Владимир Разин. В лабиринтах детектива

Содержание

Часть 1. СТАРЫЙ РУССКИЙ ДЕТЕКТИВ (“Из литературных запасников…”)

Часть 2. СОВЕТСКИЙ ДЕТЕКТИВ

I. 1917 — 1935. Начало большого пути отечественного детектива

II. 1936 — 1941. Если завтра война…

III. 1941 — 1956. Сколько стоит война? и мир?

IV. 1957 — 1987. Блеск и нищета советского детектива

Глава 1. Истинный детектив: какой он есть и что хотелось бы…

Глава 2. Шпионско-разведывательная литература и производные от нее

Глава 3. Милицейский (он же — прокурорский, судейский и т. д.) производственный роман

Глава 4. Политический роман? или политический детектив?

Глава 5. Детектив + фантастика. Что в итоге?

Глава 6. Этот экзотический “исторический детектив”… Соответствует ли он реалиям настоящей истории?

Глава 7. Особенности национальной охоты. Детективная тема в литературе республик бывшего СССР

Глава 8. Умение видеть ориентиры… Об отечественном детском детективе

Глава 9. Над кем смеемся? Над собой?.. Сатирический и пародийный детектив в советской литературе

Глава 10. Кто есть кто в советском детективе

Часть 3. НОВЫЙ РОССИЙСКИЙ… ДЕТЕКТИВ?

Глава 1. Милицейский криминальный роман

Глава 2. За дело берется частный сыщик

Глава 3. Здравствуйте, мафию вызывали?

Глава 4. Отечественный Рэмбо на просторах России, или “Черный роман” как новая ветвь на древе российского триллера

Глава 5. …Это дамское рукоделие… Женский роман (повесть) в период развернутого строительства капитализма

Глава 6. Весь мир под одной обложкой. Международная тема в отечественном детективе и боевике

Глава 7. Секретов больше нет… Остросюжетная документальная проза в отечественной литературе

Глава 8. Исторический детектив: ретроспективы и перспективы

Глава 9. Охранительные и разрушительные тенденции в триллере 90-х годов. Роман-предупреждение

Глава 10. Детектив + фантастика + мистика. С чем это едят?

Глава 11. Кто платит за работу, тот заказывает и музыку… Книжные издательства и формирование читательского вкуса

Глава 12. От мента позорного к отцу родному — пахану… Детектив-боевик двухтысячных. Выводы

Заключение. ПОЛТОРА ВЕКА РОССИЙСКОГО ДЕТЕКТИВА. ИТОГИ И РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ПОРОГЕ ДВУХ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

Приложение. Братья-писатели о себе, своем творчестве, детективе, коллегах по цеху и о жизни вообще.

Часть 2

СОВЕТСКИЙ ДЕТЕКТИВ

О советской детективной литературе первой половины XX века написано до обидного мало. Меньше всего в отечественном книговедении “повезло” довоенной приключенческой книге. Что же говорить о детективе!? В толстом томе стенограммы I съезда советских писателей (М., 1934 год.) слово “детектив” произносят лишь два человека, и в том числе докладчик — А.М.Горький. И вот в каком контексте: “Детективный роман до сего дня служит любимейшей духовной пищей сытых людей Европы, а проникая в среду полуголодного рабочего, этот роман служит одной из причин медленного роста классового сознания, вызывая симпатию к ловким ворам, волю к воровству… способствует росту убийств и других преступлений против личности…”

Ясно, что после такого определения вряд ли кто захочет назвать себя или собрата по перу “детективистом”, “детективщиком”. Поэтому и мелькают на страницах объемистой стенограммы определения “приключенец”, “оборонщик”… Да, разве только в стенограмме… Пожалуй, после съезда еще лет 30 запретные слова были выведены из оборота. Сегодня кажется смешным, но первый зарубежный сборник — рассказы Г.Честертона на русском языке читатель смог взять в руки лишь… в 1958 году.

И тем не менее, хилый, на слабеньких ножках, отечественный детектив, зародившийся в начале 20-х годов, потихоньку жил, скрываясь под общим определением “приключенческая литература”. Вот что пишет об этом известный писатель-детектившик А.Адамов:

“…Но и после революции детектив, как таковой, не возник у нас… Вплоть до первых послевоенных лет, мы не можем отметить произведений, которые обозначили бы возникновение у нас детективного жанра…”

Думается, правда, что талантливый писатель был введен в заблуждение отсутствием какой-либо литературоведческой литературы на эту тему. Ближе подошел к истине другой автор — А.Вулис. В статье “Новые парадоксы детектива” он пишет:

“… современный детектив ведет отсчет своей биографии от дела “Пестрых” (1956) и “Черной моли” (1958). Хотя, конечно, предшественника этого автора никак не могут списать на роль легендарных викингов, то ли открывших Америку в незапамятные времена, то ли никогда не существовавших…”

Действительно, предшественники у Аркадия Григорьевича были, может, не столь выдающиеся, но все же… Впрочем, как сказать?… И с чего начать?

“Приключения не люблю, но зачитываюсь…”

Как это ни странно, но старой, прошлого века, отечественной приключенческой (в прямом смысле этого слова) литературы или не было или почти не было. Перебивались переводной. Отсюда и “Монтигомо Ястребиный коготь” у Чехова и “русские Шерлоки Холмсы” и “Калиостро” российского разлива… Приключенческая литература, и вместе с ней приключенцы, родилась в ответ на героику Гражданской войны, на необходимость изучения необъятных пространств СССР и романтику грандиозных строек. Выполняя социальный заказ, писатели создали молодую ветвь литературы, от которой постепенно отпочковались небольшие (по началу) родственные веточки.

Вот какую классификацию этих веточек дает известный полярный исследователь и к тому же писатель К.Бадигин:

“…Приключенческая литература не однозначна: разложив ее по “полочкам”, мы увидим пять отстоявшихся основных разделов, имеющих свои ярко выраженные особенности.

Первый — описание истинных приключений бывалых людей. (Здесь — труды самого Бадигина, путевые записки В.Арсеньева “Дерсу Узала”, книги М.Пришвина, В.Обручева, К.Паустовского…)

Второй — научно-фантастическая литература. (Это, пожалуй, самая мощная ветка. Вспомним книги А.Беляева, А.Казанцева, В.Немцова, А.Толстого).

Третий — приключенческие романы и повести о жизни рядового человека, совершающего в процессе труда героические подвиги. (Это наиболее сложная и запутанная тема: не так-то просто найти в буднях острый сюжет, замысловатые коллизии и зреющие конфликты. Удачным примером может послужить “Два капитана” В.Каверина, “Джура” Г.Тушкана, ряд других книг).

Четвертый — военные приключения. (Вспомним “Повесть о настоящем человеке” Б.Полевого, “Это было под Ровно” Д.Медведева, десятки других ярких книг).

И, наконец, пятый — так называемая детективная литература…” (о ней разговор особый).

К этой классификации добавим авантюрно-романтический (иначе куда мы денем М.Шагинян с ее “Месс-Менд”?), историко-приключенческий (представителем которой был М.Зуев-Ордынец с его “Сказанием о граде Новокитеже”) романы, а также ветвь, на которой плотными рядами стоят книги с главными героями — детьми. Здесь — и превосходные книги А.Гайдара, и трилогия А.Рыбакова, и “Старая крепость” В.Беляева.

Самый маленький холмик…

На крутых склонах мощного хребта под названием “приключенческая литература” маленьким холмиком возвышается советский детектив первой половины XX века. Да и мог ли он быть выше, если в дополнение к оценке М.Горького можно прочесть почти такую же во втором издании Большой Советской Энциклопедии: “Нагромождение ужасов, опасностей, убийств, дешевых эффектов, сексуальных извращений, характерное для сюжетов детективной литературы, придает ей бульварный характер, рассчитанный на удовлетворение самых низменных интересов”. Ну какому же писателю хотелось прослыть “певцом сексуальных извращений”? Видимо, поэтому в первое десятилетие не существовало и понятия “советская детективная литература”. А если кому-то по незнанию и недомыслию и удавалось создать нечто, попадающее под запретную схему, — он всячески старался пересадить свое детище на другую ветку приключенческого древа…

И тем не менее, сама жизнь подсказывала и помогала, а резкий рост преступности, особенно, во времена НЭПа, заставлял “инженеров” человеческих душ браться за перо. На слуху были веселый одессит Мишка Япончик, неуловимый Ленька Пантелеев, мрачный душегуб извозчик Комаров, убивший почти два десятка человек. Литература не могла не откликнуться на это. Так рождались герои-уголовники на страницах произведений советских писателей: “Ванька Каин” и “Сонька-городушница” Алексея Крученых, “Митька Малхамувес” Ильи Сельвинского, “Васька Свист в переплете” Веры Инбер, “Конец хазы” Вениамина Каверина, “Вор” Леонида Леонова, герои пьесы “Интервенция” Льва Славина… А кто осознает, что одними из первых экономические преступления описали Илья Ильф и Евгений Петров в своих знаменитых романах. Вспомните подпольного миллионера Корейко и лжеартель “Реванш”! Но… и эти, и другие книги ни в коей мере не тянут на детектив. Разве что, “Конец хазы”.

Почему же? Потому что детективная литература (как, впрочем, и всякая другая) имеет свои законы, по которым она и развивается. Не нами придумано, что любой детектив, плохой или хороший, должен содержать преступление, расследование и раскрытие оного. Если этого нет — значит, это не детектив, а нечто иное. Следовательно, детектив должен иметь пострадавшего (чаще всего он предстает в виде хладного и безмолвного трупа), сыщика (частного или государственного чиновника) и, наконец, преступника (или преступников). Присутствуют эти лица в романе (повести, рассказе, эссе и т. д.) — значит, мы имеем дело с детективом. Нет — перед нами опять же что-то постороннее.

Кроме этого детектив — это жизнь плюс игра, в которой читателю предлагают решить загадку с одним или несколькими неизвестными, и задача автора — перехитрить разгадывающего, что, кстати, сделать весьма трудно и далеко не всем писателям удается. Правила игры придуманы давно, придуманы не нами, но советским (а ныне российским) писателям все равно не грех бы им подчиняться. И мы постараемся оценивать труды отечественной детективной литературы, соблюдая простейшие правила игры. Яркий пример — “Месс-Менд” Мариэты Шагинян. Считается, что созданный в 1924 году этот роман (а чуть позже — еще два) является самой первой советской приключенческой книгой. В те годы “Месс-Менд” имел бешеный успех, многократно переиздавался, в том числе — и за рубежом, был экранизирован. Сама М.Шагинян довольно прохладно относилась к этой стороне своей литературной работы, считая, что выполняла социальный заказ. Между тем, некоторые авторы считают “Месс-Менд” (о двух последующих книгах ни сама автор, ни критики предпочитают не говорить) первым детективным произведением советского периода. Так ли это? В самом деле, в романе, написанном от имени некоего Джима Доллара, есть и таинственные убийства, и отравления, и похищения, и попытка, говоря современным языком, массового терроризма. Нет только одного, но главного компонента — расследования всех этих преступлений. Следовательно, никак нельзя отнести эту книгу к истинному детективу. Пусть покоится она на другой полке отечественной литературы, рядом с другими книгами (уже названными и неназванными), в которых есть и преступления, и преступники, и даже жуткие тайны, нет только ключа, при помощи которого эти тайны разгадываются.

Что же это такое — детектив по-советски?

Начнем, как говорится, сначала. Никто еще, кажется, не пытался хоть как-то систематизировать отечественную детективную литературу. А, между тем, на той полке, где стоят детективные книжки, стоит навести хоть какой-то порядок.

Прежде всего, попытаемся расставить наши книги по возрасту. Начальная планка известна: 1917-й год, когда начали “рушить старый мир до основания”. А конечным периодом первого этапа жизни детектива возьмем то время, когда детективное повествование перелилось как бы в другое качество. Выше мы уже говорили об оценке, данной детективу М.Горьким. Установка партии быть “поближе к жизни” вроде бы дала стимул приключенческой литературе, но романа преступлений она не коснулась. В светлом будущем (да и в настоящем) никаких преступлений быть не могло, не должно быть…

Первый этап развития отечественного детектива следует датировать 1917 — 1935 годами.

С развитием социалистического строительства, как утверждал вождь всех народов, росло и сопротивление классового врага. Враждебное окружение СССР не уставало засылать шпионов и террористов, внутри страны оживился классовый враг: вредители, кулаки. Открылась борьба с инакомыслящими. Один за другим шли судебные процессы, росло число репрессированных. Интересно посмотреть, как откликнулась на это отечественная литература изучаемого жанра: не откликнуться она не могла. Итак, второй этап: 1936 — 1941 годы…

Советский детектив развивался и в годы Великой Отечественной. Как принято говорить, “в войну музы не молчали”. Фронтовые газеты печатали повести с продолжением. Кстати, отряд писателей-приключенцев, пришедший в литературу из фронтовых газет, продолжал работать и в послевоенное время. Работать так, как “учили” командиры.

В 1953 году умер И. Сталин и стал постепенно рушиться культ личности. 1956 год считается началом некоей оттепели. Ограничим и мы этим временем третий период истории детектива. Итак, 1941 — 1956 годы.

В 1956 году, как полагают историки жанра, появился на свет образец истинного детектива, где было все: и преступления, и расследования, и охота на преступников, и благополучная их поимка. Именно такой предстала перед читателями повесть А.Адамова “Дело пестрых”. Этот этап развития, пожалуй, закончился после распада СССР, когда в новых книгах появились новые герои — и сыщики, и преступники, и даже — преступления. Другие обстоятельства вызвали к жизни и другую игру: более похожую на западную.

Пять периодов развития отечественной детективной литературы, скажем сразу, выделенные достаточно условно, основываются на политических и экономических этапах жизни государства, которые и вызывали те или иные новые направления, темы, жанры детективной литературы. Детективная литература может быть и разножанровой. Здесь и рассказ, и повесть, и роман, и пьеса.

Другое дело — тематическая направленность. Здесь хотелось бы выделить конкретно несколько направлений отечественного детектива.

Изучение созданного за эти годы и мнение многочисленных участников дискуссий дают возможность условно определить основные направления развития жанра в этот период:

1. Собственно детективный (или криминальный) роман и повесть. Это направление получило особенно мощное развитие в последнее тридцатилетие (1957 — 1987) — в связи с приходом в литературу молодого поколения детективщиков, свободных от шор культового периода и мыслящих свежо и оригинально.

2. Милицейский роман, где живут и действуют сотрудники милиции (чем, зачастую, эти книги превращаются в производственные, здесь речь идет о чем угодно, но только не о расследовании преступления) (книги В.Липатова, И.Меттера, П.Нилина).

3. Фантастико-уголовный роман. Подобных книг великое множество. Есть и преступление и расследование его (“Гиперболоид инженера Гарина” А.Толстого и др.).

4. Шпионский роман. Расцвет — времена культа личности, когда шпионы, диверсанты, вредители просто заполонили страну. Отдали дань этой теме и А.Гайдар — “Судьба барабанщика”, и бр. Тур — “Ошибка инженера Кочина”, и даже… М.Шолохов.

5. Политический роман. В нем берется широкая панорама международной жизни. Здесь — и толстенные тома Ник. Шпанова, и цикл романов Ю.Семенова, и книги Р.Кима.

6. Усиливается интерес к работе над историческим детективом, который следовало бы разделить на две группы: так называемые революционные повести и романы (в которых рассказывается о подпольщиках, разведчиках и контрразведчиках и т. д.) и детектив чисто исторический, главными героями которого стали царственные особы, их приближенные, детективы и т. д.

7. И, наконец, военно-приключенческая книга, в которой есть все — и приключения, и разведчики, и тайные враги, и противостоящие им чекисты. Вспомним книги Г.Брянцева, Л.Платова, Н.Шпанова и многих других авторов. В предвоенные и военные годы они были особенно популярны.

В разные периоды выдвигались вперед или, напротив, уходили в тень отдельные виды жанра. Так, в первое послевоенное десятилетие продолжал существовать жанр шпионской повести, потоком пошел милицейско-производственный роман, появились яркие детективные произведения… В последние годы советской власти читатели получали пухлые тома исторического романа, мистических триллеров и криминальных боевиков. Литература постепенно сходила на наезженные рельсы западного романа…. Впрочем, об этом разговор впереди.

Возможно, нами дано довольно расширенное толкование граней отечественного детектива. Но что поделать, если менталитет российского читателя (между прочим, и писателя) таков, что любые произведения, в котором сыщики наступают (или защищаются) он относит к детективной тематике.

О менталитете и особенностях русского варианта

Критики-литературоведы хотя и каждый по-своему, но в основном сходятся в оценке особенностей отечественного детективного повествования.

Во-первых, советский читатель был воспитан на великих гуманистических традициях русской классики и ждет этого же от отечественного детектива. Много десятилетий все разновидности приключенческой литературы были избавлены от жутких сцен насилия. Да, случалось, и стреляли, и убивали и даже пытали, но все это описывалось в щадящем читателя стиле. И лишь последний период уже российского детектива заполнен леденящими души сценами. Авторы, как бы вырвавшись из многолетнего воздержания, отводят душу в кровавом кошмаре. Многие сцены сегодняшнего детективного романа по уровню насилия оставляют далеко позади самые ужасные сцены западных триллеров. Куда там Д.Чейзу и М.Спилейну до наших отечественных повествователей!

Во-вторых, расследователь в отечественном детективе, как правило, государственный чиновник — следователь, эксперт, прокурор, но никак не частный сыщик. Да и было бы смешно, если б “частник” на манер западного детективного исследователя утер бы нос государственному! Хорошо сказал об этом Виктор Шкловский в статье “Новелла тайн”: “…Один из критиков объяснял вечную неудачу казенного следствия, вечного торжества частного сыщика у Конан Дойла тем, что здесь сказалось противопоставление частного капитала государственному… Но думаю, если бы эти новеллы издавал какой-нибудь человек в пролетарском государстве, то неудачливый сыщик все равно был бы. Вероятно, удачлив был бы сыщик государственный, а частный сыщик путался бы зря…”

Впрочем, как писалось выше, частный сыщик в отечественном детективе появился много позже — в 90-х годах. А до этого нашим неутомимым чекистам помогал “весь народ” — от непоседливых пионеров до пышущих энергией домохозяек и чабанов преклонного возраста.

В-третьих, в тоталитарном государстве не может быть полноценного произведения на правовую тему. Отмечающие это авторы — Г.Анджапаридзе (Россия), Б.Райнов (Болгария), Т.Кестхейи (Венгрия) и другие совершенно справедливо пишут, что детектив сам по себе — законопослушный жанр. В качестве примата власти он декларирует торжество закона. И населяющее любое произведение борцы за справедливость не жалея сил трудятся над тем, чтобы нарушители закона были наказаны и справедливость восторжествовала. Смешно даже подумать, чтобы в советском детективе появились герои, подобные частным сыщикам и адвокатам таким как Ниро Вульф и Арчи Гудвин, Перри Мейсон и Делла Стрит. Или их коллеги, состоящие на службе у государства — полицейские комиссары и инспекторы: Ж.Мегрэ (Сименона), Р.Аллейн (Марш), вахтмистр Штудер (Глаузер). Кажется, во всех громких процессах 30-х годов в России был только один порядочный адвокат, который честно стремился защитить невинных людей, да и тот чуть позже сгинул в сталинских застенках…

Видимо не случайно поэтому, когда в демократических странах пышно расцветал детектив (США, Англия, Франция), в странах с тоталитарным режимом он влачил жалкое существование (СССР, Германия, Италия).

В-четвертых, советский детектив (за исключением последнего периода) не мог (да и не хотел) показывать жизнь во всех ее негативных проявлениях и полутонах. Следователи схематичны и добропорядочны, преступники — злодеи. И умным милиционерам не составляет большого труда ловить неуклюжих и трясущихся врагов. Схема одна и та же — седовласый полковник, юный лейтенант, глядящий в рот старшему товарищу и дюжий сержант для того, чтобы “держать и не пущать”. Добавим к этому, что многие десятилетия каждый написанный детектив проходил ведомственную экспертизу в “компетентных органах”. Поэтому и “не было” (в книгах, не в жизни) у нас оргпреступности, наркомании, коррумпированных ментов… А правила игры устанавливали не товарищи по писательскому цеху, а товарищи из органов, которые четко указывали, что в повести (романе, рассказе) должно быть лишь 1 (одно) убийство, не должно быть разложившихся типов с партбилетами, чиновников, берущих взятки… Так рождались бледненькие худосочные книги и книжки, слабо воспроизводящие истинную жизнь.

Наталья Ильина в уже упоминавшейся нами статье “Агата Кристи на отечественном литературном фоне” называет еще одну особенность советского детектива 40–50 годов: “Незатухающее желание поделиться с родной милицией каждым возникшим сомнением, не говоря уже о подозрении”. Как тут не вспомнить эти строки, вновь слушая постоянные призывы стучать в милицию обо всем, в чем сомневаешься.

И как итог этого разговора — строки из статьи В.Топорова “Детектив вчера и завтра”: “Сама жизнь изображалась в детективной литературе с предельной недостоверностью, и в недостоверной жизни происходили недостоверные преступления и раскрывали их недостоверные сыщики…”

Комментируя это высказывание и забегая вперед, скажем, что авторы последнего десятилетия с лихвой взяли реванш за “бесцельно прожитые годы”, и сегодняшний детектив рисует жизнь в самых худших ее проявлениях, иной раз еще страшнее, чем она есть на самом деле. Впрочем, все по порядку.

I

1917 — 1935

Начало большого пути отечественного детектива

Говоря о первом этапе развития советского “романа тайны”, нельзя не отметить, что постреволюционный детектив напрочь лишен преемственности. Ушли в прошлое разбойнички с большой дороги, разъяренные графы и любовники-виконты с большими черными пистолетами, романтические приключения загадочных красавиц, тихие и спокойные ужасы. Новая жизнь требовала совсем других героев — мужей военных и жестоких. На страницах книг появились “красные пинкертоны”, “комиссары в пыльных шлемах”, “товарищи из ЧК”… Да и преступления стали другие. “Как я сидел при НЭПе!” — вспоминает незабвенный зиц-председатель Фунт из “Золотого теленка” И.Ильфа и Е.Петрова. Воровать стали у государства, и на смену частному детективу пришел строгий следователь из ЧК, а революционный суд быстро выносил приговоры “к высшей мере без кассаций…”

Впрочем, это было чуть позже. А на переломе 20-х издательства по инерции еще выпускали старые книги. В свет выходили копеечные выпуски приключений западных сыщиков: Шерлока Холмса, Ната Пинкертона, Ника Картера, мало кому известных сегодня Наубоди, Пата Коронера, сыщицы Этель Кинг… В Петербурге в 1919 году вышла книга “Убийца на троне” о делах турецкой тайной полиции. В 20-х годах уже за кордоном на русском языке выпускались книги неутомимого автора детективов Э.Уоллеса. И хотя это продолжалось недолго, методы западных расследователей запали в душу российским сыщикам. Не случайно наиболее удачливых из них называли “красными пинкертонами”, а героя одного из романов известного в 20-е годы писателя Виктора Гончарова звали просто и со вкусом — Шерлок.

Поговорим подробнее о нашем родном и близком — российском детективе 20-х годов. Как пишет А.Вулис в упоминавшейся статье “Парадоксы детектива”: “Расторопно трудились в 20-е годы “красные сыщики” на страницах романов В.Гончарова. Пытливо всматривался в лица замаскированных шпионов майор Пронин, герой повести Л.Овалова. Автобиографическое “Я” шейнинских “записок следователя” старательно изучали заказчики революционной уголовщины…”

Двадцатые годы — золотая пора и для преступного мира, и для писателей, живописующих его. На страницах многих книг резвились налетчики, “медвежатники”, шулера (см. выше). Налетчики из рассказа Ивана Евдокимова “Киносъемщики” весело грабят банк “под присмотром” постового милиционера Пучкова. Родоначальница приключенческого жанра в постреволюционной России М.Шагинян в романе “Месс-Менд” описывает множество преступлений, а читателю весело.

И лишь в конце двадцатых, когда власть укрепилась, а пропагандистская машина начала набирать ход, жанр потускнел и читателям стало уже страшновато. В повести А.Тарасова-Родионова “Шоколад”, бывшей в 20-е годы бестселлером, речь идет о куда более серьезных вещах. Машинистка Вальц томится в подвале ЧК. Идет расследование деятельности одной из белогвардейских групп. Председатель ЧК Зудин сомневается в ее виновности и освобождает. Далее события развиваются так, что арестован сам Зудин. В вину ему ставится и освобождение Вальц и получение от нее в подарок шоколада — взятка, скорое следствие, приговор: расстрел — в силу революционной целесообразности. Позже автор, бывший командир дивизии, на I съезде советских писателей скажет:

“…Нет ли проклятых щелочек, которые кажутся почти незаметными, но в которые может влезть вражеский клин?”

И сам себе ответит:

“Такие щелочки есть”.

Отысканием таких щелочек, разоблачением настоящих и мнимых врагов и занималась в 30-е — 40-е годы отечественная литература, все ее виды и ветви, в том числе, конечно, и детектив.

Красные сыщики, в том числе чекисты, рабфаковки и рабфаковцы идут на страницах романа В.Гончарова “Долина Смерти”, вышедшем в свет в 1924 году, по следу похитителей вещества огромной разрушительной силы — детрюита. Агент ГПУ расследует пропажу и обнаруживает контрреволюционный заговор… Здесь и слежка, и аресты, и ловушки, таинственные подземелья, погони… но когда детрюит обнаруживают, он теряет свою таинственную силу… Роман В.Гончарова критика относит и к фантастическому, и к авантюрному. Мы, учитывая, что в книге четко прослеживается детективная линия, отнесли ее к тому виду, который можно обозначить как детективно-фантастическое повествование. К этой же группе можно отнести и роман А.Толстого “Гиперболоид инженера Гарина”, вышедший в свет на год позже (1925 — 26 гг.)

Здесь так же есть преступления, есть расследование, есть наказание. А.Толстой вывел на сцену, пожалуй, впервые в советской литературе агента угро Василия Шульгу, “тренированного спортсмена, мускулистого и легкого, среднего роста… быстрого, спокойного и осторожного…” Кажется, что сразу был найден портрет сыщика, который спортивным пружинистым шагом пройдет через всю советскую литературу.

Разве не таким же был Володя Патрикеев из повести А.Козачинского “Зеленый фургон”? Впрочем, об этой книге разговор чуть позже.

Если говорить о жанровом разделении детектива 20-х годов, то здесь следует отметить несколько избыточное разнообразие. Видимо, романтическое время переустройства общества вызывало к жизни авантюрно-детективные, фантастико-детективные, пародийно-детективные и другие подобные гибриды, но отнюдь не детектив в его первоначальном значении.

М.Шагинян в “Месс-Менд”, как она пишет, задумала “используя обычные западно-европейские штампы детектива, “направить” их острие против разрушительных сил империализма и фашизма 20-х годов нашего века”. В.Катаев в “Острове Эрендорфе” (1924 г.) дает своему герою имя Стелли Холмс, племянника знаменитого сыщика и легко, остроумно издевается над ним. Дальше, однако, дело не идет.

Как справедливо отмечает известный исследователь научной фантастики А.Ф.Бритиков, “просчет был в том, что жанр, построенный на детективном штампе, только подкрашенный в розовый цвет, вместо пародирования западного авантюрного романа невольно оборачивался пародией на революционную романтику…”

Этого власть потерпеть уже не могла. Как не могла терпеть и книги о врагах советской власти — белоэмигрантах. В начале 30-х мелькнули и исчезли несколько повестей на эту тему: “Рейд Черного жука” (1932) Ивана Макарова и “Мятеж” Сергея Буданцева (1922) — единственные книги периода 20-х, включенные в состав “Библиотеки советского детектива”, издаваемой в середине 90-х годов. Правда о литературе, соответствующей законам жанра, речь здесь идти не может. Просто отряд белоэмигрантов врывается на территорию России, сея смерть и разрушения. С самого начала назван и преступник — сам автор повествования, известный под псевдонимом “Черный жук”. В “Мятеже” С.Буданцева рассказывается о подавлении белогвардейского выступления в Астрахани. Тоже никаких признаков детективного произведения. В романе А.Толстого “Эмигранты” (“Черное золото”) (1931 г.) чувствуется более зрелая рука мастера. Написанный по свежим следам уголовного дела о русской белогвардейской лиге убийц в Стокгольме, роман содержит все компоненты детектива: преступление, поиск, улики, наказание… Я бы рискнул даже назвать “Эмигранты” одним из первых политических романов, т. к. автор прекрасно демонстрирует политическую обстановку в Европе, анализирует борьбу в 1919 году вокруг “черного золота” — нефти и интриги белогвардейцев в связи с этой борьбой.

Литература 20-х годов двадцатого века интересна своим своеобразным неожиданным языком, стилем, поэтикой. Экспериментируя, авторы писали так, как не писали ни до них, ни после. Чтобы не быть голословными, приведем некоторые примеры. “Искусство великого голода, щедро брошенное на перекрестки, на волю ветра и дождя…”, — изысканно изъясняется доктор из “Повести Масолова” А.Толстого. А вот как красиво говорит революционер Северов в повести С.Буданцева “Мятеж”: “Большевики сумели умертвить себя, они проходят страну смерти в мертвенном оживлении, потрясая всеми своими теоретическими скелетами и суставами…” Вот описание природы в том же “Мятеже”: “…Когда ночь осела синью, словно избила в синяки хрупкий осенний день, наглухо законопачивая темной паклей все овражки, буераки и луга…” А вот еще: “… Смутной серенькой сеткой в открывшиеся глаза плеснулась опять мутно-яркая тайна… Сразу внезапно резануло по сердцу и все стало дико понятным…” Не правда ли, с первых строк повести А.Тарасова-Родионова “Шоколад” и читателю становится “дико и тревожно”. А дальше “…носится в воздухе солнце…”, “…яркий косяк киновари…”, “…пухлый голос Гитанова…”, “…клубком извиваясь, клобуком лилась, как ладан”, “призрачные, стелются городом сплетни, уползают как змеи…”. Не правда ли, красивее не скажешь? Романтический стиль литературы 20-х и детектива, в том числе, можно назвать характерным для литературы этого времени, когда творческие искания братьев-писателей, кажется, больше были направлены на поиск форм, нежели содержания. Трагические 30-40-е, увы, привели очень быстро к другому стилю изложения, к другой патетике.

Мы назвали, пожалуй, все наиболее интересные на наш взгляд произведения первых 15 постреволюционных лет. Найти истинное детективное произведение, увы, не удалось. Посмотрим, удастся ли нам это сделать в следующие годы существования страны Советов.

II

1936 — 1941

Если завтра война…

В детстве у автора этих строк была книга, которая называлась, кажется, “Тайные методы работы бухаринско-троцкистской агентуры”. Из нее можно было узнать, как ловко эта самая агентура действовала в описываемый период. А корни и истоки шпионажа в современной России восходят еще к 20-м годам, когда Владивосток был взят японскими захватчиками, и парикмахеры, официанты и прочий обслуживающий персонал азиатского происхождения срочно расконспирировался и одел погоны. Шпионаж, и японский в том числе, существовал уже давно. Вспомним “штабс-капитана Рыбникова” А.Куприна. Но чтоб в таком объеме, как во второй половине 30-х! Один за другим судебные (и внесудебные процессы), доносы, аресты. Шпионы, вредители во всех отраслях народного хозяйства, в искусстве, в армии… На I съезде советских писателей под аплодисменты зала Бруно Ясенский заявляет, что “наш великодушный победоносный пролетариат простит нас за то, что мы ненавидели и в ненависти нашей дошли до исступления…” Чуть позже это исступленная ненависть довела и самого Бруно Ясенского, уважаемого нами писателя, отдавшего так же дань разгадке тайн, до репрессии и уничтожения.

На том же съезде советских писателей он успел дать, как чуть раньше М.Горький, уничижительную оценку детективу:

“…Я знал, что детектив есть низший жанр, используемый буржуазией для одурачивания рабочего класса, отвлечения его внимания от насущных задач политической борьбы…”

Кому же из писателей хотелось в такой обстановке отвлекать своими книгами народ от целей политической борьбы? Исчезли переводы зарубежного классического детектива. Само слово на десяток лет оказалось под запретом, а писатели словно перекрашивались под “приключенцев”, “оборонщиков”, даже — фантастов, т. к. фантастике (научной) дали право на существование.

А “приключенцы” и “оборонщики” активно писали о вражьих происках, о нашествии шпионов на Союз, о военной угрозе стране (что было правдой) и о том, что наша Красная Армия закончит войну на чужой территории и малой кровью (что далеко не соответствовало действительности). По мере ужесточения тоталитарного режима оживлялась идея всепобеждающего социализма в литературе. Если уж и писали о преступлениях, то как об исчезающем из нашей жизни явлении (вспомните “последнего медвежатника” у Н.Шпанова): при коммунизме вообще никаких преступлений не будет. В приключенческой литературе в конце 30-х доминировали темы кающихся преступников, постепенно “завязывающих это дело”. Книги изобилируют подобными героями. Взять хотя бы “Зеленый фургон” А.Козачинского. Один из его героев, некто Красавчик, молодой вор “сидел четыре года и все четыре года работал и учился. Он вышел на волю довольно образованным молодым человеком, спокойным и скромным…” В повести “Последняя кража” (1938) Павел Нилин размышляет о старом воре Буршине, который выйдя в очередной раз из тюрьмы, имел возможность (и желание) перечеркнуть прошлую жизнь. Все шло к этому: и жена, которая приняла его, и старые друзья, сменившие “специальность”, и сын, который стал ударником… Помешала случайность. Буршин вновь вскрыл сейф. Изобличивший его опытный сыщик Ульян Жур, беседуя с ним, упор делает на моральные факторы. Он говорит, что жизнь изменилась неслыханно, о смысле жизни… Старый шниффер сдается. Как пишет критик, повесть написанная в очень жесткое время — “история о невозможности преступности и веры в бесконечность жизни своей и своего превосходства над людьми” — и о том, что все равно раньше или позже, одолеет, верх возьмет воспоминание о детях, о матери, поиск “новых прочных, вечных связей с жизнью”…

В знаменитых автобиографических “Записках следователя” Льва Шейнина в рассказах “Динары с дырками”, “Брегет” следователь, признавая свою беспомощность, обращается к уголовникам и те, расчувствовавшись, своими силами “восстанавливают справедливость”. Так что, когда много десятилетий спустя герой Н.Леонова “сыщик от бога” Лева Гуров обращается к уголовному миру, он далеко не оригинален.

Впрочем, Л.Шейнин сделал то, что даже недавно ушедшему из жизни Н.Леонову было не под силу. Лев Романович сумел своими рассказами, как писали в то время газеты, шевельнуть в душах преступников, даже закостенелых, чувство совести. И в конце 30-х начался массовый приход преступников с повинной. Видимо, из них формировались железные кадры строительства “Беломорканала” и других великих строек того времени.

В продолжение темы вспомним и о драматургии. Преступление и исправление оступившихся находят свое отражение в пьесе “Аристократы” Н.Погодина, шедшей с успехом и за рубежом.

Милицейско-судебный роман предвоенных лет не может не удивлять в условиях жесточайшего террора, непрекращающихся репрессий. Писатели, скрывающиеся под грифом “приключенцы” писали детективы с высоким гуманистическим пафосом, защищали (или пытались защищать) человеческую доброту, честность, порядочность.

Ярким таким примером была уже упоминавшаяся повесть “Зеленый фургон”, пожалуй, единственная у Александра Козачинского. Вышедшая в разгар репрессий в 1938 году, выдержавшая несколько изданий и экранизированная после войны, повесть заряжает запалом оптимизма. Кстати, она автобиографична: сюда вошли эскизы из жизни автора, а Володя Патрикеев — никто иной, как известный впоследствии писатель Евгений Петров, начинавший карьеру в Одесском уголовном розыске. По нашему мнению, этот подлинный детектив совмещал в себе все признаки жанра. Точно так же, хотя и с некоторыми оговорками к детективному жанру можно отнести и “Записки следователя” Л.Шейнина. Это одно из документальных повествований в советской литературе, в последнее время почти не переиздается — издателей отпугивает личность автора — одного из работников аппарата “кровавого прокурора” А.Вышинского. Да и многие уголовные дела, описываемые Л. Шейниным, сегодня подвергаются сомнению, а некоторые даже пересмотрены. Тем не менее, рассказы эти написаны по свежим следам событий, “Записки” еще долго будут читаться и перечитываться. Думается, что главное в “Записках” — желание автора вглядеться во внутренний мир героя. Кажется, именно в это время начала появляться наука “человековедение”.

Пожалуй, самым главным в анализируемое время в криминальной литературе был шпионский роман. На рубеже 30-х — 40-х трудно найти произведение, в котором не действовали бы враги народа и шпионы. “Поднятая целина” М.Шолохова, “Хождение по мукам” А.Толстого, даже “Судьба барабанщика” А.Гайдара… Везде враги… Они поджигают, убивают, воруют секреты… Великий вождь всех народов учил, что классовая борьба будет обостряться. Она и обострялась. Особенно на страницах книг. Еще в 1925 году в Киеве вышел “Роман Ма” Юрия Яновского, один из первенцев шпионской темы. В 1929 году Николай Иванов, создатель знаменитого Джека Восьмеркина опубликовал “Дневник шпиона”. И пошло, поехало… Как отмечал писатель В.Пальман: “В жизни нередко плодородное поле… засоряется… вредной сорной растительностью. Эти сорняки — шпионские книги — выныривают всюду… все в них так просто, так забавно! Уже на двадцатой странице ловят или загоняют в сеть шпиона, потом, как правило, появляется всеведущий майор или капитан…”

Сам по себе роман о шпионе (разведчике) — интересное и, я бы сказал, благородное чтиво. Но литература 40-х — 60-х годов немало потрудилась над созданием серого штампа, вызывающего — увы — не интерес, а иной раз — отвращение. Особенно мощно такой поток хлынул в первые послевоенные годы. Ростки же этого ядовитого жанра стали появляться уже перед войной, вселяя всеобщую тревогу и обеспокоенность, развивая шпиономанию. И больше — шпионская литература давала палачам основание для репрессий. И здесь уже не стояла проблема перевоспитания: чаще всего шпион был человеком из “бывших” и руки у него были по локоть в крови. В пьесе братьев Тур и Л.Шейнина “Особняк в переулке”, вылившейся впоследствии в самый громкий кинобоевик предвоенного времени “Ошибка инженера Кочина” — все атрибуты шпионского триллера: изобретатель нового типа самолетов, и его простодушные родственники, и сослуживцы, и бдительные сыщики, и наконец, сам шпион — некто Галкин, он же Келлер, а так же пособники… Изобличив шпионский коллектив, чекисты тут же идут дальше. Главный из них — Ларцев — тут же заявляет своему помощнику Лаврененко:

“…Сегодня не выйдет рыбная ловля. Дело Шварца забыл? Надо разобраться сегодня же… Пошли работать, Гриша…”

И ныряют снова. В очередной роман, повесть, пьесу. Время не ждет. Шпионов много. Ловить, да не переловить. А они, дурашки, сами в руки идут… А зря: легковесные пустые шпионские боевики подготовляли почву для шапкозакидательства: нам все нипочем!

