Впечатление от прочитанного
Его романы «Процесс», «Замок», «Америка» прочитал, нисколько себя не насилуя, и очень удивился поначалу, что они неоконченные (более двух случаев всегда уже на 100% не случайность, а закономерность). Его сатирическое обличение бюрократии в Австро-Венгерской империи, подходящее к любой другой стране («Процесс») впечатлило, несмотря на излишнее многословие.
Но после двух первых уверился – типичное творчество страдающего шизофренией. Талантливого, самостоятельно мыслящего, но явного шизофреника. Это не просто субъективное мнение с потолка, а несомненный для меня диагноз по анализу текстов. Не выдержал и на третьем романе полюбопытствовал впервые в Википедии насчёт автора. Диагноз подтвердился.
Чтобы объяснить свой вывод по Кафке поясню на бытовом не литературном примере. Шизофреники нередко эрудированны выше среднего. Один мой знакомый (русский) с медицински подтверждённым диагнозом мог цитировать наизусть полностью Советский энциклопедический словарь, стоило только указать предмет, причём, слово в слово без ошибок и отсебятины! Когда он подолгу выступал на семинарах по марксизму или философии (что для них характерно и в литературе) то сразу увлекал слушателей доступностью и логичностью рассуждений. Но постепенно уклонялся от стержня изложения, причём, никто не мог определить в какой именно момент сворачивал в своих рассуждениях в совершенно непонятные другим сферы. Но, поскольку начинал-то он вполне эрудированно и логично, многие начинали думать, что это они сами не понимают его глубокомысленные построения! Именно на этом принципе зиждятся теоретические обоснования многочисленных изобретателей «вечного двигателя» и тому подобного.
Вернёмся к Кафке. О рассказах отдельно, сейчас по романам. Его текстам характерна излишняя ничем не обоснованная и ни на что не играющая детализация, описание частностей, уводящих в сторону от кажущейся выстроенной на первый взгляд основной сюжетной линии. Увязание в этих ненужных предметных и псевдо психологических деталях даже не служит общему депрессивному настрою, который и без того пронизывает все его тексты. Коротко такое состояние ума (вовсе не низкого интеллекта!) определяется точным до прекрасного русским эвфемизмом «Без царя в голове!». Об этом же свидетельствует сложившаяся в закономерность незаконченность всех его романов.
О рассказах. Кафка несомненно талантлив при всём том, что высказал о нём, как о романисте. Очень впечатлил «Аэропланы в Брешии» — и стилистически, и именно красочным описанием второстепенных ни с чем не связанных деталей. Но, по-моему, всё же это скорее отличная художественная публицистика, чем полноценный рассказ.
Культовый «Превращение». Оказался отправной вехой для многих последователей, избравших для себя фантастический жанр. У нас, если не изменяет память, Пелевин отдал дань ему в своей «Из жизни насекомых». Но, во-первых, это вовсе не фантастика в классическом общепринятом понимании, а чистый гротеск в художественном, скорее мейнстримовском произведении, что поначалу очень даже импонирует. Однозначно не сайенс фикшн, поскольку фантастическое допущение, используемое для гротеска, никак не объясняется и не обосновывается, не характерно и не закономерно, без каких-либо глобальных последствий. Дано изолировано, как бы само по себе. К тому же, можно оспорить явную недостоверность многих деталей, действий, ощущений и физиологических несуразностей ГГ, превратившегося в гигантского жука. Если признаем, что это чистый гротеск – таких требований к нему (как к сайенс фикшн) и нельзя предъявлять. Гротеск – он и есть гротеск, приём, увеличительное стекло или кривое зеркало действительности — и не более того. Но ради чего эта стрельба из пушки по воробьям? Лишь для того, чтобы подчеркнуть мнимое спокойствие и готовую взорваться стабильность в австро-венгерских семьях накануне первой мировой перед обрушением империи? Вряд ли автором замысливалось столь глубоко. Непонятно, почему, как и зачем произошло это превращение. Чисто безальтернативная депрессуха на грани суицидальности с необратимо летальным же исходом.
