной! — засмеялся Митричев и продолжал: — вставай, вставай, сволочь белая. Вставай, но то штыком подыму! Не кобенься! Узнали! Золотарев поднялся и сел. Его глаза блуждали по сторонам; очевидно, надежда на спасение не оставляла ею. — Ты Золотарев? — Я. У Золотарева был мрачный сиплый голос. — Ну, вылазь во двор. Бережи душу, сволота! Видали мы таких больных. Где оружие? — Нет у меня ничего, — медленно, как бы с трудом, произнес Золотарев. — Врешь, гадюка! А это видал? Думаешь, не узнали тебя, гада? Митричев протянул сразу съежившемуся Золотареву найденную у убитого записку. — Знакомо тебе это, братишка? А ну, вылазь! Веди его во двор, — сурово распорядился Митричев. После сумрака комнаты солнечный свет слепил глаза. Золотарев шел, подобравшись, как бы готовясь к прыжку. Митричев усмехнулся. — Не убежишь, небось. Где оружие? Золотарев молчал. — Готовсь! — крикнул красноармейцам Митричев. Затворы звякнули твердым железой, дула винтовок направились ровным рядом на Золотарева. — Слухай, белая сволочь, даешь оружие, или смерть тебе приходит на этом самом месте. Ну, даешь аль нет? Разменяем в два счета. Золотарев побледнел: голос Митричева был решителен, маленькие отверстия дул отнимали всякую надежду на бегство. Сзади заголосила старуха. Митричев спокойно ждал. — Опустите винтовки… скажу… — глухо выдавил из себя Золотарев. — Отставить! — сказал Митричев и винтовки опустились. Под клуней, в земле были зарыты десять винтовок, пулеметный замок и ящик патронов. Митричев спокойно наблюдал, как отрывали оружие, потом подошел к Золотареву и, бледнея, спросил: — Вот этим оружием и в нас жарил, гад? С ним нашего брата ловил? Золотарев молчал. — Нну… — задохнулся Митричев, — нну!.. Знай, падаль, разменять я тебя не могу. Ну, только помни руку красного бойца! Он размахнулся и с силой ударил Золотарева кулаком в лицо. Золотарев пошатнулся, но не вскрикнул, а лишь зарычал, как собака, которую пнули сапогом. Лицо его быстро залила кровь. Курчавка подошел сзади к вытиравшему руку Митричеву и тихо сказал: — Разменяем, браток? Скажем — убегал, ну и кокнули… Митричев медленно повернулся к Курчавке, положил руку на кобуру нагана и, видимо сдерживая себя, проговорил: — Товарищ дорогой, отойди. Имей дисциплину, товарищ Курчавка. Есть у тебя приказ, или нет? Сказано живым доставить — и доставим. Смотри, братишка, тут у меня в кобуре семь собак в верном шпалере. И все семь на охране белого гада Золотарева, который наших братьев резал и мучил. Отойди, братишка, а то раньше твоего времени заимеешь одну собачку!.. Через час из Уколола выезжало двое саней. Пять всадников ехали спереди, пять сзади. На первых санях лежал Золотарев и еще двое арестованных. На вторых было сложено захваченное оружие. Ехали молча, с винтовками на боевых взводах. Митричев тронул коня шпорами, нагнал Курчавку, поехал рядом. Вынул кисет, закурил. И, затянувшись, вразумительно заговорил: — Не горюй, браток, его песня спета. Далеко не уйдет. Дай до командира довезти. Своей рукой в Могилев отправлю, к генералу Духонину. И сколько крови этот гад повыпустил! Председателя исполкома ведь он зарезал. Зверь — а сейчас, гляди, присмирел. Золотарев лежал спокойно: его руки были связаны за спиной и веревкой притянуты к передку саней. Он старался не смотреть ни на кого, похожий на затравленного зверя. * * * В Землище подводы приехали к вечеру. Отряд расположился около церкви, в приходской школе. У дверей стояли часовые. — Зови командира! — крикнул часовым Митричев; — гадов привезли! Головин вышел из дверей с револьвером в руках и без папахи. Его усы беспокойно двигались, он шел, не глядя под ноги. Красноармейцы расступались перед командиром, чувствовали его великий гнев. Головин подошел к саням вплотную, наклонился над Золотаревым и спросил напряженным, вздрагивавшим голосом, которого еще не слыхали ни разу от командира красноармейцы: — Так это ты, значит, сволочь, нашим ремни из спины в Землянске вырезывал? Ты в глаза палки