Тем не менее, непременно стоит упомянуть о неоценимом вкладе никоторых писателей и в историю и в теорию отечественного детективного романа. Таков, например, Л.Овалов. Вместе с Н.Шпановым он создал образ несгибаемого советского разведчика, опытного, умного, талантливого. Его майор Пронин не только (и не столько) герой множества анекдотов. Он представляет собой достаточно емкий и живой образ, довольно резко выделяющийся из ряда “раскрашеных марионеток”.

Начав рассказ о совсем еще молодом участнике гражданской войны Иване Пронине, начавшем службу в органах в 1919 году, автор доводит повествование до поры, когда Ивану Николаевичу уже около 50 лет, “он начал полнеть, виски его посеребрились… И все же он выглядел бодрее и здоровее иного юноши…” В сборнике “Приключения майора Пронина”, вышедшем в “Библиотечке военных приключений” в 1957 году (вспомним, что Лев Сергеевич Овалов только что вышел из заключения) автор собрал наиболее интересные рассказы, написанные от своего имени и от имени своего героя. А затем была опубликована “Огоньком” “Медная пуговица”, обруганная критикой.

Книги Льва Овалова издаются и поныне. Значит, их герой пережил свое время, он отличается в лучшую сторону от нынешних серийных героев. Хотя бы своей порядочностью, принципиальностью, точным математическим расчетом и богатым воображением. Мало кто из современных “Рэмбо” может похвастаться этими качествами. Нельзя не вспомнить также и о литературе, которая, хоть и не являясь детективами, содержала в себе и преступления, и подвиги, и героику, и яркие образы, такие, к примеру, как краснофлотцы в рассказах С.Диковского, летчики и полярники из “Двух капитанов” В.Каверина, пограничники из повестей и рассказов Л.Линькова, охотники и следопыты из романов В.Арсеньева. Романтическая литература подвига, как уже отмечалось, не лежит в одном русле с рассматриваемой ветвью литературы, но и приключения, и подвиги, и детективы идут рядом, зачастую переплетаясь так, что порой трудно разобрать, что есть что.

III

1941 — 1956

Сколько стоит война? и мир?

…Вступили в войну на одном дыхании. Только не получилось ни малой крови, ни войны на чужой территории. Идеи, выраженные в утопиях П.Павленко “На востоке” и в вышедшей в 1939 году книге Н.Шпанова “Первый удар”, вселяли бесконечный оптимизм. К чести современников, они сразу поняли весь вред этих утопий: практически они разоружали общество накануне вполне реальной войны. Об этом писали критики в последние предвоенные годы. Увы, попытки хотя бы приблизительно прогнозировать ближайшее будущее иной раз приводили к трагическому исходу. Все ли знают, что автор знаменитого (и по сей день) сыщика майора Пронина только лишь за попытку показать кое-какие приемы зарубежных разведчиков и противостоящих им чекистов поплатился пятнадцатью годами заключения. Вот как пишет об этом автор:

“…“Рассказы” я написал в 1940 году и предложил их журналу “Знамя”. Рукопись быстро подготовили к печати. Но вышел запрет. И лишь после вмешательства Молотова (он прочитал — понравилось) “Рассказы” появились в печати. Книгу приветствовал сам Шкловский! Всего две недели я купался в лучах славы. До ареста. Много лет спустя из верных источников я узнал, что ему предшествовало. Берия, прочитав рассказы, обратился к Сталину: “Что делать с Оваловым? Он разглашает тайны советской разведки.” Ответ последовал незамедлительно: “Проучить!” Разумеется, ни о каких тайнах не могло идти и речи: все придумал, взял, что называется, из головы…”

Но это было еще, как говорится, до войны.

“А во время Великой Отечественной войны фантастики, — как писал известный исследователь этого популярного жанра Всеволод Ревич, — фактически не было. Нетрудно догадаться, почему…”. А детектив — был. И тоже нетрудно догадаться, почему: на войне были не только бои, были и затишье, и отдых, наконец, период лечения в госпиталях. И тогда люди нуждались в развлекательном чтении.

“После боя сердце просит музыку вдвойне…” И фронтовые писатели (так называлась должность писателей, призванных в армию) работали с полной нагрузкой. Кроме репортажей с фронта и рассказов о боевых подвигах во фронтовых многотиражках печатались и “повести с продолжением”, в которых действовали и шпионы, и разведчики, были и прочие детали детектива. Вот что вспоминает об этом, ставший впоследствии известным, писатель Михаил Алексеев:

“…Меня вызвал к себе редактор и объявил:

— Войска на отдыхе. Ваша задача? — он сказал это таким тоном, каким обычно командиры дают вводные на важных тактических учениях. Обескураженный, я молчал.

… — Срочно требуется читабельный материал. Нужна приключенческая повесть с продолжением на десять номеров, по три колонки в каждом номере. Немедленно приступайте к работе. И чтобы через два часа первый кусок был у меня на столе. Ясно?

— Ясно, товарищ майор. Но…

— Никаких “но”!

Однако, видя мою растерянность, редактор счел необходимым сделать некоторые предварительные указания:

— Я знаю, вы любите всякие там пейзажи. Так вот, в приключенческой повести они ни к чему. Динамика. Динамика. И еще раз — динамика!

— А как же с характерами?

— Характер проявится в действии. Ясно?

На какую тему должна быть повесть, редактор не говорил. Но это и так было понятно: немецкий шпион, с одной стороны, наш разведчик — с другой. Вот главные действующие лица моего будущего произведения. Над заголовком тоже не пришлось ломать голову. Сами собой возникли слова: “По следам… волка”. Теперь нужно придумать, какого волка. Может, “фашистского”? Не годится — штамп. “Гитлеровского”? Бешеного! Нет, надо идти от самого героя — от шпиона, от его клички, ведь должен же шпион иметь свою кличку. И вот окончательное название повести: “По следам меченого волка”…”

У современного читателя невольно возникают ассоциации с современными книгами, претендующими на жанр детектива: “Слепой стреляет дважды”, “Меченый против Бешеного” и т. д.

Мы не случайно привели такую длинную цитату. Кажется, она во многом раскрывает тайны военно-шпионских произведений (так можно обозначить жанр, который широко использовали в годы войны). Пока сержант Аникеев и барон Фон Гроссшвайн (имя-то какое: “Большая свинья”!) строили друг другу козни, на страницах других военных газет, другие сержанты и офицеры побеждали других именитых фашистских шпионов (Н.Грибачев “Огни в тумане”, И.Стаднюк “Следопыты”, Г.Семенихин “Пани Ирена” и др.)

Многие из именитых впоследствии литераторов больше никогда не писали приключенческих книг. Но в те военные годы солдатам эти скоропостижно созданные произведения очень нравились. Видимо, нравились они и самим авторам. Так один из писателей никак не мог закончить свое растянувшееся на много номеров повествование. Дело дошло до того, что сам командующий фронтом вмешался в судьбу героя и приказал немедленно его прикончить. Автор распорядился судьбой фашистского лазутчика так:

“…Фон Штойген надел шинель, расправил складки, открыл дверь и шагнул в темноту леса… Больше его никто не видел…” Лихо, не правда ли?

В войну издавалась библиотечка Воениздата. Маленькие книжечки в бумажных обложках содержали и классические детективные рассказы. Именно тогда многие (в том числе и автор этих строк) впервые прочли четыре рассказа Конан Дойла. В 1943 году вышла одна из немногих книг о работе милиции, в частности, уголовного розыска, — “Друзья, рискующие жизнью” М.Ройзмана. Событием стало появление шести выпусков романа Н.Шпанова “Тайна профессора Бураго”, переизданного после войны под названием “Война невидимок”. Фантасты проводят эту книгу по своему цеху. Нам видятся в “Тайне” следы истинного детектива. Вокруг крупного оборонного открытия, как и положено, вьются немецкие шпионы. Контрразведка делает все, чтобы враг здесь не мог ничем поживиться… Помнится, с каким восторгом следили в читальном зале детской библиотеки за похождением героев: наши разведчики беседуют на палубе только что захваченной подводной лодки о дальнейших планах. На мачте колышется тело, повешенного самим экипажем командира подлодки. Одному из собеседников кажется, что покойник моргает. “Показалось”, — решает он. А наутро… труп исчезает. Оказывается, капитана повесили не за шею, как полагается, а за плечи… И так на протяжении всей книги.

Впрочем, это, пожалуй, все, что произошло по жанру детектива за время Великой Отечественной. Главный урок — война дала импульс развитию детектива, точнее, той его ветви, которая получила название военно-детективного повествования. Не случайно сразу после окончания войны на читателя обрушился поток военно-приключенческих повестей, романов, в которых “бал правили” удачливые советские разведчики и неуклюжие импортные шпионы (сначала — немецкие, чуть позже — американские, английские и прочие)… Особенности приключенческо-детективных произведений первого послевоенного десятилетия заключаются в следующем:

а) Культ личности и связанная с ним ведомственная цензура, имеющая право “запрещать” или “разрешать” публикацию произведения, признавать ту или иную книгу “идеологически вредной”, “ошибочной”, “порочной”… “внесли свой неизгладимый след”. Так было, к примеру, с “Медной пуговицей” того же многострадального Л.Овалова, которая печаталась с продолжением в журнале “Огонек”.

б) В литературу пришли писатели военного поколения, в умах и сердцах которых все еще бушевал армейский синдром. И писали они о том, что хорошо знали, — о войне, конечно.

в) В первое десятилетие после войны расширяется диапазон действия произведений. Кроме шпионского, к читателю приходят уголовный, милицейский роман, появляются первые ростки политического, международного, к которым мы бы отнесли некоторые вещи Романа Кима.

Впрочем, первые книги, изданные после войны, еще не были настоящей художественной литературой. Их писали далеко не мастера, а лишь подмастерья литературного цеха, слабо владеющие словом и на своих плечах чувствующие всю тяжесть идеологического гнета (“не дай бог брякнуть что-нибудь лишнее”, “не приведи господь раскрыть какой-либо секрет”! Участь Л.Овалова была памятна многим). Наверное поэтому и наши славные чекисты так просто и легко расправлялись со своими врагами. Как точно назвал свою рецензию в только-только появившемся в те годы журнале “Юность” В.Озеров: “Живые люди или раскрашеные марионетки?” Впрочем, к этой рецензии мы еще вернемся. А сейчас попытаемся проследить за становлением послевоенного приключенческо-детективного романа.

В 1948 году вышла в свет повесть Николая Томана “Взрыв произойдет сегодня”, где расследуется секрет заминированной гитлеровцами плотины. В 1951 году читатели получают повесть “На прифронтовой станции”. В 1955 — “В погоне за призраком”.

Нам кажется, что эти и другие книги (Томан писал много и на одну тему), может быть, впервые в литературе подобного рода ставят вопрос о доверии к людям (Во “взрыве…” поиск мин ведет человек, которого самого подозревают в преступлении). В то же время у Томана шпионы и диверсанты всегда хорошо замаскированы и весьма находчивы, что делает розыск интересным для читателя. Но это, пожалуй, не правило, скорее — исключение.

В 1950 году Воениздат приступил к выпуску “Библиотечки военных приключений”, преобразованной в 1963 году в “Военные приключения” (ВП). (В наши дни “ВП” благополучно почила под напором рыночных отношений). Но в то далекое время это было началом. На читателя обрушился ливень произведений о разведчиках, шпионах, снайперах, пограничниках. Раскрытые шлюзы Воениздата далеко не всегда радовали доброкачественной книгой. Вот как характеризует то чтение В.Дружинин, сам, кстати, создавший немало приключенческих книг:

“…Детективная повесть, написанная всегда посредственно, с неизменным седым всезнающим полковником и порывистым лейтенантом. Их противники щеголяют вставными челюстями ослепительной белизны, поминутно возглашают: “Хелло!”, бранятся и пьют виски даже во время тайных сугубо деловых встреч. Чекисты, ломая голову над загадкой, ходят большими шагами по комнате, ночами не спят, поддерживают силы крепким чаем и телефонной беседой с супругой. В часы отдыха они, как водится, играют в шахматы…”

Кстати, подобную оценку отечественной детективной литературы той поры разделяют далеко не все. В заочной дискуссии о качестве приключенческой книги, прошедшей в конце 50-х в разных изданиях, раздавались и другие голоса. Тот же В.Дружинин, чью уничижительную оценку общего состояния отрасли мы только что привели, резко меняет мнение, когда речь идет о конкретных книгах. “…Чекист, бросившийся защищать ребенка в повести Т.Сытиной “Конец бывшего Юлиуса”, получив удар ножом, разоблачает себя, чем… вызывает глубокое сочувствие читателей. В повести В.Михайлова (кстати, весьма плодовитого в послевоенные годы) “Бумеранг не возвращается.” американский агент очень умело подобрал себе маску… Кажется — все благоприятствует шпиону. Но честный человек не станет у нас одинокой, беззащитной жертвой злодея!”

Как это все знакомо. В десятках книг честные герои не щадя живота своего вступают в смертельную схватку с врагом и, конечно же, побеждают. Из книги в книгу кочуют уже упоминавшиеся полковники, лейтенанты, сержанты. Иногда к ним присоединяются простак-ученый и его бдительное окружение. Все иностранные разведчики — дилетанты, весьма недалекие люди. И если пограничники не хватают их, то только потому, что им с самого начала поручено следить. Нельзя не согласиться с мнением автора статьи “Живые люди или раскрашенные марионетки?” В.Озерова: “…Только что отложил выпуск одной из многочисленных приключенческих библиотек. И уже не можешь вспомнить, о чем там говорилось. Безнадежно перемешались в голове события и герои. Помнишь только о бесчисленных чуть-чуть не похищенных изобретениях, неудачных переходах границы. Не мог расстаться с книжкой, а теперь жалеешь потерянное время и досадуешь на удивительное однообразие всего прочитанного”.

…В фамильном склепе на одном из кладбищ Ленинграда привольно расположились… фашистские агенты. В городе действует банда вражеских лазутчиков во главе с опытным шпионом “Тарантулом”. Именно так и называется бывшая некогда очень популярной повесть Г.Матвеева “Тарантул”. А что же чекисты? Возможно, они сами не в состоянии решить задачу, поэтому и возлагают ее на четырнадцатилетних мальчишек, руководит которыми расторопный Миша Алексеев. Ребята и решают поставленные задачи, посрамив при этом опытных чекистов. В другой книжке из “Библиотечки военных приключений” “Конец карьеры Власовского” шпион Курт убеждает советского ученого бежать за границу. До этого перерожденец Власовский, как ни странно, служащий в органах госбезопасности, запугивает ученого всевозможными клеветническими обвинениями. Ученый вроде бы поддается, он уже — на пути к границе.

Но читателя не обманешь. Он-то хорошо знает, что наши ученые на приманку врага не клюют… Помните, как в старом анекдоте, где в деревню впервые привезли кино. На экране мощный бык мчится, опустив рога, на детей. Зрители в ужасе кричат. И тут из темноты раздается зычный голос: “Не бойтесь, граждане! Это наш советский бык. Он пионеров не бодает…”

В книге точно так же. И шпион, и предатель попадают в чекистскую ловушку.

Но хуже всего бывает тогда, когда авторы в попытке хоть как-то соединить не сходящиеся концы прибегают к действию потусторонних сил. Так, в повести Н.Автократова “Серая скала” подземный завод гитлеровцев после их бегства стережет некий комендант, которого охраняют мертвые… статуи. Стоит ли говорить, что подобная тенденция (довольно ярко, кстати, проявляющая себя и в последние годы) губительна для истинного детектива. Говоря о грубых просчетах наших начинающих детективистов, упомянем, что кроме их общих проблем, о которых мы писали выше, очень мешала и некоторая нетребовательность редакций, стремящихся как можно полнее и быстрее отметиться на книжном рынке, и неумение многих авторов создавать достойные сюжеты. Как уже отмечалось выше, в годы войны сюжет приключенческой повести создавался по ходу написания. Так было и после войны, и если откровенно, то мешала и убогость мысли, и зашоренность известными схемами: если враг, то шпион или бывший гитлеровский прихвостень, если тайна — то обязательно изобретение или открытие. Как будто бы в жизни больше ничего не происходит. Отсюда и герои — плоские, ходульные, ничем друг от друга не отличающиеся. Отсутствие характеров героев, как положительных, так и отрицательных, уход от показа душевного мира людей, населяющих произведение, отсутствие авторского наблюдения над мотивации мотивами тех или иных поступков героев книги — все это обедняло только что зарождающийся послевоенный детектив, делало его серым и малопривлекательным. И таких книг издавалось в послевоенные годы до 70–80 процентов. А остальные книги?

Поговорим и о них. В послевоенной детективной литературе трудился и отряд писателей, который работал еще в предвоенные годы… Мы уже писали о первых послевоенных книгах Георгий Брянцева. В 1953 году вышла в свет повесть “Тайные тропы”, в 1954 — “Следы на снегу”, в 1955 — “Это было в Праге”. И хоть по поводу принадлежности “Дело было в Праге” к жанру детектива спорили такие известные писатели, как А.Адамов и Н.Томан, сегодня можно сказать, что все (или почти все) книги Г.Брянцева можно отнести к жанру военно-детективного романа. В одной из первых своих повестей “Следы на снегу” автор много пишет о погоне за врагом, не развивая других сюжетных линий, что значительно обеднило повествование. В других книгах Г.Брянцеву удалось существенно преодолеть этот недостаток.

Среди других произведений нельзя не выделить трилогию А.Авдеенко “Над Тиссой”, “Горная весна”, “Дунайские ночи”. Эта эпопея повествует о пограничниках, но в ней присутствуют детективные черты. Кроме того, приятно удивляет читателя и язык повествования — яркий, образный и лиричный.

В 1951 году появился на свет первый из серии политических романов Р.Кима “Тетрадь, найденная в Сунчоне”. Для читателя действие, происходящее в другой стране, было в новинку.

Писатель Валентин Иванов, известный впоследствии как автор интересных романов из русской истории, в 1952 году выпустил роман “По следу” — о деятельности иностранных разведчиков, а в 1956 году вышел роман “Желтый металл” об острых проблемах советской милиции, подвергшийся в печати жесткой критики. Видимо, тогда в милиции еще не было острых проблем. Может, поэтому милицейскому роману в первое послевоенное десятилетие и не везло. Кроме “Желтого металла” мы еще имеем уже упоминавшуюся книгу М.Ройзмана “Друзья, рискующие жизнью”. И, пожалуй, все. Может быть, за исключением поделок. Зато шпионскому роману было раздолье! И здесь нельзя не вспомнить о любимом герое критиков и читателей Ниле Кручинине. Кто только не критиковал его! Кто только не зачитывался его похождениями!

Почти одновременно в 1955 году вышли в свет две книги Николая Шпанова — “Похождения Нила Кручинина” и “Ученик чародея”. Герой их — сыщик Нил Платонович Кручинин и его друг и помощник Сурен Тигранович Грачьян (он же Грачик), сразу же полюбившиеся читателю. С позиции сегодняшнего дня (да и вчерашнего) книги вообще-то, как говорят, “не очень”. Все, что говорилось о недостатках литературы 50-х годов, в полной мере относится и к героям Шпанова. Характеры их обрисованы вяло и неинтересно. Что можно сказать о Кручинине, если судить по такой справке:

“Огромная начитанность, жизненный опыт и разносторонность его знаний в соединении с необыкновенной скромностью; решительность действий, сочетающаяся с покоряющей мягкостью; беспощадность к врагам общества рядом с чудесной человечностью; смелость до готовности самопожертвования при огромном самолюбии…” и т. д. и т. п. Ну, чем не Шерлок Холмс! Только Шерлока в фильмах стремились сыграть лучшие артисты. А вот Нил так в кино и не вошел: Холмс был живой человек, а Кручинин — схема. Вообще-то был непонятен и статус его: вроде бы он на государственной службе, в то же время действует как частный сыщик… Словом, вопросов много. Но все же Нил Кручинин, как его более поздний последователь и сосед по критике майор Пронин сделали одно очень важное дело: они были прообразами целой плеяды более удачливых сквозных героев. И Денисова у Л.Словина, и Гурова у Н.Леонова и Костенко у Ю.Семенова. Отечественный детектив, пожалуй, впервые получил своего серийного героя. В этом большая заслуга Н.Кручинина и его создателя.

Заканчивая главу о судьбе детектива в первом послевоенном десятилетии, нельзя не вспомнить и первую детективную повесть “Смерть под псевдонимом” у Н.Атарова, приключенческие романы Г.Тушкана, повести В.Дружинина, Н.Панова, А.Насибова и др. В общем и целом все они готовили расцвет отечественного детектива 60–80 гг. XX столетия.

IV

1957 — 1987

Блеск и нищета советского детектива

В 1953 году умер И.В. Сталин. Не сразу, постепенно рухнули стены, поддерживавшие культ личности. В 1956 году на ХХ съезде КПСС Н.С.Хрущев в докладе подвел итоги и дал оценку тому, что происходило со страной, с людьми многие годы. Это еще не было весной, это была лишь оттепель, которая, как оказалось, в скором времени вновь сменилась холодами. Но даже кратковременного тепла оказалось достаточно, чтобы растопить многие застывшие сердца, мысли… Тысячные толпы собирались на площадях, в Политехническом музее столицы, чтобы послушать поэтов-шестидесятников. Один за другим начали выходить литературные журналы, открывались новые газеты. Из мест не столь отдаленных постепенно возвращались узники сталинизма.

Среди них были и писатели из литературного цеха детективщиков. Уже после реабилитации создал свои главные вещи Лев Овалов, которому мы уделили много внимания в предыдущей главе. Переиздавались книги тех, кто уже не напишет ничего нового. Были возвращены имена М.Козачинского, Б.Ясенского и других.

Мы уже говорили, что тоталитарный режим и детективная литература — вещи мало совместимые. Книги о примате закона, о справедливом наказании виновного, кем бы он ни был — непременное условие истинно детективного повествования. Когда же торжествует власть, когда довлеет телефонное право над всеми прочими правами — детективу приходит смерть.

Тогда, в 50-60-е годы казалось, что к детективу приходит жизнь. В 1956 году начал выходить журнал “Юность”, где печатались первые вещи еще молодого Аркадия Адамова. С 1954 года начала издаваться очень популярная во все времена “Библиотека приключений и научной фантастики”. В 1963 году Воениздат преобразовал “Библиотечку военных приключений” в полноправную библиотеку “Военные приключения”. В 1969 году появились книги молодогвардейской серии “Стрела”. А с 1968 читатели получили возможность ознакомиться с новинками остросюжетной прозы в приложении к журналу “Сельская молодежь” — “Подвиг”. Позднее, в 1975 году вышел первый том “Поединка”, издаваемого “Молодой гвардией”.

Чуть-чуть приоткрылись двери и перед зарубежными мастерами детективного жанра. В 1958 году Гослитиздат впервые за много лет выпустил томик Г.К.Честертона. Чуть раньше, в 1956 “Детиздат” произвел том рассказов А.Конан Дойла. А в 1968-69 годах “Огонек даже рискнул и выдал на гора целый восьмитомник А.Конан Дойла (!). В огромной стране то тут, то там проклевывались зернышки зарубежного детектива. Сеятелями их были толстые (и не очень) журналы. Особенно удавалось это журналам союзных республик, где давление цензуры было чуть слабее. Так узбекский “Звезда Востока” вошел в историю литературы как издание, много сделавшее для пропаганды зарубежного остросюжетного романа в нашей стране.

Постепенное внедрение литературы “загнивающего капитализма” в советское государство имело не только идеологическое значение, но и совершенно другое, подчас неожиданное. Мастера зарубежного детектива и перед читателем, и перед писателем поднимали высокую профессиональную планку, над которой, увы, наши отечественные мастера и подмастерья в 50–60 годы подняться не могли.

И здесь самое время остановиться, оглянуться, посмотреть, как же развивалась отечественная детективная (да и просто приключенческая) литература в 50 — 70-е годы.

Годы, прошедшие не бесследно

…Глядя на ряды толстенных томов, заполняющих книжные развалы городов и весей, домашние библиотеки, невольно вспоминается, с каким радостным удивлением создатели томов “Поединка” и прочих серий писали, как неожиданно им удавалось заполнять редактируемые издания — хлынувший на читателя поток сборников, альманахов, серийных изданий и т. д. и т. п. Существующий отряд писателей-приключенцев (как они настойчиво просили себя называть), не мог заполнить, не мог справиться с растущими возможностями издателей. Видимо, поэтому в “Стреле”, “БНПФ” и других сериях в обилии печаталась историческая, географическая и прочая литература, но никак не остросюжетный роман. Кто-то из аналитиков заметил, что послевоенный детектив вышел из “Дела пестрых” (1956) и “Черной моли” (1958) А.Адамова. Пожалуй, с этим трудно не согласиться.

Но в те далекие 50 — 60-е годы братья по цеху до хрипоты спорили, что же есть детектив? И чем он наш, родной, отличается от западного.

В 1958 году в Москве состоялось Всероссийское совещание по научно-фантастической и приключенческой литературе. Съехавшиеся на него писатели старались обойти в то время еще криминальное слово “детектив” и в то же время наговорили много разных благоглупостей по поводу состояния и дальнейшего движения жанра.

Чего, к примеру, стоит микродискуссия по поводу того, откуда есть пошло слово “детектив”. Как заявил один уже известный нам писатель Николай Томан, “…Мы хотели сразу и решительным образом отмежеваться при объяснении термина “детектив” от английского слова “detective”, то есть, “сыщик”, ибо это ведет к неверному однобокому толкованию нашей детективной литературы. Более верным будет считать этот термин произошедшим от слова “detect”, то есть, открывать, обнаруживать…”. Нам думается также, что к детективным произведениям следует отнести лишь те, в которых читатели как бы участвуют в раскрытии тайны, а это значит, что тайна в таких произведениях не должна раскрываться читателю до самых последних страниц повествования…

Словом, хороший писатель Н.Томан, кстати, сам страдающий размытостью жанров, отказал другим хорошим писателям — А.Адамову, Г.Брянцеву, А.Авдеенко числиться в цехе детективного жанра. Зато фантаст И.Ефремов и приключенец Л.Платов состоят в детективщиках. Повесть Г.Гребнева “Пропавшее сокровище” — о поиске библиотеки Ивана Грозного — тоже детектив. Туда же можно причислить и “Два капитана” В.Каверина, где неугомонный Саня Григорьев в постоянном поиске… Словом, все книги, где что-то ищут (неважно, что) — все являются детективами.

А привлечение к поиску самих читателей — тоже было в духе времени. Никита Сергеевич не раз говорил, что преступность отойдет. А те немногие преступления, которые все еще будут иметь место быть, раскрывать станет в свободное от основной работы время следователь, может быть, как раз из числа тех читателей, которые будут участвовать в раскрытии книжных загадок… Впрочем, это частное мнение. Как говаривал известный литературовед Г.Анджапаридзе, “поспорим и согласимся”. Кстати, 60-70-е годы были весьма насыщены литературными дискуссиями. Дважды они выплескивались и на страницы “Литературной газеты”. Братья-писатели убеждали друг друга, что детектив — жанр полноценной литературы, что он существовал, что надо писать детектив, что их любят… Кое-кто из великих обещал: закончу эпопею и сразу же (для отдыха что ли?) займусь детективом. И рождались произведения, которые критика вынуждена относить к производственному жанру. Оказалось, что кроме слов “преступник”, “следователь” и т. д. и различного милицейского антуража необходимо и кое-какое умение логически мыслить и рассуждать…

Впрочем, все по порядку. Многие считают, что 50 — 70-е годы были временем расцвета отечественного детективного повествования. В литературу пришел целый отряд молодых писателей. Кроме А.Адамова в описываемый период вышли в свет первые книги таких прославленных ныне авторов, как Аркадий и Георгий Вайнеры (“Часы для мистера Келли”, 1970 год), Анатолия Безуглова и Юрия Кларова (“Конец Хитрова рынка”, 1957 год), Павла Шестакова (“Через лабиринт”, 1967 год), Леонида Словина (“Такая работа”, 1965 год), Николая Леонова (“Мастер”, 1968 год), Эдуарда Хруцкого (“Комендантский час”, 1972 год). Список можно продолжать. Я бы сказал, что именно эти десятилетия вызвали к жизни целый отряд писателей-приключенцев, детективщиков (как хотите), которые и дали жизнь современному отечественному детективному роману.

Добавим к этому, что продолжали успешно работать и писатели старшего поколения, прошедшего горнило войны… В этих условиях и рождалась литература послевоенного тридцатилетия.

Учитывая некоторые особенности ее развития, хотелось бы хронологически разделить изучаемый тридцатилетний отрезок времени на два периода. Первый: литература, рожденная развенчанным культом личности, хрущевской оттепелью и, если хотите, военным синдромом. Многие писатели и после войны не сняли гимнастерки и с завидной настойчивостью продолжали разрабатывать военно-приключенческую (шпионско-разведывательную) тему. И по сей день литература подбрасывает нам произведения на когда-то сладостную тему военной героики. Но пик военного и чекистского героизма приходится все же на 1956 — 1970 годы (весьма условное деление), славных кроме обилия военно-приключенческих книг, рождением и развитием таких жанров, как исторического, детективно-фантастического романа. Семидесятые-восьмидесятые годы вызвали к жизни политические, международные приключенческие произведения. В 80-е годы в стране мало-помалу начинают появляться и предпосылки к смене общественного стоя. Возросло внимание писателей к преступлениям против личности. Новое поколение литераторов, знающее войну и культ личности по учебникам истории и партийно-неангажированное, активно берет на вооружение криминальную тематику: рождаются криминальные повести и романы, весьма похожие на своих западных, более совершенных собратьев. Этот раздел я бы закончил 1987 годом, усилением центробежных тенденций к распаду Советского Союза, приходом нового, более крутого, более откровенного детектива, основанного и на других героях, и на других преступлениях. Впрочем, в свое время мы попытаемся более подробно и обстоятельно рассказать о последних более чем десяти годах нашей жизни, за которые в детективно-приключенческой литературе было сделано больше, чем за все предыдущее тридцатилетие. Как хорошего, так и плохого.

Что есть что в детективе 60-80-х гг.?

Попробуем разобраться, в чем же сходства и отличия детектива (и его производных) той поры от литературы довоенной и самой, что ни есть, новейшей.

Думается, главное, что роднит русскую и постреволюционную литературу — ее гуманизм, вера в добро и высокий (я бы сказал даже — излишний) оптимизм. Во-вторых, на наш взгляд, детективная литература после войны стала более открытой, исчезли многие запретные темы. Пусть далеко не все, но все же писатели получили возможность говорить о том, что “кое-где кое-кто честно жить не хочет” и даже намекать, что в стране имеется организованная преступность. В романах “Дело пестрых” и “Черная моль” — первых детективах послевоенного периода — Аркадий Адамов впервые сказал, что существует банда расхитителей соцсобственности, что преступный мир объединяется в группы (банды, шайки). Позднее в “Эре милосердия” это подтвердили и братья Вайнеры.

И, наконец, третью и четвертую особенность подметила наблюдательная женщина и талантливый литературный критик Наталья Ильина. Позволим себе достаточно емкую цитату:

“В романах середины 50-х годов роман часто начинается с появления засланного к нам шпиона. В романах 60-х годов такое начало уже почти не встречается. Налицо приближение к западному детективу: труп возникает на первых же пяти страницах, а затем идут розыски преступника…”. Есть и еще одна любопытная причина, почему наши писатели упорно не хотели произносить вслух слово “детектив”: они не только боялись быть обвиненными в принадлежности к низшему виду литературы, но и потому, что сыщиков-детективов у нас не было. Не было частной собственности, не было легальных миллионеров, не было крупных состояний. А социалистическую собственность охраняли, а в случае воровства — искали агенты уголовного розыска, оперуполномоченные, инспектора ОБХСС, которым, естественно, помогал “весь народ”… Следовательно, иноземное слово “детектив” долго не приживалось на отечественной почве. И лишь после развенчания культа личности появились первые побеги. А самих людей-детективов так и нет. Лишь в западных книгах и кинобоевиках мы слышим: “детектив 87-го полицейского участка города Нью-Йорка Стив Карелла”… Впрочем, что “детектив”, что “сыщик” — читателю, скорее всего, без разницы. Главное, чтобы он искал и находил виновного. А здесь дело обстоит далеко не так, как хотелось бы.

Враги и друзья детектива.

Не будем забывать, что любая книга о милиции, разведке, чекистах должна была пройти внутреннюю рецензию в “компетентных службах”, которым было четко указано:

1. Одна повесть — одно убийство.

2. Коррумпированных правоохранительных систем не бывает.

3. В стране нет организованной преступности, наркомании и прочих “язв зарубежного общества”.

А теперь судите сами, какой должна быть книга, вышедшая из недр цензуры? И все же это не может служить оправданием для жестоких обвинений в адрес детектива 60-х, прозвучавших не очень давно — в 1989 году, когда Госкомпечать внезапно решила выпустить тридцатитомник советского детектива. Большая дискуссия на тему “Что и как выпускать” в “Книжном обозрении” вызвала кроме тысяч писем читателей суровое письмо-отповедь из Союза писателей, которое подписал известный автор Юрий Бондарев:

“… “Директивно-детективная” серия… составлена большей частью из произведений давно умерших и вышедших из употребления… Более того, многие из них написаны в период оттепели или в застойные годы, когда роль милиции и сотрудников КГБ была весьма принижена…”

Вот так. Одним махом было перечеркнуто все, что удалось сделать многочисленному отряду приключенцев. Нет слов, следует сказать, что все-таки вышедший полумилионным тиражом более чем 30-томный “Советский детектив”, может быть, лишь на четверть состоит из детективов, тем не менее отечественная детективистика несмотря на все препятствия, на строгую цензуру, иной раз — прямую травлю писателей, сделала шаг вперед. В стране, может быть, впервые появился истинный детективный роман.

И мы постараемся это доказать.

Здесь нельзя не сказать, что врагами детективов были не только партийные и правоохранительные органы, цензура и критики. Можно удивляться, но достаточно часто врагами собственных произведений выступали… сами авторы, достаточно часто пишущие неинтересно, вяло, повторяющие азы. Да, пожалуй, и не в этом дело. Видимо, отношение критиков к детективу, как к второстепенному чтиву, плохо влияет и на самих детективщиков. Примеров небрежности, а то и просто явной халтуры — множество. Вот только два из них, взятые из печати.

Вспоминается, как лет 15 назад в “Литературной газете” известный критик под орех разделала не менее известного писателя за слишком активное литературное, мягко сказать, “взаимодействие” с еще одним популярным автором. Попутно критик нашла с десяток явных фактических ошибок.

В другом романе — шпионском, другие авторы явно торопились отнести рукопись в издательство. Поэтому Геббельса у них зовут Пауль, хотя он Йозеф, Риббентроп уже в 1934 году становится министром иностранных дел (действительно же — в 1936), а наркоминдел СССР Литвинов в 1936 году дает интервью корреспонденту агентства Франс Пресс, образованном в 1944… Таких примеров множество.

Чтобы их не было совсем, не обязательно ломиться в закрытые архивы — все это было и есть в открытой печати и справочниках…

Но и это еще не все.

Ведь мы еще не начинали говорить о законах и проблемах, являющихся общими для всех видов и подвидов отечественного детектива, и добавим, — производных от него: сюжете, героях и антигероях, о точности, когда герои — исторические личности… существуют еще проблемы стиля, языка и другие. Они более специфичны, на наш взгляд, для отдельных направлений рассматриваемого жанра, как, впрочем, и другие жанровые особенности. Еще раз следует заметить, что распределение тех или иных книг по полкам нашего повествования, как и выбор временного деления (1956 — 1976 и 1977 — 1986 годы) — дело чисто условное, позволяющее хоть как-то систематизировать гору книжек самых разных направлений, по-разному оформленных и принадлежащих разным издательствам. В связи с этим нельзя не сказать, что 70-80-е годы дали жизнь национальному детективу, который до тех пор находился в зачаточном состоянии. Видимо, стоит отдельно сказать и о стремительном росте детектива провинциального, который, правда, в большинстве своем не достиг высот столичного, но тоже имеющим высокие достижения. Впрочем, к делу!

В нашей библиотеке — несколько полок, заполненных книгами о шпионах и разведчиках, чекистах, сыщиках и следователях. Все они в той или иной степени содержат детективное начало — расследование жуткой (а может быть, и не очень жуткой) тайны.

Попробуем расставить всю эту столь любимую читателями литературу (нет, не по ранжиру) — по условно выделенным нами направлениям. Кстати, книг не так уж и много. Если отечественные фантасты производили в год до ста произведений, то приключенцы-детективщики — книг по 15–20. Только лишь к концу изучаемого периода — к середине 80-х число книг, выдаваемых “на гора” начало возрастать — постепенно входили в жизнь законы рынка. Итак…

Глава 1. Истинный детектив: какой он есть и что хотелось бы…

Наверное, самая сложная, но и самая интересная глава в нашем повествовании: рассуждения о том, “откуда есть пошел послевоенный отечественный детектив”. Здесь надо определиться, что следует понимать под понятием “истинный детектив”. Полагаем, что в отличие от всех прочих видов и подвидов детектива (исторических, фантастических и прочих) детективное произведение, о котором пойдет речь в этой главе, должно содержать повествование о расследовании преступления, происшедшего в настоящее время. Повествование, соблюдающее все “правила игры”. Давайте условимся называть это произведение криминальным романом (повестью, рассказом).

Как уже отмечалось, вершин мировой детективной интриги российская литература данного направления не достигла, но она родила-таки хороших мастеров, за которыми потянулись и некоторые подмастерья. О том, кто — мастер, а кто еще не мастер, более или менее точно могли бы судить издатели и книгопродавцы, определяющие спрос читателя. Хотя и здесь нет объективных показателей. Читатель хорошо знает, что в изучаемое тридцатилетие (1957 — 1887 годы) все носящее следы детективной интриги расхватывалось мгновенно, будь издано хоть и полумиллионным тиражом. Время сыграло, к примеру, злую шутку с тридцатитомной “Библиотекой советского детектива”. Широко обсуждавшееся в печати содержание многотомника, строгое распределение тиража, в основном, по блату привело к тому, что полмиллиона томов буквально сметались с прилавков. Но, ознакомившись с содержанием, прочитав “лучшие образцы детективной прозы”, читатель относил книги в скупку, к букинисту. И сегодня то тут, то там можно встретить разноцветные томики этого издания, по мысли создателя, определявшие достижения эпохи советского детективного романа…

Значит ли это, что отечественная детективная литература была так откровенно слаба и беспомощна? Разумеется, нет. В лучших своих образцах наши создатели “романов тайн” мало в чем уступали авторам из США, Англии, Франции, т. е. стран, где этот жанр развивался мощно и полновесно. Правда, западные создатели остросюжетной литературы из двух примерно равных компонентов: литература + игра, определили для себя, в основном, второй — игру. Но это нравилось читателям, и книги известных создателей детективного жанра раскупались на Западе, может быть, лишь чуть медленнее, чем у нас. Нам еще предстоит обсудить “западные правила игры”, закрепленные в целом своде законов жанра, выработанные отцами-основателями жанра С.С.Ван-Дайком, Р.Ноксом, Дж. Д.Картером и рядом других. Наш детективный роман наряду с общепринятыми имел и свои типично советские правила, которые, увы, диктовались чаще всего не авторами, а издательствами и товарищами из “компетентных органов”. И это были правила не литературные, а если можно так сказать, исходящие из “революционной целесообразности”, а также — из “морально-этических соображений”. Криминальный роман (об этом мы уже писали) не должен содержать более одного убийства (можно — два), не должны привлекаться тайные общества и потусторонние силы, завершаться произведение должно изобличением преступника, причем, лица, его разыскивающие, должны быть светлыми, а преступники — погрязшими в грехах. Повествование не должно содержать ужасов и кровавых сцен, в нем не должно быть продажных ментов, прокурора, судей, партработников. Не следует изображать наркоманов, проституток. Преступных группировок у нас тоже нет… Остальное зависело от мастерства и таланта писателя, а также — от его вхожести в инстанции и пробивной силы.

