Содержит мотивы:
K27x3. Царь и жена героя, ATU 465
M198. Умные братья (незаконнорожденный хан), ATU 655
Источник:
Кыргыз эл жомоктору / Түз.: Б. Кебекова, А. Токомбаева. 3-бас. — Б.: Бийиктик, 2007 — 368 б.
Киргизские народные сказки / Сост. Б. Кебекова, А. Токомбаева, 3-е изд. — Бишкек: издательство «Бийиктик», 2007 — 368 с.
ISBN 978-9967-13-226-9
стр. 71-77
Записано в 1966 году участниками фольклорной экспедиции, предпринятой институтом киргизского языка и литературы в Калининский (ныне Жайылский) район Чуйской области Киргизской ССР, С. Закировым, А. Токомбаевым, П. Ирисовым от жителя сельсовета Кызыл-Дыйкан (Красный Дехканин) Рыскулбекова Бейшебая, текст хранится в Рукописном фонде под инв. ном. 5173, тетрадь №1.
Мендирман
В старину, в давно прошедшие времена, один джигит по имени Мендирман забрел в город хана Каракана. Сначала устроился он поваром. Хорошо он трудился, проявил себя и Каракан поручил ему смотреть за своим тулпаром (1). Раньше, оказывается, на тулпара уходило в месяц три мешка ячменя. Но, когда этот джигит начал смотреть за тулпаром, шесть месяцев не спрашивал он ячменя на корм. Вдобавок тулпар откормился лучше прежнего, шерсть его так и лоснилась, стал он играть и рваться, не даваясь в руки. Хан чрезвычайно удивился этому.
Вызвал в один день хан джигита к себе, спросил: «Как тебя зовут?». «Зовут меня Мендирман», — ответил джигит. «Мендирман, есть тогда у меня к тебе один вопрос, люди, которые до тебя ухаживали за тулпаром, просили еще и еще корма, говоря, что трех мешков ячменя не хватило на месяц. Как тебе удалось растянуть три мешка ячменя на шесть месяцев, да еще и тулпар отъелся лучше прежнего?», — спросил хан Мендирмана. Ответил Мендирман: «Э, мой хан, у жадного человека нет в руках благодати. Вместе с тулпаром сами они ели этот ячмень. А вторая причина в том, что тулпар — ненасытная скотина. От жадности глотает он ячмень, не разжевывая зерен. Вымывал я эти зерна из помета тулпара, высушивал и обратно скармливал ему. Оттого и хватило трех мешков на шесть месяцев». «Так вот оно в чем дело» — задумался хан.
Была у Каракана привычка — человека, понравившегося ему, всегда угощал он хлебом из собственных рук. И в этот раз побаловал он Мендирмана, разломил для него собственноручно хлеб. После отправил он одного джигита приглядывать за Мендирманом: «Следи за каждым его шагом». Стал этот джигит рассказывать хану о каждом шаге Мендирмана.
Как-то Мендирман поил тулпара и пробормотал себе под нос: «Есть в нем что-то от коровы». Тут же тот джигит донес об этом хану. Вызвал хан Мендирмана к себе, говорит: «Ээ, Мендирман, да ты, оказывается, саяпкер (2), ну-ка оцени моего тулпара». Ответил Мендирман: «Нет, мой хан. Нет цены ни самому хану, ни ханскому тулпару». Разгневался хан: «Нет, оценишь ты тулпара, если не оценишь, сниму тебе голову».
Делать нечего, вывел Мендирман тулпара. Провел он его через поток туда и обратно, после объявил: «Тулпар твой и вправду настоящий тулпар, но есть в нем примесь коровы, а других изъянов в нем нет».
Удивился хан сказанному. И правда была у этого тулпара одна особенность, в жару он становился беспокойным, а в прохладное время успокаивался. «Но с чего он взял, что в нем есть примесь коровы?» — задумался хан. Вызвал он своего конюха, велел: «Расскажи-ка, как родился этот тулпар?». Тот ответил: «То, что у этого тулпара есть примесь коровы — это правда. Недоглядел я, упустил момент, когда он родился, потом уже увидел, как жеребенок сосет вымя коровы, а рябая кобыла пасется рядом, оттого и есть в нем примесь коровы».
Остался хан доволен Мендирманом, только спросил: «Правильно ты оценил тулпара, но при чем тут то, что он бесился в жару и любил прохладу?». «Это же очень просто. Среди скота четырех видов (3) коровы в жару бесятся, а кони только встряхивают головой. Ваш тулпар на жаре головой не трясет, но становится беспокойным, это в нем привычка, перешедшая от коровы», — ответил Мендирман.
Велел хан: «Ну, Мендирман, а теперь оцени меня».
