У Кьеркегора все-таки забавная манера писать: кажется, он слишком поэт, чтобы долго и «тщательно» думать одну тему. Начинает он с одного, но потом плавно уходит в совершенно другую сторону. В итоге получается так, что сами мысли его вполне ясны и изящны, но *ход* мыслей проследить очень сложно — в нем как раз логики и обоснованности никакой я не вижу, а вижу хлещущую чрезмерность, увлеченность самим процессом мысления до такой степени, что сложно удержаться в рамках одной темы. Во всяком случае, это мои впечатления от конкретного текста — не знаю, может, тут моя вина как читателя, что я не способна уловить логические переходы.
«Понятие страха» — это сочинение о том первобытном страхе, тревожности и тд., что мы иногда испытываем совершенно без определенных причин. Причем по К., такой страх не доступен ни животным, ни ангелам, только людям, и является вообще свойством человеческой природы. К. связывает этот страх однозначно с событием первородного греха и с греховностью вообще. При этом он на самом деле посвещает куда больше текста изучению того, что и как есть греховность, чем что такое страх сам по себе (проявления страха — другое дело).
Вообще теология и философия К. — они какие-то странные 
Для теологии в нем слишком много философии и, пардон, вольнодумства. Для философии — слишком много теологических аксиом (пусть и не таких топорных, как у Ш.) В итоге получается весьма занятная смесь.
Итак, с грехопадением Адама греховность как таковая вышла в люди. С последующими людьми, которые и сами грешат, и за грехи отцов еще до 7 колена в ответе, греховность обрела историю.
А при чем же тут страх? Страх in question — одновременно притяжение и отталкивание, «симпатическая антипатия», желание того, чего боишься. И Адам, и остальные люди боятся греха, но в то же время грех обладает сладостной притягательностью. Более того, притягательностью всего запретного, потому что запрет порождает возможность его нарушить. «Запрет страшит его, поскольку пробуждает в нем возможность свободы». Именно так страх соединяется с грехом, через эту возможую возможность. «Страх — это головокружение свободы <...> свобода заглядывает вниз, в свою собственную возможность, хватаясь за конечное, чтобы удержаться на краю. В этом головокружении свобода рушится <...> В то же самое мгновение все внезапно меняется, и когда свобода поднимается снова, она видит, что виновна».
Разбирая проявления греха, К., конечно, не обходит стороной самое главное, то есть эротическую сторону. И тут говорит очень интересные и правильные, имхо, вещи. «В христианстве религиозное устраняет эротическое — не просто как нечто греховное, в силу этического непонимания, — но как нечто безразличное, поскольку в духе нет никакого различения между мужчиной и женщиной». Именно отсюда берется страх в случае с этой разновидностью греха — «он появляется, поскольку дух не может присутствовать в высшей точке эротического». А без духа человек бессилен перед страхом.
В целом исходя из того общего «понятия страха» К. приходит к тому, что страх как психологическое состояние предшествует греху, причем одно невозможно без другого, если только вы совсем не животное.
«Но и это еще не все» 
Потому что постфактум греха человек ничуть не освобождается от этого страха, только сам страх немного меняет свое обличье. «Страх появляется снова в отношении к тому, что было положено, а также к будущему. Однако теперь предметом страха является нечто определенное», то есть совершенный грех.
Но при всей своей связи с греховностью страх вовсе не является с точки зрения кьеркегоровской теологии чем-то отрицательным. Напротив, страх как бы уравновешивает совершенный или задуманный грех, и позволяет человеку не только пользоваться любезно предоставленной ему свободой воли, но и свободно пожинать ее плоды. «Страх — это возможность свободы, только такой страх абсолютно воспитывает силой веры <...> Нужно научиться страшиться, чтобы не погибнуть либо оттого, что тебе никогда не было страшно, либо оттого, что ты слишком отдаешься страху; поэтому тот, кто научился страшиться надлежащим образом, научился высшему».
Да простит мне К. мое нелепое толкование, но у меня смутное ощущение, что все им сказанное ведет к одному — «соразмеряйте цель и средства, чтоб не дойти до людоедства». Другими словами, коль скоро человек и так уже запятнан первородным грехом, да и по жизни не грешить совсем поди попробуй — остается только научиться иметь с этим дело, с грехом, сопутствующим страхом и прочими последствиями. По счастью, К. под конец не делает никаких логически шокирующих выводов, и его точка зрения на «пользу страха» вполне вписывается в остальную картину. Впрочем, самое шокирующее, что есть в понятии страха — сама идея привязать эту непонятную нервозность и тревогу к прабиблейским событиям, да еще так изящно и длинно объяснить, как именно это происходит (но не объяснить, кстати говоря, почему. Впрочем, для теолога-К. таких вопросов вообще не стояло, наверное).