Как тут не вспомнить высказывание критика Виктора Топорова: “Создание детективов находилось под жесточайшим ведомственным контролем, их полагалось визировать, а какое ведомство склонно выслушивать что-нибудь кроме грубой лести? Отсутствие организованной преступности, наркомании, проституции декларировалось самым решительным образом. О коррупции в самих правоохранительных органах нельзя было и заикнуться. Преступников с партбилетами не было вообще…”

Хочется привести также и свидетельства очевидцев ситуации, сложившейся в детективной литературе в 60-80-х гг. Вспоминает Эдуард Хруцкий:

“…Сейчас, думая об успехе советского детектива в те годы, начинаешь понимать, что это был единственный жанр, пытавшийся показать неблагополучие нашей правовой системы.

Мы все хорошо помним, с каким трудом проходили романы Юлиана Семенова “Огарева, 6”, Василия Ардаматского “Суд”, братьев Вайнеров “Лекарство против страха”. Как безжалостно топтали их три пресс-службы — МВД, КГБ, Прокуратуры только потому, что авторы решили намекнуть в своих книгах на наличие коррумпированных чиновников. Три пресс-службы, три главных врага отечественного детектива…”

“Честь поистине Колумбова…”

И в этих условиях произошло второе (а, может быть, третье) рождение советского криминального романа. В 1956 году молодой журнал “Юность” опубликовал первый криминальный роман молодого тогда автора Аркадия Адамова “Дело пестрых”. Как пишет известный исследователь остросюжетной литературы А.Вулис: “А.Адамову принадлежит честь поистине Колумбова: современный детектив ведет свой начало от “Дела пестрых” (1956) и “Черной моли” (1958)…”

Конечно, были (и мы об этом писали) и раньше криминальные повести и романы. Были и сыщики, и преступники, и преступления, и авторы-криминалисты, но истинные детективы (или, как мы решили их назвать, криминальные вещи) смогли появиться лишь тогда, когда в силу известных обстоятельств стала наступать (не очень, правда, надолго) оттепель. Именно в это время на свет появился смелый по тем временам журнал “Юность”, быстро ставший настоящим кумиром молодежи. И “Юность”, и другие журналы — толстые и тонкие переставали чураться криминальных романов. В 1954 году появились первые книги в серии “Библиотека приключений и научной фантастики”. Правда, детективов здесь печаталось мало. Зато в молодогвардейской “Стреле”, родившейся в 1969 году, примерно половина издаваемых книг была детективами. Журнал “Вокруг света” и приложение к нему — “Искатель” (берущее начало в 1961 году) печатали отечественную и переводную литературу. В конце 60-х появились такие издания, как ежегодник “Поединок”, альманах “Мир приключений”. Старались издательства “Молодая гвардия”, “Советская Россия”, “Воениздат”. Остросюжетная литература издавалась в Киеве, Кишиневе, Минске, в Средней Азии, Прибалтике. Многие периферийные издательства России издавали остросюжетные книги местных авторов. Скажем так: печататься было где, но вот что печатать — это становилось проблемой.

В муках рождалась отечественная криминальная литература. От серых беспомощных рассказов и повестей к многоплановым криминальным романам приходилось идти очень трудно и без потерь не обходилось.

Характерно, что первые повести А.Адамова, о которых мы говорим как о первых послевоенных произведениях жанра, далеко не всеми участниками литературного процесса признавались подлинными детективами.

Мы уже упоминали точку зрения известного писателя Н.Томана. Он считал, что “к детективным произведениям следует отнести лишь те, в которые сами читатели как бы участвуют в раскрытии тайны, а это значит, что тайна в таких произведениях не должна раскрываться читателям до самых последних страниц повествования…”. На этом основании к произведениям детективным нельзя отнести такие повести, как “Дело пестрых” А.Адамова, “Следы на снегу” и некоторые другие произведения Г.Брянцева…

Чуть ниже, говоря о повести А.Адамова “Черная моль”, Н.Томан пишет, что она перегружена обилием эпизодов и недостаточно тщательно подобранных фактов. Другие писатели отмечали, что в “Деле пестрых” читатель заинтересован не столько судьбами Коршунова и Любанова и их товарищей, сколько техникой раскрытия преступлений… Многое в этих замечаниях от лукавого. Только от мастерства и задумки писателя зависит, когда, на какой странице, 10-й или 248-й называть имена совершивших преступление. Опытный и талантливый писатель напишет так, что читатель, даже зная имя злодея, с неослабевающим интересом будет следить за действиями сыщиков. Да и характеры героев повествования должны строиться на расследовании преступления, а не сами по себе… Что же касается перегруженности произведений разными деталями — молодой писатель внял критике. К примеру, в переизданиях “Черной моли” после публикации в “Юности” была убрана сложная сюжетная линия, связанная с адвокатом Оскаром Фигурновым. Несколько четче и яснее стали образы главных героев. А вообще-то, правильно говорят, что первым всегда труднее, на них обрушиваются с критикой не только мэтры, но и товарищи по цеху. Впрочем, время расставляет все на свои места. И “Дело пестрых”, и “Черная моль” — по сей день одни из самых читаемых книг.

Найдите разницу…

Теперь самое время поговорить о специфических особенностях советского криминального романа 60 — 80-х. Помните, как в детстве нам предлагали отыскать 5, 7, 10 отличий в предлагаемых рисунках? В нашем случае примерно то же. В самом деле, и в детективах 30-х и 90-х описывались преступления, запутанные следы, которые неугомонные сыщики тщательно распутывали и, в конце концов выходили на след преступников… И все же криминальный роман исследуемого тридцатилетия не во всем похож и на своего предшественника, и на своего преемника. Кое-какие различия мы уже отмечали во вводной части к разделу, попробуем определить и другие. И начать, видимо, стоит с журнала “Юность”. Это издание, появившееся на гребне оттепели 1956 года, помогло целому поколению молодых людей по-новому взглянуть на окружающую действительность. Автор этих строк хорошо помнит, как еще будучи молодым матросом Тихоокеанского флота, вместе с товарищами с восторгом читал повесть А.Кузнецова “Продолжение легенды”, где, кажется, впервые речь пошла о грубости и преступности в нашей жизни. А потом появилось “Дело пестрых” и “Черная моль” А. Адамова, а затем — уголовные романы и повести братьев Вайнеров, В.Смирнова, Ю.Семенова, П.Шестакова, Н.Леонова, Л.Словина… И хотя в детективной литературе продолжали работать старые авторы — и Л.Шейнин, и Н.Томан, и В.Ардаматский, и некоторые другие, все же бал правили не они. Молодые, еще малоопытные, но усиленно пробивающие себе дорогу писатели, принесли в криминальную литературу новые сюжетные построения, описание новых видов и методов совершения преступлений, новых героев и антигероев, новую поэтику детектива, которой до сих пор не было…

Впрочем, все по порядку.

Криминальный роман 60-80-х годов пока еще никем не классифицирован, не проанализирован и толком не изучен. Практически нет и литературы, посвященной проблемам этого вида произведений, за исключением, пожалуй, А.Адамова “Мой любимый жанр — детектив”, вышедшей в 1980 году. Кроме нее в разных изданиях появлялись статьи, предваряющие сборники детективов (“Мир приключений”, “Подвиг”, “Поединок” и др.), прошли две или три дискуссии о детективе в “Литературной газете” и “Литературной учебе”. Кажется, все.

А между тем, детектив, невзирая на голоса скептиков, жил, живет и развивается. И особую роль в его продвижении вперед сыграла литература 60-80-х годов. Если говорить о классификации существующей криминальной литературы, то предпринималось несколько попыток расставить написанное на эту тему по полкам. К сожалению, это далеко не просто. Что брать за основу? Какие признаки произведения? Увы, писатели-творцы как-то не задумываются над тем, что их смежникам: литературным критикам, библиографам придется нелегко…

В самом деле, сколько критиков — столько и мнений. Одни видят в криминальном романе поджанр с загадкой и отгадкой, затем “игру под видом жизни — триллер”. Как ответвление от этого — шпионский роман. Другие вводят в оборот понятие документальной прозы. Третьи рассматривают криминальную литературу с позиций тематики произведения. И тогда возникают подвиды — деревенский, экологический, сентиментальный, и прочие. Наконец, ряд исследователей жанра полагают, что есть роман милицейский, прокурорский, судейский. И вот-вот появится адвокатский роман… Когда речь идет о криминальном произведении, с этим вряд ли можно согласиться: в расследовании преступления принимают участие и милиционеры, и прокуроры, а на завершающем этапе к ним присоединяются и адвокаты, и судьи…

Совершенно не претендуя на истину в последней инстанции, хочется высказать и наше мнение. Полагаем, что само понятие произведения на криминальную тему уже выдвигает этот поджанр из широкого понятия “детектив”. Если пойти глубже, то, на наш взгляд, и среди книг этого поджанра мы бы выделили роман воспитания, который существовал в первой половине периода (60–70 гг.), а также — повествования, в которых главным действующим лицом стал частный сыщик — конец 80-х (С.Устинов, С.Высоцкий и другие). Вся основная масса книг на криминальную тему, опять же — на наш взгляд можно было бы разделить формально по месту издания: столичные, провинциальные, национальные… Оставим и такой подвид, как документальный роман. А еще лучше было бы разделить их на хорошие — и плохие. Причем, последних, увы, на порядок больше, нежели первых. Но такую ответственность вряд ли возьмет на себя вообще кто-либо из исследователей жанра. Хотя кое-какие выводы сделать можно.

Следует сделать и еще одно существенное замечание по поводу классификации произведений. Литературу вообще-то принято делить и по жанровым признакам. К произведениям криминальной тематики это имеет прямое отношение. Но, увы, в жанровом многообразии они смотрятся намного беднее, нежели соседи по книжным полкам.

Практически писатели-детективщики взяли на вооружение один жанр — повесть. А само выражение криминальный (детективный) роман, видимо, по традиции: мы уже писали, что в дореволюционной России так называли почти все произведения о преступлениях. В наше время подлинные романы по изучаемой тематике, пожалуй, можно пересчитать по пальцам: “Один год” Юрия Германа, рожденный из двух повестей — “Лапшин” и “Жмакин”, “Политические хроники” Ю.Семенова состоят в основном из романов, “Суд” В.Ардаматского, “Эра милосердия” бр. Вайнеров…

И здесь дело вовсе не в объеме произведений. Вот перед нами пятисотстраничный “уголовный роман” В.Кораблинова и Ю.Гончарова “Бардадым — король черной масти”, изданный в 1967 году в Воронеже. При ближайшем рассмотрении оказывается, что на гордое звание “роман” эта книга просто не тянет. Перед нами — обычная, сильно растянутая повесть, повествующая о том, как старый опытный сыщик Максим Петрович Муратов с товарищем расследует двойное убийство. Следствие идет трудно, попеременно тычась то в одну, то в другую сторону… Но сюжетная линия опирается только на это расследование; роман движется вяло и медленно… Кстати, и следующее произведение указанных авторов — “Волки”, меньшее по объему, также классифицируется как “уголовный роман”.

В жанровом определении произведений идет разнобой и неразбериха. И это не может не беспокоить. Большинство произведений на криминальную тему определяется авторами и издательствами как повести. В самом деле, если расследуется одно-единственное преступление, если круг героев четко очерчен и ограничен, как по-другому можно классифицировать книгу?

На наш взгляд существует еще одна проблема отечественного детектива. Практически мы не имеем рассказов по данной тематике. То есть, рассказы есть, но выделение их как жанр, скорее всего — дань объему, а не художественному произведению. Пришлось приложить определенные усилия, чтобы отыскать несколько рассказов, повествующих о розыске. Вот “Происшествие на реке” довольно опытного автора Л.Арестовой. В пятнадцатистраничном рассказе львиная доля объема посвящена неторопливому повествованию о дороге к месту происшествия, беседами “за жизнь” — о вреде пьянства, роли коллектива и т. д. В конце концов оказывается, что гибель матроса Балабана произошла из-за нарушения техники безопасности… Другой рассказ — Б.Левина “Четвертый разъезд” начинается так: “Заря занялась алая, как кумачевое полотнище… “Хорошо”, — подумал Строев и взялся за гантели… И только лишь на шестой странице начинается неторопливое повествование о расследовании уголовного дела. Оперуполномоченный Строев все же сдал экзамен на “хор.” и сказал: “Разве можно еще и учиться, когда расследуешь преступление?”

Хочется посоветовать герою — пусть займется чем-нибудь одним… Особенно, когда вспоминаешь, сколько у нас сегодня старших офицеров милиции в прокуратуре между работой выдают на гора толстейшие тома детективов и какие эти тома по качеству…

Но вернемся к рассказам. Удивляет не только то, что их до обидного мало. Удивляет и то, что есть. Всем известно, что детективный жанр отличается динамичностью, сюжет раскручивается как сжатая пружина. Детективу противопоказана вялость, рыхлость. Это касается и романа и повести. Что же тогда говорить о таком малом жанре, как рассказ? Здесь нельзя не согласиться с литературоведом А.Вулисом, который, говоря о детективе третьего поколения, т. е. о том периоде, который мы пытаемся проанализировать, называет неумение авторов создавать по-настоящему “крутые” (в хорошем смысле слова) произведения “вялостью повествовательной литературы”. В первую очередь это касается авторов, пытающихся писать рассказы. А вообще-то, вспомним лучшие творения, помещаемые А.Хичкоком в свои сборники. Станет ясно, что мы имели в виду. Кажется, что эра добротного рассказа на криминальную тему еще впереди. Дай Бог.

Сюжет — основа всех основ.

“Воры завсегда хитрее сторожей были”, — говаривал кладбищенский вор в рассказе А.Чехова. Действительно, и в наши дни полки сыщиков ищут (и далеко не всегда находят) взводы воров. Впрочем, это во многом зависит от того как построят свои сюжеты писатели и каковы в их книгах сыщики и воры. И здесь мы уже уходим от литературы в игру. Потому что достаточно часто книжные преступления во многом разнятся от настоящих.

Действительно, из чего складывается произведение? Правильно, из сюжета. Детективные книги, когда не хотят произносить зарубежное слово, называют остросюжетными произведениями — простенько и со вкусом. А вот с сюжетом не всегда все бывает гладко. Ведь в основе его должна лежать тайна, органически связанная со всеми другими компонентами произведения. А это-то очень непросто. Когда человек берется за книгу, а ума, знаний, опыта не хватает, рождается плоская банальная ситуация, выдаваемая за сюжет. Никогда не задавались вопросом, почему у нас так много “записок” (следователей, судей, адвокатов)? Почему некоторые писатели прибегают к “тетрадям, найденным в…”, “рукописям, обнаруженным в…” и т. п.? Отсутствие четкого, не побоимся сказать, до деталей продуманного сюжета, пытаются прикрыть бесхитростным рассказом участника события: “утром мне позвонили…”, “я запросил…”, “эксперт сказал…”.

Повествование тянется и тянется, а читателя клонит ко сну… Алексей Толстой как-то заметил, что “сюжет — это счастливое открытие, находка…” Видимо, это счастливое открытие и озарило Виктора Смирнова, когда он работал над романом “Тревожный месяц вересень…”. И до того Виктор Смирнов кое-что сделал в литературе. Публиковались его повести “Тринадцатый рейс”, “Ночной мотоциклист”…

В них действовал следователь Чернов, производящий все необходимые для следователя действия и в конце концов обнаруживавший преступников. Все это было достаточно заурядно и повседневно. И лишь “Тревожный месяц вересень” с ярко выписанными героями, с четко продуманной сюжетной линией, в которой, кстати, нашлось место и любви, заставил многих заговорить об авторе. На наш взгляд “Тревожный месяц вересень”, написанный в 1972 году, и по сей день является одним из лучших произведений отечественной остросюжетной прозы. О хороших сюжетных построениях можно говорить, и читая изданные романы Аркадия Адамова, и вещи бр. Вайнеров, и книги недавно ушедшего от нас Николая Леонова. Тем не менее, как сказал 40 лет назад известный писатель Николай Томан, “…искусством сюжета мы, авторы приключенческих произведений, владеем далеко еще не в достаточной мере. Разговоры же о том, что во многих слабых антихудожественных произведениях есть будто бы “лихо закрученный сюжет”, свидетельствуют лишь о непонимании самого существа сюжета…”

Сказано давно, а актуально и по сей день.

Говоря о сюжете, точнее, об остром сюжете, нельзя не сказать о том, что разрабатывая композицию произведения, автор (не его герои) должен быть умнее, хитроумнее, изобретательнее читателя. Произведение нельзя назвать детективом, если читатель с первой страницы начинает угадывать все последующие ходы долговременной операции, и совсем плохо, если читающий подсказывает автору, что делать в том или ином случае. Движение сюжета должно быть неожиданным, непредсказуемым и в то же время “привязанным к реалиям времени, в котором проходит действие…”. В одном из романов действие раскручивается вокруг сгоревшего дома и обнаруженного там трупа хозяина. По ходу следствия обнаруживается ряд личностей, вполне способных совершить данное преступление. В конце концов выясняется, что “преступник” — метеорит, поразивший хозяина в лоб и поджегший дом. Имеет ли право на существование такой сюжет в детективной литературе? Мы считаем, что нет — его скорее следовало бы отнести к области фантастики или мистики.

А вот другой пример. В неожиданной для Л.Словина повести “Время дождей” автор держит читателя в неведении до последней страницы. Сюжет повести многопланов, география велика, героев множество. Убийство владельца редкой иконы и ее исчезновение порождает множество подозрений. В маленькой гостинице собираются разные люди, каждый из которых может совершить убийство. Не довольствуясь этим, автор посылает на место происшествия еще одно подозрительное лицо… В самом конце выясняется, что в деле замешан некто “Спрут”, но и его не могут найти — кто же заподозрит в разговорчивом старичке — администраторе гостиницы “Холм” главного злодея?

В 60х годах было принято говорить, что в детективах типический герой действует в нетипических обстоятельствах. Действительно, в те годы мы мало представляли себе размах преступности.

Еще немного, казалось, народные дружинники под руководством участковых полностью раздавят эту гадину. Однако, шло время, ушли в прошлое народные дружины, а “гадина” достигла таких размеров, что численность служивых в компетентных органах уже давно превысила численность войск министерства обороны. Впрочем, это уже проблемы криминальных книг последнего десятилетия.

А сейчас еще раз хочется отметить такую банальную вещь, что художник, насколько велик бы он не был, во многом зависит от обстоятельств, от условий жизни, того общества, которое его окружает. Во времена А.Адамова и его товарищей по перу усиленно создавались общественные патрули, народные дружины, товарищеские суды. А боролись с фарцовщиками, спекулянтами, стилягами. Поэтому и герои первых книг Адамова соответствующие. И сюжет во многом опирался на помощь общественности. Антиобщественные элементы здесь “брали” с помощью дружинников. Словом, как было принято говорить, “правопорядок охраняет весь народ”. Это во многом определяло и построение сюжета. Опытные писатели, приступая к работе над новым романом, очень тщательно исследуют весь имеющийся материал. Тот же А.Адамов провел много дней и ночей на Петровке, 38, прежде чем создать около десятка повестей и романов об уголовном розыске.

Леонид Словин сам проработал полтора десятка лет в транспортной милиции. Его герой — сначала постовой, а потом — розыскник Денисов фигурально говоря буквально “выходил” ногами героя сюжеты своих произведений. А вот что говорит о создании сюжета Г.Вайнер: “… Приступая к новому роману, я как писатель прежде всего размышляю над тем, “о чем” он будет, а уже потом — “про что”, т. е. меня сначала заботит внутренняя тема, а потом уже конкретная фабула… Мне кажется, интерес читателей прямо пропорционален тому, как сопрягается жизнь с тем, о чем он читает…” Георгий Александрович, как пример, приводит разработку сюжета известного романа “Визит к минотавру”. Известно, что в основу роман нес конкретный случай с великим скрипачом Д.Ойстрахом. Маэстро действительно обокрали. Воры унесли драгоценности, вещи, аппаратуру. Но… не тронули знаменитую скрипку. Но ведь деньги и ценности могут украсть и у директора овощной базы. А вот скрипку? Так родилась основа сюжета. А позднее авторы создали сюжет как бы в двух параллелях. По одной шло повествование о том, как создавались выдающиеся инструменты в средние века, по другой — как, уже в наши дни, шел поиск одной из скрипок мастера… А в центре конфликта вечный спор: таланты и посредственности. Кстати, конфликт на этой же почве используют бр. Вайнеры и в повести “Лекарство против страха”.

Филигранной точностью разработки сюжетной канвы детективной трилогии (“Петровка, 38”, “Огарева, 6”, “Противостояние”) отличается работа Юлиана Семенова. Если внимательно вчитаться в произведение, нельзя не заметить, как постепенно заводится тугая пружина расследования преступления и поиск преступников и как она в завершении расследования мгновенно раскручивается. Военный и уголовный преступник Кротов уже известен следствию во второй половине повествования. Но сильный и ловкий враг умело маскируется и уходит из всех ловушек, которые готовит для него полковник Костенко. Преступнику терять нечего, он уничтожает всех, кто встречается на его пути. И лишь в самом конце идеального по напряженности и остроте поединка наступает долгожданный финал.

В повести А. и Г.Вайнеров “Я, следователь” сюжет строится вокруг расследования серии опасных преступлений, произошедших в разных городах страны. Авторы построили сюжет вокруг некоего достаточно безликого следователя, который полностью занят расследованием дела. Напряженность усиливают очень похожие на подлинные документы: постановления, протоколы допросов, радиограммы… Они как бы обрамляют “дело”, которое ведет следователь. Авторы умело нагнетают напряжение, которое достигает апогея в самом финале. И как писала в свое время газета “Советская культура”, “работа мысли — вот главное в работе следователя”. От себя добавим, что именно этой работы мысли, кажется, недостает многим криминальным повестям и романам.

А работа мысли, заложенная впоследствии в то или иное произведение, должна идти у автора повествования. Поэтому никак нельзя надеяться, что книгу спасут острота фактов, неординарность событий. Не буду оригинален, если скажу, что успех написанной книги рождается не после выхода в свет творения, а когда писатель буквально “беременен” образами и мыслями своих героев. Почему, к примеру, так рознятся образы следователя Чернова и “Ястребка” Ивана Капелюха? Книги-то писал один писатель — Виктор Смирнов. Но в одном случае — поиск, в другом — схема.

Работая над сюжетным построением криминального романа, авторы ищут новые, еще не занятые приемы повествования. Задавая себе вопрос: “Чем моя книга будет отличаться от предыдущей? От трудов товарищей по цеху? От тех произведений, что вышли вчера и выйдут завтра?”, писатели используют и новые, и старые схемы.

Ю.Семенов в “Противостоянии” вводит главы “Ретроспектива”, в которых рассказывает о прошлом военного преступника Кротова. Прием использования документов, как подлинных, так и псевдодокументов, столь характерный для исторических произведений в 60–70 годы широко использовался и в криминальных повестях. Характерный пример, кроме уже упоминавшихся книг, — повесть Л.Словина “Дополнительный прибывает на 2-й путь”.

Во-вторых, в отличие от детективов прошлых лет, трупы начали появляться уже на первых страницах книг, что, само собой, усиливает напряженность повествования. В повести В.Пронина “С утра до вечера вопросы” покойник появляется уже на второй странице:

“ — Что там случилось?

— А! — небрежно обронил Рожков. — Девушка из окна вывалилась. “Скорая” увезла. По дороге скончалась.

— Девушка?

— Ну, не скорая же!..”

В повести С.Абрамова “Сложи так!” труп появляется еще даже до начала повествования. Сообщается только, что “муровский оперативник, что нашел труп, снял с него отпечатки пальцев…”

В уже упоминавшейся повести Л.Словина “Дополнительный прибывает на 2-й путь” оперативник Денисов получает труп в купейном вагоне на второй странице. И надо успеть отыскать убийцу в мчащемся поезде за какие-нибудь сутки… Таких примеров множество.

В-третьих, некоторые писатели еще задолго до счастливого финала называют имя преступника. Прием, вообще-то, спорный, но у талантливых мастеров он получается: читатель напряженно следит за ходом розыска уже “выданного нам” убийцы. Так было в уже упоминавшейся нами повести Ю.Семенова “Противостояние”. Именно так происходят события в книге тех же братьев Вайнеров “Гонки по вертикали”. Уголовник Леха Дедушкин по кличке Батон уже известен оперативнику Станиславу Тихонову. Разыскивая Батона, Стас Тихонов невольно позволяет ему совершить ряд действий, и смешных, и очень тревожных, что приводит к едва ли не трагическому финалу. Батон то посылает Тихонову визитную карточку, то дает объявление в газету о продаже легавого щенка по кличке Стас. А загнанный в угол пытается убить сыщика.

О каком бы преступлении рассказать?

Если говорить об общей тенденции, то большинство книг 60–80 годов содержат историю раскрытия одного, максимум, двух преступлений. На большее писатели старшего поколения не рассчитывали и к большему не стремились. Есть редкие исключения из правил. О большом и разноплановом романе бр. Вайнеров “Эра милосердия”, по которому снят фильм “Место встречи изменить нельзя”, писалось много и подробно. На наш взгляд, это один из самых глубоких криминальных романов последней трети XX века. Сюжет здесь разработан так, что способен затрагивать сразу несколько тем: здесь и техника раскрытия сложных преступлений, и корни зарождения организованных преступных группировок, и ситуация внедрения сыщика в уголовную среду, и проблемы чести, совести и долга…

Разбивая и углубляя сюжет, писатели-детективщики стали брать на вооружение приемы западных книг. Один из таких приемов — “убийство в закрытом пространстве”. В небольшой повести “Три дня в Дагезане” П.Шестаков использует подобный прием. В небольшом горном поселке, где отдыхает любимый герой писателя сыщик Игорь Мазин, произошло загадочное убийство. Как назло, стихийное бедствие отрезало маленький поселок от внешнего мира. Отдыхающему здесь Мазину волей-неволей приходится брать бразды руководства следствием на себя. Описание следствие в замкнутом пространстве — одна из новаций отечественного детектива. И, судя по всему, не очень удачная. “П.Шестаков, кстати, не избежал поучительного, на мой взгляд, “зигзага” в банальность и нравоучительность, — пишет А.Адамов… — Явная, мне кажется, и к тому же легко объяснимая неудача, сюжетно повторившая, даже в деталях, шаблонную схему западного детектива: в поселке, отрезанном стихией от всего мира, оказывается несколько человек, на которых поочередно падает подозрение в происшедшем убийстве.

…И все помыслы автора сосредоточены на том, чтобы как можно дольше держать в заблуждении читателя, дразня его, казалось бы, быстрой развязкой, вызывая недоверие и неприязнь ко всем окружающим…” А.Адамов считает, что любая выбранная сюжетная схема неизбежно тянет за собой соответствующее содержание и ограничивает возможности автора. В повести Л.Словина “Дополнительный прибывает на 2-й путь” сыщики вынуждены действовать в еще более ограниченном пространстве и еще более сжатом времени. Видимо, крайняя ограниченность времени и помогла автору успешно развить сюжет и довести кульминацию до предела. Ясно, все же, не только выбранная сюжетная схема, но и талант, и опыт писателя оказывают существенное влияние на успех произведения.

Нельзя в этой связи не коснуться и такой весьма важной сюжетной проблемы, как выбор объекта, т. е., характера преступления, вокруг которого и движется действие. Довольно интересно понаблюдать за эволюцией этой составляющей детектива на протяжении 60–80 годов. Здесь есть определенные отличия от детектива западного. Американские, западноевропейские и прочие зарубежные преступники совершают свои преступления, в основном, ради овладения крупным состоянием, то есть, во имя алчности, стяжательства. То наследник второй очереди “ускоряет” процесс получения наследством покойного дедушки, то группа гангстеров грабит банк, то наркобароны приговаривают к смерти человека, выдавшего кое-какие секреты… А в “Чисто английском убийстве” Э.Хейра убивают ради… дворянского титула.

Отечественному преступнику грабить особо некого, разве что, сберегательную кассу, как это сделали Чита и Сударь в повести Ю.Семенова “Петровка, 38” или — гостей ресторана, подливая им в спиртное клофелин, как в повести С.Родионова “Криминальный талант”. Советские преступления внешне мельче, безобиднее западных. Следовательно, и сюжетные ходы, следствие, поиск преступника (или преступников) должны быть более изощренными. Если этого не происходит — книгу почти наверняка ожидает неуспех. В “Бардадыме — короле черной масти” происходит двойное убийство. Авторы, на наш взгляд, не сумели хорошо разработать сюжет, запутались сами и запутали читателя. В итоге — получился толстый том пограничного с производственным произведения. Хотя, казалось бы, материал для хорошего криминального романа налицо.

…Коснемся чуть подробнее тридцатилетней эволюции сюжета. Понятно, что с развитием государства, общества не может не меняться литература, это общество обслуживающая. В большей степени это касается детектива, криминального произведения, которые в свое время Б.Брехт называл “срезом жизни”.

…Закончилась война. В лесах и схоронах Западной Украины ведут борьбу с новой властью тысячи бандеровцев, по всей стране попрятались бывшие полицаи, каратели. Изменники и предатели знают, что если их разоблачат — пощады ждать не приходится. Поэтому и бьются они не на жизнь, а на смерть.

Многие криминальные повести 60 и 70-х годов посвящены этой теме. В “Человеке в проходном дворе” Д.Тарасенкова некто Кентавр, он же Малик, бывший агент гестапо, скрывается в одном из прибалтийских городов. Для его розыска сюда приезжает следователь Вараксин. По ходу сыска Кентавр убивает свидетеля, ранит моряка — соседа Вараксина по гостинице, происходит много других событий. В конце книги автор как бы подводит итог жизни предателя: “Всю свою жизнь он провел как бы в проходном дворе. Все было для него временным, потому что постоянным было лишь чувство страха…” Это же чувство двигало и другим предателем, Лагуновым-Ерыгиным из небольшой повести бр. Вайнеров “Ощупью в полдень”, который убивает журналистку Татьяну Аксенову, слишком близко подошедшую к страшной истине.

“Противостояние” Ю.Семенова вообще целиком посвящено поиску бывшего фашистского пособника. А в повести “Петровка, 38” писатель выводит некоего Прохорова, карателя. Наиболее важным здесь, на наш взгляд, представляет не личность самого предателя, а его растлевающее влияние на молодежь. Сейчас бы это назвали сколачиванием организованной преступной группировки. В повести П.Сапожникова и Г.Степанидзе “Ищите волка” сыщик подполковник Бизин разоблачает А.Кропотова, ставшего дезертиром и 30 лет живущего и совершающего преступления под чужой фамилией. Можно назвать еще не менее десятка повестей, в которых авторы изображают борьбу с фашистскими наймитами.

От полицаев к фарцовщикам.

…Шло время. Вражеские пособники дряхлели, умирали или благополучно вылавливались. На смену этим темам пришли другие, заставляющие авторов лихорадочно искать новые повороты сюжетов и новые сюжетные линии. Для детективов 60-70-х годов характерными были темы раскрытия бытовых убийств, защиты социалистической собственности (ибо частная была еще в глубоком подполье), а также — защита молодежи от дурных влияний Запада. Помните, “сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст”.

Первые романы А.Адамова как раз были по этой части: происходило столкновение нравов загнивающего запада и традиций честной советской молодежи. В “Черной моли” действует некий Ростислав Перепелкин — “ловец пиастров”, по недоразумению оказавшийся начальником охраны меховой фабрики и послушно выполняющий приказы ее директора-расхитителя Свешникова. Им противостоят комсомолец Клим Привалов и его друзья. Само собой, разумеется, побеждает правда и общественность.

Тема общественности в 60-е годы была одной из основных в детективной литературе. Тогда казалось, что пройдет немного времени и правоохранительные органы уже не потребуются: либо преступность исчезнет, либо за нее возьмется весь народ. В повести Ю.Петрова “Косвенные улики” дружинники, патрулируя по улице, обнаруживают свежий труп. Они сразу же организовывают прочесывание и собирают улики. В “Деревенском детективе” В.Липатова молодые дружинники помогают участковому Анискину ловить преступников. В “Деле пестрых” А.Адамова вовсю действует общественность…

Объективности ради отметим, что в скором времени писатели избавились от иллюзий. И в книгах стали по-прежнему полноправными хозяевами профессионалы — оперативники, следователи, эксперты…

Интересно понаблюдать за эволюцией детективных сюжетов. От преступников-полицаев через преступников-стиляг и фарцовщиков детективный сюжет медленно, но верно приближался к исследованию подлинных корней и истинных причин преступлений. Постепенно приходит понимание, что истоки этих причин гораздо глубже, чем трактовала литература 60-х. Это не только кража культурных ценностей, таких как марка “Святой Маврикий” в одноименной повести Ю.Перова, или скрипки Страдивари в “Визите к минотавру”, или монеты античных времен в “Чужой монете” В.Вальдмана и Н.Мильштейна…

Серьезно решающие сюжетные проблемы писатели не замыкаются лишь на кражах. Пусть это будет даже скрипка великого Мастера. В “Визите к минотавру” второй сюжетной линией проходит вечная тема таланта и посредственности, величия и падения, великодушия и зависти. Кстати, эта тема не однажды звучит в книгах бр. Вайнеров. В их повести “Лекарство от страха” вновь звучит тема посредственности и зависти. Здесь она заканчивается убийством…

Детектив и воспитывает…

В длинной череде криминальных повестей существует еще одно направление, которое мы бы назвали психологическим или романом воспитателя. Видимо, это особенность нашего отечественного детектива — глубоко интересоваться судьбами людей. На западе есть нечто подобное в повестях и “Трудных романах” Ж.Сименона, где комиссар Ж.Мегрэ занимается не только раскрытием самого преступления, но и изучает мотивы его совершения. И все же ни комиссар Мегрэ, ни кто-либо другой не проникает, часто даже не пытается проникнуть в глубины души и понять первопричины, побудившие героев к совершению преступления. Все это стало прерогативой советской криминальной литературы, особенно в 60–70 годах. Именно в это время появились романы и повести воспитания, которые в это время были тепло приняты читателями.

В лучших традициях русской литературы писатели-детективисты поднимались до высот гуманистического пафоса. В объемной повести “Друзья и враги Анатолия Русакова” известный писатель-приключенец Георгий Тушкан рассказывает о борьбе мужественного юноши с шайкой грабителей и убийц, руководимой неким Ляксиным по кличке Чума. В 60-е годы эта книга стала откровением для многих. Может быть, поэтому сюжет книги достаточно прямолинеен и прост. Сложнее построен сюжет в романе “Петр и Петр”. Четыре подростка дружат еще с детского дома. Троим удалось поступить в институт, четвертый устроился на работу. Несколько лет подряд Петр не приезжает навестить друзей. И тогда они сами решили проведать его… Именно в день их приезда Петра обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Следствие. Суд. Борьба за справедливость. Благодаря помощи друзей Петр возвращается к нормальной жизни.

В “Ошибке в объекте” Виктора Пронина сыщики, раскрыв опасное преступление, обсуждают личность убийцы:

“…Тот же Аврутин, он ведь не бездарен. Он остро чувствует ситуацию, ему не откажешь в силе характера… Но друзья, с которыми он служил в армии, поступили в институты, на заводы… Они обошли его. А он со своим пусть даже истинным превосходством безнадежно отстал…”

Сегодня эти слова многим покажутся смешными. Сейчас, наоборот, преступные друзья кажутся передовыми, “продвинутыми”, а те, кто хочет жить по законам, сегодня — в отстающих.

Это хорошо чувствовали и некоторые писатели, работающие в криминальном жанре. С тревогой писал Аркадий Адамов в повести “Стая” о продвижении преступного мира к организованной преступности. Сначала — стая, затем — банда, а потом четко организованная группировка, способная дать бой государственным структурам. А братья Вайнеры, всегда остро чувствующие реалии современной жизни, в небольшой повести “Двое среди людей”, на наш взгляд, пророчески показали тот человеческий материал, из которого раскручиваются сегодняшние ОПГ. Все эти “быки”, “солдаты”, “шестерки” когда-то учились в школе, мечтали о будущем… Как они стали преступниками? Владимир Локс и Альбинас Юронис убили молодого таксиста, отца семейства, Константина Попова.

“ — Скажи, Юронис, тебе Костя Попов никогда не снится? — спросила Евгения Курбатова, следователь.

— Нет, — сказал я. — Не люблю я покойников и боюсь их”.

Двумя штрихами авторы показывают внутренний мир юного убийцы. Впрочем, о деталях мы еще поговорим. А сейчас хочется еще раз вернуться к проблемам сюжета в криминальном романе.

Романы воспитания молодого человека, о которых шла речь выше, медленно, но верно сходили на нет. Оптимистические надежды, так ярко представлявшиеся писателям в первой половине периода, к 80-м годам совершенно развеялись. Книжное слово оказалось малоэффективным. Оставалось проповедовать другую идею — наказание неотвратимо. Как бы преступник не прятался, в какие бы одежды не рядился, какие бы ходы не придумывал — все равно от наказания он не уйдет. Эта идея характерна для конца 80-х. В сегодняшнем криминальном романе преступник может спокойно уйти от возмездия и жить на Багамах, насмехаясь над неповоротливой государственной машиной. Но все же это будет потом, а в 60-80-х годах преступник все же благополучно излавливался, судился и наказывался. Видимо, это одна из особенностей советского детектива тех десятилетий — счастливый конец, если гибель, то, в основном, второстепенных персонажей, очень редко — героев повествования.

В принципе, и в подавляющем большинстве западных криминальных романов тоже существует счастливая развязка — “хэппи энд”, но если западные авторы практично приводили к счастливому концу описываемое действие, то наши соотечественники делали это по счастливому заблуждению — “все будет хорошо” — или, что вероятнее всего, по требованию цензурных органов. “Это наш сыщик, советский! Он быть убит не может!”

Вот в одной из первых повестей Н.Леонова “Приступаю к задержанию”, сыщик Шахов, выследив и задержав подозреваемого в валютных операциях преступника, общается с приятелем.

“ — Сережа, друг ты мой наилучший, — Шахов подошел к Бакланову, обнял его и приподнял со стула… Друзья закрыли кабинет и отправились обедать…” В другой повести другого автора, Леонида Словина, но с поразительно похожим названием “Задержать на рассвете” сыщик после полугодового лечения от ранения, полученного в результате задержания, возвращается домой:

“…Бессвязные, отрывочные воспоминания смешались с другими, — об ориентировках, которые вручает тебе под расписку секретарь…о черством бутерброде, честно разломанном на равные части… о тысячах простых и крепких нитей, связывающих тебя с товарищами…”. В повести Владимира Караханова “Догони день вчерашний…” герой, завершив труднейшую операцию, домой не торопится: “За мной еще один долг. Мне надо к Егору Тимофеевичу (старый сыщик, помогший поиску). Сегодня же…”

Впрочем, о чем это мы! Откройте любой криминальный роман — и обязательно найдете слова утешения, умиления и оптимизма. Но к счастливому концу должно привести развернутое в книге действо и, как мы уже писали, — хитроумные (в силу разумения автора) ходы.

Социально-нравственный роман.