забивал? Иль не ты, сука? Говори, может не ты? Золотарев молчал. Голос Головина поднялся до визгливых ноток. Красноармейцы подались назад: таким они командира еще не видели. Головин поднял револьвер. — Одну пустить в тебя, сволочь, и конец! Получишь, гадюка, от верных бойцов революции смертную казнь… Головин тяжело вздохнул и отвернулся. Потом продолжал окрепшим голосом. — Собака, увидишь еще меня. Митричев! Получи суровое приказание: взять пятерых бойцов и доставить эту гадюку с помощниками ейными в уезд, в чеку, лично председателю, и расписку мне. Чтоб невредимыми. — Есть! — Ответил по матросски Митричев и затем, разом изменив официальный тон на свойский, сказал: — а ежели побежит, гад, по пути, разменяется… тогда как? Головин повернул голову к Митричеву и в упор глядя на него, зло, замедляя слова, проговорил: — Товарищ Митричев, несознательность в тебе говорит. Сказано — невредимыми? Голос Головина ожесточился и стал суровым голосом строгого командира. — Смотри, не привезешь мне расписки, что живыми сдал гадов и невредимыми — сам тебя к стенке поставлю! Сам и пулю пущу в голову. Понятно? — Есть! — снова ответил Митричев. * * * На утро отряд шел дальше. А через день Митричев догнал отряд и, передавая расписку, доложил Головину: — Сполнил приказание, товарищ Головин. Доставил гадов в чеку живыми и невредимыми. Получите расписку. Головин прочел расписку и глубже надвинул папаху. Потом, помолчав, он оглянулся и просто сказал. — Тот Золотарев моего брата замучил. Слыхал — Ваську Головина, начальника роты? В глаза палки вбил, звезду на груди вырезал… Как считаешь — хотелось мне разменять Золотарева или нет? Хотелось мне его кровью землю полить? Однако, приказ есть: всех атаманов в чеку. Допрос сымать будут. Приказ… Понятно, товарищ Митричев? — Понятно, — ответил Митричев и о чем-то задумался. |
В. Владко. Горе. 1926 > к сообщению |
![]() Сильный рассказ. Спасибо! ![]() Дополнительно вычитанный текст: ГОРЕ Около перил каменной лестницы, спускающейся на вечно веселую и спешащую площадь, всегда стоял маленький человек со щетинистым лицом и красноватыми глазами. Узкий ремешок, охватывающий шею человека, поддерживал на груди плоский ящик с пакетиками и бутылочками. Под ящиком на шнурке висели проволочные мышеловки. Человек заученно-бойко покрикивал: — Крон от тараканов, шарики для крыс, жидкость от клопов, мышеловки… мышеловки! Голос маленького человека, которого звали Абрамом Дролем, был скрипуч и простужен: как может быть не простужен голос, который и в мороз, и в жару одинаково кричит: — Крон от тараканов, шарики для крыс… мышеловки! Покупателей у Дроля почти не было; люди спешили мимо, они шли через маленький бульвар, исчезали в сутолоке площади, не слыша напоминаний о кроне и мышеловках. Абрам Дроль стоял на лестнице около перил; а когда немели неподвижные ноги — он поднимался на бульвар и, непрерывно покрикивая, ходил там вперед и назад, вперед и назад. Его красноватые глаза слезились, голос однообразно скрипел. А мысли ползли своими странными дорожками и тропинками; мыслям совсем не мешало механическое покрикивание. Абрам Дроль умел, научился — рассказывать вслух о кроне и мышеловках, — и одновременно думать, мечтать. О чем? …Вот люди идут и идут; никому не нужен зеленый крон, никому не нужны шарики для крыс. Но — кто знает? — почему бы ее пройти сегодня, завтра, через неделю, месяц, — человеку, которому понадобится Абрам Дроль? Человек подойдет к Абраму Дролю, человек остановится (ну, ведь это только мечта!), скажет: — Здравствуйте, Абрам Дроль! Я покупаю у вас, Абрам Дроль, весь крон, все шарики от крыс и всю жидкость для клопов. Я купил себе дом и мне его надо почистить. Ах, разве не может какой-нибудь человек купить дом?.. Разве не может, тогда человек захотеть его почистить?.. И тогда Абрам Дроль скажет: — А может быть вам нужны и мышеловки? Настоящие проволочные мышеловки? И человек ответит: — Ну, конечно, давайте и мышеловки, Абрам Дроль! Мне они тоже