Внимательно дочитал его (опять недоконченный?!) большой рассказ «Нора». Описания мелких деталей, страхов, устремлений живущего под землёй непонятного существа, напоминающего во многом крота. Гладкие рассуждения нанизываются одно на другое, уводят в сторону от основной линии… Ради чего и зачем? Осмеяние любых с доведением до парадокса жизненных привязанностей и предпочтений? Опять же раздражающе многословно, тягуче, с бесконечной персеверацией (навязчивые повторы). Настоящее художественное произведение вовсе не нуждается в обязательной осмысленности и скрытой идейности, главное – воздействие на его реципиента (зрителя, читателя, слушателя). Но тут всё пронизано той же беспросветной депрессухой, бессмысленностью жизни и суицидальностью .
Так что теперь после прочтения Кафка представляется совершенно дутой литературной величиной, чрезмерно распиаренной его почитателями.
Ещё два его рассказа «Поселение (колония) осуждённых» и «Искусство голодания». Последний читался с большим трудом. Если бы начал знакомство с его творчеством с них, то на этом бы сразу и закончил.
Опять депрессуха и суицидальность, только на первом месте уже садизм с мазохизмом, настолько густо перемешанные, что уже не определить, что доминирует. В первом и психологически неверно построено – уже не внушает никакого доверия к «изложению». Адепт зла офицер-садист, вдруг к концу добровольно отдаёт себя на растерзание выдуманной садистской машине. Я бы ещё поверил, что так мог бы поступить японский самурай, сделав себе харакири. Но тут вдруг убеждённый садист вместо того, чтобы избавиться от тех, кто мешает ему в его садистских отправлениях (путешественник и новый комендант) вдруг необъяснимо добровольно избирает для себя жуткую кончину в извращённой машине смерти! Так не бывает – никакой логики, не говоря о психологических мотивах, если только он сам («герой» рассказа) тоже не шизофреник! Да и выдуманная Кафкой «борона» — как тут не вспомнить Оккама: не преумножать без необходимости число уже имеющихся сущностей? А уж чего-чего, а орудий пыток и смерти человечество изобрело уже предостаточно, опытным путём доведя их до предельной рациональности. «Борона» выглядит громоздко, излишне затратно и неестественно – просто ещё одна выдумка одержимого садизмом и мазохизмом автора-шизофреника. Другие действующие лица – солдат и осуждённый (тоже солдат) мимоходом изображены полными отвратительными дебилами, как и посетители чайной, что косвенно свидетельствует о крайнем «человеколюбии» «гениального» Кафки.
Так что читанный ранее публицистический «Аэропланы в Брешии» показался единственным светлым пятном в его творениях, правда, более походящим на художественный репортаж или отчёт. Больше Ф. Кафка никоим образом не интересует.
Уже после прочтения того, что смог у него прочитать, встретил вот такое мнение уже специалиста о творчестве этого писателя:
"Особую роль в XX веке сыграло творчество Кафки. Применительно к нему сложность состоит в том, что его нельзя отнести ни к одной из описанных форм шизофрении (гебефренической, параноидной, кататонической). Как правило (за исключением таких текстов, как «Превращение»), в текстах Кафки нет выраженного параноидно-галлюцинаторного бредового начала. Тем не менее, мир его произведений чрезвычайно странный – безусловно, это шизофренический мир. Как кажется, применительно к Кафке и его творчеству имеет смысл говорить о schyzophrenia simplex (простой шизофрении), особенность которой в отсутствии продуктивной симптоматики – прежде всего, бреда и галлюцинаций – и преобладании негативных симптомов – усталости, депрессии, ипохондрии, характерной шизофренической опустошенности.
Принято считать, что творчество Кафки отразило грядущий тоталитаризм с его иррациональностью и мистикой. Последнее не так уж далеко от действительности, если понимать это не вульгарно социологически".
Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы М.: Территория будущего, 2007. — 528 с Руднев Вадим Петрович