Кроме “романов воспитания” в советском детективе 60–80 годов существует еще одна группа произведений. Мы бы назвали ее социально-нравственной. Автор не только описывает преступление и ход его расследования. Он еще пытается осмыслить социальную обстановку и нравственные порывы, движущие действиями героев книг. В повести Виктора Пронина “Ночи без любви” внешне благополучный начальник, его любовница и водитель сбивают человека и скрываются с места происшествия. Ночное преступления ярко высветило отношения героев, которые до этого казались такими простыми. Ведь начальник, не водитель, был за рулем. Теперь он слезно просит водителя взять вину на себя. А водитель не рискует признаться в любви к девушке, которую столько времени возил по злачным местам. Девушка же, оказывается, проводя время с начальником, оплачивает какой-то долг…

“И повесть, и те отношения, которые сложились между ее героями, очень характерны для всего творчества Виктора Пронина в этом жанре, — пишет критик И.Коваленко. — В какой бы отчаянный детектив мы не вчитались, неожиданно обнаруживается, что главное в нем опять же выяснение отношений между героями… Виктор Пронин всегда дает своим героям возможность высказаться, объяснить свой поступок…”

В повести “Долгое дело” Станислава Родионова его постоянный герой следователь Рябинин, человек, обладающий обостренным чувством справедливости, пытаясь понять причины мещанства и стяжательства в конкретном случае, приходит в конце концов к раскрытию преступления. Характерным признаком создания психологического портрета преступника, да и самого преступления, на наш взгляд, стала небольшая повесть С.Родионова “Мышиное счастье”. Незначительное, на первый взгляд, преступление — кто-то вывез в болото самосвал печеного хлеба, вызывает тихую ярость всегда спокойного следователя. В финале повести Рябинин спрашивает у директора хлебозавода:

“ — Сколько же вы уничтожили кусков государственного хлеба ради своего куска?

— Жизнь человека, товарищ следователь, это цепь нереализованных возможностей”, — философски отвечает тот… А следователь думает: “… Я бы для них придумал суд другой… Собрал бы всех ленинградских блокадников, и пусть бы они судили…”

Психологически тонко подходит к сюжету в повести “Потерпевшие претензий не имеют…” братья Вайнеры. Небольшая по объему вещь имеет несколько сюжетных линий. Вороватые шоферы сбрасывают “налево” мясо, предназначенное для питания больных. В ходе “разборки” убит, задавлен машиною человек. Водитель берет вину на себя. Но дотошный следователь докапывается до истины: за рулем сидел брат водителя, Вадик, студент-математик, подающий блестящие надежды…:

“ — Это ваши домыслы! — слабо возмутился Вадик.

— Ясное дело, домыслы. Я не собираюсь доказывать твою вину. В уголовном праве нет таких преступлений, как трусость, предательство… Так что профессором ты, может, и будешь, а вот стать человеком, как твой брат…. это много труднее…”. Вообще, тема честности и предательства достаточно часта в литературе. В “Эре милосердия” те же авторы, управляя волею судеб, сводят в банде “Черная кошка” опера Шарапова и бывшего фронтового товарища, а ныне бандита, Левченко.

“ — Уходи отсюда ты, — говорит Шарапов. — Я сделаю то, зачем пришел. И жизнь твою не возьму…

— Но они ее возьмут.

— Да, наверное. Но это будет неважно.

— Завидую я тебе, Шарапов, — сказал Левченко. — В твоей жизни есть смысл…”. И гибнет не Шарапов, убивают Левченко. Здесь, на наш взгляд, психологически точно выведен диалог героев и их поступки.

Впрочем, о героях и их поступках, а также об антигероях мы поговорим подробнее. А сейчас завершим разговор о сюжетах криминальных произведений. Мы уже писали о том, что большинству книг по уголовной тематике свойственны достаточно простые сюжетные линии: совершено преступление — убийство, грабеж, кража и т. д. В дело включаются розыскники, следователи, эксперты. Привлекаются добровольные помощники. Каждый автор по своему разумению ведет розыск, то отвлекаясь на параллельные сюжетные линии, то оживляя сюжет в меру своих способностей разными разностями.

В некоторых произведениях писатели пытаются рассказывать о событиях “от обратного”, как бы ретроспективно воспроизводя ход расследования. Характерный пример — повесть Л.Словина “Обратный след”. Уже известный нам сыщик Денисов ведет трудный путь поиска в обратную от начала поиска сторону, воспроизводя минувшие события и стремясь найти истоки, приведшие к совершению преступления. У Л.Словина хорошо прослеживается то, что мы видели и у С.Родионова, и у В.Пронина, и у Н.Оганезова, и у ряда других думающих авторов — глубокий интерес к психологии своих героев, а не простое стремление к занимательности…

Разговор о сюжетах и занимательности, на наш взгляд следует закончить краткими заметками об одном из наиболее интересных в сюжетном отношении произведении криминального жанра 60–80 гг. — романе того же Л.Словина “Время дождей”. Сюжет романа (правда, кто-то из критиков называет его повестью — видимо, по привычке) многопланов, здесь немало действующих лиц, да и география детектива достаточно велика. Причем, настроение сюжета настолько выверено, что малейший шаг влево или вправо может изменить само направление поиска.

Пожалуй, лучше чем критик Вл. Лессиг, автор послесловия к одному из изданий “Время дождей”, не скажешь: “…Убийство владельца редкой иконы и ее исчезновение и появление Кремера (непонятное лицо) в Торженге за сутки до приезда туда Гонты (сыщика); опытность и проницательность Кремера при осмотре места происшествия — все это уже кажется подозрительным читателю…”

Далее еще непонятнее: кто такой Кремер? Как ему удается исчезнуть с иконой на перекрытом милицией вокзале? И, наконец, кто такой и где скрывается Спрут — виновник всех страстей? В конце концов, все объясняется. Спрут оказывается администратором гостиницы. Кремер, вроде бы, спецагент КГБ, правда, он так маску до конца и не снимает, оставаясь как бы писателем, работающим над книгой…

Роман “Время дождей” по нашему убеждению можно считать одним из наиболее сложных, напряженных и мастерски построенных криминальных романов анализируемого периода. Так же как и роман “Противостояние” Ю.Семенова. Думается, секрет успеха этих, как и многих других хорошо известных читателю повестей и романов в том, что сюжетные линии их подробно и всесторонне разрабатываются до, а не во время написания книг.

А кто же герои?

Однако сюжет — сюжетом, но он предусматривает насыщение детективного произведения действующими лицами, главными и второстепенными, героями и антигероями.

И здесь у авторов вновь наступают серьезные проблемы. Именно они (проблемы) и служат источником неутомимого веселья для тех, кто пишет статьи на тему отечественного детектива. Как только не измывались критики над неугомонным майором Прониным. До сих пор помнится анекдот из детства: “Два часа сидел на унитазе шпион. Два часа снизу на него смотрели ироничные глаза майора Пронина…” И Кручинин, и Пронин, а позднее — штандартенфюрер Штирлиц стали непременными участниками многочисленных анекдотов. С одной стороны это говорит о большой популярности героев, а с другой — о том, что все-таки не то происходит с героями отечественного детектива. Другое можно сказать про их противников. Многие писатели усердно старались сделать их мерзкими, отвратительными и… легко узнаваемыми. Как писали в свое время Ю.Семенов и А.Горбовский, “отрицательный герой, будучи изображен одной краской как некое сосредоточение зла и пороков, недостоверен, плоскостен и худосочен. Но едва автор пытается его изобразить в некой полноте человеческих черт, как в портрете его начинают проскальзывать штрихи, вызывающие если не симпатию, то сочувствие, а сие отрицательному персонажу явно противопоказано, ибо наше отношение к персонажу есть бескомпромиссное отношение к тому началу, которое им олицетворяется…”.

Давайте вспомним уголовника “Батона” из повести бр. Вайнеров. Братья одарили его таким чувством юмора, что читателя не покидает ощущение умиления. А вор-рецидивист Жмакин, в судьбе которого принимают участие столько людей из романа “Один год” Юрия Германа! Бандит Лазарь Баукин у П.Нилина безумно любит мать. А медвежатник Буршин из “Последней кражи” того же автора в последние дни жизни вспоминает свою беспутную жизнь и мы жалеем его. Сыщик Лев Гуров из повестей Н.Леонова неоднократно встречается с преступниками, видит в них людей, а не только воров и убийц. И даже (!) обращается к ним с просьбой об услуге. Особая статья — положительный герой. В литературе 60–80 годов — это государственный чиновник: оперативник, следователь, прокурор. Как говорили уже цитируемые нами Ю.Семенов и А.Горбовский, “главные черты героев — верность Родине, гуманизм идеалов, которым они служат, честность, доброта, справедливость, высокий интеллектуализм при бескомпромиссной позиции в схватке с общественным злом…”. “Подразумевается, что сотрудники МВД или КГБ в своей работе против шпионов, вредителей, грабителей и убийц сражаются за чистоту социалистического общества, где по идее, должны отсутствовать причины, вызывающие преступления, и в светлом будущем исчезнут непременно. Но пока не исчезли, и кто-то должен взвалить на себя опасную работу, охотясь за нарушителями. Эти “кто-то”, кроме признательности и жажды оказывать им постоянную помощь, никаких иных чувств у населения вызывать, конечно, не могут…” — писала в свое время известный исследователь детектива Наталья Ильина. Все это вызывало бы сегодня улыбку, если б не было так грустно.

Аркадий Адамов, сам в определенной мере повинный в создании легендарных образов положительных героев (тот же Коршунов из “Дела Пестрых” и “Черной моли”) все же признает, что “кое-какие, пусть скромные пока удачи” и в то же время отмечает, что большие неудачи “кроются в жизненном материале и в отношении автора к своему герою…”

Тогда, в 1980 году А. Адамов еще не мог сказать то, о чем написал впоследствии в одной из газет: “…существовал запрет на правдивый объективный рассказ о работе милиции, о коррумпированных зарвавшихся чиновниках, о “блюстителях” порядка и морали, нередко нарушающих элементарные права человека и ведущих аморальный образ жизни…”.

Вспомним, что почти 20 лет назад Аркадию Григорьевичу удалось издать практически первый в СССР роман о наркомании — “Угол белой стены”. “Самое гуманное из наших министерств — здравоохранения стеной стояло против публикации, считая, что книга дискредитирует не только наше общество, но и всю систему здравоохранения…”, — вспоминает автор.

Другой писатель, Э.Хруцкий, как-то писал, с каким сладострастием сам зам. МВД Чурбанов вычеркивал из рукописи показавшиеся унизительными фразы из характеристики положительного героя — милиционера. Бывший советский, а ныне латышский писатель Андрис Колбергс вспоминал, как один высокий чин из милиции серьезно заявил, что “писатели разглашают методику работы оперативной службы милиции”. Счастье, что сказано это было после культа, не то автора могла бы постигнуть участь Льва Овалова, проведшего в лагерях почти 15 лет, тоже за “это самое…”.

И вообще, читая записки, мемуары, воспоминания авторов криминального жанра, опубликованные то тут, то там, диву даешься, сколько изобретательности проявили цензоры. В одной повести вычеркивали сутулого участкового, в другой меняли цвет волос у оперативника: уж слишком рыжий, в третьей — заменялось место работы преступника: нельзя бросать тень на уважаемое учреждение…

И все же это ни в коей мере не может оправдывать легкую и не очень легкую ходульность и примитивность положительного героя во многих повестях. Эту проблему хорошо чувствовали некоторые писатели. В “Черной моли” А.Адамова главный герой Коршунов едва не становится объектом тонко рассчитанного шантажа: он принимает в дар меховую шапку, подсунутую им через ничего не подозревающую жену преступниками. В этой же повести действуют некий слишком разговорчивый лейтенант Козин, через которого преступники узнают о ходе следствия… Впрочем, сам Адамов вскоре понял расплывчатость и нежизненность этих образов. И у него появился новый герой, уже никогда не покидающий его книги — инспектор Лосев.

Хотя еще долго в литературе мелькала тень попыток (чаще — неудачных) подкупа или шантажа неподкупных оперативников и следователей. У несгибаемого борца с преступностью Льва Гурова — непременного героя Н.Леонова похищали жену с ребенком, а одну из подруг даже убили. Впрочем, это уже было на пороге последнего, наиболее кровавого и крутого детектива 80-х…

Перед писателем-детективистом всегда стояли две весьма существенные проблемы: его положительный герой, во-первых, должен быть быстр разумом и проницателен, во-вторых, он должен быть узнаваемым, иметь свои, ему только свойственные привычки, а поэтому почитаем читателями. С первым — проницательностью дело обстояло чуть лучше, нежели со вторым.

На наш взгляд одному из наших лучших остросюжетных писателей, Ю.Семенову удался образ главного сыщика полковника Костенко. С “Петровки, 38” через “Огарева, 6” к “Противостоянию” чувствуется, как все убедительнее становятся его герои. “Несомненно, заслуга Юлиана Семенова состоит в том, что он рассматривает и преступление и работу по его раскрытию и изобличению преступника в таком широком социальном аспекте, так вдумчиво, точно и смело исследует многие актуальные проблемы социального, экологического и нравственного характера, что образы людей, вырастающие из самой жизни, обретают несомненную художественную ценность…”

Сказано несколько громко и обобщающе, но по сути своей верно. Если вспомнить отряды серийных героев недавнего прошлого — майора Пронина, Нила Кручинина, то становится ясно, какой большой положительный опыт обрела советская криминальная литература за сравнительно небольшой срок. Уместно вспомнить эволюцию образа неизменного героя более чем десятка романов и повестей Николая Леонова. На наших глазах молодой голубоглазый оперативник Лева Гуров, которого послали расследовать убийство на ипподроме, превращается в зрелого умудренного опытом полковника-важняка, расследующего загадочные убийства в загородной резиденции спикера Российского парламента. Полковник Гуров, пережил своего создателя, писателя Николая Леонова, скончавшегося в 1999 году, оставив своего героя в полном расцвете сил. То же самое произошло и с героем многих книг Аркадия Адамова Виталием Лосевым, который тоже остался жить, когда писатель уже скончался. Здесь нельзя не упомянуть об одной весьма неприятной, на наш взгляд, детали: и Лосев, и Костенко, и Гуров прекратили свое развитие на пороге 90-х годов, когда и в жизни, и в литературе начали появляться другие сыщики, другие преступления — более жестокие, кровавые и мало предсказуемые. Удалось ли положительным героям 60-70-80-х годов встать вровень с новыми героями нашего времени? Впрочем, одному из троицы, кажется, удалось. Мы имеем в виду Льва Гурова, успевшего вплотную столкнуться с крутой волной преступлений, поднявшейся в наше время…

Итак, каковы же характерные черты отечественного сыщика литературы 60-80-х годов? Попробуем кратко обобщить наши наблюдения.

Во-первых, если отбросить идеологическую риторику тех лет, то можно отметить, что все криминальные романы и повести носили явные следы внимания писателей к конкретному человеку, в частности, к молодым людям. Если о т. н. “романах воспитания” мы уже писали, как не вспомнить, что и в книгах с чисто криминальными сюжетами происходит то же самое. Далекий от сантиментов Юлиан Семенов и его герой полковник Костенко всеми правдами и неправдами пытаются спасти юного паренька Саньку Самсонова, попавшего в переделку по недомыслию (“Петровка, 38”). В “Мальчике на качелях” Николай Оганесов глазами своего героя следователя Скаргина пытается определить, какова социальная опасность, исходящая от молодого художника Юры Вышемирского, которого преступники заставили подделывать подлинники картин… В “Вечернем круге” постоянный герой Аркадия Адамова Виталий Лосев советует отъявленному хулигану Гошке Горшкову:

“ — Беги, Гоша, без оглядки беги.

— А куда?

— Не ко мне, так к братану…”

Однако следует признать, что со временем тема гуманизма сходит на нет… Думается, здесь виноват реализм ужесточения криминального мира. Если речь заходит о доброте и спасении, то только после проведения операции.

Сыск — дело коллективное.

Следующая особенность советского детектива (и об этом мы уже говорили) заключается в том, что с преступностью борются не частные сыщики, а государственные чиновники — сотрудники внутренних дел, прокурорской службы и т. д. В обозреваемый период не было частных сыщиков — они появились чуть позже и принесли за собой новые реалии жизни.

Отечественные детективы, как, впрочем, и западные, работают парами, а иной раз и группами. Полковник Костенко работает со своим другом Садчиным, а после гибели последнего пытается сработаться с талантливым криминалистом Тадавой.

Неизменный сквозной герой 70-х Леонида Словина Денисов прекрасно сработался с тяжеловесом и тугодумом Антоном Сабадашем. Прекрасно распределил роли между героями в своих более чем 20 повестях Станислав Родионов. Если следователь прокуратуры Рябинин умел осмыслить психологические аспекты совершенного преступления, то капитан милиции Петельников, представлял собой часть оперативного механизма, представляющего следствию необходимые факты и аргументы для подкрепления идей следователя… Сыск — дело коллективное, а у нас, в Советском Союзе, даже гимнастика была коллективным, командным делом…

Далее нельзя не отметить, что светлость личностей сыщиков и следователей поддерживается не только их бескорыстием и исключительной порядочностью (это позже мы узнали, что не такие уж бессребреники наши герои), но и высоким профессионализмом, интеллигентностью и начитанностью. Герои многих повестей Павла Шестакова сыщик Игорь Мазин и его коллеги — живые, интересные люди. Как пишет коллега П.Шестакова, С.Высоцкий, “милиция для них место, где они наиболее полно могут реализовать свой жизненный потенциал: активное неприятие зла, преступности…”.

В попытках сделать своих героев еще более живыми и интересными некоторые авторы порой переходят некоторые невидимые границы между настоящей интеллигентностью и пошлостью. Все видящая и ничего не прощающая дама Наталья Ильина пишет по этому поводу:

“…Новый советский сыщик молод, красив и образован. То Гете упомянет, то Шекспира, то Сократа, а то еще и Шопенгауэра. Из его уст можно слышать названия предметов, героям романов 50-х годов неизвестные: — Пропали мои итальянские мокасы! — восклицает инспектор милиции, оступившись в лужу.

На страницах романов мелькают такие слова, как “Мальборо”, “Кент”, “Пелл Мелл”, персонажи пользуются зажигалками “Ронсон”, носят дакроновые и терилоновые костюмы, рубахи “гавайки”, пьют коньяк, кратко именуя его “Камю”… Однако все эти вещи (за исключением “мокас” инспектора) приобретены на нетрудовые доходы, и охотясь за ними, сыщики, знакомясь с преступным миром осваивают названия всех этих предметов…”

Очень важно и место расследования преступления. Это у М.Черненка его неизменный герой, сыщик А.Бирюков, раскрывает преступления в сибирских деревнях, да капитан Соколовский А.Мацакова мотается по белорусским городкам. Большинство же писателей вместе со своими героями раскрывают преступления в родных мегаполисах, недалеко от родного дома. Правда, иногда подобное случается и на курортах. Это просто напасть какая-то — сколько преступлений совершается в горах, на пляжах, в санаториях и домах отдыха лучших курортов страны. И самое интересное — едва сыщик приезжает туда на отдых, так сразу преступление и случается. Евгений Лукьянов, столичный сыщик из первой и, кажется, последней повести кинодраматурга И.Менджерицкого “Частное лицо” сразу же окунается в привычную атмосферу тайны. Которая, конечно, при содействии местной милиции и раскрывается: “…А через три дня они уезжали. Отпуск кончился. И… Евгению Александровичу пришла пора перестать быть частным лицом и заняться своими прямыми профессиональными обязанностями…”

Суровый сыщик полковник Лев Гуров из повести Н.Леонова “Дьявол в раю”, отдыхая со своей подругой за пределами страны, в Анталии, волей-неволей вовлекается в раскрытие преступления по транспортировке наркотиков. И как в конце повести удовлетворенно говорит его подруга, “Лев Иванович разыщет дьявола даже в раю…”

Жуткая история произошла с капитаном Петельниковым, любимым сыщиком Ст. Родионова. Опять же, на юге, купаясь в море с прекрасной незнакомкой, он находит бутылку, а в ней — записка: “Кто найдет бутылку, помогите мне ради Христа. Со мной все могут сделать. Я заточен в доме на обрыве. Помогите…” И отпуск в одноименной повести заканчивается. А начинается поиск, который завершается поимкой бандитов, похитивших старика, нашедшего клад золотых монет. В попытке откупиться бандиты предлагают Петельникову кило золота. Он бы взял, “…показать ребятам в отделе”, но долг превыше всего…

Следует особо отметить, что высокой идеей спасения оступившегося, но попавшего в переделку человека пронизаны наиболее удавшиеся, пожалуй, вещи А.Безуглова и Ш.Кларова, А. и Г.Вайнеров, П.Шестакова, Н.Коротеева, Н.Томана, рассказы из цикла “Следствие ведут знатоки” О. и А.Лавровых.

Редкий критик не пенял авторам криминальных романов за то, что их положительные герои менее жизненны, нежели герои отрицательные. Так родилась “теория утепления”. Сыщик, будь он лейтенантом, капитаном или генералом, должен иметь право на личную жизнь. Он должен выглядеть вполне живым человеком, “пушистым и мягким”. А что для этого надо? Верно — любовь! Любовная тема в той или иной мере присутствует в большинстве книг о сыщиках. Очень часто эта любовь нужна писателю как средство “утепления” очень уж сухого и мрачного материала. Речь может идти здесь отнюдь не об известном “любовном треугольнике”, ставшем причиной многих преступлений, а о той любви, которая иной раз помогает, иной раз — мешает розыскнику расследовать преступление. По мнению А.Адамова, “речь идет о любовной линии, нравственно и духовно обогащающей образ главного положительного героя или относящейся к кому-то вокруг него, раскрывающей важные грани жизни и характеров этих людей”. Сам А.Адамов использует любовную линию в своих повестях далеко не всегда удачно. То же происходит в двух десятках романов и повестей Н.Леонова. Его главный герой Лев Гуров то женится на девушке Рите, потом сходится с актрисой Марией, после ее трагической гибели следует еще несколько героинь. Вообще-то, здесь просматривается явная попытка просто “утеплить” образ. “Сыщику от бога”, Гурову, любовь нужна, скорее всего, для более успешного раскрытия преступлений.

Более живой образ попытались создать братья Вайнеры в своем самом известном романе “Эра милосердия”, но и здесь любовная интрига, не успев начаться, трагически завершается. После сложнейшей опасной операции Володя Шарапов видит большой портрет славной девушки Вари Синичкиной и сообщение о ее гибели: “ — Варя! Варя! Этого не может быть! Это глупость! Вздор! Небыль! Варя!…”

Следует признать, что эти последние страницы книги наиболее эмоциональны. Но это, пожалуй, один из немногих успехов любовной линии в криминальном романе. Осмысливая содержание более трех десятков книг, прочитанных или просмотренных нами при написании этой главы, как-то не вспоминаются правильные женщины, верные подруги героев. Наоборот — ворчащие, вечно сонные и неухоженные существа, в основном думающие, как наставить рога мужу, постоянно занятому своей работой… Это из-за них, женщин, сыщики становятся предателями. В “Черной моли” А.Адамова молоденький лейтенант выдает своей подруге, дочери крупного расхитителя, секреты следствия.

В повести Э.Хруцкого “Осень в Сокольниках” женщина — Марина понадобилась ведущему погоню подполковнику Вадиму Орлову, чтобы воспользоваться ее автомашиной, и только в процессе погони он понимает, что Марина — красивый, добрый и чуткий человек. Она еще несколько раз появляется на страницах книги. Но в финал, где как бы подводятся итоги сыска, автор Марину не допускает: не до женщин…

Говоря о любви, нам хотелось бы снова обратить внимание читателей на одну книгу достаточно известного писателя-детективиста В.Смирнова — “Тревожный месяц вересень”, где совсем юный паренек со смешной фамилией Капелюха любит по-настоящему, крепко и надежно. Мы считаем, что именно в этом романе любовная тема доведена автором до совершенства. Может быть, поэтому читатель хорошо помнит “Вересень…” И почти совсем не помнит другие книги Смирнова — “Ночной мотоциклист”, “Тринадцатый рейс” и другие.

На этом примере легко можно убедиться, что добросовестное описание движения уголовного дела по розыску преступников далеко не всегда вызывает устойчивый интерес читателя.

Привычка — вторая натура.

Кроме любовных интриг профессиональные писатели используют и другие приемы “утепления” образов. Прежде всего — фиксирование внимания на привычках сыщиков, их хобби и т. д. Лев Гуров — герой Н.Леонова, очень любит красиво и хорошо одеваться. Антон Воронков у М.Черненка — заядлый охотник и рыболов: кругом — тайга. Герой повести В.Караханова “Догони день вчерашний” очень любит детей. Поэтому когда у очередного клиента в числе похищенного называется и детская игрушка — тигренок, это для него становится стимулом, тем более, что ребенок при каждой встрече спрашивает:

“ — Дядя, где мой усатик?”

Некоторые положительные (подчеркиваю) герои находят свою истину (а для авторов и утепление) в вине. Герой П.Шестакова сыщик И.Мазин “в интересах дела” выпивает с подозреваемым в убийстве. А в другом случае он понимает, что “проглотила бы Клавдия Ивановна коньячку, докатилась бы эта обманчиво-волнующая жидкость до сердца, шевельнула бы душу…”. Понятное дело, человек пьяный открытее, чем человек трезвый. А герой Ю.Семенова журналист Степанов хлещет водку, коньяк стаканами… Таких примеров в криминальной литературе хоть пруд пруди…

Для утепления образов все средства хороши. В повести “Долгое дело” Ст. Родионова приводится такая “приятная” деталь: носки у следователя Рябинина истлевали мгновенно, уже на третий день кости были наружи. И хозяин их быстро находил выход: он ходил в дырявых ботинках, объясняя это так: “Когда прихожу домой, снимаю ботинок и вешаю мокрый носок на паровую батарею, мне кажется, что пришел из леса, снял сапоги и повесил на печку мокрые портянки”. Вот так. И не иначе…

Нам осталось кратко сказать еще о двух “утеплителях” сюжета и можно будет коснуться проблем отрицательного героя или “антигероя”, как мы договорились его называть.

Герой не будет героем, если он перестанет раскрывать преступления. Что там на Западе! Шерлок Холмс изучил сотни видов пепла и поэтому может вычислить преступников. Пуаро немного поработает своим “серым веществом” и тоже выйдет на след… Советский сыщик — особый сыщик. Ему преступников ловить помогает весь народ, который не спит, не ест, а мечтает помочь нашей славной милиции избавить страну от негодяев. В ранних повестях А.Адамова, в документальных книгах И.Скорина, во многих других произведениях действовали добровольные помощники сыщиков. В повести И.Скорина “Расплата” пожилая женщина, знакомая супругов, убитых 15 лет назад, вызывается поехать в город, где жили когда-то их родственники. В другой повести сыщики знакомятся опять-таки с дамой, местным старожилом, а та, протянув парням пачку вафель, по-советски говорит: “Подумаем, в каком это доме может быть…”. Наша старая знакомая Наталья Ильина, приведя эту и другие подобные сцены, утверждает, что родился новый жанр — “пасторали, оживленные трупами”. Правда, по мере приближения к нынешним временам общественный энтузиазм сильно приугас. Стало модно, крепко закрывшись дома, “ничего не видеть и не слышать”, тем более не шататься по округе, рискуя здоровьем, а то и жизнью. Свежая поросль писателей доверяет ведение следственных и прочих правоохранительных дел профессионалам, нисколько не полагаясь на помощь со стороны. Впрочем, об этом чуть позже.

В запасе остался последний “утеплитель”, при помощи которого многие как бы перекладывают голые факты. Имеется в виду “оживляж собеседования”. Известно, что в разговоре люди как-то полнее раскрывают себя. Разве не понятнее становится сыщик Петельников в “Тихих снах”, где он разрабатывает философские суждения типа “Человек есть его состояние в эту минуту” или отвечает на вопрос спортсменов “Вы тот же лучник?”: “Нет, ребята, я люблю чеснок”.

Философские рассуждения и сентенции вообще очень полезны и в криминальном романе. В хорошем и много раз упомянутом романе братьев Вайнеров прямой и честный сыщик Глеб Жеглов так и режет правду-матку. На вопрос театрального администратора “Вы думаете, я из воздуха места делаю?” он отвечает: “Я об этом вообще не думаю… Мне на ваши танцы-арии наплевать… Сроду бы к вам не пошел, если бы меня не привело сюда дело государственное”… А общаясь с подозреваемым, он невинно замечает: “Все равно как обращаться — на “ты” или на “вы”… суть не меняется… Какая в самом деле разница будущему покойнику…”. Ну, а горбун, главарь “Черной кошки” по-простецки говорит Шарапову: “За здоровье твое пить глупо — тебе ведь больше не понадобится хорошее здоровье…”.

Это так обращаются друг с другом потенциальные враги. А друзья? Вот сыщики собираются на задание. Один из них задумчиво спрашивает: “Куда уходят поезда метро? Я когда совсем маленьким был, очень интересовался этим вопросом…”.

Это сыщик-то, который должен четко представлять, куда вывозится бумажка, брошенная на перроне Павелецкого вокзала! Но мы не об этом. Интересно, что отвечает ему коллега: “В тебе еще не завершилась мутация. Детство в одном месте играет…”.

Вот такие утеплительно-ласковые разговоры…

А вот еще диалог двух героев:

— Приехали?

— Почти, — согласился Леднев.

— Вы любите свою жену? — Конечно, — сразу согласился Голубев.

— Разве так приглашают? — возразил Леднев. И т. д. и т. п.

Иной раз авторы впадают в другую крайность. Вместо примитивного трепа они поражают воображение читателей философскими сентенциями. В хорошей, в общем-то повести Н.Леонова “Профессионалы” автор, видимо, не принимая за профессионалов читателей, берется им объяснять, что такое хорошо и что такое плохо: “Социальные психологи утверждают, что человек сам по себе, в чистом виде не существует…”, “Если человек хороший, а ты хочешь приобрести в его лице соперника, подними человека над собой…”, “Как важно, чтобы человек чувствовал себя на своем месте…” и т. д.

Иногда автор вкладывает свои мысли в уста героя. Иногда сам вещает и очень красиво. Вот Л.Словин в своей первой повести “Такая работа” рассказывает о дежурной части: “Дежурное помещение — сердце милиции. Это сердце стучит быстро и медленно, ритмично или неритмично, тоны то чисты, то пугают шумом, иногда кажется, что оно не выдержит нагрузки, выскочит из груди, но оно никогда не останавливается, это сердце, и бьется в любое время дня и ночи…” Не правда ли, красиво? Но здесь все по-русски, все лексически выстроено.

А вот образцы языка и стиля из других детективов. “За дверью плавало длинное молчание”, “Голоса бьются в мембране телефона…” Или еще лучше: “Губы переспело обмякли”, “Однопрелестный разговор”, “глянув на него хитрым блеском глаз…” И наконец “Оскудевший подбородок”…

Причем подобные языковые новации можно прочитать у большинства авторов-детективистов. Языковые огрехи, тавтологии, неудачное использование эпитетов, пословиц, фразеологизмов — сущая беда многих повествователей.

А преступник — кто?

Есть и другие проблемы с криминальной литературой. Не будем забывать, что кроме сыщиков, следователей, экспертов и помогающего им “народа” существуют еще и антигерои — преступники, совершающие преступления и всеми силами пытающиеся уйти от ответственности. А как быть с ними? Какие они? Многие критические работы по проблемам жанра не проходят мимо проблемы злодея, отрицательного героя. Проблема же достаточно остра. Во-первых, каковы преступления? Социальный состав преступивших порог. Каков их характер? Нравы? Привычки?

Мы помним, что в начале 50-х главным героем детектива был шпион, сначала — немецкий, затем — американский, английский. Потом шпионов потеснили бывшие полицаи, старосты и т. д. Словом, предатели. И шпионский роман плавно перетек в уголовный. Предателей мало волновали глобальные проблемы. Они думали только о спасении собственной шкуры, либо о наживе. В романе “Истина”, вышедшем в начале 80-х, Э.Хруцкий пишет о некоем предателе Рюмине (знакомая фамилия), изменившем Родине в годы войны, оказавшимся под чужой фамилией. И вновь изменившем… По мнению автора, анатомия предательства помогает читателю глубже жить и злее бороться со злом. Поэтому пристальное внимание авторов детективов к отрицательному герою находит свое отражение и во внешнем виде, и в умении стильно одеваться, и в лексике…

Вспомните, как объясняется в “Петровке, 38” предатель, душегуб, бывший полицай Прохор: “Слышь, Сань, ты не думай, я умный… Он старый, силы в нем нет, а пистолет — на боку…”, “Сань, ты только слушай, что я говорю, как брату, честно, от всей души…”

Даже не верится, что это наставление на преступление. А в “Эре милосердия” глава банды горбун, знакомясь с Шараповым, засмеялся дробненько, словно застежку-”молнию” на губах раздвинул:

— Ну, что ж здравствуй, мил человек. Садись к столу, поснидай с нами, гостем будешь. А дальше в разговоре: “Никак ты мне грозишь, мусорок?” — спросил он тихо. “ — Чем же это я тебе угрожу, когда вокруг тебя кодла? С пушками и перьями впридачу? От меня тут за минуту ремешок да подметки останутся”.

Это жаргон 60-х, может быть, середины 70-х годов. Что делали преступники в эти годы? Убивали, чтобы остаться неузнанными. Грабили инкассаторов, сберкассы, магазины, воровали старинные иконы и предметы антиквариата. Чуть позже детектив стал касаться и экономических преступлений. Вспомним “Часы для мистера Келли” бр. Вайнеров или “Черную моль” А.Адамова. Наконец, детективный роман добрался и до таких глубин человеческого падения, как уничтожение природы. В повести В.Гусева “Выстрелы в ночи” участковый инспектор Андрей Ратников борется, рискуя жизнью, с браконьерами. Сыщики раскрывают преступления не только в тайге, но и на улицах, в офисах мегаполисов, на курортах и даже за рубежом. Меняется характер антигероя, его язык, одежда, привычки… В повести И.Менджерицкого “Частное лицо” некто Таня, прибывшая на курорт совместно с сыщиком Лукьяновым, беседует по поводу встретившегося в ресторане человека:

“ — …Иностранец, которого мы встретили, никакой не Витя-фанера. Зачем ты мистифицируешь?

— И не думаю, — сказал Лукьянов, — Он — Витя. Он — “фанера”. Известный фарцовщик и валютчик.

— У него лицо умного и интеллигентного человека.

— О-о! Это аргумент, — заметил Лукьянов. — Не забудь сказать, что он весь в заграничном шмотье.

— Грубо, — сказала Таня.

— Грубо, — согласился Лукьянов, — но справедливо. Понимаешь, нынешнее жулье совсем не то, что было двадцать лет назад, а тем более, еще раньше. Впрочем, всегда попадались среди них люди неглупые и с интеллигентными лицами. И даже образованные”.

Сказано это было 16 лет назад. А сегодня образовательный уровень преступного мира еще более возрос.

Серьезной проблемой антигероя 60-80-х было то обстоятельство, что большинство преступлений совершалось на общественном поприще. Преступники, а вместе с ними и сыщики совсем не вторгались или почто не вторгались в мир частного человека, конкретной личности: подпольных миллионеров было еще мало, а у большинства людей брать было нечего.

Зато личность преступника или преступников всегда волновала авторов. Они пытались понять причины возникновения преступников, те движения души, которые подвигли антигероя. Мы уже писали о повестях “Двое среди людей” и “Гонки по вертикали” бр. Вайнеров. В последней уголовник Дедушкин по кличке Батон издевательски заявляет оперативнику Тихонову:

“ — Последние 8 лет я был занят обдумыванием своего тяжелого прошлого и пришел к твердому решению жить по закону…”

На что Тихонов отвечает:

“ — Что и говорить, Батон, ты типичный человек с трудной судьбой… но не обольщайся, что каждая кража чемодана становится предметом обсуждения у руководства…”

В небольшой повести “Изувер” опытный А.Безуглов пытается понять, как внешне благополучный юноша Борис Ветров убил всех своих родных с целью получения наследства. Правда, писатель делает это как-то уж очень упрощенно:

“ — …Ваши планы с самого начала были обречены на провал. — Это почему же? — усмехнулся Ветров.

— Почему? Ваши жизненные установки в корне неверны…”

Кажется важным, что в 60–80 годы речь еще не шла о том, что есть преступления, которые можно замять, похоронить, а преступники могут уйти от наказания. Так, может быть, было в жизни, но так не было в литературе. В повести С.Бетева “Разыскивается” расхитительница государственных средств вовремя исчезает, меняет фамилию и внешность. Но избежать задержания все равно не удается. Это уже в новом, современном детективе не так уж редки случаи, когда вор, убийца и т. д. живет себе припеваючи, а бесстрашные сыщики хватают его шестерок, или, как модно нынче говорить, “быков”. Впрочем, есть отдельные случаи, когда преступление остается (временно) нераскрытым. Показательна в этом отношении повесть Ильи Штемлера. Ее “герой” инженер КБ Глеб Козарцев сбивает на мотоцикле девушку. Начинаются нравственные муки: пойти или не пойти? Сознаться или нет? “От себя не уйдешь”. Вот в этом заключается нравственный потенциал повести. Впрочем, и в 60-80-х также были люди, преступившие закон, но оставшиеся в тени. Хорошие примеры в связи с этим приводит известный писатель-детективист Андрис Колбергс: “Свидетель, директор магазина, сообщает следователю: привезли мороженную рыбу, некому было разгружать, нашел двух ханыг, дал им за разгрузку червонец, рыбу и бутылку… Другому следователю информацию дает буфетчица пивного бара, между прочим, доверительно сообщает, что не может поменять профессию, так как имеет двух дочерей, а тем нужны фирменные джинсы и другая модная одежда…”.

Видимо следователям кажется, что и ханыгам, и за фирменную одежду платится из скромной зарплаты означенных лиц.

Рассуждая о современном криминальном романе А.Колбергс видит немало причин бледности книг на данную тему. Его смущает и стремление лишь осуждать, а не понимать своих негативных героев. Всем нам знакомы книги, где преступники изображаются этакими исчадиями ада, сосредоточием всех мыслимых и немыслимых пороков… Что это далеко не так, знают лучшие авторы детективного жанра. И мы уже приводили достаточно показательных примеров этого. Вот в довольно неплохой повести Г.Айдинова “Неотвратимость” некто Феликс Янин совершает грабеж квартиры и при этом тяжело ранит хозяйку. Берут его быстро. Как водится, одет он с претензией на моду, но неряшливо. Само собой, не учится, зато работает киномехаником в клубе, чем отличается от своих современных сверстников — те вообще нигде не работают. Живет с отчимом — мать умерла. Школу бросил. Отчиму было наплевать — чужой мальчишка… Не правда ли, знакомая мелодия. Дальше — интереснее. Следователь по имени Павел читает тетради, которые ему дал наставник Владимир Николаевич. И вот возникают рецепты воспитания бесхозных подростков. Надо наладить “неназойливый, но, тем не менее, достаточно эффективный контроль за воспитанием в семье, юридически вменить контроль в обязанности школы — ее директору, классному руководителю… И вместе с комиссией по делам несовершеннолетних принять меры…”

Сколько таких рецептов мы уже слышали, сколько всевозможных мер принималось… А что изменилось? Думается, что все эти “меры”, пропагандируемые в художественной литературе — от бессилия автора, от его непонимания ситуации. Ведь писатель должен воздействовать на читателя силой эмоционального воздействия, а не наукообразными рецептами. Та небольшая повесть “Двое среди людей” бр. Вайнеров, о которой мы уже писали, гораздо сильнее может повлиять на читателя, нежели воспитательные нотации многих других. Психологи утверждают, что в хорошем детективе раскрываются люди разного психологического склада, таким образом он воспитывает у читателя умение имитировать психологические процессы и состояние в разные периоды деятельности то сыщика, то преступника, то есть производится то, что мы называем словом “игра”. Подводя итоги сказанному, следует отметить, что советский остросюжетный роман 60–80 годов в значительной своей части все-таки являлся истинным детективом. Ибо он рассказывал о преступлении и поиске преступника.