нужны. Абрам Дроль продаст человеку весь свой товар, человек купит его, не торгуясь: ну зачем будет торговаться человек, если он купил дом и хочет его почистить?.. Впрочем, это же только мечта. А пока — может быть, кто-нибудь купит хоть один порошок зеленого крона?.. — Жидкость от клопов, шарики для крыс, мышеловки! --------- Вечерами Абрам Дроль шел домой, на маленькую уличку, где окна запирались на ночь ставнями. Где на воротах горели фонари с керосиновыми лампочками. В домике, где жил Абрам Дроль, на воротах был приделан старый извозчичий фонарь с козел. Дроль приходил домой, снимал ящик и мышеловки, аккуратно клал их на шкаф, нежно обнимал маленького Солю — и подходил к жене. Она болела, лежала на кровати: доктор давно уже сказал, что жене Дроля не нужны лекарства, ей может помочь только поездка на юг. На юг!.. Дроль садился около жены, брал на руки Солю и рассказывал — как сегодня было тепло, как он весело торговал и как один человек сказал, что он скоро купит много — целый кило! — зеленого крона. Жена кашляла упорно и мучительно, Соля, приткнувшись черной головенкой к груди отца, засыпал. Тогда Абрам Дроль укладывал Солю, садился к столу, доставал проволоку, дощечки — и принимался за работу: надо было сделать про запас мышеловок. Может быть… Ах, как назойливы мечты! Но — ведь, может же, может случиться!.. Руки Абрама Дроля, перемерзшие и красные, скручивали проволоку, укладывали ее рядами; кашляла, отхаркивая мокроту жена; тихо сопел во сне Соля. Проходил час, другой. И тогда Абрам Дроль ложился спать, тревожно прислушиваясь к захлебывающемуся кашлю. На юг… Да, на юг… ---------- И однажды под утро Дроля разбудил страшный приступ кашля. Абрам вскочил, огляделся: в щели окон едва пробивалась заря. Он бросился к жене. Жена лежала на кровати, страшно вытянувшись, к ловила ртом воздух: ее лицо посинело, она силилась что-то сказать — и не могла. Потом она с хрипом вздохнула, вытянулась еще больше, ступни ее ног натянули треснувшее одеяло. Абрам Дроль стоял у кровати, согнувшийся, беспомощный. Проснулся и плакал Соля. Жена еще раз вздохнула, захлебнулась судорожным кашлем, ее худые пальцы вцепились в простыню и безжизненно разжались. Нижняя челюсть слабо отвисла. Абрам Дроль нагнулся ниже, назвал жену по имени; она молчала, ее глаза неподвижно смотрели вверх. И мучительной гримасы уже не было на лице, ее сменило какое то непонятное спокойствие. Соля заплакал громче, и Дроль понял! Он еще раз посмотрел на жену, силясь сдержать забившийся около левого глаза живчик: веко дергалось сильнее и сильнее, вздрагивала уже и щека. Абрам Дроль отвернулся и странно сгорбившись, не сдерживая болезненного дерганья щеки, подошел к Соле, взял его на руки, сел на кроватку и скрипучим своим голосом, простуженным голосом, затянул песенку. В ней не было слов, но Соля понимал ее: он прижался к отцу и, успокаиваясь, всхлипывал реже и реже. Потом он задремал. Абрам положил Солю в кроватку, укрыл, подошел снова к жене. Его красноватые глаза были сухи. Дроль нагнулся, закрыл глаза жены в вышел — позвать женщин-соседок: надо готовить жену в последнюю дорогу. Не на юг!.. ------------- А еще через час — Абрам Дроль, надев ремешок ящика и захватив мышеловки, вышел на улицу. Он шел очень быстро, сегодня нужно было заработать денег. Лицо Абрама, щетинистое и худое, было таким же, как всегда: только изредка подергивалось веко левого глаза. Абрам Дроль шел скоро — и скоро пришел к бульвару. Он дошел до лестницы, остановился, посмотрел кругом: люди быстро проходили мимо, люди в этот час спешили — на службу, на занятия. И Абрав Дроль завел свою обычную песенку: — Крон от тараканов, шарики для крыс, жидкость от клопов… мышеловки! Покупателей не было, но Абрам упорно покрикивал. Мысли беспокойно бродили, не попадая на привычные тропинки. Мысли настойчиво возвращались домой, где, наверно, плачет Соля, суетятся соседки. — Крон для тараканов… мышеловки!.. Да, еще доктор говорил — на юг. И вот — юг! — Жидкость