9. Год еще только начался, но, к сожалению, уже приходится прощаться с ушедшими в лучший мир людьми, важными как для польской культуры в целом, так и для польской фантастики в частности.
Не помню, когда я познакомилась с Доротой. Наверное к этому времени я уже знала ее книгу «Дочь волшебниц/Córka czarownic», которая была наравне с «Гарингави, счастливый остров» Малгожаты Борковской первой польской фэнтези, которую я полюбила.
История, рассказанная Доротой, опирается на простейшую из возможных схем: обучение, подъем по очередным ступеням познания мира и самого себя, дозревание героини до согласия со своей судьбой, осознание себя Королевой и освободительницей своей страны. По правде говоря, не бог весть сколько оригинальности было в этом романе, но он подкупал не только беспретенциозностью сюжета, но и заботой о деталях. Мне больше всего запомнился эпизод, когда героиня, занимаясь уборкой, осторожно выносит за порог пауков, чтобы никоим образом им не навредить. Когда я уже знакома была с Доротой, она мне сказала, что для нее это был один из наиболее личных фрагментов, потому что она всегда – невзирая на насмешки других людей – нагибается на улице, чтобы поднять с земли жука, червяка или другое живое существо, чтобы их не раздавили.
Литературным дебютом Дороты Тераковской был «Властелин Левава/Wladca Lewawu» (1982) – роман для детей, где на фоне сказочно-зеркального отражения Кракова скромный паренек из «нашей» реальности оказывался вынужденным вступить в схватку с могущественным Злом, познавая смысл и значение собственной жизни.
Зло в результате этой схватки терпит поражение, но оно не побеждено окончательно, не уничтожено, тиран лишь отступает, а герой отдает себе отчет, что он принадлежит обоим мирам и никак не может выбрать себе один из них. Эта двузначность окончания выделяет роман среди детских книжек своим удивительным реализмом.
Писательница оставалась верной фантастике на протяжении многих лет. И если в ее повести «Зеркало пана Гримса/Lustro pana Grymsa» использовался мотив параллельной действительности «по ту сторону зеркала», то в другой повести «В стране Кота/W krainie Kota» переходным мостиком в другой мир оказываются сны.
Как и во многих произведениях фэнтези, использующих мотив перехода между мирами, в повести Тераковской в параллельной реальности действуют законы и правила, почерпнутые из мифа, сказки, ритуала. Мир Кошачьей страны населен персонажами и заполнен предметами родом из карт Таро и, как оказывается, хотя с их помощью объясняется не только функционирование этой параллельной действительности, они являются также проводниками и ключами к жизни героини в ее реальном мире.
Менее удачной оказалась предпринятая в романе «Одиночество богов/Samotność Bogów» попытка использования фэнтези, связанной с историей и вдобавок вводящей наравне со славянскими мифологическими мотивами историософские элементы.
В свою очередь, в романе «Там, где падают ангелы/Tam gdzie spadają anioły» сюжетные фантастические элементы используются скорее как предлог для метафизических размышлений. В двух последних романах писательница занялась современностью: «Куколка (Личинка)/Poczwarka» — это роман о налаживании взаимопонимания с умственно отсталым ребенком; «Оно/Ono» — диалог женщины с ее еще не родившимся ребенком.
Последние годы были для Дороты Тераковской очень плодотворными и, наверное, счастливыми. Успешность «Дочери волшебниц», переиздания ранее изданных книг, огромная популярность реалистических романов «Куколка» и «Оно» способствовали подписанию многолетнего контакта с издательством “Wydawnictwo Literackie”, писательница ездила на авторские встречи с читателями и неутомимо отвечала на послания, которыми засыпали ее читатели по электронной почте. Для нее была очень важной связь с издателем, она радовалась словно ребенок каждой положительной оценке ее книг, но не уклонялась и от острых дискуссий.
Она рассылала электронные письма друзьям и знакомым – а их у нее было великое множество, информировала о выездах на отдых, писательских планах, делилась впечатлениями, поздравляла с праздниками. Когда 5 января я услышала о ее смерти, то вдруг осознала, что некоторое время не получала этих писем. Чтобы Дорота молчала, не давала о себе знать – это же парадокс, такого же быть не может.
Агнешка Фулиньская