Настали новые времена. И детектив сменил свое лицо. Он перестал быть детективом в прямом понимании этого слова, а сделался триллером, боевиком, чем угодно. Для современного писателя важно действие, а не кропотливое расследование преступления.

Пришли 90-е годы, и вместе с новым временем пришел новый кризис детективного жанра. Но об этом — в следующей части.

Глава 2. Шпионско-разведывательная литература и производные от нее

Кажется, что в первые послевоенные годы (об этом мы писали в предыдущей главе), а также в первое десятилетие после 1956 года это была самая большая ветвь на древе детективных и полудетективных творений. Причин множество. Литература автоматически перешла от показа внутренних врагов к внешним; был еще очень силен синдром минувшей войны, когда общество жило в большом напряжении, и вражеские лазутчики встречались не только в книгах и кино; многие писатели еще не сняли гимнастерок, писали о том, что знали не понаслышке. И, наконец, писать о ликвидации шпионских банд было безопасно, цензура пропускала, а издатели охотно печатали такую литературу. Взять хотя бы “Библиотечку военных приключений”, ставшую в 1963 году более респектабельной “Библиотекой ВП”, ежегодно производящую на свет несколько книжек о ловле шпионов…

Интересно понаблюдать, как в 60–70 годы взрослел и развивался отечественный роман о шпионах и разведчиках. Сначала, правда, следует подчеркнуть, что “шпионы” — это их люди на нашей земле, а “разведчики” — это наши люди на их земле. Наши контрразведчики успешно ловят их шпионов, а наши разведчики ловко избегают козней их контрразведчиков. Таковы правила игры, которые, пожалуй, никогда не нарушались. Только в конце 70-х, когда стали известны многие тайные факты минувшей войны и имена наших разведчиков — Р.Зорге, Маневича, Ш.Радо, членов “Красной капеллы” и т. д., начали появляться первые художественно-документальные книги об их подвигах, которые допускали гибель героя…

В 50–60 годы все было ясно до удивительного. Как и в предыдущем периоде, некоторые (заметим, хорошо подготовленные) шпионы получали задание добыть наши секреты или похитить нужного человека, прибывали в нашу страну, где им, естественно, тут же давали по рукам. Мы бы разделили все книги данной тематики на две примерно равные подгруппы — те, в которых иностранная разведка пытается нанести нам ущерб и те, в которых действуют советские разведчики, добывающие их секреты.

Видимо, к первой стоит отнести и “Тайник на Эльбе” А.Насибова, и “Куклу госпожи Барк” Х.Мугуева. Обе книжки повествуют об операциях славных чекистов против фашистского абвера. В “Тайнике” с помощью немецких антифашистов советская разведка отыскивает в немецком тылу и переправляет на родину тайные архивы. При этом фашисты знают, что за архивами придут. Они готовят самые хитроумные ловушки. Но рок неумолим: архивы изъяты и вывезены. Естественно, все эти Торны, Висбахи, Беккеры — гестаповцы уничтожены. Лишь группенфюрер Упиц ушел. Наверное, чтоб появиться в следующем романе.

“Кукла госпожи Барк” начинается просто и со вкусом:

“ — Привидения существуют, — робко тронул меня за локоть молодой человек, — это факт. Они появляются ровно в 11 часов ночи, а в полночь исчезают…” Все начинается с поиска привидений в старинном особняке.

В “Медной пуговице” Льва Овалова главный герой неожиданно попадает за линию фронта — в оккупированную Ригу, борется там с английскими и немецкими спецслужбами и при помощи знаменитого майора Пронина возвращается домой…

Типичным диверсионно-шпионским романом была знаменитая в 60-е годы “Военная тайна” Л.Шейнина. С целью овладения секретом производства знаменитых “Катюш” фашисты отрядили в прифронтовой тыл советских войск целую “агентбригаду”. “Фронтовым артистам” противостоят советские контрразведчики во главе с полковником Бахметьевым. Да и сам изобретатель Леонтьев тоже не лыком шит… В конце концов фашистская идея с треском проваливается. Проваливается потому, что “они” трусливы и безыдейны, а “мы” мужественны и являемся носителями высоких идеалов. Юному читателю, конечно же, тепло и радостно от наших блистательных побед. Но все-таки закрадывается подлая мыслишка: отчего же так легко и сравнительно просто проваливаются лучшие агенты вражеских разведок? Может быть, потому, что дяди-писатели превращают противника в каких-то дебильных недочеловеков. В предыдущей главе мы писали об этом. Но вот очередной пример. В малоизвестной повести “По следу” охотник Аланов преследует неизвестных. Враг пришел на нашу землю провести бактериологическую диверсию. Автор умело предоставляет читательскому взору любопытные картины природы, профессионально нагнетает напряженность… Но вот — страницы, повествующие о зарубежной бактериологической лаборатории. Здесь правдивое описание сменяется карикатурой…Хриплые голоса. Брань. Звероподобные фигуры с лошадиными зубами… В другой книге иностранный разведчик, попивая виски, попутно делится с собутыльником своими дальнейшими творческими планами…

Окарикатуривание врагов и создание идеализированных образов “наших” — главная беда отечественного шпионского романа. В дилогии “Ошибка резидента” и “Возвращение резидента”, вышедшей в 70-е годы и ставшей широко известной благодаря одноименному фильму с Г.Жженовым в главной роли, многому не хочется верить. На родную землю заслан опытный разведчик. И, как водится, его немедленно ловят. Помогает этому недавний уголовник. Резидент быстро переходит на нашу сторону. Тем более, что его папу — графа Тульева — убили свои же. Прирожденный аристократ быстро влюбляется в простую советскую девушку. Затем он уходит за кордон, проходит множество испытаний и закрепляется в разведцентре. Домой возвращается его представитель — бывший уголовник Бекас. Я бы назвал данную дилогию психологическим детективом, если бы не то обстоятельство, что психологическая борьба все же подразумевает равное противоборство, а не игру в поддавки. Впрочем, объективности ради заметим, что по проработке характеров, по детализации героев “Резиденты”, несомненно, — шаг вперед по сравнению с книгами 50-х.

Самое время перейти к романам героико-разведочным. Правда, здесь царит полная неразбериха. Никто не знает, к какому виду или подвиду отнести эту группу произведений. Аркадий Адамов считает, к примеру, что “И один в поле воин” Юрия Дольд-Михайлика — детектив, чему яростно сопротивляется Николай Томан. Видимо, здесь нельзя быть столь категоричным. В любом шпионском романе есть детективная интрига. И не случайно зарубежная критика считает разведочно-шпионские произведения ответвлениями от детективного древа (“Черный роман” Б.Райнова).

Уместно сказать, что одна из рецензий на книги автора романа имела подзаголовок “О шпионских детективах Дольд-Михайлика”.

Изданный в 1956 году в Киеве на украинском языке роман “И один в поле воин” имел оглушительный успех. В бывшем СССР он выдержал 34 издания тиражом почти в три с половиной миллиона экземпляров. По роману создан фильм, поставлены спектакли…

Анализируя причины шумного и долгого успеха, критик А.Обризан ставит во главу угла то, что автор следовал канонам жанра. Романтический разведчик действует в тылу врага. Генрих фон Гольдринг (он же Гончаренко) такой же человек, как и все. Он чувствителен к боли, не обладает качествами компьютера, свойствами хамелеона бесследно исчезать. В разведчике нет ничего сверхъестественного. И это — один из законов успеха книги. Кстати, автору помогла и мастерски закрученная шпионская интрига. Однако “И один в поле воин” — первый и последний успех писателя. Второй роман трилогии “У черных рыцарей” (1964 год) не дотянул и до миллионного тиража в суммарном исчислении. А третий — “На Шпрее клубятся тучи” был издан только на украинском тиражом 115 тыс. экземпляров. Однако гораздо интереснее личность самого писателя. До сих пор под сомнением его биография. Вроде бы в годы войны он работал в театральном отделе в далекой от фронта Туркмении. До этого руководил Яузовской детской трудовой колонией. Безупречно знал немецкий… Вполне возможно, сам Юрий Петрович и был тем фон Гольдрингом, о котором пишет. Внимательным читателям романа бросается в глаза уклончивая интонация, когда речь идет о деталях, которые разведчик-профессионал не имеет права называть. Чувствуется, что автор намекает на конфиденциальность информации, источники которой он умалчивает.

Как бы то ни было — “Один в поле воин” — первый из гряды крупных шпионских детективов, которые пришли к читателю в 60–70 годы и пользовались огромным успехом. В 1965 году, почти десять лет спустя, появился огромный по объему многоплановый роман В.Кожевникова “Щит и меч”. Сюжет его похож на многие другие шпионские сюжеты. Наш разведчик Александр Белов (он же — Иоганн Вайс) внедряется в фашистскую верхушку. Роман густо заселен фашистами, подпольщиками, чекистами. Все, как положено, заканчивается хорошо.

Подвиги несгибаемого разведчика только за первые десять лет тиражировались 10 раз и было продано 1,5 миллиона экземпляров. Однако, настоящий ажиотаж вызвало появление в свет большой серии романов об Исаеве — Штирлице. Практически эти произведения получили признание всего общества и, в первую очередь, высокую оценку получил роман “Семнадцать мгновений весны”, где талант разведчика Штирлица — Исаева развернулся в полную силу. Размышляя о причинах успеха, критик Юрий Идашкин пишет: “…Исаев — Штирлиц во всех романах изображен подлинным героем антифашистской, антиимпериалистической борьбы. Именно эта борьба во всех ее аспектах — политическом, идеологическом, военном, экологическом, нравственном — оказывается основным объектом художественного исследования. С редкой целеустремленностью использует Юлиан Семенович любой сюжетный поворот для глубокого исследования нравственно-психологического облика действующих лиц, облика, неотделимого от мира идей и социально-политической среды…”

Думается, что не только это служит причиной многолетнего неснижаемого успеха Штирлица у многомиллионного читателя. Ю.Семенов сумел подняться над окружающей действительностью, показал срез современного разведчику общества во всей его полноте. Ведь роман не о Штирлице, роман о столкновении интересов держав-антагонистов. Скорее всего, это и отличает “17 мгновений…” от “Одного в поле…” и “Щита и меча”. Герой Семенова масштабнее, полнокровнее и интеллигентнее своих предшественников — Гончаренко и Белова. Не будем забывать, что и временные рамки повествования о приключениях Штирлица значительно больше, нежели во многих других: и предыдущих, и последующих книгах о разведке и разведчиках…

Семидесятые и восьмидесятые годы были временем нового расцвета шпионского детектива. Он как бы получил второе рождение. Видимо, это можно объяснить тем, что в обществе вновь вспыхнул интерес к минувшей войне, усилилось противостояние разведок, в газетах то и дело стали мелькать сообщения о задержанных с поличным зарубежных агентов. Да и архивы “компетентных органов”, наглухо закрытые раньше, чуть-чуть приоткрылись и выдали скудную информацию о подвигах и героях. Думается, не будь этого, вряд ли Ю.Семенову удалось бы создать свою эпопею.

Как бы то ни было, одна из трех книг для юношества была на тему разведки.

В этом жанре активно работало более десятка известных писателей. Пожалуй, всю свою жизнь посвятил книгам о разведчиках Василий Ардаматский. Его повесть “Ленинградская зима” — серьезный вклад в героику блокады города на Неве. Книга посвящена работе контрразведки, борющейся с сытым врагом в умирающем от голода городе. “Сатурн почти не виден”, “Грант вызывает Москву”, “Я — 11–17”, — романы и повести о противостоянии немецкой и советской разведок. В “Ответной операции” наши контрразведчики борются с американской агентурой, умыкнувшей лейтенанта Алексея Ковалькова и собирающейся объявить его политическим беженцем. Сейчас-то мы знаем, что лиц, желающих сбежать за кордон было достаточно. Но в те времена… В эпиграфе к одной из последних своих книг — “Первая командировка” — В.Ардаматский приводит слова знаменитого резидента Р.Абеля: “Разведка — это работа очень трудная и опасная… это постоянное напряжение нервов, к которому надо привыкнуть как к дыханию…” В лучших книгах самого автора отлично чувствуется это напряжение.

Одна за другой приходили к читателю книги о происках зарубежных шпионов и подвигах наших разведчиков. Молодой Николай Леонов в содружестве с Юрием Костровым создал повесть “Операция “Викинг”” — о поединке советской и немецкой разведки в оккупированном Таллине в 1942 году. Вообще Прибалтика оказалась для писателей благодатным полем в качестве плацдарма для развития событий.

В.Востоков в повестях “Ошибка господина Роджерса” и “Последняя телеграмма”, посвященных “героизму советского разведчика в годы войны и работе советских чекистов по обезвреживанию иностранных агентов” повторяет старые традиционные схемы послевоенных детективов. А Александр Насибов вновь прибегает к уже известному приему — поискам советской разведкой похищенного, понятно кем, советского ученого. Правда, на этот раз действие происходит на одном из морских атоллов вблизи Южной Америки, где складывается мощная организация международных террористов. Вполне в духе времени. Можно, пожалуй, отметить, что “Атолл “Морская звезда”” стала предтечей вала книг о современной международной мафии, пришедших к читателю в 90-е годы.

Морская тематика присутствует и в приключенческой трилогии И.Панова “Боцман с Тумана”, “Голубое и черное” и “В океане”. Автор долго “крепится” и не проводит шпионскую линию в своих книгах. И лишь в последней он сдается и вводит в нее эпизод с хитроумным замыслом диверсантов, которые, конечно же, разоблачаются. Это не остается незамеченным: именно по роману “В океане” поставлен фильм “Тени у пирса”.

Рассматривая поток военно-приключенческой литературы 60–70 годов, нельзя не обратить внимание на то, что значительная часть книг освещает борьбу с бандеровским подпольем на Западной Украине в послевоенные годы. Борьбе чекистов против боевиков ОУН посвящены романы Л.Константинова (Л.Коршова) “Схватка с ненавистью” и “Удар мечом”, А.Первенцева “Секретный фронт”, Р.Самбука “Чемодан пана Воробкевича”… И, наконец, великолепная, чистая и яркая книги В.Смирнова “Тревожный месяц вересень” — о войне и любви молодого украинского паренька Ивана Капелюхи. Об этой книге мы уже писали, но есть повод вновь возвратиться к ней. По мнению А.Адамова “…любовь, вспыхнувшая в душе Ивана… неслыханная, трепещущая, казалось бы, невозможная, переживается им ничуть не иначе, чем смертельная борьба с врагом. И автор исследует, проверяет характер своего героя в этих двух испытаниях…”. Думается, в углублении темы личных чувств героя в сочетании с его отношением к реальной действительности и кроется успех этого произведения.

Как не вспомнить здесь еще об одной разведочной книге, в которой столь же ясно, как в “…месяце вересень” зафиксированы деяния героев, их характеры, мысли, настроения… Имеется в виду роман В.Богомолова “Момент истины” (“В августе сорок четвертого”). Выпущенный в 1973 году роман стал настольной книгой молодого (да и не только) читателя. Успех — прежде всего в углубленном внимании писателя к своим героям. Даже главы названы по их фамилиям: “Алехин, Таманцев, Блинов” — разведчики-поисковики, многие сутки не покидают лесов Прибалтики и Белоруссии, разыскивая крайне опасную для успешного крупномасштабного наступления наших войск разведывательную группу противника. Писатель ввел в оборот несколько приемов, до предела усиливающих интригу. За ходом операции наблюдает высшее командование во главе со Сталиным (!), вводятся в оборот псевдодокументы: справки, ориентировки, докладные… Этим достигается крайне высокий эмоциональный накал повествования. Роман выдержал десятки изданий, был переведен, экранизирован, стал настоящим бестселлером отечественной литературы.

Ввод в литературный оборот документов: как подлинных, так и псевдодокументов — для отечественного детектива прием достаточно распространенный. В 1964 году Н.Асанов и Ю.Стуритиес выпустили роман “Янтарное море”, написанный по следам действительных событий. Здесь аккуратно использовались тексты шифровок, которыми обменивались английские шпионы, два года прослужившие в Прибалтике под контролем чекистов, и некий разведывательный центр в Англии.

Вспомним также произведения Ю.Семенова, дилогию Ю.Кларова “Розыск”, в которых документы минувших лет служили как средство ускорения динамики описываемых событий и для разделения действий героев произведений. Они создают иллюзию достоверности сюжета.

Для полноты картины нельзя не сказать о таком относительно недавно появившемся понятии как “чекизм”. “Чекизм” — это такое состояние души, — пояснил один из знакомых давний труженик органов. “Чекизм” в литературе — это постоянное воспевание подвигов, иной раз просто надуманных. Почему никто не задумывается, что если разведчик провалился, то в этом виноваты два обстоятельства: либо слабая подготовка и халатность, либо предательство. Об этом редко читаешь в художественной литературе. Чаще — о подвигах и победах. Назовем еще несколько произведений “во славу”. “Заговор против Эврики” и “Брошенный портфель” В.Егорова, “Обманчивая тишина” В.Ишимова и А.Лукина, “Под кодовым названием “Эдельвейс” Н.Поплавского и Ю.Ячейкина… А куда отнести повести “Двуликий Янус” и “Тонкая нить” Наумова и Яковлева, под псевдонимом одного из которых скрывался сын Я.Свердлова, полковник КГБ и верный соратник Берии, который уж точно знал, каким путем добиваются признательные показания? “Чекизм” — понятие долгоживущее, неизвестно, преодолено ли оно в наши дни.

Возвращаясь к теме, следует отметить, что авторами многих произведений о разведчиках, партизанах и подпольщиках были сами герои. Правда, детективы они не писали, но острый сюжет присущ и книгам М.Медведева “Сильные духом” и М.Прудникова “Особое задание”, “Пароль получен” и другой мемуаристики.

В 70-е годы вышли книги о подвигах конкретных, не абстрактных, разведчиков. Они тоже не детективы, но для полноты картины назовем некоторые из них. В.Медведев “Это было под Ровно” о Николае Кузнецове, Е.Воробьев “Земля до востребования” — о Льве Маневиче, А.Азарова и В.Кудрявцева “Дом без ключа” — о судьбе разведчиков из “Красной капеллы”, “Кио Ку Мицу” Ю.Королькова — о Рихарде Зорге, художественно-публицистические книги о В.Молодцове, Р.Абеле и других разведчиках. По мере того как раскрывались закрома спецслужб, и на свет божий являлись имена и документы, повествующие о бойцах невидимого фронта, появлялись новые книги. Добавим к этому, что к читателю возвращались имена писателей и разведчиков, писавших о разведке, как белых, так и красных. Появились забытые имена Б.Сакова, А.Кривицкого, Аганбекова, Р.Гуля и ряда других.

Есть еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание. Авторы шпионских романов, равно как и фантасты, быстрее других используют в своих книгах достижения научно-технического прогресса. В 1958 году Воениздат 100-тысячным тиражом издал книгу Ивана Цацулина “Атомная крепость”. Произведение вряд ли назовешь эпохальным. Американские разведчики Фоне, Сиэйк, Харвуд и прочие готовят операцию “Вирус” по уничтожению некоей российской научной лаборатории, работающей над решением атомных проблем. Конечно, наша разведка не спит: вражьи наймиты давно под прицелом чекистов. “…Верно, — твердо говорит генерал Тарханов. — Вспомните, как мы пошли по следу с самого начала. Нам помогли рядовые советские люди, они указали нам на вражеских лазутчиков…”

Повесть заканчивается посрамлением врага и торжеством контрразведчиков. А интересен роман тем, что он вводит в писательский оборот понятия “атомные секреты”, “межконтинентальные ракеты”, “ядерные заряды”, т. е. такие понятия, которые до сих пор обсуждать публично не полагалось. Продолжает тему научно-технического прогресса шпионская повесть Н.Томана “Made in…”, в которой на военный полигон вражьи разведчики запустили электронного “ежа”, способного передавать фотоизображения на большое расстояние. Обе книги не назовешь научно-фантастическими: события, происходящие в них, вполне реальны, но в период их написания они действительно опережали жизнь.

Подводя краткие итоги, нельзя не отметить, что рецензируемое тридцатилетие отечественного шпионского романа явило нам немало интересных добротных произведений. После одномерных тусклых книг о шпионах и разведчиках первых послевоенных лет появились книги, где неизменный герой их — советский контрразведчик или разведчик — обрел кровь и плоть. За эти годы поумнели, стали ярче и изобретательней наши традиционные враги — немецкие, американские и прочие шпионы. Как небрежно бросил один из героев книг, “таких не стыдно и побеждать…”

И все же автор этих строк из всего разнообразия книг данной тематики выделил бы две: “Семнадцать мгновений весны” Ю.Семенова — за масштабность и интеллигентность и “Тревожный месяц вересень” — за внимание автора к своему герою и язык повествования.

В 90-е годы поток шпионских книг заметно обмелел. И этому были свои причины. Впрочем, мы еще поговорим о том…

Глава 3. Милицейский (он же — прокурорский, судейский и т. д.) производственный роман

Проблема с этой небольшой веточкой развесистого древа детективной (и примкнувшей к ней) литературы не так проста, как кажется на первый взгляд. Бодрые заявления о том, что милицейский роман с распадом СССР и сменой общественного строя скончался, кажется, не совсем соответствуют действительности. Веточка только чуть пожелтела. Да и в самом деле, до тех пор, пока существует суд, милиция (полиция), прокуратура и т. д., будут и книги о их деятельности, и люди, которые будут эти книги читать… Попробуем разобраться, что есть производственный правоохранительный роман. Это — произведение, повествующее о повседневной обыденной жизни и работе труженика милиции, суда, прокуратуры, а так же “бойцов невидимого фронта”. Это — книга “за жизнь”, а не о раскрытии преступлений, но так как люди, о которых повествуют авторы, в числе прочего занимаются еще и расследованием разного рода преступлений, то стоящий писатель вряд ли избегнет соблазна провести и эту линию, хотя не она является главным в милицейском романе. Поэтому мы и выделили этот подвид в отдельную главу. Тем более, что романы о жизни “бойцов правопорядка” писали такие видные авторы, как В.Липатов, И.Меттер, Ю.Герман и другие. Мастеров пера привлекала в жизни прокуроров, следователей и сыщиков их неординарная работа, связанная с риском для жизни, огромным нервным напряжением, борьбой интеллектов, ибо хочет этого писатель или нет, но каждый работник правоохранительных органов, если он, конечно, не шьет мундиры, не варит пищу и не строит жилье для своих, в той или иной мере вынужден вступать в противоборство с антигероями.

И еще несколько наблюдений общего порядка:

Первое. В большинстве случаев производственная профильная литература появилась в ответ на требование читателя дать ему полноценное чтение, если хотите — детектив. Далеко не все издательства могли откликнуться на это полнокровной остросюжетной книгой. Так появились на свет многочисленные толстые и тонкие книжки о людях в синих (затем — в серых) шинелях, различные записки (адвоката, судьи) и т. д. и т. п., которые по прочтении тут же забывались.

Второе. Не надо думать, что среди этой писанины не было истинной большой литературы. Лучшие произведения поджанра поднимались до истинных высот.

Третье. В милицейском романе, пожалуй, как нигде, остро ставились проблемы гуманного отношения к оступившимся, проблемы спасения человека.

И, наконец, нельзя не заметить, что авторы старались идеализировать облик судьи, сыщика, следователя. Все они наделялись лучшими человеческими качествами. Редкие же враги в дружном коллективе, напротив, носили все признаки дебилизма и непорядочности. Объяснить это можно, видимо, искренним заблуждением писателя, но, пожалуй, вернее всего, тем, что книги по ведомствам проходили рецензирование и цензуру в этих же ведомствах. Естественно, кто же допустит появления четко отрицательного облика “своего человека” в художественном произведении!

Кроме этого, многим авторам очень хотелось стать лауреатом какой-нибудь премии. А их во множестве учреждали МВД, КГБ и другие компетентные органы. В связи с этим вспоминается прочитанное в одной из статей о детективе упоминание автора на тему, почему же в фашистской Германии не было подобных премий. Как бы это звучало (особенно в наши дни): лауреат премии гестапо!

Пусть не обижаются на нас многочисленные лауреаты ведомственных премий, но так и хочется сказать — достаточно часто премии давались не за литературное мастерство, а за лояльность. На таких книгах иной раз хочется поставить штамп: “Проверено, мин нет!” И все же лучшие писатели страны в своих лучших произведениях давали выпуклые портреты лучших бойцов фронта борьбы с преступностью. Хорошо известный роман Германа “Один год” был написан еще до войны и состоял из двух повестей “Жмакин” и “Лапшин”, как бы подчеркивая, что это — о преступнике и следователе. После войны на базе двух повестей появился многоплановый роман “Один год”, который, по мнению многих критиков, стал несколько слабее. Тем не менее, много поколений читателей узнают из него азы работы следователя, его отношение к своим подопечным. Вот как объясняет Иван Михайлович Лапшин, сыщик от бога, своему юному другу суть работы:

“ — У нас ведь дело тут трудное, скучное… Например, скажу я тебе… Чердачная кража. Украли у дворничихи две простыни, споднее тоже украли, юбку… Вот и ищем”.

Но роман не об этом. Он о выправлении человека. И вся сюжетная линия, все повороты судьбы в книге Юрия Германа ведут к одному — чтобы сыщик Иван Лапшин мог сказать бывшему вору Алексею Жмакину, совершившему подвиг и лежащему в госпитале после ранения: “А мог бы ты представить себе, Алеха, год назад или немногим более, когда я тебя из ресторана на площадь вел, что ты со мной про орден беседу будешь вести? Мог?..”

Тема становления человека, тема исправления человека, наверное, главная в двух повестях П.Нилина. В “Жестокости” совсем еще юный сыщик Венька Малышев говорит друзьям после успешной операции, когда вместо обещанной свободы одного из преступников тоже “повязали”: “Мне сейчас стыдно перед Лазарем так, что у меня уши горят и все внутренности переворачиваются… Выходит, что я обманул их! Какими собачьими глазами я буду теперь на них смотреть!”

Выход был только один: покончить с собой. И хотя все говорили о неразделенной любви, автор явно указывает на другую причину. В повести “Испытательный срок” Зайцев и Егоров — молодые стажеры уголовного розыска делают первые шаги в своей работе. Кого-то одного должны принять. Зайцев освоился быстро, веселый компанейский парень он, как говорят, “быстро вошел в коллектив”. Егоров — угрюмый, стеснительный имеет меньше шансов быть принятым. Но опытный сыщик Ульян Жур за внешней замкнутостью и робостью видит задатки хорошего, умного и, главное, человечного профессионала будущего. Повесть заканчивается тем, что оба стажера приняты в угро. Автор эту тему не продолжил. Но надо быть великим провидцем, чтобы знать, что пути двух молодых людей в 37-м резко разойдутся: один из них станет палачом, другой — жертвой. Скорее всего, станет жертвой и их учитель. Павел Нилин не ходил в гениях пера. Он был мастит, признан, но далек от литературного генеральства. Но даже если бы кроме “Жестокости” и “Испытательного срока” из-под его пера не вышло бы ничего, все равно в литературе бы остался глубокий след. Прекрасная проза не только остросюжетна, она еще и содержит “чистое, тонкое, выразительное письмо”, как к концу жизни выразился сам автор.

Ленинградец И.Меттер ни в чем таком остросюжетном не замечен. И тем не менее, из-под его пера вышло несколько ярких милицейских вещей. Все помнят фильм “Ко мне, Мухтар” с Л.Никулиным. Родился фильм из маленькой повести “Мухтар”. Позднее И.Меттер писал, что познакомился он с историей Султана (в будущем — Мухтара) в ленинградском криминалистическом музее. “Испытывая острую и стойкую неприязнь к детективной литературе, я остался равнодушен…”. Но позднее, узнав подробнее историю пса, Израиль Моисеевич создал повесть и киносценарий. Подвиги собаки и ее проводника были настоящими, имена — вымышленными. Милиции были посвящены и еще несколько вещей: повесть “Алексей Иванович”, в которой старый сыщик Городулин не торопясь, спокойно делает свое дело. Делает до тех пор, пока не узнает, что его хотят отдать под начало плохому человеку и плохому сыщику Лыткову. Рапорт об отставке комиссар рвет. А “Городулин старался не думать о своем разговоре с комиссаром, чтобы уберечь себя от немедленных выводов, но чувство досады на себя точило его душу”.

Кажется, нет ничего розыскного, криминального в повести, но герои ее — милиционеры — запоминаются надолго. Так же, как хорошо врезается в память старый судья Иван Иванович Байков из повести “Судья” В.Померанцева, тихо умирающий в одном из дальних районных центров. В повести нет засад и погонь, есть только мудрый немолодой человек, который всю жизнь был предан своему делу.

“ — Иван Иванович от операции отказался, — сказал хирург.

Мы помолчали, а он сказал:

— Я не настаивал… он судил чужие жизни, знает, как распорядиться собственной…”

Здесь уместно вспомнить слова одного из писателей о том, что писатель не сделает ни одного открытия, если у него нет запаса биографии… У Владимира Померанцева прочный запас. Он — юрист, газетчик, участник войны. За двадцать лет издал два десятка книг, но написал значительно больше…

Как тут не вспомнить заключительные слова: “Где бы были мы, если б он и другие Байковы не пронесли своего призвания через всю жизнь?”

Эта фраза еще вспомнится нам по прочтении цикла Липатова “Деревенский детектив”, опять же широко известного в народе после фильмов с участием Михаила Жарова.

В.Липатов, писатель тонкий и очень наблюдательный, создал своего Анискина на переломе деревенской жизни, в 60-е годы. По книге Анискин совсем не такой, как в кино. Он — самый толстый человек в деревне. Летом ходил в хлопчатобумажных штанах, в серой рубахе, распахнутой на седой волосатой груди, и в тапочках сорок шестого размера… Жена участкового, наоборот, была худа, голос имела тихий и ровный, глаза монгольские и, называлась, конечно, Глафирой…

Таков беглый портрет супружеской четы.

В принципе, писателю вряд ли так уж нужен был милиционер, думается, ему хотелось нарисовать портрет деревенской жизни, а сельский сыщик как раз пришелся кстати. Есть в повестях и засады, и погони, и преступники. Но засады и погони — не страшные и не кровавые, а преступники, в основном, свои, домашние. И тоже не очень страшные… Есть просто хорошая книга о деревенской жизни, о сельских людях, их мыслях и поступках. Кажется, что многие читатели и зрители только после Липатова поняли, каково оно, тихое деревенское житье-бытье, в котором тоже иногда кипят страсти, совершаются преступления, и вновь, — все спокойно, только мелкая рябь по воде…

Можно предположить, что милицейский (судебный, прокурорский и т. д.) антураж нужен писателю для достижения определенных литературных целей. Как здесь не вспомнить слова кинорежиссера С.Герасимова о нашумевшем в свое время фильме “Журналист”: “Нужен был человек, профессия которого связана с разъездами, сменой обстоятельств… Это мог быть врач, адвокат…”

Однако существует группа писателей, которые ставят главной задачей рассказать в своей книге о жизни и борьбе тружеников правоохранительного фронта. Там тоже детективная интрига на втором плане. Показателен в этом отношении роман А.Безуглова “Прокурор”. Городской прокурор Захар Петрович Измайлов ходит на рынок, принимает посетителей, посещает предприятия, беседует с подчиненными. На фоне этой неторопливой деятельности развивается и детективная линия: ведется следствие в связи с махинациями на одной из фабрик. Преступление вполне в духе времени: расхищение соцсобственности… Правда, прокурору малость не до того: его самого обвиняют в моральном разложении. Впрочем, все заканчивается благополучно — с прокурора сняты обвинения, а преступников, не без стрельбы, правда, задерживают. На наш взгляд, пятисотстраничный роман о том, сем, и преступлении в том числе, вполне подходит под определение производственного романа.

Интересно привести мнение Ю.Зверева, старшего важняка из генпрокуратуры СССР, автора предисловия к другому роману А. Безуглова — “Преступники”: “Роман “Преступники”, как и другие произведения Анатолия Безуглова, вряд ли можно отнести к разряду “чистого детектива”. Это скорее своего рода производственный роман, посвященный деятельности правоохранительных органов по очищению нашего общества от убийц, растлителей, взяточников и другой нечисти…”

В чем же причина такого разделения? По мнению того же Ю.Зверева, подобный роман “более многогранен, более социален, чем некоторые боевики, в которых только схватки, погони, выстрелы…” Вот как оказывается. Если роман производственный, то это не скучное назидательное чтиво, а нечто более ценное.

А “боевик” (то бишь, чистый детектив) содержит только “крутые” телодвижения… Вряд ли в этом утверждении содержится истина. “Непреклонная гражданственность” и “высокая публицистичность” окажут честь, пожалуй, статье, но никак не художественному произведению.

Между выходом в свет романа А.Безуглова “Прокурор” и повестью И.Лазутина “Сержант милиции” почти три десятка лет. Изданная в 1956 году, повесть сразу привлекла внимание читателей, была удостоена престижных премий, инсценирована и разошлась в сотнях тысяч экземпляров. Молоденький сержант милиции Николай Захаров по-своему понимает справедливость и воюет за нее и с преступным миром, и с собственным начальством. Если прокурору города воевать за справедливость, отдавая распоряжения подчиненным, легко и удобно, то сержанту милиции приходится добиваться ее собственными ногами, умом и характером.

По ходу книги И.Лазутина Николаю удается распутать сложный клубок преступлений, связанных с ограблением гостя столицы, такого же молодого парня Алексея Северцева (в те далекие 50-е и преступления были совсем не те, что нынче). Но все же, это не главная линия книги. Как пишется в аннотации, “тепло, лирично рассказывает автор о сложных человеческих чувствах — любви, дружбе”.

Но это счастливые случаи — талантливые писатели на знакомом материале создали вполне благополучные произведения. К сожалению, существует множество произведений, которые связывают с компетентными органами лишь профессии героев. Вот роман кишиневской писательницы С.Шапашниковой “В погонах и без погон”. Из аннотации узнаем, что это “остросюжетное произведение, рассказывающее о нелегких буднях милиции и о сложностях человеческих отношений в дружбе, особое место занимает в романе художественное исследование судеб трудных подростков…” Здесь, пожалуй, хоть действительно видится “художественное исследование”, а вот в сборнике “Обретение истины. Записки прокурора” А.Кузеванова из Элисты речь вообще идет “о трудных буднях прокурора и следователя” без каких-либо попыток хоть как-то литературно осмыслить рассказанное. Один за другим перед нами проходят “простые бесхитростные” рассказы, повести, в которых художественного-то — диалоги, да пейзажи… В Чебоксарах вышел сборник повестей Н.Оболенцева “Месть”, в Краснодаре — книга Г.Яковлева “Сотрудник уголовного розыска”, в Петрозаводске — рассказы об уголовном розыске “По следам невидимок” И.Бацера… Города — разные, а качество литературы немногим разнится друг от друга. Более или менее утепленные фигуры героев любят жен и детей, встречаются друг с другом, вспоминают минувшие дни, как бы между делом занимаются основной работой — ловят преступников, которых тут же пытаются перевоспитывать… Мы уже писали о том, что многие издательства, большей частью провинциальные, пытаясь хоть в какой-то мере компенсировать нехватку детективного чтения, пускали в печатный станок любую книгу, в которой хоть в какой-то степени шла речь о суде, милиции, прокуратуре. По большей части это были документальные записки, дневники, воспоминания. Иногда это получалось неплохо. С интересом читалась повесть о работе уголовного розыска в Восточной Сибири “Ребята из Угро” И.Скорина, полковника милиции, ставшего после 30 лет службы довольно известным писателем. Сборник рассказов об уголовном розыске написал старый и опытный оперативник Алексей Ефимов. Эти книги — больше о жизни, нежели о преступлениях, но они тем и интересны, что жизнь показана людьми, видевшими ее изнутри, а не со стороны…

Впрочем, мы пишем о том, что существует в реальной жизни. До тех пор, пока существует государство со своими законами, будут существовать и компетентные органы, а значит, будут выходить книги о жизни этих органов. Главное, чтобы книги эти были интересны и познавательны.

Читатель вправе спросить, существуют ли подобные нашим производственные романы на Западе. Думается, да. Характерным примером может стать “Детектив” А.Хейли. Непревзойденный мастер производственных триллеров (вспомните его “Аэропорт”, “Отель” и др. книги) мог бы стать учителем и наших мастеров и подмастерьев. Наиболее ярким примером западного криминально-производственного романа является цикл американца Эда Макбейна о 87 полицейском участке. А циклы романов об адвокате Перри Мейсоне Э.С.Гарднера? Там тоже зачастую детективная линия уступает место описанию технологии действий. Но до таких вершин у нас, кажется, не поднялся никто. Стоит сказать, что русского адвокатского романа до последнего времени вообще не существовало. Речь всегда шла о работниках милиции, суда, прокуратуры. Пролетарское государство, в основном, карало. Пагубную привычку от него переняла и народившаяся демократия. Адвокат был не нужен — этакая декоративная фигура в процессе. Правда, в последнее время, ситуация стала чуть-чуть меняться. И это уже нашло свое отражение в литературе.

Но разговор на эту тему еще впереди.

Завершая главу о милицейском (и др.) производственном романе, следует сказать, что эта литература имеет право на жизнь. Мы говорим о книгах, превысивших планку высокой литературы, ставших истинными образцами жанра. Но их, увы, мало. Больше подделок под детективную литературу. И, видимо, до тех пор, пока существует спрос — будет и предложение. Сегодня диктует рынок.

Глава 4. Политический роман? или политический детектив?

— Политика — грязное дело! — с удовольствием говаривают наши политики, погружаясь все глубже и глубже в трясину подковерных войн, борьбу компроматов и т. д. и т. п. Еще грязнее, на наш взгляд, политика международная. Так и видится, как в тени переговоров дипломатов мелькают тусклые фигуры рыцарей плаща и кинжала, то бишь — разведчиков, террористов…

Может быть, поэтому в нашем литературоведении политический роман, который в последние годы, можно сказать, размножается в геометрической прогрессии, стало принято отождествлять с политическим детективом, которых тоже ныне предостаточно.

Следует отметить, что в описываемое время политического романа (детектива) в смысле, как его понимают за рубежом, в нашей стране не было. Все, что касалось алгоритма принятия важных политических решений, деятельности высших эшелонов власти, даже малейшие детали из жизни вождей были тщательно засекречены. Впрочем, писателей этим не удивишь — опытные авторы привыкли домысливать детали, действия, разговоры. Но даже если кто-нибудь из писательского корпуса и домыслил бы какие-то решения, предваряющие, к примеру, ввод советских войск в Афганистан, разве разрешили бы ему существовавшие десять лет назад цензуры — ведомственная и общая — напечатать это?

