Читая рассказ с портативного компьютера оснащённого LED-дисплеем, я почувствовал некоторую перегруженность текста различными «фишечками» из будущего, которые отяготили восприятия пикселей, распознаваемых на некотором отдалении от монитора в виде букв и слов. Автору есть куда расти, как например, выросла печатная машинка в голосовой ввод от известного медиа и айти гиганта.

Из космоса прилетела *** (штука), которая висит в небе и ничего не делает. Давайте исследуем её (точнее, один из её отделов)! Собственно и весь рассказ.

Мораль — мойте овощи перед едой.

Вот честно, лучше бы вместо Преступления и наказания и Войны и мира проходили бы в школах на литературе это произведение. Современным егэшникам (таким как я) и экономило бы время и мысли интересные в копилку. А то мусолят в школах, сочинения пишут, а из двадцати-тридцати человек читают полностью около пяти, а остальные в лучшем случае могут пробежаться глазами по краткому изложению и подумать, что вот как оно всё просто и примитивно.

Несказанная радость от прочтения этого стихотворения после, например, Золотой ветви Фрэзера. Нужно что-то такое непоэтичное, но исследующее древнее, чтобы получить удовольствие от чтения на контрасте подачи, но не атмосферы.

Произведения очень в духе греческих романов о Херее и Каллирое, или о Теагене и Хариклее. Да и думаю в духе многих других песен, стихов древней Греции.

Не с него ли был потом списан Ганс Кюхельгартен, которого так хотел уничтожить после написания Гоголь? А с кого списан Тизит? Фауст?

Бунин — не чтобы оправдать себя, а чтобы дать понять нам, что все мы ошибаемся, все мы люди и слепцы,- в Окаянных днях сказал : «Никто не может не солгать, не прибавить и своей лжи, своего искажения к заведомо лживому слуху. И всё это от нестерпимой жажды, чтобы было так, как нестерпимо хочется...» Эту фразу нужно иметь в виду каждый раз, когда Бунин выдаёт некоторую «информацию» в книге. Бунин, как сейчас бы сказали в интернете, проявлял токсичность в сторону деятелей революции, участников революции и вообще лояльных ей. Но это едва ли значит, что он тяготел к белым, эсерам и прочим контрреволюционным организациям. Совершенно не так — Бунин в первую очередь сам страдал от того, что' именно делалось в его стране, с его обществом, ценностями. С этими переживаниями, с этой лихорадкой Бунина мы и знакомимся в Окаянных днях.

Дневники Бунина за 1917-18-ые годы — это неоконченное, необработанное, можно сказать бесцельное произведение. Оно отчасти было только черновиком или писалось только в стол. Однако именно поэтому оно холодно там, где автор не хотел придавать жизни лишь для виду, для читателя. Иногда Бунин описывал «ничто» слишком ярко, грубо, откровенно, но он это делал, помечая всё, для себя, а не в нравоучение публики. В нём не нужно искать нравоучительных сентенций философского содержания, которые были созданы в поучение читателю. Или наоборот, пуститься в пляс и начать видеть каждое короткое, сухое, небрежное, вообще, прерванное описание или повествование в ином виде, додумывая, дорисовывая, «допереживая» его; Открывать с точки зрения скрытого в нём смысла, всех оттенков недосказанности и символичности. Лично я так и поступил. После прочтения каждого события, я начинал заниматься собственными выдумками, отправной точкой которых было описание природы самим Буниным. Здесь её тоже очень много, и порою, она занимает места больше, чем сообщение о событиях революции. Хоть Бунин и критиковал Блока за то, что он видит в революции какую-то романтику, но именно с помощью неё можно каждый раз переживать «лиловое пламя революции» с не притупляемым от ужасов (и ужаса) восприятием.

Повесть интересна тем, что она вскользь рассказывает про войну, но с большим интересом говорит про Войну и людей. Она не про ужасы, а про тягостность, которая неминуема и ежедневна в годы войны.

Есть такие книги, которые писались не для кого. Ради себя что-ли. Вот только труд этот напрасный, зря выжженный кислород. Прошли годы, кому, зачем это нужно. Люди, которые были тогда... Мы не они. К чему знакомить человека с тёмными страницами прошлого. Даже, лучше сказать: показать дикие времена. Чтобы обвинить? Чтобы объяснить? Чтобы очернить? Чтобы показать как было и что чувствовали, когда правил нет, но кто-то правил?

P.S. «Первый рок-н-рольщик» Пушкин придумал включать в чисто выдуманные события реальных исторических личностей, друзей. В этой книге тоже использован такой приём. Вот только события непридуманные.

Близкие сильно ругаются, да быстро мирятся... Что-то сильно в двадцатом и даже двадцать первом веке близкие ругались.

Идея так называемой «перманентной [мировой] революции» не была воплощена в человеческой истории. Но в творчестве Алекса Ла Гумы мы можем видеть то, как она была понята в культуре радикально отличающейся от советской. В произведениях «Скитания в ночи», «И нитка втрое скрученная», «Каменная страна», «В конце сезона туманов» и «Время сорокопута» продвигается не строительство коммунизма, социализма, а шествие за что-то между эмансипацией, тред-юнионизмом, отменой апартеида, восстановлением справедливости с помощью мести и силы. Повести (называемые романами автором) показывают нецелесообразность экстраполяции идей коммунистической партии СССР на страны с такой трудноуловимой культурой, как ЮАР и прочие африканские. Помимо этого раскрывается вопрос, актуальный сейчас, но в других цветах: о ситуации с массовой миграцией из одной страны в другую. О том, как и «цивилизованные» белые люди пришли со своей культурой и своими правилами на чёрную землю, о том, как население поддаётся тенденциям самых сильных и агрессивных. Интересно и то, как сами аборигены относятся к своей жизни — как ведут хозяйство, воспитывают детей, решают семейные проблемы, как обстоят дела с половыми связями, с бытом, с образованием и прочим. Сегрегация и апартеид — это ужасное зло, не менее ужасное, чем националистические партии в парламенте и даже поддержка элитами политики Гитлера (в романе Время сорокопута), однако, сами же банту, называемые в книге кафрами, являются не меньшими националистами и даже расистами, только в сторону белых людей. Интересно прочитать, что находится у людей в такой жизненной позиции: оказывается, что предпосылки одни и те же — угнетение одного среза общества другим или иноземцами, которые и являются причиной, но не оправданием подобной ненависти.

Много самоповторов, но повторение — мать учения. Из-за этого затянута на большее число страниц, чем хотелось бы. Я почерпнул для себя немало полезного об искусстве, истории и философии, философах. Только нужно быть аккуратным со всякими историческими определениями и т.п. ввиду наличия нестыковок и ошибок. Например, Освальд Шпенглер приписывает к началам Евклида теорему Прокла о параллельных прямых, или упоминая фаллические символы, Освальд Шпенглер на этой почве создаёт некий критерий развитости, культурности общества, — проблема в том, что он приписывает эту «культурность» египтянам, у которых всё же была фаллический обелиск Луксора, не упомянутый философом.