«Нет хану цены», — ответил Мендирман. «Не оценишь меня, сниму голову», — пригрозил хан. «Что же делать», — вздохнул Мендирман и велел хану: «Посмотри туда, а теперь сюда», а после и говорит: «Посмотришь в одну сторону — так вылитый ханский сын, посмотришь в другую, кажешься сыном пекаря».
Разъярился хан, вызвал свою мать. Матери хана было под восемьдесят лет. Говорит ей хан: «Мать, этот джигит сказал, что я сын пекаря. Говори, да только правду, иначе сниму я тебе голову!». Сказала мать хана: «Некуда мне теперь расти, ждет меня впереди только смерть, незачем мне теперь лгать, незачем брать с собой на тот свет вину, да губить безгрешного человека. Правду он сказал. Много лет у твоего отца не было сына, на старости лет понесла я, начались одновременно со мной схватки у жены пекаря, родили мы с ней в один день. Глянула я на своего ребенка, а это девочка, а у жены пекаря родился мальчик. Лежала она без памяти, одолеваемая злым духом, подложила я к ней свою дочь, а ее мальчика забрала себе. Вся вина на мне, если хочешь, руби мне голову или освободи этого джигита».
Хоть и душил хана гнев, не смог он ничего сказать матери, только спросил у Мендирмана: «Как ты узнал, что я сын пекаря?». «Ну это просто. Каждый ценит то дело, к которому близок сам. Вот и вы все время угощали хлебом того, кто пришелся вам по сердцу. Нет для пекаря ничего ценнее хлеба. Поэтому я и решил, что вы сын пекаря», — ответил Мендирман.
Оценил хан по достоинству догадки Мендирмана, повелел: «Отныне не будешь ты конюшим, а будешь одним из сорока самых приближенных моих джигитов».
С этого дня еще больше выдвинулся Мендирман. Куда бы он не отправился, все порученное ему исполнялось быстро, стали его уважать и другие джигиты.
Хан, видя все это, поставил его сначала во главе десяти джигитов, а потом уже и во главе всех сорока. Были под властью Каракана шесть городов. И народ стал уважать Мендирмана. Заметил это Каракан, вызвал к себе Мендирмана и сказал: «Стали мы с тобой как отец и сын, будь при мне главным визирем, обойди все шесть городов, выдам я за тебя ту девушку, которая полюбится тебе».
Ездил Мендирман, пока не устал конь, приглянулась ему девушка по имени Гюлгаакы. Была Гюлгаакы красавицей, затмившей солнце и луну. Привез ее Мендирман к себе, устроил свадебный той. Ханские джигиты, увидев Гюлгаакы, отправились к хану, говорят ему: «Хан мой, не подходит Гюлгаакы Мендирману, а подходит она вам». Оступился хан, задумал недоброе, да только не знает как заполучить Гюлгаакы.
Пришла к нему одна старуха и говорит: «Дайте мне вдоволь золота и серебра, а уж я найду способ, как добыть жену Мендирмана». Согласился хан. «От тяжелой болезни лечит молоко Айокон. Притворитесь, что тяжело заболели и отправьте Мендирмана за молоком Айокон. Много людей отправлялось к ней, а назад не вернулся никто. Проглотила Айокон всех людей, кто к ней явился. К тому же на пути к Айокон есть сорок разбойников, либо Айокон, либо сорок разбойников погубят Мендирмана», — сказала тогда старуха.
Притворился хан, что тяжело болен, вызвал Мендирмана, говорит ему: «Сын мой Мендирман, стали мы как отец и сын, сильно я занемог, говорят, что вылечит меня молоко Айокон, похоже нет кроме тебя другого джигита, кто справится с этим. Привези мне молоко Айокон». Ответил Мендирман: «Что ж, поехать поеду, только дай мне семь дней сроку». Согласился хан.
Понял Мендирман, что задумал хан, собрал кузнецов со всех шести городов, заказал им железный дом со стенами в семь рядов. На восьмой день явился он к хану и объявил: «Готов я ехать за молоком Айокон».
Засомневался хан: «Послушался я искусителей, как бы не лишиться мне моего любимого визиря, мало ли красивых женщин на этом свете?», воскликнул: «Сын мой Мендирман, стало мне лучше, не надо ехать за молоком Айокон!». Крикнул Мендирман: «Руки прочь! Не привык я отказываться от задуманного», вывернул голову коня и уехал.
Долгим оказался путь к Айокон. Ехал Мендирман, ехал, отощал и конь его, и он сам, стал он сам с былинку, конь его с жаворонка. Вот в один день говорит Мендирману его конь:
Высокий я, высокий,
А ты, сидя на мне, выше.
Видишь ли ты, что вижу я?
Знаешь ли ты, что знаю я?
Ответил на это Мендирман:
Глаза черного жеребца
Что-то с родинку видят.
Глаза Мендирмана
ничего не видят.