Ведь не случайно романы Ю.Семенова, которые мы называем политическими (“Пресс-центр”, “Межконтинентальный узел”, “ТАСС уполномочен заявить”) обращены лицом к международной тематике…

Думается, следует отметить, что признаком истинного политического романа должно быть присутствие в нем интриги, связанной с неизвестным читателям механизмом принятия политических решений.

Попробуем разобраться, что есть что. По мнению большого любителя и знатока политического романа Юлиана Семенова “…В наш век человек уже не может жить без политики. Демократия — это вовлечение возможно большего числа людей в политику…” Этим и обуславливается интерес читателя к политическому, может быть, — к международному роману, где серьезные игры ведут политики: главы государств, дипломаты и, конечно же, неутомимые и малозаметные труженики спецслужб. На наш взгляд, типичными признаками романа политического могут быть широкая панорама событий, свободное перенесение действий из одной страны в другую, история этих стран… В политическом романе множество легко узнаваемых политических деталей, событий, фактов, знакомых нам по курсу истории. Авторы, имеющие доступ к закрытым или полузакрытым архивам, активно используют подлинные документы, авторы не имеющие доступа, — свидетельства очевидцев, мемуарную литературу.

Безусловно — политический роман несет в себе и авторскую позицию, которая весьма часто совпадает с государственной. Джеймс Бонд, к примеру, не щадя живота своего, борется с революционерами, которых называет по-простому — “террористами”. Эмиль Боев, напротив, борется против таких, как Джеймс Бонд… Но это уже идеологические коллизии. Если же говорить по существу, то политические романы, пожалуй, как многие другие произведения в нашей стране носили (да, и сейчас носят) охранительные функции: они защищают государственный строй, а также до последних лет занимались разоблачением “загнивающего капитализма” и, как писал, Юлиан Семенов, “защитой революции, борьбой против национализма, экспансии финансового капитала из США в Латинскую Америку…” Сегодня, наверное, можно добавить и борьбу против международного терроризма, наркомании, попыток США навязать свой диктат остальному миру и т. д. и т. п. Словом, тем у писателей, работающих в жанре политического романа, очень много. Кстати, указанный жанр имеет достаточно глубокие корни и в мировой и в советской литературе. “Первопроходцами этого жанра следует считать таких мастеров, как Алексей Толстой, Илья Эренбург, Константин Федин, Карел Чапек, Грэм Грин, Трумэн Капоте. “Тихий американец” открыл дорогу политическому роману в большую литературу второй половины XX века…”

Мы бы добавили к этому перечню и таких писателей, как Б.Ясенский, Ф.Форсайт, Р.Ладлэм, которые тоже внесли свой вклад в развитие политического романа, точнее, в одну из его ветвей.

Завершая разговор о политическом романе, как явлении современной литературы, нельзя не обратиться к фрагменту весьма интересной беседы критика Андрея Черкизова с писателем Юлианом Семеновым об идее и эстетике этой ветви творчества:

“Андрей Черкизов: Политический роман угоден времени… Формирует политическое мышление, помогает социально активной личности во времени и в пространстве. Все так. Но считаете ли вы, что ваш жанр литературы способен изменить мир?

Юлиан Семенов: Изменить — нет. Помочь — да. Если за сюжетом кроется серьезная проблематика, социальная информация, когда отстаивается традиция гуманизма, то есть защита человека от несправедливости, борьба за достоинство, за право быть самими собой, тогда я за эту литературу двумя руками… Когда же сюжет содержит лишь игру ума… Что же, может быть, это кому-то и интересно — пусть читает. Мне — нет…”

Такая позиция известного писателя не может не вызвать уважения. Но призывая чтить роман, в котором на первом месте высокие идеалы гуманизма он, хочет или нет, настолько завышает планку мастерства, что за бортом остаются десятки книг. А с этим согласиться нельзя. Полагаем, что каждая изданная книга имеет своего читателя. А с наступлением в нашей стране рыночного века ни один издатель не издаст книгу, которая не получит коммерческого успеха. Поговорим о той ветви книги, которой зачастую гарантирован успех. Речь идет о политическом детективе, который никак нельзя отождествлять со всем политическим романом.

Если политический роман в лучшем понимании этого слова означает столкновение интересов — политических, экономических, военных, территориальных двух или группы стран, то политический детектив касается одного направления в столкновении интересов, будь это розыск нацистских преступников, разоблачение банды международных террористов или поиски культурных ценностей, кои умыкнули фашисты в годы Великой Отечественной войны. Правда, несмотря на эту однонаправленность, политический детектив многолик и многогранен. Круг его тем крайне широк. И единственное требование — повествование должно выходить за пределы отдельно взятой страны, оно должно касаться международных преступлений, преступников и сыщиков. В основе политического детектива должен лежать сыск, расследования, все остальные же события, как бы важны они не были, чаще всего проходят фоном, чаще всего, объясняя значимость борьбы между сыщиками и преступниками.

В последние годы на книжном рынке зримо увеличилось количество книг на данную тематику, возрос интерес публики к политическому триллеру, детективу. Естественно, прибавилось и авторов, пробующих свои силы в популярном жанре. Это можно объяснить благоприятным стечением следующих обстоятельств:

Во-первых, страна после распада СССР медленно выходила из изоляции, рухнул “железный занавес”;

во-вторых, открытость общества привела к увеличению контактов. Мы стали чаще бывать за рубежом, к нам стали чаще ездить;

в-третьих, рухнула цензура, появилась возможности узнать то, что раньше было за семью печатями. И писать то, что раньше писать категорически запрещалось;

и, наконец, в-четвертых, открытость общества привела и к негативным последствиям: Россия быстрыми темпами вошла в сферу международной преступности. Если в США говорят о русской мафии, то в России с полным правом можно говорить о китайских, вьетнамских, грузинских и прочих организованных преступных группировках. Интерполу, который пришел в нашу страну позднее, нежели в другие страны, приходится работать все труднее и труднее.

Литература, как отражение жизни, не может не пройти мимо этих явлений. Правда, на наш взгляд, ни в коем случае нельзя принимать отечественный уголовный роман, в котором, в числе прочих, присутствуют и международные преступники, за политический детектив: в каждом действуют свои правила игры. И если “Бешеный” (“Лютый, “Меченый” и т. д.) вдруг оказались “за бугром” — это еще может быть, что-то похожее на детектив, но далеко не политика.

Существует одно общее условие для всех любителей писать на данную тему: автор должен быть хорошо знаком с предметом; по нашему убеждению трудно уловить колорит зарубежья, читая иностранных авторов или находясь в краткой турпоездке за границу. Впрочем, об этом говорят и биографии наиболее интересных творцов политдетективов: детство и юность Романа Кима прошли в Японии, Юлиан Семенов — востоковед по образованию, Леонид Колосов кроме того, что много лет был собкором “Известий” в Италии и Югославии, еще и полковник военной разведки. Андрей Левин был собкором “Комсомолки” в странах Юго-Восточной Азии… Можно сказать, что эти писатели знали, о чем писали. Чего, увы, не скажешь о некоторых других.

Если говорить об истории отечественного политического детектива, следует вспомнить многоплановые и обширные романы Николая Шпанова 40-х годов “Заговорщики” и “Поджигатели”. Наряду с конкретными историческими лицами в них действовали и советские разведчики, неустанно разоблачающие происки врагов мира. Но так как разведка и контрразведка не были главными в сюжетных линиях, вряд ли можно причислить эти книги к жанру детектива.

На наш взгляд, родоначальником отечественного политического детектива следует считать Романа Кима с его произведениями “Тетрадь, найденная в Хиросиме”, “Кобра под подушкой”, “Агент особого назначения”, “Девушка из Хиросимы”, “Школа призраков”, написанными зачастую в жанре памфлета. Серьезный вклад в развитие политического романа-детектива внес Юлиан Семенов. Следует отметить, что произведения; этого выдающегося мастера детектива можно расставить на три полки: туда, где хранятся криминальные романы (“Петровка, 38”, “Огарева, 6”, “Противостояние”, “Тайна Кутузовского проспекта”), исторические детективы (та часть “Политических хроник”, в которой речь идет об эпохе Гражданской и Великой Отечественной войн и т. д.), и собственно политический роман-детектив. На последнем следует остановиться особо. Прежде всего отметим, что сам автор категорически возражал против заявлений некоторых критиков о том, что историко-политическому роману “будто бы противопоказаны острота сюжета, свобода “вымысла” и, тем более, — элементы детектива. Они будто бы рассеивают и отвлекают читателя от главного содержания, да и писателю, в свою очередь, мешают целиком сосредоточиться на серьезном исследовании поставленных проблем, сущности характеров главных героев…” Как отмечал автор, критиков смущал жанр — политический роман, в котором криминал считался кощунственным. Но разве могли бы все десять романов политических хроник, в которых мелькали десятки действующих исторических лиц, конкретные события и достоверные документы, обойтись без Штирлица-Исаева, его друзей-разведчиков, а также противостоявших им гестаповцев и абверовцев? Конечно, нет. Только острые ситуации, созданные наблюдательным автором, приносят “хроникам” заслуженный успех.

Творчество Юлиана Семенова еще почти не изучено отечественным литературоведением. Следует ожидать множество любопытных открытий. И не только в творческой мастерской автора, но и в исследовании фактов биографии его героев. Сегодня нам ясно, пожалуй, лишь то обстоятельство, что Ю.Семенов одним из первых в отечественной литературе, да, пожалуй, и в мировой, сумел создать образ многих десятилетий на фоне непрерывного детективного действия. Вот что пишет об этом исследователь Юрий Идашкин: “Нельзя не обратить внимания на то, что во многих произведениях, относящихся к жанру политического детектива и написанных как до Юлиана Семенова, так и в одно время с ним, предметом авторского исследования становится, как правило, завершаемая в данном произведении, локальная или, точнее, искусственно локализованная ситуация. В самых удачных книгах такого рода читатель, сталкиваясь с острым, динамичным сюжетом, не мог не восхищаться мужеством и высокопрофессиональным мастерством наших разведчиков и контрразведчиков, но глобальное противостояние двух миров, малым эпизодом которого была изображенная ситуация, оказывалось как бы за рамками повествования. В книгах же Юлиана Семенова, относящихся к циклу об Исаеве-Штирлице, многостороннее изображение политической жизни, образы представителей разных классов и слоев общества… Наконец, характеристика военных действий создает столь представительную картину борьбы двух противоположных миров, что становится ясно, чем политический детектив отличается от политического романа. Разница между ними, конечно, не терминологическая, а значительно более существенная — в способе подхода к изображенным событиям…” Здесь надо вспомнить, что на счету Ю.Семенова не только “политические хроники”, но и такие первоклассные циклы и романы, как “Экспансия”, “ТАСС уполномочен заявить”, “Пресс-центр”, “Межконтинентальный узел” и др. И еще.

Ю.Семенов был не только писателем, одним из первооткрывателей политического романа-детектива, но и блестящим организатором. Он внес весьма весомый вклад в развитие этой ветви литературы, выступив создателем международной ассоциации детективной политической литературы, где превалировали писатели — создатели политических романов. Ранняя смерть помешала Ю.Семенову завершить многие интересные проекты. К сожалению, прекратилось издание сборников “Детектив и политика”, выходивших в 1989-91 годах, что-то не видно книг одноименного издательства. Влачит не очень благополучное существование основанный писателем ежемесячник “Совершенно секретно” и некоторые другие издания.

Однако при всей неоценимости заслуг Ю.Семенова перед международным сообществом авторов, пишущих на международные темы, он был далеко не единственным, кто, начиная с семидесятых годов, связал свое творчество с созданием политических книг. Нельзя не сказать в связи с этим, что политический детектив принадлежал, да, в какой-то мере и сегодня принадлежит идеологическим шорам. Это, прежде всего, книги, посвященные самым горячим темам советского времени. Это — борьба кубинской революции, горячие точки в Африке, Латинской Америке. Мы видим яркие образы пламенных борцов за свободу и противостоящие им столь же яркие, но отрицательные фигуры агентов ЦРУ и других спецслужб. Конечно, во всех случаях победа остается за революционным движением. Интересно понаблюдать за тем, как на протяжении трех-четырех десятилетий меняется предмет и тема сюжетов политических детективов. Если вначале мы читали о революциях и пламенных революционерах, то сегодня в основу положена борьба с международным терроризмом, наркоманией, киднепингом, похищением культурных ценностей. А героями стали сотрудники Интерпола, национальных охранных спецслужб — ЦРУ, ФБР, ФСБ, внешних разведок и других. Большинство политических детективов невелики по объему, ибо затрагивают какие-либо локальные события. Поэтому, чаще всего, из них составляются сборники. С 1987 года изд. “Московский рабочий” выпускал сборники “Арена. Политический детектив”, где наряду с произведениями зарубежных писателей публиковались и повести российских авторов. Правда, после 5–6 выпусков “Арена” благополучно сгинула. В известной серии “Советский детектив”, как бы объединяющий все более или менее значительное, написанное за 70 лет, один из томов посвящен отечественному политическому детективу. Повесть Леонида Володарского “Снег из Центральной Америки” — о делах и заботах южноамериканской наркомафии. Два других произведения, вошедшие в сборник — повести — Андрея Левина “Желтый дракон Цзяо” и Леонида Млечина “Картины города при вечернем освещении” — рассказали читателю о политических коллизиях в современном Китае и Японии.

В “Желтом драконе” речь идет о знаменитой “Триаде”. Сюжетная линия “Картин города” сложнее. Здесь показано столкновение американской и японской разведок, стремящихся овладеть документами печально знаменитого 731 отдела Японской армии, который в годы Второй Мировой занимался проблемами бактериологической войны и далеко продвинулся в этом деле.

Из упомянутых писателей особо выдающийся вклад в развитие политического детектива внес Леонид Млечин. Приходится только удивляться всеохватности автора, успевающего писать повести, которые и тематически, и географически достаточно удалены друг от друга. Позволим себе привести несколько цитат из аннотаций к книгам Л.Млечина: “Специальному агенту ФБР Роберту Г. Скотту поручено выяснить некоторые обстоятельства, связанные с гибелью в автокатастрофе его коллеги. Приступая к расследованию. Скотт и не подозревал, что сумеет раскрыть целую преступную организацию…” (“Специальный агент ФБР”); “В Японии по заказу военщины разрабатывается препарат, способный превратить человека в безвольное существо. В центре схватки между американской и японской разведками оказывается инспектор Иман… (“Последнее дело инспектора Имана”); “Молодой московский писатель… рассказывает о преступной деятельности “коричневого фронта” — международной неофашисткой организации” (“Возвращение нежелательно”).

Активно работает в жанре политического романа и Виктор Черняк. Его остросюжетные повести и романы “Час пробил”, “Исход с крайними последствиями”, “Правило Лори”, “Куклы Сатила”, “Выездной”, “Человек в дверном проеме” и почти полтора десятка других изданы тиражом около двух миллионов экземпляров и, как отмечает пресса, “автора отличает умение найти нестандартный сюжет, неожиданную развязку, что помогает достичь желательного результата — оторваться от чтения невозможно”.

Любопытно познакомиться с эстетическими взглядами В.Черняка на политический детектив. Прежде всего, отвечая на вопросы репортера, В.Черняк заметил, что писать правду о нашей действительности ему не удается. Затем, отвечая на больной для многих политдетективщиков вопрос, не опасается ли он, что совершает ошибку, препарируя чужую действительность, В.Черняк сказал: “Знаменитый Джеймс Хедли Чейз написал свой первый, принесший ему славу, роман “Орхидеи для миссис Блендиш”, ни разу не побывав в США, и, однако, роман ему удался. Не думаю, что так уж важно, где кто был. Уверен, что у Алексея Толстого не было опыта личного общения с Петром I, равно как и опыта проживания в те времена… Я знаю много людей, которые жили в разных странах и не в состоянии не только роман написать или повесть, но даже крошечный рассказ…” В.Черняк замечает, что его книги проходят экспертизу даже в академических институтах. Ошибки обнаруживается крайне редко, В романе “Час пробил” на 600 страницах было обнаружено всего… две ошибки..

И еще одно крайне важное наблюдение: сегодня пришло время информационно насыщенной прозы. Короче, читая книгу, читатель желает многое узнать: нравы, обычаи, традиции, чужой обиход… Ему некогда читать “роман толщиной с бедро взрослого мужчины и узнать из него, что на свете есть любовь, ненависть, предательство, неблагодарность и прочее. Читатель и так давно это знал…”

Как говорится, за примерами далеко ходить не приходится. Подобной информативностью обладают три коротких повести Гавриила Петросяна, объединенные под общей обложкой “Убийство в отеле Диоген”, объемом всего 5,5 печатных листов. Но на этой небольшой площади разместились повести, из которых читатель узнает о “работе” пиратов в южных морях, о расследовании загадочного исчезновения корабля и таинственном; убийстве в гостинице…

В конце 80-х — начале 90-х годов XX века “Политиздат” и “Советская Россия” один за другим выпускали в свет сборники политических детективов — “Кровь на черных тюльпанах”, “Столкновение”, “Светотени” и другие. Наряду с уже известными традиционными темами читатели знакомились и с повестями, посвященными только что прошедшим, еще дымящимся событиям.

Афганским событиям посвятил свою повесть “Светлее лазури” Александр Проханов. Несколько неожиданной, на наш взгляд, тематике — поспешному, похожему на бегство, выводу Советских войск из Восточной Европы — посвящен роман Владислава Виноградова “Персона нон грата”. Оказывается, и это вполне мирное и цивилизованное действо окружено детективными событиями, противоборством спецслужб и просто — происками коррупционеров.

Хотелось бы назвать имена еще нескольких авторов, связанных с созданием политических детективов. Корреспондент “Известий” Леонид Колосов много лет проработал в Италии и Югославии. В повести “Прощайте, господин полковник!” действует натовский разведчик Ингвер Росс, фигура тоже новая для русского детектива. Но, учитывая приближение НАТО к границам России, кажется, нам еще не раз придется встречаться с натовской разведкой. И не только на страницах книг. Владимир Михайлов и Виктор Притула на страницах повести “Для убийства зарезервирована суббота” провели собственное расследование малоизвестных страниц работы американских спецслужб, таких, к примеру, как разжигание” национальной розни.

Известные авторы криминальных повестей Лариса Захарова и Владимир Сиренко отступили от собственных правил и создали многоплановый политический роман “Игра легковерных”, где вперемежку описаны дипломатическая борьба, подковерные схватки разведок, истоки зарождения Второй мировой войны, выведены реальные исторические фигуры XX века… Роман вполне можно было причислить к ведомству историко-политического, если бы в центре его не стоял советский разведчик…

Анатолий Крым в повести “Заложники отеля “Европа” пишет о таком актуальном сегодня явлении, как международный терроризм. События развиваются в одном из европейских городов, где группа террористов захватила в качестве заложников группу граждан из разных стран.

Особняком на полке политических детективов, видимо, встанет повесть Владимира Савельева “Публикации не подлежит”. В книге нет происков разведок, головокружительных планов и прочих атрибутов борьбы. Автор вдумчиво исследовал темные пятна в биографии сэра У.Черчилля и пришел к выводу, что этот выдающийся герой современной истории вел двойную жизнь и двойную игру. Изучением обстоятельств занимается герой книги, журналист Рей Торр.

Завершая разговор о судьбах и проблемах жанра в нашей стране, хочется предостеречь творцов от желания гордо именовать всякое произведение, содержащее что-либо заграничное, “политическим детективом”.

К сожалению, это довольно распространенное явление. В уважаемом журнале “Аврора” напечатан “политический детектив” Александра Шалимова “Цезарь, наследник Цезаря” — о некоей организации “Отрог”, цитадели неонацизма. Сам автор признается, что он хотел написать научно-фантастический рассказ, но материала оказалось больше… Но причем здесь политический детектив? Документальный пересказ событий “Уотергейского дела”, опубликованный в “Человеке и законе” Сергеем Лосевым и Виталием Петрушко “Мышеловка для президента”, тоже обозначили как “политический детектив”. Здесь нет ни героев, ни сюжета, ни динамичного действия, ни расследования… Одни цифры и факты.

Конечно, рубрика “политический детектив” придает вес повествованию: публика любит детективы, тем более, политические. Но частое повторение того, что не соответствует истине, может вызвать девальвацию жанра.

А, между тем, сегодня на пороге веков активно развиваются международные связи, контакты людей. На наш взгляд, следует ожидать своеобразной вспышки появления политического романа и связанного с ним политического детектива. Не стоит мешать этому явлению.

Глава 5. Детектив + фантастика. Что в итоге?

Такому синтетическому литературному жанру, как фантастический детектив, в нашей критической литературе совсем не повезло. В столь емких исследованиях научной фантастики, как книги А.Бритикова “Русский советский научно-фантастический роман” (М., 1970) и В.Ревича “Перекресток утопий” (М., 1998) этот термин вообще отсутствует. У А.Бритикова глухо говорится о связи приключенческой литературы с фантастической. У В.Ревича анализируется несколько книг, которые можно бы отнести к упомянутому жанру… Впервые словосочетание “фантастический детектив” мы встречаем в послесловии к роману “В институте времени идет расследование”, изданном в 1973 году, которое авторы романа Ариадна Громова и Рафаил Нудельман назвали “О фантастическом детективе, о свойствах времени, о двойной логике и о многом другом…”

В 1988 году в серии “Зарубежная фантастика” издательства “Мир” вышел сборник “Ночь, которая умирает”, куда, как отмечалось в аннотации, вошли “научно-фантастические произведения, написанные в жанре детектива”. И, наконец, в сборнике произведений зарубежных авторов “Обнаженное солнце”, изданном в Минске в 1990 году, речь опять идет о фантастическом детективе. Об этом жанре пишет известный литературовед и критик Роман Арбитман, участник дискуссии о судьбах детектива в “Литературной газете”. Он справедливо отмечает, что двойное название этого вида литературы дает лазейку нерадивым авторам: когда их обвиняют, что детективом в их книгах и не пахнет, они заявляют, что писали фантастику, когда же отмечают отсутствие какого-либо сносного фантастического сюжета, авторы говорят, что они писали детектив.

В справедливости этого замечания нам удалось убедиться при чтении длинного ряда книг, которые в той или иной мере пытаются присвоить гордое звание “фантастический детектив”. Тянут же на него, быть может, один-два десятка произведений из сотни книг советских фантастов.

Попробуем разобраться, что же представляют собой произведения, которые можно отнести к жанру фантастического детектива. Этим же вопросом задаются и авторы предисловия к сборнику “Обнаженное солнце” Геннадий Ануфриев и Станислав Солодовников: “…Известна феноменальная популярность и детектива, и фантастики. Но что же такое они вместе? — пишут они. — Смешение жанров или новый жанр? Чего больше в этом гибриде: детектива или фантастики? Можно сказать, что это прежде всего фантастика, поскольку здесь имеются все необходимые ее атрибуты: необыкновенные открытия и изобретения, космос, путешествия во времени, другие цивилизации и т. д., лишь втиснутые в рамки детективного сюжета (и тогда правильнее было бы говорить “детективная фантастика”). Но можно ведь сказать и по-другому: это обыкновенный детектив, поскольку присутствуют все его признаки: преступление, сыщик, поиск преступника, объяснение загадки и т. п., только дополненное фантастическими реквизитами”. И далее, как отмечают А.Громова и Р.Нудельман, — “для того, чтобы доходчивей ответить на вопрос, что такое фантастический детектив, мы начали подыскивать его конкретные образцы в литературе. Это оказалось делом отнюдь не легким. За время работы над романом мы хорошо поняли, почему этот замечательный жанр так скудно прижился в литературе. Дело в том, что когда пишешь фантастический детектив, приходится следовать двойной логике. Ведь герой детектива раскрывает преступление и находит преступника на основе анализа фактов и строгих логических рассуждений. Из малозаметных, второстепенных деталей он строит сложную и хитроумную цепочку догадок, которые в конце концов помогают воссоздать подлинную картину происшествия… В фантастике герой попадает в необычные, странные, иногда страшные условия, и главным его оружием являются опять-таки логические рассуждения… он постепенно, шаг за шагом приходит к пониманию сущности происходящего, совершает научное открытие или просто находит необычный, но логически обоснованный выход из предложенной необычной ситуации… В фантастическом детективе действует двойная логика. Ведь преступление здесь непременно связано с каким-то фантастическим научным открытием. Поэтому следователь вынужден тут рассуждать как ученый, а ученый как следователь…”

На наш взгляд, подмечено верно. Но, давая объяснение происшедшему в институте времени, где совершено преступление, авторы напустили столько научного тумана, что пробраться через него могут только хорошо подготовленные читатели. Впрочем, это беда многих писателей-фантастов, которые в пылу своих описаний очень часто забывают, что среди читателей — не только младшие научные сотрудники (МНС) и инженеры, но и мореплаватели, и плотники, и даже — домохозяйки…

Впрочем, это, пожалуй, дело вкуса. А фантастический детектив, коль он существует и даже признан, следует как-то классифицировать. Классификаций может быть несколько. Полагаем, что в самом широком смысле понятий следует, на наш взгляд, принять примерно следующую классификацию:

1. Романы-утопии;

2. Фантастические произведения, в которых криминально-детективная тема является побочной;

3. Собственно фантастический детектив;

4. И, наконец, мистические романы, которых в последнее время появляется все больше.

Об утопиях особо говорить нечего. Кажется, время их прошло. Сегодня мы гораздо менее романтичны, более прагматичны, чем лет 60 назад. Мы свели бы советские утопические романы к двум направлениям: “Если завтра война”… и о коммунистическом будущем. Перед Великой Отечественной одна за другой вышли в свет военные утопии о будущей войне: романы Л.Леонова “Дорога на океан”, П.Павленко “На востоке”, Н.Шпанова “Первый удар”. Нарисованные на страницах этих книг картины первых дней войны резко разошлись с реальными событиями июня 1941 года. Более того, они настраивали читателей на какую-то шапкозакидательную войну. Не случайно политрук Синцов из “Живых и мертвых” К. Симонова приглашал автора “Первого удара” хотя бы на денек на Бобруйское шоссе… Автор угадал лишь одно — нашего будущего противника.

Вторая группа утопий — более безобидная. Она повествует о коммунистическом будущем. Если в военных утопиях картины светлого будущего уходили на второй план, то в утопических романах, начиная с небольшой вещи 20-х годов — повести В.Итина “Страна Гонгури” и завершая крупными многоплановыми романами и повестями, рассказывающими о будущем — книгами А.Беляева, романами “Пылающий остров” А.Казанцева, “Туманность Андромеды” и “Час Быка” И.Ефремова и многих других рассказы о прекрасном будущем были основой сюжета. Сегодня многие из них вполне можно отправить в макулатуру. Другие — важны как литературные памятники эпохи…

Если говорить о научно-фантастических произведениях, где эпизодически мелькают шпионы, бандиты и просто — нехорошие люди, то надо отметить, что без отрицательных героев редко обходится какой-либо роман или повесть. Давайте вспомним мать-патронессу советского детективно-приключенческого романа Мариэтту Шагинян с ее “Месс-Менд” с антигероем профессором Хизертоном (он же капитан Грегуар, он же — нечто, плохо воспринимаемое под кличкой Чиче). Уместно вспомнить авантюрно-фантастические романы 20-х лет В.Гончарова (“Долина смерти” и др.), где в большом количестве действовали “красные пинкертоны”, диверсанты, вредители и т. д. В 50-е годы романы приключенческой тематики густо заселили вражеские шпионы. Такими были Горелов в “Тайне двух океанов” Г.Адамова, Вельтиганс в “Пылающем острове” А.Казанцева, бизнесмены-гангстеры в “Продавце воздуха”, рабовладельцы в “Человеке-амфибии” А.Беляева.

В советской фантастике выработался определенный стереотип врага. Как правило, вражеский лазутчик, диверсант был лишен всяких человеческих чувств — жалости, сострадания. Он алчен, нагл, хитер и расчетлив. Надо отдать ему должное — он хорошо, профессионально подготовлен. Естественно, в конце концов враги терпят поражение, но успевают принести положительным героям немало неприятностей. Существует еще одно обстоятельство, которое повлияло на состояние всей научно-приключенческой и детективной отрасли литературы. “В нашей фантастике существовал и может быть благополучно сдан в макулатуру… многочисленный подвид, о котором волей-неволей приходилось не раз вспомнить… Это были книги, в которых авторы вели “бой кровавый, святой и правый” с империализмом. Империализм обыкновенно воплощался в облике какой-нибудь страны, иногда конкретной, чаще всего США…” — пишет А.Ревич.

По мнению автора, чаще всего, такой прием приводил к откровенной халтуре, хотя и среди многочисленных “антиимпериалистических книг” есть добротные произведения. Чаще всего сюжет сводился к тому, что научное открытие попадало в руки поджигателей войны, которые, естественно, хотят им воспользоваться. Иной раз ценное открытие делается империалистическим ученым-маньяком или коллективом ученых маньяков. Если не остановить его или их вовремя, мир может постичь катастрофа. Вспомним, к примеру, “Голову профессора Доуэля” А.Беляева или “Человек под копирку” З.Юрьева, где доктор Грейсон изобрел способ “выращивать человеческие копии и даже создал склад запасных частей”.

Появление врагов разных мастей, ученых-маньяков и прочих обостряло читательское восприятие, оживляло сложное наукообразное повествование. Но, повторяемся, детективная линия не была главным в этой группе научно-фантастических произведений.

В полной мере оно проявилось в сравнительно небольшом числе книг. Если говорить о зарубежной фантастике, то в библиографии, составленной А.Кашириным, в XX веке полсотни авторов создали едва ли не полторы сотни романов, повестей, рассказов, отвечающих требованиям детектива и фантастики. Что касается российских авторов, то весьма условно истинными детективами можно считать едва ли два-три десятка повестей, может быть, чуть больше.

Как уже писалось, большинство отечественных фантастических детективов построено на зарубежном материале. Оно и понятно: так безопаснее и говорить можно значительно открытее. Там, “за бугром” живет много плохих людей, и судьи продажные, и ученые — маньяки, и военные, полные планов завоевания мира, в их лабораториях разрабатываются опасные, способные погубить, в лучшем случае — поработить человечество. В “Синих людях” Павла Багряна процветает “киднеппинг”. Но детей похищают не ради выкупа, а для переделки — на острове Холостяков существует купол, где живут люди-дети, переработанные в синих послушных роботов.

В повести все как в настоящем детективе. Комиссар Гард и его помощники — частный сыщик Таратура, журналист из газеты “Все начистоту” Честер шаг за шагом, преодолевая множество препон, с риском для жизни ведут поиск истины. Им противостоит жестокий генерал Дорон, ученые-машины. В конце концов расследование успешно завершено, и правда побеждает… В широко известном романе того же автора “Пять президентов” действуют те же герои. И идея несколько напоминает предыдущую: речь вновь идет о порабощении людей, только на этот раз используется несколько иное изобретение, сейчас бы сказали, клонирование людей. Кроме того, можно меняться лицами. Можно создать точную копию человека, только обладающую другими качествами. Двойник послушнее, жестче, нежели оригинал. На страницах романа пять раз происходит смена лиц, причем один из героев — Швейцер Остин так и остается облаченным в тело исчезнувшего профессора Гренгера. Иногда герои повествования собираются вместе и, как пишет автор, “все они в разной степени узнавали друг друга, но все молчали: “Молчи, даже если хочешь говорить, и будь слеп, даже если хочешь видеть”.

Снова за рубежом, видимо, в США, происходит действие приключенческо-фантастического романа Игоря Подколзина “Когда засмеется сфинкс”. И ученый здесь имеется. Только не зловредный маньяк, а вполне положительный Роберт Смайлс, открывший новый источник энергии. А так как он пользуется своим открытием не совсем в мирных целях, раздевая догола богатых людей на званых вечерах, начинается расследование, которое ведет частный сыщик Френк Грэг не без поддержки бандитской группы Майка-черепа. Грэг выходит на след, находит ученого, но последний погибает, унося с собой в могилу и изобретение.

Чтение произведений, которые в той или иной мере можно отнести к фантастическому детективу, наводит на мысль, что рассказы о тех, кто “там”, получаются у наших фантастов гораздо интереснее, нежели повествования о тех, кто “здесь”. Здесь — и бандиты “не те”, и маньяков почти нет, и военные не такие агрессивные…

Вот в романе “В институте времени идет расследование” А.Громовой и Р.Нудельмана в институте времени погибает один из сотрудников. Следователь Александр Линьков пытается понять, что имеет место — убийство или самоубийство? С другой стороны к расследованию подключается соратник погибшего — младший научный сотрудник Валентин Тещин. На протяжении почти 350 страниц неторопливо развивается действие. В конце концов выясняется, что никто не погиб, просто “погибший” воспользовался машиной времени — хронокамерой, и переместился на пару лет вперед, а затем благополучно вернулся.

Как написали авторы в послесловии, “законы избранного нами жанра требовали, чтобы преступление совершалось с применением научно-фантастических средств…” Главная идея, что следствие будут вести два равноправных главных героя, и они будут соревноваться. “Чтобы никто не имел форы, мы решили, что каждый получит право на следующий ход только после хода другого”… Прекрасная идея, но, на наш взгляд, реализована была неудачно. А вот в повести Мих. Емцова “Бог после шести. Притворяшки”, несмотря на обозначенный жанр, вообще ничего фантастического нет. Бандит по кличке “Кара” на мистико-религиозной почве объединяет вокруг себя молодежь (“Притворяшки”) и уводит ее далеко в тайгу. По пути группа распадается. Преследуемый милиционерами и охотниками “Кара” погибает. Обманутые им юноши и девушки еще долго приходят в себя. Ни фантастики, ни почти детектива.

Повесть Вл. Савченко “Туник” имеет мрачноватый подзаголовок “Философский детектив в четырех трупах”. Дальнейшее чтение позволяет выяснить, что с небольшими промежутками один за другим умирают директор института теоретических проблем Тураев, его заместитель Загурский, ученый секретарь института Штерн. Молодой следователь прокуратуры Станислав Коломиец, ведущий расследование, теряется: все трое скончались от сердечной недостаточности, видимых признаков насильственной смерти нет. Но почему же уходят один за другим вполне благополучные ученые? Идет упорный поиск. Но в конце повествования свет на трагедию проливает молодой ученый Борис Чекан. Оказывается, что существует такое понятие, как психическая травма. И гибель немолодых ученых произошла в результате “воздействия информации на человеческий организм”. Об этом ни мы, читатели, ни следователи как-то не подумали. Завершает автор повесть тоже в игровом тоне. “А где еще один труп? Было обещано четыре. Деньги обратно!” Оказывается, есть и четвертый… Через 41 год скончается и Борис Чекан, простудившийся на рыбалке. Такие вот дела…

При чтении массовой фантастико-приключенческой литературы, убеждаешься в том, что при известном упорстве, полете фантазии, помноженным на талант, из под пера выходят не расслабленные и наукообразные ужастики, а по-настоящему интересное и, как говорят, полезное чтение. Чуть подробнее остановимся на повести одних из лучших наших фантастов — бр. Стругацких — “Отель у погибшего альпиниста”. На наш взгляд — эта повесть, как нельзя лучше подходит к определению “классический фантастический детектив”. Здесь есть все, что требуется для полноценного произведения в жанре “преступления в замкнутом пространстве”: убийство, тайна, расследование, которое ведет не очень далекий, но честный полицейский инспектор Глебски. В маленькой, отрезанной от внешнего мира снежной лавиной, альпийской гостинице происходят странные необъяснимые явления, заканчивающиеся преступлением. Повесть, как свидетельствует аннотация к одному из изданий “посвящена одной из наиболее популярных проблем, привлекающих внимание в эпоху НТР — проблемы контакта с неземными цивилизациями”. Впрочем, читателю эта сюжетная линия ничем не интересна, да и прорисовывается она лишь в конце книги. Как говорит один из героев: “Никаких вурдалаков. Никакой мистики. Сплошная научная фантастика. Мозес — не человек, инспектор… Мозес и Луарвик — это не земляне…”

По мнению знатока научной фантастики Всеволода Ревича “…“Отель” вполне может быть объявлен лучшей вещью Стругацких… Приглядитесь с каким тщанием воссоздана обстановка, — пишет критик, — вокруг и внутри маленькой высокогорной гостиницы… Мы видим и снежную долину, и интерьер гостиницы, и каждого ее обитателя с фотографической четкостью, словно под самым режущим глаза горным солнцем, которое освещало заключительную сцену драмы, разыгравшуюся с инопланетянами, не сумевшими вовремя сориентироваться в земных неурядицах…” При неизменном читательском интересе к “Отелю” повесть несет в себе и определенный философский смысл. Авторы задаются вопросом: а готово ли человечество и отдельные его представители к разным неожиданностям, которые в современном быстро меняющиемся мире могут возникать мгновенно. И еще. Тупой полицейский служака инспектор Глебски, слепо повинующийся букве закона, допустил гибель представителей внеземной цивилизации. Но если служитель правопорядка каждый по-своему будет трактовать законы, что будет, в конце концов, с личностью, страной, миром, наконец?

Еще одним удачным образцом фантастического детектива, на наш взгляд, следует признать роман Зиновия Юрьева “Полная переделка”. Этот плодовитый автор создал множество научно-фантастических произведений, в том числе и с детективными сюжетными линиями. Но, пожалуй, только “Полную переделку” можно признать детективом в полном смысле этого слова. Владелец адвокатской конторы Рендом приглашен защищать главу фирмы “Игрушки Череро”, обвиняемого в убийстве. И хотя в уголовном процессе Рендому не удается доказать невиновность Череро и тот приговаривается либо к смертной казни либо к полной переделке (изменение характера — на то и фантастика!), адвокат на свой страх и риск предпринимает полное смертельной опасности расследование и выясняет, что Череро невиновен и стал жертвой заговора. Заговора, в котором замешаны и олигархи, и ученые, и продажные полицейские… Тема зловещих открытий, сделанных учеными маньяками, как мы уже говорили, давно не нова в фантастической литературе. Но в данном случае все очень уместно входит в ткань повествования. Жаль, правда, что концептуально книга, несмотря на интересное изложение, не выходит за рамки обличения загнивающего капитализма, что не выделяет “…переделку” из длинного ряда отечественных научно-фантастических обличений “их образа жизни”.

К фантастическому детективу в какой-то степени примыкает и мистический роман, точнее, та его часть, где ведется хоть какое-то расследование. В материалистической Советской России мистике с ее тягой и потусторонним необъяснимым явлениям само собой не везло. Нам удалось найти лишь несколько авторов и очень немного произведений, в которых хоть в какой-то степени мелькает элемент мистики. Хотелось бы сразу оговориться, что, на наш взгляд, никак не следует отнести к мистическим произведениям те рассказы, повести и романы, в которых авторы из-за отсутствия игры воображения, чувства меры или неумения логически мыслить решение сложных загадок отдают потусторонним силам, которые то озаряют следователя, то каким-то немыслимым образом представляют в его распоряжение неопровержимые доказательства, то помогают преступнику скрыться… Это не настоящий детектив, да, пожалуй, и не настоящая мистика. Не случайно американский писатель Рональд Нокс в “десяти заповедях детективного романа” уже во втором пункте записал “как нечто само собой разумеющееся исключается действие сверхъестественных и потусторонних сил”.

В Советском Союзе мистика не только не приветствовалась, но и запрещалась. Как писал автор многих нашумевших романов Еремей Парнов “Запрещено было писать обо всем, что может быть истолковано как мистика”.

Однако самому Еремею Иудовичу и в то суровое время удавалось и писать и печататься.