от тараканов, крон… шарики для клопов… мышеловки… Мысли цеплялись одна за другую, сбивались. А голос механически выкрикивал: — Мышеловки, мышеловки от тараканов, жидкость для крыс, крон… крон, мышеловки, шарики… клопов… Какой-то прохожий удивленно оглянулся: что кричит этот странный человек? Абрам проводил прохожего глазами; и внезапно до его сознания долетели звуки его собственного голоса: — Мышеловки для тараканов, шарики, крон от клопов… шарики… Это было так нелепо, что Дроль, спохватившись, остановился. Его лицо стало недоумевающим, потом откуда то изнутри поползла медленная улыбка. Абрам Дроль почувствовал, как улыбка кривит его лицо в глупую гримасу. А беспокойные мысли пронесли перед глазами отвисшую нижнюю челюсть мертвой жены. Гримаса стала мучительной, снова задрожала левая щека, искривился рот — и Дроль неожиданно для самого себя заплакал. Слезы смочили веки, потянулись по щекам. Он отвернулся к перилам, горбясь и съеживаясь. Из ящика от толчка выпало несколько порошков крона. Плача и дергая плечами, Дроль собирал на ступеньках порошки, не замечая, как из ящика сыпались другие. …Люди шли мимо и с удивлением оглядывались на сгорбленного, плакавшего человечка со щетинистым искаженным лицом, медлительно подбиравшего рассыпанные порошки. Но на лестнице было скользко, надо было спешить — и прохожие, оглянувшись еще раз и пожав плечами, — проходили дальше. |
Жан Лабодье. Электричество в 2000 году (пер. из франц. журнала "Наука и Жизнь") 1927 > к сообщению |
![]() Спасибо. Интересная статья. Вячеслав поделилися оригиналами фотографий. Для тех, кому интересно, теперь полный распознанный текст: НАУЧНО-ПОПУЛЯРНЫЙ ФЕЛЬЕТОН. Электричество в 2000 году Принято говорить, что мы живем в веке электричества. Это не вполне точно, он только начинается. Мы не можем даже представить себе того прогресса электротехники, который ожидает нас хотя бы в конце XX века. Так же, как современники не могли представить себе в 1808 г. развития первой моторной лодки бр. Ньепс, в 1830 г. — железных дорог, в 1869 г. — первой динамо Грамма. К этому времени электропромышленность будет иметь тот возраст, который теперь имеет пар. В 1850 г. был триумфом пара. Паровозы с 4 вагонами продвигались с невиданной до тех пор скоростью 25 верст в час. Однако, кто мог тогда представить себе машины гигантских пароходов в 50.000 тонн, которые в 6 дней пересекают океан от Европы до Нью-Йорка, или колоссальные паровозы в 3.000 лош. сил, которые вытягивают самые тяжелые поезда через 3000 метровые перевалы американских Кордильер. Никто, кроме поэта Ламартина. А кто мог предвидеть такое развитие мотора? Когда в 1818 г. Лазарь Карно в Парижской академии делал доклад о первых удачных опытах бр. Ньепс с моторной лодкой, мог ли кто из присутствующих представить себе современные автомобили и аэропланы? Когда первая динамо-машина вышла в 1869 г. из рук столяра Зиновия Грамма, кто мог думать, что через 60 лет будут работать альтернаторы в 50 тыс. лош. сил? МЕЖПЛАНЕТНЫЕ ПОЛЕТЫ И РАДИЙ. В «Путешествии на луну» Жюль Верн отправляет своих путешественников в снаряде, выбрасываемом гигантской пушкой. Не говоря уже об опасности момента выстрела (люди были бы неизбежно расплющены от страшного толчка), вычисления показывают, что никакая термическая машина не могла бы сообщить снаряду начальной спорости в 12 клм. в секунду — минимум, необходимый для преодоления притяжения земли. Таким образом способ Ж. Верна, невыполним. Но все же его проект теоретически возможен, если в основу его положить принцип ракеты, а как взрывчатое вещество — применить радий. Такой снаряд, весом в 1000 клгр., по вычислениям Эспо-Пельтери мог бы достичь луны и возвратиться на землю в 48 часов. Для этого было бы необходимо… всего 2 дециграмма радия. Если бы мы умели пользоваться радием так же как обыкновенным горючим, т. е. извлекать из него внутреннюю энергию и превращать ее в роботу, двух дециграммов радия было бы, действительно, достаточно, чтобы