Занимаясь романом Евгения ВОЙСКУНСКОГО и Исая ЛУКОДЬЯНОВА «Экипаж «Меконга» 1962 года для проекта «100 главных произведений (книг, циклов) советской фантастики (1941-1991)» я в течение января 2025 года перечитал его в разных изданиях трижды. И обнаружил ошибку, повторяемую все 60 с лишним лет.
На первых же страницах романа мы знакомимся с «Николаем Илларионовичем Опрятиным, которому предстоит сыграть немаловажную роль в нашем повествовании»:
— Это подтянутый сухощавый человек лет под сорок. У него энергичное лицо с высоким лбом, переходящим в тщательно замаскированную лысину, с тонкими губами и костистым подбородком. Гладко выбритые щеки и запах тройного одеколона создают впечатление, будто он только что вышел из парикмахерской.
И это не сиюминутное впечатление, а сущностная характеристика. На протяжении романа Николай Опрятин не меняется – в том смысле, что именуется арка персонажа, даже несмотря на события на острове. Это мы видим по его последнему (и, по сути, даже единственному) внутреннему монологу.
Он человек четких привычек и определенного характера. Главный инженер НИИТранснефти Павел Колтухов в конце романа характеризует его так:
— Замкнутый человек, крайне честолюбив и озабочен карьерой, характер тяжелый (хотя, явно, не тяжелее характера Бенедиктова – это уже реплика от меня).
(интересно, что сам Колтухов не менее честолюбив: обратите внимание, как он, совсем как Опрятин, на протяжении романа упорно занимается собственными идеями по электретной смоле, которые явно не внесены в план работы института, не одобряя «прожектерской горячки» по поводу проницаемости, охватившей институт», и даже вызывая в кабинет для нотаций слишком восторженных энтузиастов, но как только его (вот именно – ЕГО!) смола оказалась востребована в рамках проекта проницаемости – «стал чуть ли не главным энтузиастом беструбного нефтепровода»).
А теперь читаем в конце главу 10-ю, «в которой снова появляется Бестелесный» — тот самый эпизод, где в ходе разговора у следователя, Опрятин стал проницаемым, прошел сквозь стену и двинулся по улице прямо сквозь автобус:
— Пассажиры увидели, как чисто выбритый, хорошо одетый человек, срезанный до колен полом автобуса, пронесся сквозь них, никого не задев, и исчез, оставив слабый запах шипра. Они не успели даже вскрикнуть от испуга и изумления. Только пожилая дама в пенсне оторвалась на миг от книги в пестрой обложке и сказала вслед человеку-призраку:
— Хулиган!
Между тем Опрятин, совершенно невредимый, пересек улицу и пошел дальше, размахивая чемоданчиком в такт своим деревянным шагам.
Тройной и шипр — хиты советской парфюмерии, но это разные одеколоны с отличающимся запахом.
И это не тот случай, когда «я на правую руку надела перчатку с левой руки». Не может быть у Опрятина два вида одеколона: сегодня выбрал один, завтра другой – это абсолютно не в его характере. А трансформации этого характера (в смысле арки) в романе нет, как, впрочем, и всех остальных героев (разве что чуть-чуть дяди Вовы) – произведение не того типа.
P.S. Только в одном издании – М.: РИФ, 1992 вместо тройного одеколона указан просто одеколон, но это потому, как я уже изложил в проекте «100 лучших», что здесь были необходимы сокращения – и на протяжении всего текста были убраны слова, предложения, абзацы – по чуть-чуть. Во всех последующих изданиях – и 2003 года (Издательство АСТ, ЗАО НПП «Ермак»), и 2017 года (Престиж Бук) и 2024 года (СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус) в начале романа – тройной одеколон, в конце – шипр.
цитировать