Пальму первенства в советской мистической литературе следует отдать Алексею Толстому с его “Графом Калиостро”, где он вдоволь напотешался над теософией… Ну, а затем — четыре десятка лет молчания. До прихода в советскую литературу Е.Парнова. Как считает сам писатель, он был самым мистическим писателем поколения. Как полагают журналисты, Е.Парнов был едва ли не единственным писателем в застойное время, которому разрешалось писать на закрытую тему. Как писал журналист “Комсомолки” М.Рыбаков: “Е.Парнов — живая легенда фантастики 70-х и 80-х, автор книг о восточных религиях и мистике: “На игле времени”, “Боги Лотоса”, “Трон Люцифера”. Некоторые считают его колдуном и астрологом…”

На самом деле Е.Парнов, если так можно сказать, был самым продвинутым писателем поколения 70-х и 80-х годов. Во многих романах писателя очень сильна детективная линия: совершаются преступления, идет их расследование, раскрываются тайны, делаются открытия… Давайте вспомним такие захватывающие книги, как “Ларец Марии Медичи”, роман с элементами мистики, переносящий читателя в глубины истории, “Третий глаз Шивы” — о полной загадок истории бесценного алмаза, украденного еще в XI веке. Наконец, роман “Мальтийский жезл”, — об истории расследования загадочного исчезновения ученого-химика… Особенно Парнову нравится мистика восточных религий. Писатель работает оперативно, быстро поспевая за ходом событий. Прозвучала, к примеру, скандальная история секты “АУМ Синрике” и достаточно быстро появляется роман “Секта”, где бывший офицер спецотряда КГБ вступает в борьбу с религиозной сектой, желающей захватить власть над миром… Один за другим выходят в свет новые романы Е.Парнова — “Сны фараона”, двухтомник “Властители и маги” и, наконец, пожалуй, самое продвинутое произведение писателя — “Бог паутины: роман в интернете”. Глобальная информационная сеть, охватившая весь мир, таит в себе неизученные возможности. Здесь — и хитро закрученный сюжет, и интрига, и трудно предсказуемые виртуальные последствия…

На наш взгляд Е.Парнова можно признать сегодня крупнейшим писателем — родоначальником российской мистической литературы, в настоящее время бурно развивающимся. Отдавая должное этому плодовитому автору, издательство “Терра” выпускает десятитомник произведений Е.Парнова. Немало не преувеличивая, следует сказать, что книги этого писателя проложили дорогу современному мистическому роману, который сегодня, можно сказать, вполне благополучен, издается и переиздается в сериях “Русское fantasy”, “Война миров”, “Абсолютное оружие”, “Мистики и провидцы”, в некоторых других. Впрочем, современная литература станет предметом исследования чуть позже; тогда нас будут, прежде всего, интересовать детективные линии в современном мистическом романе. Забегая вперед, можно предположить, что в наши дни мистические произведения с детективными сюжетами, значительно опережают по своему уровню нынешнюю научно-фантастическую литературу.

Глава 6. Этот экзотический “исторический детектив”…

Соответствует ли он реалиям настоящей истории?

Один из участников давней, но памятной дискуссии о цене успеха детектива, говоря о развитии жанра в стране, дал такую оценку предмету нашего исследования: “Бурный расцвет жанра породил и такие экзотические плоды…” (речь идет об историческом детективе). Мы не согласились с автором: исторический детектив не так уж экзотичен в литературе бывшего Советского Союза, а ныне — России. Пожалуй, он более распространен у нас, нежели в других странах, даже таких, где жанр развивается давно и плодотворно. Вспоминается, пожалуй, лишь цикл романов Роберта ван Гулика о древнем китайском судье. Вот это уже, действительно, экзотика!

В нашей стране исторический детектив давно и успешно развивается, рождая все новые и новые разветвления. Действительно, древняя, новая, новейшая история России, республик бывшего Союза, содержит множество “темных пятен”, насыщена событиями, дающими пытливому исследователю богатейшую пищу для обобщения и осмысления, творческих поисков и интересных книг… Чем, впрочем, и пользуются наиболее продвинутые авторы.

По нашему мнению, произведения детективно-исторического жанра можно классифицировать по периодам исторического развития страны. Прежде всего это:

а.) Повести и романы, повествующие о дореволюционной истории России;

б.) Романтико-революционные произведения, посвященные революции и гражданской войне;

в.) Сравнительно немногочисленные книги, посвященные периоду развития страны до начала Великой Отечественной войны; г.) И, наконец, книги о войне, которые написаны в последние десятилетия, когда события войны и первых послевоенных лет уже стали историей.

Не будем забывать, что достоянием российской публики в последнее время стали исторические произведения, созданные за рубежом, в эмиграции (Р.Гуль, Б.Савинков, А.Авторханов). А ставшие доступными читателю книги о лучших российских сыщиках подвигли и современных литераторов на подвиги во славу истории российской империи.

Итак, что мы имеем в активе? Если говорить о книгах, посвященных истории России дореволюционной поры, то здесь книжная полка весьма небогата. Некоторые авторы занимались исследованием лишь отдельных темных пятен в истории страны. Глеб Голубев, к примеру, вновь (в который раз уже) попытался коснуться загадочной истории, связанной с попыткой капитана Мировича освободить томящегося в заключении императора Петра III. Тема весьма интересная и, на наш взгляд, вполне достойная “крутого” детектива. Однако повесть “Шлиссельбургская Нелепа” ставит больше вопросов, нежели ответов… Не однажды братья-писатели брались за глубокие темы, грозящие вылиться в интересное детективное произведение. В разных сборниках мы читаем то о скифах, то о необычных аномальных явлениях, но, увы, пожалуй, в увлекательное остросюжетное произведение ни одна из этих тем так и не вылилась. Тем не менее, предмет для разговора имеется.

Современникам до сих пор не дают покоя лавры дореволюционных писателей, описывающих подвиги российских Шерлоков Холмсов. То там, то сям появляются книги, переваривающее славное прошлое указанного сыщика в разных вариациях.

В “Архиве сыскной полиции” Эдгара Хруцкого замечательный сыщик Александр Бахтин, вполне в духе того времени отказывается от ловли “политических”, зато с удовольствием задерживает преступников уголовных. В детективе Л.Юзефовича “Ситуация на Балканах” все крутится вокруг убийства в Петербурге австрийского дипломата. Здесь действует уже знакомый нам Иван Путилин, который играючи в два счета раскрывает преступника, тем самым содействуя смягчению международной обстановки.

Видимо, надо несколько подробнее сказать о вкладе Юзефовича в исторический детектив. Автор давно и достаточно успешно работает в этом жанре, разрабатывая тему великого русского сыщика Ивана Дмитриевича Путилина. Как сказал сам писатель, “Знаменитый в свое время сыщик Иван Дмитриевич Путилин при жизни был фигурой загадочной и легендарной: не то полицейский Дон Кихот, не то русский Лекок, и образ его безнадежно расплылся между этими двумя полюсами, реальный человек перестал существовать. К тому же за сорок лет, в которые он ловил воров и убийц, никому из газетных репортеров ни разу не удалось взять у него интервью… Я принял эстафету от Соронова и Романа Доброго со товарищи, хотя мой первый роман о великом сыщике был написан в 1995 году…” С тех пор вышли в свет “Триумф для Венеры” (“Ситуация на Балканах”), “Знак семи звезд”, “Князь ветра” и др. К несомненным литературным достоинствам можно отнести историческую достоверность, хорошую проработку деталей. Но, как нам кажется, несколько хромает политическая трактовка ситуации. И не только на Балканах.

“Пародия, растянутая на два журнальных номера, — зло характеризует роман литературный критик А.Казинцев в “Литературной газете”. — Но на кого и на что? На детективные романы, на историю или на человека, уподобленного марионетке?..” Почти такую же оценку дает другой критик, М.Путинковский, в “Книжном обозрении” другой книге — сборнику рассказов “Гений сыска — граф Соколов” Валентина Лаврова. Критик отмечает, что русский национальный гений исчерпывающе воплощен в образе титульного героя, который все время равняется на Шерлока Холмса. Правда, не всегда это получается: “Холмс меланхоличен, гений русского сыска жизнерадостен: “Соколов хохотнул”, “хохотнул Соколов”. Знакомой графине он дарит попугая, предварительно обучив его смешному выкрику “Ж…!” “Графиня радостно хохотнула”.

Между тем, Лавров создал уже шесть сборников произведений о Соколове. Вообще-то, в истории российского сыска это был второстепенный агентик. Автором же граф Соколов возведен до уровня величайшего мастера. Впрочем, это дело писателя. Дело в другом. Писателям, залезающим в дебри российской истории надо бы быть “в материале”, досконально знать все детали и тонкости того, над чем они трудятся. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что остросюжетная тема “сама вывезет”. Оказывается, иногда не вывозит…

Кроме указанных книг стоит отметить серьезную работу о российской разведке Александра Горбовского и Юлиана Семенова “Без единого выстрела”. Правда, здесь лишь обозначены темы для будущих писателей. Одна из них уже нашла отражение в романе Егора Иванова (Е.И. Синицына) “Негромкий выстрел” и “Вместе с Россией”, в которых, как писал Петр Проскурин, “военные сцены, борьба партий и группировок, махинации финансистов, забастовки рабочих и движение серых солдатских масс…” А кроме того — главный герой романа — русский разведчик офицер Соколов (не “хохотун Соколов”) и борьба разведок России, Германии и других стран. Как писал В.Ардаматский, “Негромкий выстрел” содержит интересный, малоизученный материал…”

Малоизвестные страницы истории описывает Владимир Короткевич в историческом детективе “Черный замок Ольшанский”, в котором события трехсотлетней давности пересекаются с событиями новейшей истории.

Интересный сюжетный ход для исторического детектива выбрал Юрий Кларов, композиционно объединивший главным героем — старым антикваром Василием Беловым пять новелл о локальных фактах российской истории. Читатель узнает об истории золотого пояса Дмитрия Донского, о перстне-талисмане А.С.Пушкина и о других, столь же экзотических предметах. С этой книгой сюжетно пересекаются те страницы повести братьев Вайнеров “Визит к Минотавру”, где повествуется об истории создания скрипок Страдивари.

На наш взгляд, приведенные здесь (и далее) примеры достаточно наглядно говорят, что бывает, когда авторы серьезно относятся к делу, глубоко изучают эпоху, людей ее населяющих, доводя свое внимание до деталей, на первый взгляд незначительных.

К этому остается добавить, что исторический детектив требует еще более осмысленного и глубокого внимания к сюжетной линии, нежели детектив современный. Может быть, потому-то большинство белых пятен российской истории, самые интересные ее события, факты, люди, какими бы интересными они не были, как бы настойчиво не стучались в двери авторов остросюжетных историй, так и остались без литературного воплощения. Очень многие события из древней и новой русской истории еще ждут своего осмысления и воплощения. Ведь сегодня и архивы стали открытее, и взгляд на историю — беспристрастнее. Самое время сочинителям остросюжетных историй браться за дело.

Если с дореволюционной историей ситуация весьма непроста: очень много еще не написано, а то, что написано — сделано не так, то с романтико-революционной тематикой, кажется, все в порядке. План по созданию произведений о деяниях славных чекистов выполнен и даже перевыполнен. Разрабатывая эту ветвь исторического детектива, мы обнаружили такое обилие литературы разных жанров — от многопланового романа до коротенького рассказа — что возникли даже проблемы с тем, на что обратить внимание в первую очередь. Некоторые события новейшей истории нашли отражение даже в нескольких произведениях…

В то же время известный писатель Виктор Смирнов утверждает: “Могучая русская литература с ее богатством имен и направлений приключенческой ветви не имела… Но вот что удивительно: в советские годы в нашей прозе появилась целая плеяда блестящих прозаиков, посвятивших себя приключенческому жанру, либо близким, созвучным ему по духу…

…Крепнет историко-приключенческая литература, уже имевшая определенные традиции, ее яркие представители в те (20–30 гг. — авт.) годы — Василий Ян, Михаил Зуев-Ордынец; отдают дань жанру такие мастера прозы, как Алексей Толстой, Николай Тихонов, Вениамин Каверин, Валентин Катаев, Мариэтта Шагинян, Сергей Колбасьев, Сергей Мстиславский и многие-многие другие…”.

К сожалению, надо признать, что в море книг, написанных признанными мастерами советской литературы, увы, не так и много истинных шедевров. Видимо, спрос на издание произведений революционно-романтической тематики в 60-70-е годы намного превышал предложение. Кто только не издавал подобную литературу: и “Молодая гвардия”, и “Воениздат”, и “Московский рабочий”, и “Советский писатель”…

В ежегодниках “Поединок”, “Приключения”, регулярных выпусках молодогвардейского “Подвига” шел нескончаемый вал повестей и рассказов на тему чекизма и чекистов, а также — деяний уголовного розыска.

На наш взгляд, это объясняется несколькими причинами. Во-первых, крупным идеологическим заказом на освещение чекизма во всех его проявлениях, во-вторых, самой героикой и романтизмом революционной тематики, наконец, открывшийся доступ к архивам, который появился в короткий период хрущевской оттепели. Кроме того, в 60–70 годы еще жили-были люди, которые ко всем историям и подвигам гражданской войны, ее секретным и несекретным операциям имели прямое отношение.

Правда, стоит сказать, что историко-революционная тема начала воплощаться в литературе еще в 30-е годы. В 1929-30 гг. Георгий Шилин написал первую повесть о незаурядной жизни Семена Тер-Петросяна, более известного под псевдонимом “Камо”… Позже появилось еще одно произведение на революционную тематику — повесть Ивана Клычакова “Клуб червонных валетов”, рассказывающая о малоизвестных страницах революционного движения 70-х годов XIX в. — сфабрикованному властями делу “о клубе червонных валетов”, состоящему из 60 томов. Пожалуй, именно этим и заканчивается библиография предреволюционной эпохи. Зато перелому двух эпох, периоду отечественной классовой борьбы, посвящено не менее трех десятков произведений. Особенно вырос их поток в 60-е годы, когда вынырнули из забвения некоторые запрещенные сих пор имена, стало можно писать о закрытых до сих пор операциях ВЧК. Время показало, что далеко не о всех деяниях чекистов можно было писать даже во время “оттепели”. Тем не менее, даже то, что было выдано для описания, поражало своими масштабами…

Думается, наиболее впечатляющей была операция “Трест”, которой посвящено множество произведений, наиболее интересными из которых, на наш взгляд, стали романы Л.Никулина “Мертвая зыбь” и В.Ардаматского “Возмездие”. Написанные примерно в одно время, они как бы рассматривают тему с нескольких сторон. Ардаматский делает упор на документ, что придает большую убедительность повествованию. В “Возмездии” мы читаем приказы, протоколы, отрывки газетных статей того времени… У Л.Никулина в “Мертвой зыби” развернута более широкая панорама событий в стране, в мире. Этот роман, пожалуй, можно назвать политическим. И там и там действуют одни и те же герои — Дзержинский, Менжинский, Артузов, Сыроежкин и антигерои — великие князья, ген. Кутепов, Савинков и другие… Эти два многоплановых романа положили начало буйному потоку произведений об эпохе чекизма. Общими для них было два обстоятельства. Во-первых, для чекистов их действия, как правило, заканчивались успешно, чего не скажешь о “том лагере”, во-вторых, все авторы писали, в основном не отходя от выданных им документов. Так и видится, что, знакомя писателей с пожелтевшими архивными “делами”, их сурово предупреждали: “Шаг влево, шаг вправо считается побегом и чреват лишением доступа к нашим архивам…” Если к этому добавить, что перед публикацией книга опять-таки проходила экспертизу в компетентных органах, становится ясно, почему разные авторы писали на заданную тему почти одинаково. Здесь не до разработки сюжетной линии и не до красоты стиля.

Тем не менее, существует богатая литература о подвигах славных чекистов, в основном, в 20–30 годы. После этого поток книг заметно оскудевает: “подвиги” тружеников госбезопасности в подвалах Лубянки были не столь заметны. Кроме того, все известные руководители ЧК один за другим и сами исчезали в этих подвалах. Лишь в последние десятилетия имена многих из них были возвращены. Так, из повести-воспоминания Льва Василевского “Испанская хроника Григория Грандэ” читатели недавно узнали о героической и трагической судьбе одного из непосредственных участников операции “Трест” Григории Сыроежкине. В разных книгах, написанных в разное время, мелькают имена А. Артузова, Р.Пиляра, Х.Петерса, С.Пузицкого. О той, “светлой и романтической поре” писали как известные, так и почти незнакомые читателю авторы. В дилогии, состоящей из романов “Адъютант его превосходительства” и “Седьмой круг ада” Игорь Болгарин и Георгий Северский рассказывают о жизни и борьбе чекиста Павла Кольцова. Попав в тюрьму к белым, перед лицом смерти он размышляет, “все ли правильно в его днях и годах? Что-то в прежней своей жизни, появись такая возможность, он переменил бы. Но в целом он имел право быть довольным собой…” В повести А.Королева “Страж западни”, кажется, первой и единственной у молодого автора, речь идет о поединке подпольщиков с белогвардейской контрразведкой. Цикл повестей о работе чекистов разных лет, объединенных сквозным героем Мирзо Каировым — “Четыре почтовых голубя”, “Последняя засада”, “Полковник из контрразведки” написал Юрий Авдеенко. И снова — сквозной герой. В повестях Ф.Шахмагонова “Вам лучше уехать”, “Встреча с совестью”, “Адъютант Пилсудского” действует чекист Владимир Артемьев. О сложной операции, проведенной Дончека в Ростове, рассказывают Дмитрий Морозов и Александр Поляков. Основательно пишет о работе первых дальневосточных чекистов Виктор Дудко в “романе в повестях”, как обозначил свой жанр автор, “Тревожное лето…” Известный писатель-приключенец Георгий Свиридов в романе “Дерзкий рейд” рассказывает о том, как в 1918 году чекисты пресекли действия британской разведки в Советском Туркестане. А В.Ардаматский в романе “Две дороги” обозначает пути предательства. Антигерой книги Дружиловский, бывший подпоручик царской армии преуспевал на ниве изготовления фальшивок, “обличающих “руку Москвы”, что послужило причиной кровавой расправы над коммунистами в Болгарии. Ему противостоит советский разведчик “Кейт” — Николай Крошко.

В.Ардаматский умело использует документы той поры, в частности, донесения Кейта, что придает убедительность повествованию.

К этим книгам примыкает роман Анатолия Марченко “Третьего не дано”, где действуют все те же лица. Один из главных героев, пророчески предвидя будущее, цитирует слова Аристотеля: “Из всех государственных правлений самые кратковременные — олигархия и тирания”. От себя добавим, что тиранию мы уже пережили.

Однако наиболее выдающимся мастером использования подлинных и псевдоподлинных документов был Юлиан Семенов, который так же отдал дань историческому роману о послереволюционных событиях. Как пишет исследователь творчества Ю.Семенова Юрий Идашкин, “писатель поставил перед собой задачу большой художественной сложности: исследовать личность такого человека. Богатству его внутреннего мира… писатель уделяет не меньше внимания, чем делам разведчика Исаева-Штирлица…” Цикл романов об Исаеве-Штирлице автор обозначил как историко-политический. Об их достоинствах в качестве политических романов мы уже говорили выше. Если же их рассматривать в качестве исторических… Думается, по хроникам Ю.Семенова будущие историки вполне могут изучать такие сложные и сравнительно малоизученные тему, как гражданская война на Дальнем Востоке, противостояние органов госбезопасности СССР и Германии, историю гражданской войны в Испании, сложные политические узлы, завязанные накануне нападения Германии на Югославию, а также — накануне разгрома фашистов в Европе и после Победы…

Как отмечает Ю.Идашкин, “суть исторических событий и головоломных операций разведывательных и контрразведывательных служб излагается с безукоризненной точностью и безупречной достоверностью деталей…”.

По нашему убеждению, Юлиан Семенов создал эталонные образцы исторического детектива, к которым (возможно, пока) никто еще не сумел приблизиться.

Однако, говоря об исторической объективности освещения деятельности чекистского аппарата нельзя пройти и мимо произведений, в которых соратники “железного Феликса” изображались далеко не такими уж рыцарями без страха и упрека, как изображали их еще в недавнем прошлом. Вспомним хотя бы нашумевшую в свое время повесть сибиряка В.Зазубрина “Щепка” — о репрессиях новосибирского ЧК, вывозившего “свой товар” (т. е. расстрелянных людей) грузовиками. О том же и повесть А.Тарасова-Родионова “Шоколад”. Понятно, что издание подобных книг в 20-30-е годы не могло пройти безнаказанным. На долгие годы и авторы, и их произведения были исключены из оборота…

Нелишне напомнить, что книги о подлинных и мнимых подвигах чекистов писались и издавались в большинстве республик бывшего Союза. Мы уже упоминали трилогию туркмена Рахима Эсенова. О чекистах Татарии повествует роман-хроника “Другого пути нет” Аяза Гилязов и Алексея Литвина, роман Зуфера Фагнудинова “Сквозь страх”…После плодотворного и бурного потока чекистских романов и повестей, на этом фронте наступило некоторое затишье. То есть, книги-то все еще издавались, но река заметно обмелела. Да и книги пошли другие. В начале 80-х годов одно за другим стали издаваться произведения, повествующие о деяниях чекистов в более позднее время. Николай Панев в повести “На грани жизни и смерти” рассказывает о том, как чекисты разоблачали замыслы белой армии барона Врангеля, основная часть которой после поражения в Крыму осела в Болгарии. В конце 20-х годов в Королевскую Югославию ЧК направляет своего разведчика, действующего под псевдонимом Алексей Хованский. Об этом рассказывает многоплановый роман Ивана Дорбы “Белые тени”. Действие в романе доводится до начала второй мировой войны, в которой многие белоэмигранты выступили с оружием в руках против фашизма.

Сегодня, когда многие архивы открылись исследователям, когда заговорили свидетели, живые и мертвые, появилась весьма благоприятная возможность объективно оценивать факты глазами как красных, так и белых, не оглядываясь на идеологическую и прочую цензуру. Все это теперь возможно. Но, к сожалению, новых, к тому же ярких произведений, мы пока не видим… Впрочем, разговор об этом еще впереди. Если литературы о подвигах чекистов в 60-80-е годы издавалось более, чем достаточно, то описания подвигов “людей в синих шинелях” содержится в значительно меньшем числе произведений. На наш взгляд, скорее всего, это можно объяснить большой закрытостью органов госбезопасности. Давно известно, что “запретный плод сладок”. И когда из органов появлялась рука с призывающим перстом — почти любой писатель почитал за честь заняться очередной книгой о подвигах тружеников компетентных органов. Так или почти так родилось большинство романов и повестей о деяниях чекистов. Милицейская тема тоже не ушла из зоны внимания многих писателей. Видимо, прежде всего, из-за постоянного неснижаемого интереса читателей к данной теме.

История советской милиции хранит в себе множество интересных фактов, событий, операций. В условиях тоталитаризма материалы даже о самых давних и далеко не самых интересных операциях были тайнами за семью печатями. Взять и написать книгу о работе милиции, о сыщиках, следователях и прочих ее работниках мог рискнуть далеко не каждый — была почти стопроцентная уверенность, что книга не пройдет через заслоны ведомственной и прочей цензуры, что не найдется издательство, которое осмелится издать ее и т. д.

Одной из важных особенностей советского милицейского (впрочем, чекистского — особенно) романа была его документальная основа. Автору выдавали папку с делом, и он творил в силу своего таланта, взглядов на эстетику детектива и творческих возможностей. За примерами ходить недалеко. Почти одновременно свет увидели две повести, повествующие об одном из наиболее ярких дел, раскрытых молодой советской милицией. Речь идет о знаменитой краже церковных ценностей из Патриаршей ризницы в Москве в 1918 году. Дело приобрело политическую окраску. И московскому уголовному розыску пришлось приложить немало усилий, чтобы на Волге, в Саратове задержать преступника и изъять часть краденого. Истории поиска сокровищ посвящены роман Ю.Кларова “Черный треугольник” и повесть В.Куценко и Г.Новикова “Сокровища республики”. А теперь — слово эксперту, известному писателю Э.Хруцкому:

“…В основу их легла одинаковая история… Вот здесь опять витает извечный вопрос, что же лучше: строго придерживаться документа или же дать волю авторской фантазии? Работа с документом невероятно интересна и вместе с тем опасна. Только большой мастер может так трансформировать строгую каноничность неоспоримой истины, чтобы она приобрела накал подлинной художественности. В.Куценко и Г.Новиков не смогли справиться с этим… Строгое следование фактам не позволило авторам написать лица героев, познакомить нас с их судьбами, привычками, наклонностями… На все эти вопросы дает ответ роман “Черный треугольник” (первая книга из трилогии “Розыск”; вторая — “В полосе отчуждения”, третья — “Станция назначения — Харьков”). Поднявшись над документом и расширив рамки эпохи, писатель, прибегая к художественному вымыслу, написал интересный, волнующий нас документ…”

Автор критических заметок прав: создавая художественное произведение, над писателями не должен довлеть документ, автор должен уметь подняться над ним. Может быть, именно поэтому в своих лучших книгах авторы свободно и спокойно общаются с документами. Хотя, работая над историческими произведениями, автор должен уметь искать, добиваться и широко пользоваться не только свидетельствами очевидцев, но и документами эпохи.

Вряд ли удалось создать без глубокого проникновения в события минувшего времени такие интересные книги, как “Повесть об уголовном розыске” Алексея Нагорного и Гелия Рябова, послужившую основой для создания многосерийного художественного телефильма, повесть Юлия Файбышенко “Розовый куст”, по-своему развивающую традиции знаменитых произведений П. Нилина “Жестокость” и “Испытательный срок”, одну из новых книг молодого тогда Николая Леонова “Трактир на Пятницкой”. Эти книги, столь разные и по стилю написания, и по предмету описания объединяет стиль и колорит эпохи 20-30-х годов XX века. И, тем не менее, все же это, прежде всего, — описание раскрытия преступлений, более или менее талантливо сработанное, в декорациях соответствующего периода. Однако отдельные писатели более глубоко разрабатывали сюжетную линию. Хотя сюжетные ходы достаточно часто просто лежат на поверхности. Ну что, к примеру, особого в ходе, избранном тем же Юрием Кларовым в книге “Пять экспонатов из музея уголовного розыска”, где описываются события, произошедшие с начальником Первой бригады Петроградского уголовного розыска Угольцевым и его другом искусствоведом Беловым? А между тем, книга выдержала уже ряд изданий и пользуется постоянным успехом у читателей. Однако примеров таких мало. Завершая тему библиографии исторического милицейского романа, нельзя не подчеркнуть, что это небольшая полка. Хотя книг на эту тему понемногу прибавляется. В 80-е годы увидела свет небольшая, но емкая повесть Владислава Романова “Мне больно, и я люблю”. Это рассказ о сложном труде и поиске оперуполномоченного облугрозыска Матвея Левушкина в 30-е годы. Эти годы — одно из “белых” пятен в истории советского милицейского сыска. Мы уже писали о том, что репрессивный аппарат страны был занят, в основном, поисками политических, а не уголовных врагов государства. Иной раз удавалось соединить оба вида преступлений: и политических, и уголовных. Думается, что особого желания копаться во всей этой грязи у авторов-детективщиков нет. Но можно предположить, что нас еще ждет девятый вал романов и повестей разоблачений.

Зато всегда в чести у литературного мира была тема Великой Отечественной. Мы уже имели возможность не раз коснуться проблем работы разведки, контрразведки, милиции в годы войны. Но это были книги, написанные по горячим следам событий или спустя десять, двадцать лет. Сегодня, по истечении более чем полувека после парада Победы, на многое, казалось бы, очевидное, смотришь другими глазами, с других позиций, со знанием фактов, которые многие десятилетия были засекречены. Многое, что написано о минувшей войне в наше время, уже можно отнести к разряду исторических произведений. Надо отдать должное писательскому корпусу: по нашим данным в художественной литературе в 60-80-е годы не было попыток переписать историю, поставить все с ног на голову, как в нынешней, когда к изумлению читателей оказывается, что агрессором в Великой Отечественной был Советский Союз, а генерал Власов по новейшим данным был не предателем, а освободителем… В таком случае Аркадию Васильеву пришлось бы переписать свой роман “В час дня, Ваше превосходительство”, в котором он, основательно изучив документы, пишет об истории и кончине власовского движения. И, надо сказать, что если не сочувственно, то по крайней мере, без предвзятости, что так отличает многие книги, где с первых страниц точно знаешь, кто враг, а кто — друг…

Историческая остросюжетная проза о Великой Отечественной войне делится на две точно обозначенные группы: книги о подвигах советских разведчиков во вражеском тылу и книги, повествующие о провале вражеских агентов и зачастую, связанного с ними уголовного подполья — в советском. О многих произведениях на эти темы мы уже писали. Сейчас хочется назвать те, что вышли в свет на пороге 80–90 гг.

Прежде всего хочется обратить внимание на работу недавно скончавшегося Станислава Гагарина. Этот плодовитый автор успел оставить целую библиотеку книг, посвященных подвигам советских разведчиков и контрразведчиков. В повести “Три лица Януса” наш разведчик Сиражутдин Ахмедов работает в Кенигсберге. “Повесть Ст. Гагарина “Три лица Януса” являет собой серьезное, психологически убедительное исследование многих сторон деятельности советского разведчика… С.Гагарин не рисует раз и навсегда сложившийся характер. Он раскрывает перед нами процесс становления разведчика, особенно тщательно показывая момент внедрения, натурализации Ахмедова-Вилкса. Известно, что этот момент является очень трудным и во многом определяющим дальнейшую судьбу солдат невидимого фронта…” — пишет в предисловии к переизданию книги главный маршал артиллерии В.Толубко.

Пожалуй, эти слова следует отнести и ко многим другим книгам. Нас смущает только одно обстоятельство: если внимать авторам весьма многочисленных книг шпионско-разведывательной тематики, то невольно начинаешь думать о том, что минувшую войну выиграли не солдаты, а шпионы. Ведь Ахмедов был совсем не одинок. Четверо наших разведчиков ловко действуют в тылу врага в 1944 году (повесть “Мост” Р.Самбука), через долгие мытарства попадает в нужный лагерь военнопленных советский разведчик Талызин. Немного повредив врагу, он перемещается в Южную Америку, где разоблачает бежавших сюда гитлеровцев (роман “Тени королевской впадины” Вл. Михайловского). А в “Десятом кругу ада” Юрия Виноградова вообще происходят жуткие вещи: советские разведчики успевают в последний момент взорвать бактериологический центр фашистов.

В финале произведения высокопоставленный фашист кричит: “Рейху не легче от того, какая разведка подняла на воздух бактериологический центр: английская, русская или княжества Монако…”

Не лучше обстоят дела у фашистов и в советском тылу. Весной-зимой 1942 года, в самое трудное для страны время, они пытаются создать на Северном Кавказе пятую колонну. Но советская военная разведка и охрана НКВД срывают вражеский замысел (Евг. Чебалин “Гарем Ефрейтора”, роман). Потерпев поражение на Кавказе, фашисты не унимаются. Они решили уничтожить “вождя всех народов”. Для этого в недрах Германии изготавливается специальное оружие и засылается хорошо подготовленная группа во главе с “Героем Советского Союза”. Но и эти замыслы разрушены (Р.Самбук “Фальшивый талисман”).

Несколько особняком в потоке повествования о победах советских бойцов невидимого фронта стоит тетралогия Эдуарда Хруцкого “Четвертый эшелон”, объединенная общим героем, МУРовцем Иваном Даниловым. Действие всех четырех повестей происходит в Москве военных лет, за исключением “Четвертого эшелона”, когда Данилов и его товарищи выезжали на Западную Украину. На наш взгляд, цикл, писавшийся одиннадцать лет, принадлежит к несомненным удачам автора и всей историко-приключенческой литературы о войне. Думается, основой успеха следует считать создание запоминающегося образа главного героя, который не только побеждает в каждой книге, но и терпит неудачи, теряет соратников…

Завершая разговор об историзме произведений на тему спецслужб, нельзя не сказать, что счастливая концовка очень часто подводит наших писателей. Читая документалистику, невольно отмечаешь, что в жизни все не так гладко, как у наших славных книжных героев. Разве ни о чем не говорят имена Р.Зорге, М.Маневича, членов “Красной капеллы”? А кого из книжных героев постигла участь этих разведчиков? Если не считать документалистики и книг о подлинных людях, все остальные, выдуманные герои всегда побеждают. Так в жизни бывает очень редко.

Глава 7. Особенности национальной охоты.

Детективная тема в литературе республик бывшего СССР

Мы приступаем к рассмотрению темы, которая вряд ли в ближайшем будущем станет предметом изучения критиков и библиографов отечественного детектива. А между тем, криминальный роман национальных республик 60–80 гг. прошлого века представляющий собой более или менее самостоятельную ветвь на общелитературном фоне Советского Союза, при общих, в основном, чертах имел кое-какие отличия и специфические особенности.

Прежде всего, русскоязычный читатель многим обязан издателям столиц союзных республик. Сейчас трудно с уверенностью сказать, то ли правила игры в Киеве, Кишиневе или Ташкенте были посвободней, то ли запасов бумаги там было побольше, но факт, что многие новинки детективной литературы, в том числе, написанные в Москве, Ленинграде и других городах России, выходили в свет именно там. В библиотеке автора этих строк хранится “Тарантул” В.Матвеева, изданный в Душанбе, повесть “Мы еще встретимся, полковник Кребе!” Б.Соколова, напечатанная в Ташкенте, и ряд других книг, бывших в прошлом бестселлерами, изданных вне Москвы. Надо уточнить, что в основном это были переиздания. В 70-80-е годы любители детектива и фантастики с большим трудом доставали сборники произведений этих жанров, которые серийно печатались в Кишиневе. Среди них были “Щит и меч” В.Кожевникова, двухтомник избранных произведений бр. Вайнеров и др. Надо отдать должное республиканским литературно-художественным журналам. Из года в год не выходило ни одного номера ташкентской “Звезды востока”, где не помещались бы переводы лучших образцов зарубежного детектива. Украинская “Радуга”, белорусский “Неман”, душанбинский “Памир”, молдавские “Кодры”… Эти и многие другие журналы внесли достойный вклад в развитие детективной литературы. В свою очередь федеральные издательства, как сейчас принято говорить, тоже прилагали усилия (правда, усилия-то были довольно вялые) к доведению произведений республиканских авторов до русскоязычного читателя. По долгу службы это делал “Советский писатель”, “Молодая гвардия” — в серии “Стрела”, в сборниках “Подвиг”, Воениздат — в “Военных приключениях” от случая к случаю печатали что-либо с Украины или из Средней Азии. Журнал “Советская милиция” в приданной ему библиотечке из чувства солидарности помещал кое-что переводное…

А вообще-то сами республики, и не только союзные, но и автономные, особо не полагаясь на добрых дядей, сами печатали, причем, крупными тиражами, наиболее достойные на взгляд местных специалистов произведения местных авторов, в том числе, и на криминальную тему. Многие из писателей, живущих в союзных республиках, изначально писали на русском языке, книги других переводились. Причем, во многих случаях перевод был авторизированный. Так или иначе, — все более или менее значительное доходило до русского читателя. И мы можем судить о состоянии криминальных подотраслей литературы союзных республик не понаслышке.

Читатель вправе задаться вопросом: “Чем же могут отличаться национальные литературы, собранные в едином государстве, отличающемся своим тоталитаризмом? Разве что, именами героев и названиями местности… Это так. И не так. В самом деле, во всех республиках были единые структуры подразделений внутренних дел, почти неизменный уголовный кодекс, да и преступления совершались одни и те же. И все же рискнем заявить, что определенная специфика в книгах авторов, работающих в разных республиках, а ныне — странах СНГ — есть…

Что общего в книжном деле существует между республиками? На наш взгляд, — прежде всего, значительное количество, если можно так выразиться, ведомственной (сейчас бы сказали — макулатурной) литературы. Повсеместно в большом количестве печатались сборники отчетов о славных деяниях органов КГБ, МВД на территории данного региона. Сегодня эти серые, написанные казенным языком книжки годятся разве что для архивов и музеев. В деле производства подобных изданий особенно преуспел Казахстан, где они выпускались серийно, из года в год.

Второе место в общем ряду мы бы отвели производственно-милицейским романам, которые, чаще всего, пишутся бывшими (иногда — нынешними) оперативниками, следователями и прочими лицами, имеющими отношение к правоохранительным органам. Иной раз эти повествования удачные, иной раз — нет. Но их выпущено много практически во всех республиках. И, наконец, истинные шедевры жанра, сработанные на высоком профессиональном уровне и делающие честь криминальному роману. Впрочем, обо всем по порядку.

На наш взгляд, самые глубокие корни в развитии криминального жанра имеет Украина. Не будем забывать, что один из первых шпионских романов в стране вышел в печать в 1925 году именно здесь. А в 30-е годы весь Союз читал великолепную повесть “Зеленый фургон”, созданную М.Козачинским на украинском материале. А сразу же после войны в Киеве вышел первый крупный роман о подвигах советской разведки в тылу врага — “И один в поле воин” Ю.Дольд-Михайлика. На Украине все крупные издательства — и во Львове, и в Харькове, и в Днепропетровске, не говоря уже о Киеве, увлеченно издавали книги о борьбе с криминалом.

“Отличительной чертой произведений украинских мастеров приключенческого жанра является повышенная “лирическая температура” повествования, о каких бы трагических событиях не шла речь” — считает литературный критик Валентин Свининников. С этим утверждением можно было бы и согласиться: в самом деле, на страницах книг украинских авторов поют соловьи, цветет сирень, гуляют хлопцы и девчата, расцветает пламенная любовь. Но как быть с эпизодом, открывающим детективный роман одного из украинских писателей:

“Если увидишь гадину, не раздумывай о том, что отец ее был гадом, а мать — гадюкой, что всю жизнь с ней обращались гадко и что вокруг себя она видела преимущественно гадов, а просто раздави ее. Если сможешь…” Вот такое сочетание лиричной мягкости и жесткости, даже — жестокости характерно для многих книг украинских (да, и не только украинских) авторов.

Среди ветеранов, много сделавших для развития украинского детектива, прежде всего, стоит назвать Ростислава Самбука. Его книги многократно издавались в России и на русском языке. Большинство их посвящено сыску.

В романе “Взрыв” компетентные органы разыскивают преступников, решивших взорвать самолет. В итоге — “взрывают” их логово. Так образно выражается один из героев книги.

В “Скифской чаше” предметом поиска стали ценнейшие исторические сокровища. В “Сокровищах третьего рейха” Р.Самбук разоблачает бывших эсэсовцев, которые занимаются работорговлей, а также — поисками спрятанных в годы войны нацистскими преступниками сокровищ. Диапазон интересов Р.Самбука весьма широк. В его книгах действуют и международные преступники, и наши местные уголовники, и члены преступных группировок… Вспомним повести “Портрет Эль Греко”, “Коллегия профессора Стаха”, “Буря на озере” и др. Этого нельзя не сказать и о другом крупном представителе украинской криминальной литературы Владимире Кашине. Он автор одной темы. В середине 80-х годов русский читатель был поражен появлением изданного массовым тиражом “Советским писателем” трехтомника произведений В.Кашина под общим названием “Справедливость — мое ремесло”. Перед широкой аудиторией предстал зрелый мастер, в совершенстве владеющий всеми приемами жанра. Роман “…И никаких версий” начинается так: “Труп уже увезли в морг. Следователь Спивак, судмедэксперт и эксперт-криминалист уехали из этого дома к бульвару Давыдова. А полковник Коваль (герой автора) все не уходил из квартиры погибшего. Чего-то не хватало, не давало полностью погрузиться в решение задачи, которая возникла перед ним”… По всем канонам жанра разгадка появилась лишь в самом конце повествования.