в течение получаса получать взрывчатую силу в 400.000 лош. сил. На вылет из сферы притяжений земли и луны понадобилось бы 24 мин. 9 сек. туда, и 3 мин. 40 сек. обратно. В пространстве, вне притяжений земли и луны ракета неслась бы силой инерции. Но мы пока не в силах влиять не темп разложения радия, не в силах пока производить по своему желанию взрыва радия. Мы осуждены быть лишь бессильными свидетелями, как радий излучает свою энергию в течение тысячелетий. МОТОР, РАБОТАЮЩИЙ РАДИЕМ. Радий, к которому привело нас рассмотрение «романа Ж. Верна, по новейшим теориям, представляет собой чистое электричество, материализованное, плененное в твердой оболочке, излучающееся в трех видах — положительном, отрицательном и в виде света. Достаточно овладеть этими излучениями, чтобы иметь мотор, почти вечный. Пьер Кюри построил модель такого мотора. И это был электрический мотор. Но может ли он развернуться в машину, которая имела бы значение не только лабораторное? Может ли она впоследствии сделаться чем либо большим, как в свое время маленький «Эолипил», изобретенный во II веке Героном из Александрии, который теперь превратился в мощную турбину двигающую океанские суда? Кюри имел под руками всего 3 сантиграмма радия, для добычи которых понадобилось 3 года усиленного труда. Повторив опыт Кюри с 1 граммом радия, можно было бы иметь мотор большой мощности, который бы беспрерывно работал в течение 1750 лет. Однако, помимо дороговизны (1 гр. радия стоит 200 тыс. франк.) он не был бы мотором максимальной энергии, хотя его теоретическая работа к концу этого срока далеко не могла бы считаться малой — он поднял бы на высоту башни Эйфеля груз в 5 милл. тонн. Но не общее количество работы, которую может произвести машина, считается главным достоинством ее. Самое ценное ее свойство — ее мощность, т. е. способность производить максимальную работу в минимальный срок. Поэтому для овладения радием надо было бы овладеть способом ускорять его электрическое сгорание, свести его тысячелетнюю работу всего к нескольким дням. Но, увы, темп сгорания радия представляет собою самый надежный, самый устойчивый хронометр, который был изобретен до сих пор. Кюри видел во всякой радиоактивности абсолютное измерение времени, более верное, чем вращение земли вокруг оси. СОВРЕМЕННЫЕ АЛХИМИКИ. Все же среди современных ученых находятся такие, которые утверждают, что если бы удалось возбудить ток высокого напряжения, в 4–5 мил. вольт, то он мог бы вызвать радиоактивность некоторых металлов, т. е. распадение их атомов. Овладев способами разлагать материю, человек, конечно, управлял бы ею по своему желанию, и пользовался бы ею до таких пределов, которые далеко превосходят цифры радия. Действительно, радий, как известно, превращается в свинец. Но этот свинец содержит в себе еще энергию, равную — по теории Эйнштейна — произведению массы на квадрат скорости света, т. е. в 5.000 раз больше энергии, чем радий излучает за время своего самостоятельного разложения. С таким источником энергии в руках человек владел бы неограниченным могуществом. Но это могущество мы построили на гипотезе — на возможности вторгнуться в радиоактивные феномены, в природную созидательную эволюцию материи, в самосозидание материи. ЭКСТРА-ЛЕГКИЙ АККУМУЛЯТОР. Теперь рассмотрим электричество, как оно представляется в одном но обыкновенных опытов — в электролизе. Если мы пропустим ток через массу воды в 9 грамм, то вода разложится на водород и кислород. На это будет потрачено количество электричества в 96.500 кулонов. Кулон — одна из единиц измерения, которых не надо смешивать с самим измеряемым объектом. В данном случае объект — электричество. Сделав это замечание, приведем известный расчет Корню, расчет, который приводит к результату, поистине грозному. Если сгустить заряд электричества силой в 1 только кулон в свинцовом шарике и приблизить два таких шарика, заряженных одинаковыми знаками, то они взаимно оттолкнулись бы с силой, поистине