Конь на это: «Виднеются вдали черные горы, а у подножия этих гор сорок разбойников преградили нам путь. И ты погибнешь, и я!».
«Все же попытаем счастья, без судьбы и муха не умрет, если судьба такая, то все едино погибнем, убегать мы будем или гнаться. Поезжай прямо туда!» — велел Мендирман.
Схватили сорок разбойников коня Мендирмана под уздцы: «Слезай с коня, отрубим тебе голову, а твоего коня зарежем!».
«Что ж, раз решили убить — убивайте, только позвольте совершить омовение напоследок», — сказал Мендирман. Пока Мендирман совершал омовение, стали сорок разбойников совещаться: «Побелели бороды у старших из нас, посерели у младших, но прежде такого мы не видали. Все, кто попадался нам, со слезами умоляли о пощаде: 'Дети у меня малые, да родители старые', видно не простой это человек, раз не сказал такого. Не все же нам скитаться по горам и долам до самой смерти, если это могучий человек, присоединимся к нему, вернемся к людям, поселимся на окраине, заживем обычной жизнью?». Согласились все с этими словами своего аксакала, расспросили они у Мендирмана, кто он такой, попросили они его взять их сорока джигитами. Согласился Мендирман, принесли сорок разбойников в жертву кобылицу, повесили на шею пояса (4), вознесли молитвы к богу и отправили Мендирмана к Айокон.
Вот в один день говорит Мендирману его конь:
Высокий я, высокий,
А ты, сидя на мне, выше.
Видишь ли ты, что вижу я?
Знаешь ли ты, что знаю я?
Ответил на это Мендирман:
Глаза черного жеребца
Что-то с родинку видят.
Глаза Мендирмана
ничего не видят.
Конь на это: «Там вдали виднеется дымок из крошечного, со спинной мозг, места, там и находится Айокон. Как приблизимся, скажи: 'Ассалоом алейкум, матушка'. Скажет она: 'Если бы не поздоровался, не поздоровилось бы тебе, сынок'. Ответь ей: 'Если бы не ответила на приветствие, матушка, довел бы я тебя до изнеможения'. Спросит она: 'Зачем пришел, сынок?'. Ответь ей: 'Пришел я за вашим молоком'. Воскликнет она: 'Вот мое молоко!', и закрутит котел о сорока ушках. Стану я ниже зайца, а ты стань хватким как ястреб. Водрузи котел о сорока ушках на мою гриву, поскачу я с ним прочь. Если не сумеем завладеть котлом, пропадем, проглотит она и тебя, и меня. Если увезем котел, признает она свое поражение, позовет нас обратно, вернемся тогда к ней».
Приехали они к Айокон. Все произошло, как они и задумали. Закрутила Айокон котел и направила на них со словами: «Вот мое молоко!». Схватил вмиг Мендирман котел, водрузил его на гриву коня, поскакал конь прочь. «Победил ты меня, сынок», — признала Айокон и позвала их обратно. Вернулся Мендирман, говорит ему Айокон: «Сынок, нет у меня молока, отправил тебя ко мне кто-то, кто захотел твоей гибели. Многие приходили к мне, но никто не ушел. Если вдруг случится у тебя какая-то нужда, подпали это», — с этими словами вырвала Айокон свой ус и отдала Мендирману.
Повернул Мендирман обратно, а сорок разбойников, стоя на сорока холмах, заливаются рыданиями. Увидели они Мендирмана, обрадовались, зарезали кобылицу и устроили той. Вернулся Мендирман в город к Каракану, а там уже доломали шесть стен у железного дома жены Мендирмана, и принялись за седьмую. Мендирман со своими сорока джигитами ввязались в бой с Караканом, людей у Каракана было больше, убил он многих джигитов Мендирмана, сам Мендирман, измученный схваткой, еле вырвался. Вспомнил тут Мендирман, что сказала ему Айокон, поджег ее ус. Тут же появилась Айокон, рассказал ей Мендирман обо всем, налетела Айокон на ханские владения, проглотила и собаку, что лает, и корову, что мычит, разнесла всё. Пришел хан в отчаяние, закричал: «Мендирман, о, Мендирман! Признаю свое поражение, сдаюсь! Убери свое чудовище, становись вместо меня ханом!».
С тех пор и стал Мендирман ханом.
1) тулпар — здесь конь выдающихся статей;
2) саяпкер — человек, способный выявить и развить скрытые достоинства домашних животных (охотничьих собак, ловчих птиц, в первую очередь скакунов), иногда людей;
3) в старину у киргизов было принято весь домашний скот разделять на четыре вида (төрт түлүк): 1. кони; 2. крупный рогатый скот; 3. верблюды; 4. овцы и козы.
4) повесить на шею пояса — знак покорности и смирения.