фантастической. два шарика на расстоянии одного дециметра в течении 1 сек. возбудили бы отталкивающую силу свыше 1 миллиарда лош. сил. Такой механизм чрезвычайно малого объема обладал бы невероятной взрывчатой силой. Корню своим расчетом показывает, что в настоящее время мы, сами того не подозревая, приводим в движение колоссальные количества электричества для достижения лишь самых незначительных практических результатов. Мы умеем грубо пользоваться током, но не умеем задерживать его, заставлять накапливаться. Надо не только надеяться, но верить с полной верой, что настанет день, когда мы сумеем поставить предел истечению электричества и накоплять его в самых незначительных оболочках. Сама природа показывает, что это возможно, в очень, правда, редком явлении — шаровидной молнии. Огненный шар медленно движется в воздухе на том месте, где он конденсируется, и плавает, как безобидный мыльный пузырь. Но взрываясь он производит силу в семь раз большую такого же по объему количества мелинита. Это явление показывает, что мы еще очень далеки от умения собирать электричество в статической форме. Лейденская банка — средних размеров содержит всего 1 килогр.-метр, т. е. энергию, едва достаточную для того, чтобы поднять один фунт на высоту 1 метра. Этого слишком недостаточно. Итак, задача наша сводится к тому, чтобы найти сосуд, который мог бы конденсировать в себе электричество с плотностью молнии. В каком бы несовершенном виде ни представился бы нам такой сосуд, все же он будет аккумулятором бесконечно более легким, чем свинцовый, на который не перестают раздаваться жалобы со всех сторон и, который, при своем весе, все же не представляет гарантии регулярного действия. Допустим, что новый аккумулятор при равной мощности весит хотя бы в 100 раз меньше современного. Этого было бы достаточно, чтобы в промышленности произошел самый большой переворот, который видел мир. ЭКСПЛУАТАЦИЯ ПРИРОДНОЙ ЭНЕРГИИ. Итак, предположим, что в 2000 году в нашем распоряжении будет такой экстра-легкий аккумулятор. Специально оборудованные вагоны и колоссальные суда-цистерны будут перевозить в промышленные центры огромные количества таких электрических сосудов с электростанций, расположенных за сотни и тысячи верст. Могучие течения и водопады Нигера, Конго и Замбези в Африке, Потаро и Амазонки в Ю. Америке, сейчас остающиеся вследствие отдаленности от промышленных центров без использования, со своих электростанций будут присылать в Америку и Европу свое электричество в таких количествах, что станет бесполезной добыча угля и нефти. И то, и другое будет потребляться только на месте, только там, где они смогут конкурировать с дешевым электричеством. В настоящее время даже американцев, мечтающих о постройке электростанции у устья Колорадо, останавливает расстояние в 400 км., которое они должны будут покрыть проводом. А тогда из проектов электростанций эта статья исчезнет. Эксплуатация не будет знать ни наблюдения за проводами, ни ремонта, ни несчастных случаев, ни злоупотреблений, ни аварий на станциях, ни перерывов тока. Ей не будут страшны ни бури, ни вьюги, ни снег. Все эти отрицательные стороны передачи энергии по проводу будут устранены экстра-легкими аккумуляторами. ПРОМЫШЛЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ. Автомобиль и аэроплан станут самым обычным способом транспорта, как раньше велосипед. Люди будут подниматься на любую высоту, совершенно не заботясь о пресловутой компрессии мотора. Благодаря непроницаемым кабинам, им не будет страшна разряженная атмосфера больших высот. Со скоростью в 1.000 километров в час они без спуска смогут пробыть в воздухе 8 дней. Всякий желающий сможет подняться на геликоптере на высочайшую вершину мира — Эверест (9.000 метр.). Северный и южный полюсы будут принимать летом гостей, одетых в легкую одежду, с карманными аккумуляторами, которые будут давать необходимую теплоту. Паровозы на ж. дорогах исчезнут. Вагоны будут передвигаться самостоятельно, без машиниста на борту. Первые опыты такого передвижения уже сделаны на некоторых участках Рура. В 1930 г. в Нью-Йорке, по проекту Лоуриджа, будет построена такая подземная дорога специально для грузов. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Все это произойдет без всяких чудес. Весь переворот будет совершен экстра-легким мотором, который сделает совершенно ненужным тяжеловесный провод с неизбежными ограниченностью расстояний и громоздкостью сооружений. Радио первым показало его ненужность. Любители эфирной волны — первый образец будущего, которое ожидает человечество. Жан Лабодье. (Французский журнал "Наука и Жизнь")... |
Олесь Бердник: маловідомі публікації > к сообщению |
![]() Конечно заинтересовала. Неизвестная ранняя повесть Росоховатского (похоже вообще самая первая его напечатаная повесть). Спасибо. |
Довоенные книжки В. Владко > к сообщению |
![]() Вау, сколько тут всего. Спасибо, ![]() |
Из архива К.Э. Циолковского: о человеке, который "просыпается от разбуждения 1 мая 2934 года" > к сообщению |
![]() Это великолепно, спасибо. ![]() |
21 октября 2015 года. Будущее настало > к сообщению |
![]() Марти и док почти уже прибыли к нам! ![]() |
В. Владко у книзі «Рідне місто». Харківські письменники до річниці визволення Харкова. 1944 р. > к сообщению |
![]() Спасибо, огромное. Вот что получилось: Рідне місто |
Из довоенных изданий "Аргонавтов Вселенной" Владко > к сообщению |
![]() Спасибо! Добавил на страницы изданий. |
Немного страниц из довоенных изданий > к сообщению |
![]() Добавил иллюстрации к "Потомкам скифов" и сделал "Зирку КЕЦ". Огромное спасибо за редкие книги. ![]() |
«Фантастическое путешествие…» профессора революционной белой и чёрной магии > к сообщению |
![]() Спасибо. Изумительные комментарии. |
Слон и Пуська > к сообщению |
![]() Браво, в точку! ![]() |
Картины Илоны Гонсовской (2) > к сообщению |
![]() Какой странный мир — зыбкий и светлый. И зебра с совсем человеческими глазами. |
ИнтерПрессКон-2012: Лучший художник (внутренние иллюстрации) > к сообщению |
![]() Панин, Бондарь, Бабкин — понравились. |
Наш Зверуарий: Т-Ф-Х-Я > к сообщению |
![]() ЗдОрово, спасибо. Жалко быстро кончилось, но я надеюсь, что будут выходить дополнительные тома. Хотя бы раз в году, как выходили ежегодники к БСЭ. По поводу Хохотунца безупречного (Hohotunets perfectum (Aesop)), думаю у Михаила Задорнова есть еще экземпляр, но демонстрирует он его только в узком кругу на канале RenTV. |
Новый, удобный механизм оценки произведений > к сообщению |
![]() Спасибо. В Опере работает нормально. |
Вот же козлы!.. > к сообщению |
![]() Потрясающе. Я так и не смог догадаться без подсказки. |
Наш Зверуарий: Е-К > к сообщению |
![]() Прикольно. Особенно понравился крот необыкновенный и каракуль курчавый ![]() |
Книжные впечатления 2010 — наши > к сообщению |
![]() Может и мне "Чапаев и Пустота" прочитать, а то читал только с десяток его рассказов, и ничего из крупной формы. Пожалуй прислушаюсь к рекомендации ![]() |
Жюль Верн. Школа робинзонов > к сообщению |
![]() цитата demihero Вот, в конце-концов и рассмотрели ![]() |
Предпросмотр изображений наконец-то доведен до ума > к сообщению |
![]() Очень класно получалось! Спасибо. Попытался сделать кликабельную обложку по образцу — не получается. Пока недоступно? |
"Избранное" > к сообщению |
![]() Опера v. 10.63 — сразу заработало. Спасибо. |
Наш Зверуарий: А-Б > к сообщению |
![]() Замечательно! ![]() Жду продолжения, алфавит еще большой. |
Узнай его в лицо или Как молоды мы были! > к сообщению |
![]() Потрясающе! ![]() |
Как мы добирались в Питер в ночь с пятницы на субботу > к сообщению |
![]() Сочувствую. Все это очень тяжело, да и родственники и знакомые, судя по всему, переволновались. |
Отрывок из новой повести Святослава Логинова > к сообщению |
![]() Очень неплохо, буду ждать выхода повести. |
Дополнительные возможности на страницах библиографий > к сообщению |
![]() Очень удобно. Спасибо! |