Как и в других союзных республиках, украинская детективная литература отдала должное и произведениям о чекистах, и старому доброму детективному роману. Среди писателей, работавших по первому направлению, следует назвать Ивана Головченко, который согласно аннотации на его книгу “Чекисты”, изданную в Киеве в 1964 году, “…повествуя о тайной войне империалистических разведок против СССР… широко использует богатый документальный материал… Автор хорошо знает тему, т. к. знаком с героями “по совместной работе в органах госбезопасности…” Русскоязычному читателю известны чекистские повести Л.Головченко “Черная тропа” и “Третья встреча”. Иван Василенко в своих невымышленных рассказах разбирал запутанные судебные дела — он более 30 лет работал следователем.

Если труды перечисленных выше авторов особых споров критиков не вызывали, то вокруг остросюжетного романа Владимира Киселева “Воры в доме”, созданном в 60-е годы копья ломались. Вот мнение автора предисловия к сборнику произведений В.Киселева, изданному в 1967 г: “…можно было назвать его по ходовой терминологии романом детективным — здесь есть острый сюжет, есть иностранные шпионы, есть разоблачающие их чекисты, — да перо не поднимается: детективная интрига входит в повествование лишь одним из элементов и, по существу, не главным. Атмосферу произведения определяют и вполне явственный социально-психологический план, в котором выписаны фигуры его главных героев, и насыщенность его раздумьями, спорами, историческими и публицистическими отступлениями…”

Если не говорить о том, что украинская литература (не только детективная) изобилирует всевозможными отступлениями, то мысль критика можно понять так: роман-то в общем детективный, но слишком хорошо написан, а значит, все-таки, не детективный… Впрочем, это мы уже слышали не раз…

А вот произведения вполне детективные, о раскрытии преступлений, без разных там отступлений: повести В.Гладкого из Донецка, В.Росина из Киева, Н.Ярмолюка из Житомирской области, С.Курило из Харькова…

В 1986 году издательство “Молодая гвардия” выпустило сборник “Волчьи ягоды”, как бы подводя итоги существованию украинского советского криминального романа. Читатель мог убедиться, что на Украине, как и в любой другой республике, жанр развивался в правильном направлении. Как пишет автор предисловия В.Свешников, “Авторы сборника не новички в литературе. Немало книг вышло из-под пера Леонида Залаты и Ивана Кирья. Известен… и Василий Кохан…” Что же касается острых проблем, то “главная из них — стяжательство. Естественно закономерен крах “всех этих трутней”, а так же привлекаемых ими для палаческих целей “недобитков”, сумевших было укрыться от справедливого возмездия после войны (тоже характерная тема украинского детектива)…”

К перечню писателей-детективистов следует добавить и хорошо известного российскому читателю Николая Крамного, чьи произведения уже издавались в популярной “Черной кошке”.

В отличие от украинской, в белорусской детективной литературе нет особо громких имен и крупных творческих достижений. Но и здесь есть свои авторы. Отличительной особенностью литературы Белоруссии было повышенное внимание к Великой Отечественной войне. Во многих произведениях действуют герои, прошедшие через огонь сражений. Впрочем, и антигерои — из тех же времен… На наш взгляд, два направления характеризуют детективную литературу республики: милицейский производственный и исторический детектив. К первому можно отнести повести Николая Чергинца, который точно, можно сказать, скрупулезно, рассказывает о ходе расследования уголовных преступлений. В книгах Н.Чергинца нет лирических отступлений и философских размышлений, которые так мешают некоторым критикам. Здесь все достаточно просто: получил задание — выполнил. И “Краб” (или другой преступник) — за решеткой… По такой же схему написаны криминальные повести Анатолия Мацакова. Думается, что свой неизбежный след в работу авторов, отдавших долгие годы деятельности в правоохранительных органах, вносит писание многочисленных официальных бумаг. Вот и получается, что все касаемо фактуры и процессуальных тонкостей оставляет безусловное преимущество за сотрудниками, а настоящую литературу стоит искать у братьев-писателей. Профессионально, на наш взгляд, выстроен сюжет в повести Константина Тарасова “После сделанного”. После того, как преступник снял со сберкнижки пострадавшего крупную сумму денег, последний сгоряча заявил об этом в милицию. Оказалось, что и пострадавший не чужд преступной деятельности, так как деньги нажиты нечестным путем. После чего и разворачиваются события: трупы, избиения, похищения… Мы бы назвали это произведение психологическим.

Если говорить о белорусском остросюжетном романе в целом, нельзя не заметить, что более чем где-либо в нем присутствует обращение к истории, причем не к новой или новейшей истории, а к более далеким от нас событиям. Эдуард Скобелев написал детектив “Свидетель” о годах правления императора Петра III, в частности, о деятельности масонской ложи. Тот же К.Тарасов в повести “Отставка штабс-капитана Степанова” раскрывает тайну гибели в 1863 году одного из мятежников. В.Комченко в повести “При опознании — задержать” рассказывает о судьбе белорусского поэта-демократа Ф.Балушевича, а в повести “Облава” повествует о событиях гражданской войны. Вспомним также “Дикую охоту короля Стаха” В.Короткевича. И станет ясна направленность исторического белорусского детектива.

Можно сказать, что особняком в этом перечне стоит повесть В.Короткевича “Дикая охота короля Стаха”. На наш взгляд это этапное произведение. И не только советской белорусской литературы. Записки Андрея Белоречного, человека от роду 96 лет, написаны в столь несвойственном советскому детективу романтическом стиле. Удивителен язык произведения:

“…Мы смотрели, как бешено мчалась дикая охота короля Стаха. Развивались по ветру гривы, летела из-под копыт тина, и одинокая звезда горела в небе над головами коней…”

На наш взгляд очень немногие книги: “Момент истины” В.Богомолова, “Тревожный месяц вересень” В.Смирнова, “Дикая охота короля Стаха” В.Короткевича достаточно наглядно показывают, как “низкая” литература может превратиться в высокую.

Среди прибалтийских республик бывшего Союза несомненный приоритет в части детектива за Латвией. Трудно объяснить, почему республика в отличие от соседей родила целую когорту блестящих писателей детективного жанра. Может быть, потому что Рига в 20-30-е годы была настоящим перевалочным пунктом по ознакомлению русскоязычного читателя с образцами западного детектива (здесь печатались на русском книги А.Кристи, Г.Честертона, Э.Уоллеса и др.), может быть, потому что Латвия более других была интегрирована в европейскую цивилизацию. Но как бы то ни было, русский читатель много десятилетий знаком с книгами А.Имерманиса, В.Кайяка и, конечно, А.Колбрегса. Их печатали на русском охотно и часто.

Характеризуя специфику и современное состояние латышского детектива, один из видных писателей, работающих в Латвии, В.Михайлов, в послесловии к первому тому трехтомника “Латышский детектив”, вышедшего в Риге в 1985 — 89 гг., писал: “…Латышский детектив вырос, сформировался настолько, что о нем можно говорить, как о серьезном явлении…” и далее “…Латышский детектив смог сформироваться и укрепиться, минуя период “детских болезней”… и выступить перед латышским и перед всесоюзным писателем сразу же в качестве “взрослого” жанра, выступить с произведениями, герои и персонажи которых обладают характерами, психология людей — и нарушителей закона, и его защитников — достаточно сложна и достаточно глубоко исследована и проявлена, преступления серьезно мотивированы и не только психологически, но и социально, и не возникают вдруг, ни с того ни с сего, “на пустом месте”, а в конкретных нынешних социально-экономических обстоятельствах, не на условном, как это типично для классического детектива, а на весьма реальном жизненном фоне…”

Если кратко — латышским детективистам удалось быстро пройти ту стадию, из которой еще не может выбраться множество их коллег: исследования листов уголовного дела и описание реальных преступлений под девизом: “Как это было”.

Родоначальниками национального детектива были А.Имерманис и Г.Цирулис. А первым произведением детективного плана была киноповесть “24–25 не возвращается”, вышедшая в свет в 1963 году. В.Михайлов считает ее знаковой книгой, возвещающей о конце эры общеприключенческой и переходе к детективу. Чуть раньше упомянутые писатели создали в содружестве историко-приключенческую повесть “Товарищ Маузер” — о бурных событиях 1905 г.

Позднее творческие пути писателей разошлись, что, по мнению критиков, принесло пользу латышскому детективу. На счету Анатолия Имерманиса — серьезный цикл “Мун и Дейли”, который стал в СССР одним из первых циклов политических романов. “Призраки отеля Голливуд”, “Гамбургский оракул”, “Спутник бросает тень” и другие романы повествуют о работе частных детективов Муна и Дейли, расследующих весьма сложные и таинственные убийства. Видимо, это первые частные сыщики, обозначенные в советской литературе.

По другому пути пошел Г.Цирулис. Из-под его пера одна за другой выходили книги, которые несомненно относятся к детективам. В повести “Милый, не спеши” журналист становится участником расследования преступления. В другой повести “Магнолия” в весеннюю метель” герои — шестеро молодых офицеров милиции чем-то напоминают героев нашумевшего боевика “Полицейская академия”. Проблемы балансирующих на краю пропасти молодых людей пытается решить автор в романе “Гастроли в Вентсиллсе”…

На наш взгляд, особняком в современном латышском детективе стоит творчество Андриса Колбергса. И совсем не случайно в “Антологии советского детектива” этому писателю отведен отдельный том. Свои эстетические взгляды писатель изложил во время известной дискуссии о судьбе детектива в “Литературной газете” в 1986 году. Его статья “Взгляд не со стороны” излагает позиции автора, создавшего ряд первоклассных произведений:

“…В детективе, этой сказке для взрослых (концовка ведь почти всегда известна: добро и справедливость побеждают), больше жизненной правды? Критика по традиции старается замечать только сюжет… Сегодняшний детектив подошел к тщательному анализу личностей, поступков и причин… И в то же время, если окинуть взглядом прочитанное, понимаешь, что в первую очередь слабость нашего детектива — в однообразии сюжетов… Смущает часто и стремление лишь осуждать, а не понимать своих негативных героев. Зачем читателю переваренная пища? Страдает детектив и от лицемерия чинов… Не желая и не умея копать глубже и докапываться до истинных причин, вину валят на детективную литературу… “Писатели разглашают методы работы оперативной службы милиции” — с серьезным лицом сказал мне высокопоставленный работник МВД. Хотя не хуже меня знал, что у преступлений в книгах очень редко есть сходство с преступлениями в жизни…

И, наконец, мне не нравятся требовательные голоса, призывающие авторов детективной литературы заниматься правовой пропагандой, хотя я сторонник соблюдения в произведениях всех юридических, процессуальных норм — все должно быть как в жизни, мы ведь создаем для читателя иллюзию реальности. Писатель должен заниматься исследованием человека…”

К чести писателя свои теоретические взгляды он применяет и на практике. Каждая новая книга Колбергса становилась событием. Его романы “Ночью, в дождь”, “Вдова в январе”, “Тень”, “Ничего не случилось…”, “Обнаженная с ружьем” меньше всего связаны с прямым расследованием случившегося, а больше — с выяснением нравственных причин, приведших к преступлению. Эти книги следует отнести к психологическому детективу.

Кстати, в жанре психологического романа и повести успешно работают и В.Кайяк, и М.Стейга, и И.Ластовкис, и некоторые другие латышские писатели. Особняком в потоке литературы изучаемого жанра стоит повесть В.Легздыньша “Ночь в Межажи”, которая, по мнению В.Михайлова, являет собой канон классического детектива, по пути которого латышская литература (к счастью?) не пошла. Нельзя не упомянуть, что в Латвии в описываемый период работали и русские писатели, один из которых, Л.Медведевский, был известен советскому читателю, прежде всего, повестью “Ангара” отходит в шесть”.

Завершая разговор о состоянии литературы детективного жанра в республиках Европейской части бывшего Союза, следует заметить, что сколько-нибудь крупных произведений жанра в Эстонии, Литве нам выделить не удалось. В Молдавии, известной в советский период массовым производством бестселлеров русских авторов, внимание привлекает лишь Евгений Габуния, который в 1953 году после окончания ЛГУ был направлен на работу в Кишинев. Сегодня это один из немногочисленных авторов, последовательно работающих в молодом для Молдавии жанре. Его перу принадлежат остросюжетные повети “Когда цепь смыкается…”, “Ангел пустыни”, “На исходе ночи”. В первом для Молдавии историко-политическом детективе “По обе стороны Днестра” рассказывается о работе чекистов в 30-е годы по предотвращению крупной провокации…

Если говорить в целом об остросюжетной литературе закавказских республик, то особого, на наш взгляд, влияния на общесоюзный процесс формирования детектива оно не вызвало. Конечно, в каждой из республик — и в Грузии, и в Армении, и в Азербайджане, и в республиках Северного Кавказа, были свои авторы, более или менее одаренные, более или менее известные, но, по нашему мнению, особого вклада в развитие и углубление советского детектива они, опять же, не внесли.

Российский читатель хорошо знаком с романами Бориса Мегрели об уголовном розыске. Его сквозной герой оперативник Серго Бахурадзе после успешных разработок в Тбилиси переезжает в Москву. В романах “Без всяких полномочий”, “Паук”, “Затянутый узел” он ведет расследование преступлений на социально-экономической почве. В “Пауке” герой волей судеб попадает в небольшой грузинский город, где уже 29 лет (!) не было убийств. И вот — свершилось. Через множество мелких и крупных ошибок в процессе расследования герой находит виновных и снимает подозрение с невинных… Видимо, ложные обвинения — больная тема грузинской действительности. Зато герой другого произведения, на этот раз азербайджанского автора Захара Абрамова — начальник розыскников Заур Ахперов из трилогии “Приговор”, кажется, не знает сомнений в борьбе с преступным миром. Как отмечает критик Илья Дадашидзе, в одной только повести “Черный жемчуг”, имеется четыре убийства, тяжелое ранение офицера милиции, побег из заключения, ограбление, да еще уголовники с чемоданом наркотиков, а главный преступник, оказывается, еще и бывший пособник гестапо… И так во всех трех повестях. Поэтому оперативники сутками не являются домой, седеют и худеют на глазах… А преступники становятся все более и более наглыми. Вот заголовки глав: “Кто напал на кассира?”, “Убийцы известны, а дальше?”, “Под чужим именем”, “Мертвые молчат”, “Похитители морфия в Баку”… Словом — мрак, кровь и ужас. Куда здесь до психологизма!

С армянского переведена детективная повесть А.Калактаряна “Предумышленное убийство”. Как уже понятно, идет расследование. И вот — суд, на котором предъявляется письмо — последняя воля умершего, который сознается, что он сам отравил себя, чтобы разоблачить преступника… Этот оригинальный рецепт поимки вора, прежде всего, заставляет задать вопрос: “Каково же общество, в котором для того, чтобы наказать расхитителя и его шайку, честный человек должен вызвать огонь на себя и погибнуть?”… Разве это не напоминает самураев — смертников, которые шли на гибель, как они считали, за правое дело? Здесь нам хочется не согласиться с критиком, который полагает, что “не только А.Калактаряну, но и многим другим его коллегам по жанру, видимо, мир кажется вполне гармоничным, государство наше очень даже правовым…” Все-таки такой сюжет придуман от безысходности, не от веры в правду…

Пожалуй, на этом что-либо значимое, знаковое и оставившее какой-то след, заканчивается. Для полноты добавим к сказанному переведенные на русский язык повести: А.Имреци из Армении “Алые маки на серых скалах” — о романтике предреволюционных событий на Кавказе, “Старая шкатулка” А.Кубаевы из Абхазии — о современном расследовании… Свой вклад в детективную тематику внес известный азербайджанский писатель Рустам Ибрагимбеков, а также — Чингиз Абдуллаев. Впрочем, о творчестве последнего — разговор особый.

Говоря о развитии криминального романа в республиках Средней Азии, стоит отметить, что здесь, как и в целом по стране, наибольшее развитие получили три подвида литературы: документальные записи (мемуары, воспоминания), приключенческо-революционная повесть и собственно детективы, точнее, описание расследований по тем или иным делам.

Мемуары и сборники воспоминаний чекистов, следователей, розыскников закладывались в план республиканских издательств. В библиотеке автора этих строк хранятся трехтомник “Чекисты”, полдесятка сборников, повествующих о работе органов внутренних дел, изданные в Алма-Ате. Подобную литературу выпускал и Ташкент, и Душанбе, и Ашхабад, и Нукус, и другие крупные культурные центры Средней Азии.

В принципе, сказать что-либо о литературе подобного типа сложно. Да и нужно ли? Свое значение со сменой общественного строя она, видимо, исчерпала. И сегодня нужна, возможно, лишь историкам…

Если говорить о художественном начале в литературе историко-приключенческой, то безусловный приоритет здесь отдан борьбе с басмаческим движением 20-х годов прошлого века. Этот глубокий слой национального протеста до сих пор не нашел своего исследователя, хотя попытки художественного осмысления того времени предпринимались неоднократно. Русскоязычный читатель знает небольшую, но емкую повесть “Джура” Ульмаса Умарбекова — о юноше-узбеке и его друзьях, взявшихся за оружие в борьбе с басмачами. Кстати, У.Умарбеков — писатель не только приключенческой темы. Его повести “Пустыня”, “Летний дождь” посвящены проблемам морали и молодежи.

Безусловно, крупнейшим событием в детективно-исторической литературе всей Средней Азии стал выход трилогии туркменского автора Рахима Эсенова со сквозным героем чекистом Аширом Тагановым. Автор, имя которого стоит в одном ряду с такими мастерами, как Чингиз Айтматов, Олжан Сулейманов, Масуд Муледжанов, сумел создать многоплановое произведение, рисующее широкое полотно жизни туркменского народа на протяжении полувека. Его роман “Предрассветные призраки пустыни” посвящен тонкой операции чекистов против басмаческих банд в 20–30 годы. Следующая часть трилогии повествует о борьбе чекистов против предателей из т. н. “Туркестанского легиона”, когда чекисты, уже знакомые по первой книге, буквально взрывают легион изнутри. И, наконец, “Тени желтого доминиона” рассказывает о послевоенной операции разведчиков против уцелевшего после войны врага.

Давая оценку этому серьезному произведению, писатель Сергей Абрамов размышляет:

“Каков же этот роман — “Тени желтого доминиона” — приключенческий или исторический? Военный или исторический? И вопросы эти отнюдь не праздные, а вполне закономерные. Рахим Эсенов написал роман политический, исторический, военный, приключенческий и вместе с тем глубоко национальный…”

К сожалению, следует признать, что другими столь значительными успехами тамошняя приключенческо-детективная литература особо не блещет. Хотя в разные годы в разных издательствах и литературных журналах печатались повести детективного жанра, созданные местными авторами. В 1976 году в Алма-Ате издан сборник повестей Кемеля Токаева, как рекомендовали его издатели, “писателя детективно-приключенческого жанра”. Его первые повести и рассказы “Таинственный след”, “Где они поселились?” и другие с острыми, захватывающими сюжетами, поднятыми в них вопросами вызвали живейший отклик… Самые что ни есть острые вопросы поднимают в узбекском журнале “Звезда Востока” Э.Бутин и Иефандияр. В одном из последних их романов — “Расплата” присутствуют и застойные времена, и коррумпированные партчиновники, и неправедные судьи, и “хлопковое дело”… По мнению литературного критика А.Данилова “Расплата” — из немногих произведений, где авторов беспокоит судьба страны, людей ее населяющих, здесь чувствуется беспокойство за отсутствие кардинальных перемен: посадят одних — придут другие… “Расплата” — исключение, на фоне которого виден общий тон серых, коряво изложенных “случаев из практики”, уходящих в дурную бесконечность своими гладкими, невозмутимыми милицейскими боками…” Видимо, к подобным вещам можно отнести повесть туркменских авторов Ато Хамдама и Киемудина Фанза “Черный жук”, в котором бандит-любитель по кличке “Медведь” не пойман до сих пор лишь из-за непрофессионализма сыщиков, которые и место преступления осмотрели плохо, и свидетелей не поискали, и вообще наделали столько ошибок, что их хватило бы на несколько повестей… В конце концов, убийца проигрывает, но найти его могли намного быстрей. Правда, тогда пришлось бы сворачивать и повествование (ничуть бы не проигравшее). Впрочем, подобные и многие другие ошибки свойственны не только среднеазиатской литературе.

Завершая тему, стоило бы назвать некоторых писателей, связавших свою жизнь и творчество и со Средней Азией, и с детективно-приключенческой темой. В 1984 году в Ташкенте издан большой роман Артема Дадаева и Станислава Кулиша “Полковник госбезопасности”, в котором полковник Артаваз Гарунян за многие годы службы совершает перемещения из Нагорного Карабаха до Бухары.

В Таджикистане давно и плодотворно разрабатывает тему пограничников и работников уголовного розыска М.Левин. “Документальная основа повестей составляет их главную ценность, — пишет Ким Селихов, — т. к. они последовательно воспроизводят материалы действительных уголовных дел. Этот прием имеет свои положительные и отрицательные стороны. Плюс заключается в достоверности… Однако стремление к подлинности имеет и свои минусы: в повестях не всегда присутствуют обобщения, типизация, язык нередко ограничивается чисто информативной функцией…” Думается, что автор приведенного высказывания не совсем прав: кто мешает писателю, взяв за основу какое-либо конкретное дело, переработать его согласно своим взглядам на поэтику и эстетику детектива. Впрочем, так во многих случаях и бывает. Если Григорий Ронский, участник Великой Отечественной, а после войны — начальник уголовного розыска Узбекской СССР пишет книгу “Дело уголовного розыска” с подзаголовком “Непридуманные рассказы”, то его коллега по писательскому цеху, живущий в Чарджоу Октем Эминов использует для своих детективных повестей лишь фабулу уголовного дела. То же можно сказать и о творчестве Юрия Леонтичева, живущего в Нукусе. Конечно, имеют право на существование оба приема. Только последний интереснее…

Глава 8. Умение видеть ориентиры…

Об отечественном детском детективе

Можно ли назвать такую ветвь детективной литературы, как детский детектив — экзотической? По нашему мнению — нет. Ведь, если судить объективно — и приключенческая, и фантастическая, и детективная литература адресованы или должны быть адресованы, прежде всего, молодому читателю. Ибо все эти ветви литературы имеют и воспитательное, и познавательное значение. А в советское время они выполняли еще и социальный заказ, воспитывая любовь не только к Родине, но и — к родной партии. В середине 90-х годов подростки и их родители были удивлены потоком зарубежного детского детектива, который начали буквально лить на наши головы некоторые отечественные издательства. И мы с удивлением узнали, что есть, оказывается, в мире писатели, которые пишут детективы специально для детей. Это и Альфред Хичкок со своим детективным агентством “Три сыщика”, и Астрид Лингренд (повести о похождениях Калле Блюмквиста), и книги Э.Блайтон о великолепной пятерке, и Керолайн Кин о Нэнси Дру, и Торта Байяра о Мишеле Терэ.

В их книгах отважные юные сыщики сокрушают отъявленных бандитов, утирают носы опытным сыщикам и ведут собственные расследования. В отечественном юношеском детективе, который все же существовал и существует по сей день, ситуация несколько иная: наши юные следопыты в большинстве случаев работают под чутким руководством старших товарищей, естественно, — чекистов. В уже упоминавшейся повести Германа Матвеева “Тарантул” юный сыщик Миша Алексеев и его друзья помогают советским контрразведчикам бороться с фашистским подпольем в осажденном Ленинграде. Правда, то, что они делают, в реальной жизни под силу разве что опытным спецагентам. В “Друзьях и врагах Анатолия Русакова” Георгия Тушкана всю основную работу по реабилитации друга, обвиненного в тяжелом преступлении, выполняют его молодые друзья…

…Мы начали разговор об отечественном детском детективе, не удостоверившись, существует ли таковой в природе. Да. Детский российский детектив существует. И существует изначально, с первых десятилетий советской власти. “Красные дьяволята” П.Бляхина, “Зеленый фургон” А.Козачинского… А разве “Судьба барабанщика”, “Военная тайна”, более ранние вещи А.Гайдара не адресованы в первую очередь юному читателю?

Давайте вспомним также воспитавшую не одно поколение читателей “Старую крепость” Александра Беляева с его героем Василием Манджурой. На наш взгляд, истинными детскими детективными повествованиями следует считать книги недавно скончавшегося Александра Рыбакова, в частности, “Кортик”, “Бронзовую птицу” и “Выстрел”. Неразлучные друзья Мишка, Генка и Славка ведут непрестанное расследование, подвергаясь при этом смертельной опасности…

Нельзя не назвать такие яркие произведения 30-40-х годов о разведчиках, как “Рассказ о простой вещи” Б.Лавренева, “Возмездие” М.Зощенко. Подвигу пограничников в борьбе с нарушителями границы посвятили свои повести П.Лукицкий — “Пограничники Алая” и С.Диковский “Патриоты”. Эти и ряд других произведений рассчитаны на юного читателя.

Даже этот краткий перечень доказывает то, что детский российский детектив существует. Другое дело, что эти хорошие книги никогда или почти никогда не именовались детективами, хотя в них есть все необходимые компоненты: и преступления, и преступники, и расследования, и сыщики. Долгие годы само слово “детектив” если и не запрещалось, то уж во всяком случае, не приветствовалось. Об этом мы уже писали выше. Впервые о детективной литературе в приложении к подросткам громко заговорили в 60-е годы. В марте 1960 в Ленинграде прошли литературно-критические чтения, еще раньше, в 1958 году в Москве состоялось всероссийское совещание по научно-фантастической и приключенческой литературе. С тех пор в стране и начало развиваться приключенческое (в т. ч. и детективное) крыло детской литературы. В 60–70 годы Детиздат дважды издавал двадцатитомные “библиотеки приключенческой литературы”. Среди научно-фантастических, приключенческих и прочих книг в “библиотеки” включалось, как правило, несколько томиков и детектива, в том числе, и повести Г.Брянцева, В.Ардаматского, Н.Томана и даже Ж.Сименона. Юному читателю были адресованы и детективные произведения, опубликованные в журнале “Вокруг света” и приложении к нему “Искатель”. Правда, не все эти книги задумывались и писались для юного читателя. Просто из-за отсутствия спецлитературы, адресованной непосредственно юношам и девушкам, издатели просто брали нечто, по их мнению, подходящее.

Романтический герой нашей детской литературы во многом отличался от юных расследователей зарубежных книг. Прежде всего — жизненные события, насыщенные борьбой, конфликтами, раскрытием тайн, намного острее, нежели у зарубежных коллег. Кажется, что героями повествований преследуются более гуманные, доступные и понятные цели. В “Домике на болоте” Е.Рысса и Л.Рахманова проходит острейшая борьба советских и фашистских разведчиков вокруг изобретенной советским ученым вакцины. В повести Г.Гребнева “Пропавшие сокровища” юные сыщики ведут поиск библиотеки Ивана Грозного. В “Тайне Золотой долины” В.Кленова ребята разыскивают месторождение золота (а находят куда более ценное в годы войны месторождение меди) с тем, чтобы снарядить танк для Красной армии… Этих же героев мы встречаем в повести “Четверо из России”, где они оказываются в глубоком тылу врага. Кстати, эта дилогия по праву считается этапной для детской приключенческой литературы. Можно вспомнить и первые книги А.Адамова. И сегодня в органах внутренних дел можно встретить немолодых сотрудников, посвятивших себя опасной работе под влиянием повести “Дело пестрых”, которая в 60-е годы была настольной книгой молодежи.

Как и книги для взрослых, детективно-приключенческую литературу для юношества можно разделить на две группы — разведочно-шпионскую и чисто детективную. Следует отметить, что книги для юношества и детей означенной тематики издавались не только в Москве, но и во многих республиканских столицах, а также — в провинциальных центрах.

…Лихие ребята из повестей Вячеслава Имшеничного “Секрет лабиринта Гаусса” и “Зашифрованные маршруты” бродя зачем-то по тайге, встречаются с фашистским резидентом Мулековым, посланным немцами за несметными сокровищами. Само собой, они сообщают о шпионе в милицию, а затем всячески помогают следствию. В финале первой книги сообщается, что “советские пионеры Петя Жмыхин, Таня Котельникова, Тима Булахов и Шура Подметкин в одном из районов горного Забайкалья разыскали клад, спрятанный в гражданскую войну колчаковцами в так называемом лабиринте Гаусса…”

Неутомимые ребятишки продолжили свою антишпионскую деятельность и во второй повести “Подмена”. Здесь тоже масса приключений, японская (на сей раз) разведка, разведчики, контрразведчики и т. д. А.Свердлов в повести “Схватка с оборотнем” вновь бросает своих героев по следам опасного и опытного врага, заброшенного под фамилией Климов. На этот раз не обошлось без жертв. Погибают старый партизан Рысчев и школьник Дима Голубев. Но и вражеским наймитам не удалось уйти от ответа… Написанные по традиционным стандартам: неизменный опытный полковник, молодой лейтенант и т. д., вряд ли эти книги попали бы в наше поле зрения, если бы не маркировка “Для среднего и старшего школьного возраста”.

Не намного, пожалуй, лучше ситуация, сложившаяся на фронте детской милицейской повести. Непритязательная по названию повесть “Наш номер — 02” Леонида Сапожникова вряд ли вызовет у подростка желание связать свою судьбу с милицией. Да, впрочем, это ведь даже не входит в сверхзадачу авторов. Важно, чтобы читатель почувствовал, как сложна, опасна, но и романтична эта служба. А здесь — рутинное описание кто кому чего сказал, кто позвонил, а в перерыве между разговорами идут обыски, задержания и т. д. В романе Владимира Линко “Уникумы” из библиотеки похищены три книги. Уникальные. Кто украл их? Директор библиотеки? Или другие сотрудники? Идет утомительное расследование, по ход которого герои обмениваются диалогами:

— Ну что, зойкин дядюшка, значит это ты, падла, в библиотеку наведался?

— Не дури!

И т. д. и т. п. Книги, конечно, находятся. А концовка романа утеплена таким образам: “…В коридоре задребезжал звонок. Пришла молочница. У нее было морщинистое, небесной доброты лицо и коричневые натруженные руки…”

Однако, не все уж так печально в детско-юношеской отечественной литературе. В 60-е годы широкую известность получила трилогия, состоящая из повестей “Алые перья стрел”, “Каникулы Вершинина-младшего” и “Пять дней шесть лет спустя”, написанные братьями Владиславом и Сергеем Крапивиными (последнюю написал С.Крапивин). Это — рассказ о приключениях подростков в первое послевоенное лето в Западной Белоруссии. В последней части трилогии рассказывается о том, как уже повзрослевшие молодые люди помогли чекистам отловить агента “Интеллидженс сервис” Голла-Шпилевского.

Нельзя не сказать и о том, что писатели, работающие в жанре детектива, особенно — для детей и юношества, в какой-то степени оказываются прозорливее представителей спецслужб. Когда в МВД еще спорили, существует ли лев организованной преступности, когда он прыгнет и прыгнет ли вообще, из-под пера детективщиков уже выходили книги, рассказывающие о механизмах порождения преступности, об участии в ОПГ молодежи. Эти книги рассчитаны на подростков старшего поколения. В 70-е годы в журнале “Юность” появились повести “Цепь” и “Ищите волка” Леонида Сапожникова и Геннадия Степанидина с неизменным героем — подполковником Вениамином Бизиным. В повести “Ищите волка” он борется с организованной преступной группой молодежи, созданной матерым преступником — “Волком” (он же Василий Старостин). Чтобы удержать молодежь в повиновении, преступник прибегает к убийству члена ОПГ Герарда Казакова. В повести Аркадия Адамова “Стая” та же схема — неустойчивые и не имеющие жизненных ориентиров люди объединяются вокруг преступника. И правоохранительным органам стоит немало усилий, чтобы изолировать главаря.

Об этом невольно вспоминаешь, когда знакомишься с ситуацией, сложившейся в начале 80-х годов в Казани, когда практически весь город оказался захвачен вышедшей из-под контроля молодежной преступной группировкой. Только в начале 90-х годов удалось несколько разрядить ситуацию.

Наш рассказ об отечественном юношеском детективе будет не полон, если не упомянуть о рассказах, повестях, даже — романах, посвященных героизму и мастерству революционеров: подпольщиков, чекистов, участников гражданской войны. Дань этой теме отдали и большие писатели. Известны “Рассказы о Дзержинском” Юрия Германа, роман Владимира Понизовского “Погаси огонь”, повесть “Западня” А.Войнова и другие. Сегодня актуальность этих тем в связи со сменой общественного строя, само собой, отпала. Но любой рассказ о литературе для молодежи был бы не полон без упоминания об этой довольно большой книжной полке.

Идеологическая догма “Два мира — два образа жизни” привела к рождению и такой разновидности жанра, как политический детектив для детей, в котором очень часто рассказывается о том, “как хорошо у нас” и “как плохо у них”, разоблачался загнивающий капитализм. В 60-е годы большим успехом пользовались повести Н.Кальмы “Книжная лавка близ площади Этуаль”, “Сироты квартала Бельвиль”. В 80-е годы в числе авторов политического романа и для взрослых, и для детей появился Александр Кулешов. В центре романа “Как же быть?” оказывается служащий телевизионной компании Лори, который невольно втягивается в борьбу владельцев телекомпании против честных журналистов. Лори предстоит определиться в выборе своего пути… Можно было бы назвать и широко известный у нас исторический роман В.Короткевича “Черный замок Ольшанский”, и его же повесть “Дикая охота короля Стаха”.

Завершая разговор о детском детективе, нельзя не отметить, что сегодня эта ветвь приключенческой литературы стоит как бы на распутье: что-то не видно новых интересных книг этого направления, сегодняшние писатели заняты, в основном, поточным производством “взрослой” литературы. Ни детям, ни юношеству практически ничего не остается.

Кроме того, даже то, что создано десятилетия назад, в наши дни не переиздается, а если переиздается, то как-то наспех, разрозненно. Между тем, давно уже возникла необходимость в создании целого свода приключенческих произведений для детей и юношества, в числе которых будет выделено достаточное место и для детективных повестей и романов, а таковые, как мы убедились, хоть в небольшом количестве, но имеются.

Возможно, издание новой золотой библиотеки приключений для детей и юношества даст стимул и издателям, и писателям?

Глава 9. Над кем смеемся? Над собой?..

Сатирический и пародийный детектив в советской литературе

“ — Кто из вас, лучших специалистов по России, может ответить, что означает русское слово “Бельск”? — спросил шеф.

— Человек, который белит стены? — предположил мистер Флинт, заместитель шефа.

— Муж белки? — высказал догадку Вагнер.

— Нет, это спортивное общество, — возразил Полонский…”

“…Пропажа Шарика, как догадывается читатель, не была случайной. Собаку увел Ирочкин, легкого осмотра было довольно, чтобы убедиться: правый глаз Шарика вставной, в него вмонтирована рация. После вмешательства хирурга пес оправился…

— Как нам удалось открыть тайну? — говорил на другой день выспавшийся майор Дубровский. — Нас, как путеводная звезда, вела вера в нашего человека. Мы не заподозрили ни Пуговицыну, ни Кнопкину. Тяжело было заподозрить нашу собаку, но пришлось пойти на это.

Майор распахнул дверь и, обняв Ирочкина, вышел на балкон. Косые лучи заходящего солнца позолотили кудри Дубровского и озарили юное лицо Ирочкина. — Хорошо жить! — с чувством сказал майор”.

Приведенные отрывки взяты из повестей Ник. Елина и Вл. Кашаева “Крах агента 008” и “Следы на насыпи” Натальи Ильиной. Как уже догадывается читатель, обе вещи — пародии на отечественный детектив и написаны достаточно давно — в 70-е годы. Детективы, шпионские романы тех и более ранних лет давали богатую пищу для веселья. Брались, в основном, книги о шпионах, в которых вражьи лазутчики нелепо проваливались, а наши контрразведчики не ели и не пили, пока не одерживали очередную победу…

Видимо в эти годы и было положено начало пародийному детективу: очень легко и достаточно безобидно было подтрунивать над неуклюжими врагами и до неприличия порядочными отечественными агентами. Добавим к этому, что особо четко обозначаемый в 60–70 годы жанр детектива, как массовая литература и второстепенное чтение, подвигали братьев-сатириков, да и не только их, на писание всевозможных пародий. Венцом этой литературы на многие годы стал большой роман “Джин Грин, неприкасаемый”, создателями которого стало содружество таких непохожих друг на друга авторов, как Овидий Горчаков, Григорий Поженян и Василий Аксенов, объединившиеся под псевдонимом Гривадий Горпожакс. Толстый роман о похождениях неприкасаемого агента был принят читателями за истинно переводное произведение и неизменно пользовался большим успехом. Только спустя годы мистификация была разоблачена самими авторами.

Пародийные произведения на тему “Борьба их с нами” была одним из направлений отечественного сатирического детектива.

Гораздо сложнее и тоньше второе направление, если так можно сказать, “сатира улыбательная” — дружеское подтрунивание над сотрудниками правоохранительных органов. Безусловно, писались и более жесткие романы и повести-гротески, где жестко высмеивались беспомощность органов правопорядка, их продажность и непрофессионализм. Но бдительная цензура 60-80-х годов не пропускала эти книги к читателю. Поэтому мы и видим чаще всего не сатирический, а юмористический и даже иронический детектив. В повести “Обстоятельства, которые сильнее людей” серьезный автор психологических детективов Андрис Колбергс предстает легкомысленным сочинителем веселых новелл. Его герои то ведут бой с держателями запрещенных коров, то тщетно пытаются уличить в обмане посетителей заведующего придорожного кафе. В ироническом детективе “Голоса вещей” Виктора Пронина журналист-интеллектуал Ксенофонтов по особенности речи определяет убийцу и утирает нос следователю-профессионалу и своему другу Зайцеву. А в “эротическом детективе”, как обозначила свой труд Далия Трускиновская, “Обнаженная в шляпе”, действие происходит под девизом “Не пожалей тела ради общего дела!” И герои повести, а среди них и журналисты, в основном то снимают, то одевают трусики: “Сюзи натягивала на влажное тело трусики”, “три-четыре девушки предстали перед Наташей голые”, “одежды на женщине не было — шляпа и браслет”.

А дело в том, что разыскивается девушка, имеющая родинку на одном труднодоступном месте… Видимо, довольно сложно писать серьезное, даже трагическое произведение (ведь любой детектив содержит в себе преступление, будь то кража простыни или серийные убийства) с элементами юмора и даже сатиры. Поэтому, думается, талант автора в том и заключается, чтобы написать книгу, не выйдя за пределы допустимого. Отметим, забегая вперед, что, несомненно, нелегко дался и А.Кивинову его цикл о петербургских ментах, который автор обозначил, как ироническое повествование. Ведь преступления, которые расследуют питерские менты, очень серьезны. Кивинову приходится иронизировать не над фабулой повести, а над самими сыщиками, тем более, что автор служил в свое время в петербургской милиции, а потому хорошо знает, о чем пишет. Сыщики Кивинова попадают в самые различные ситуации, в отличие от детективов прошлых лет могут выпить и по сто граммов или даже заехать в физиономию особо упирающемуся подозреваемому. Аналогичные ситуации, правда, выписанные более осторожно, мы можем увидеть в более ранней повести О.Сидельникова “Нокаут”, в некоторых других книгах 60–70 годов.

В заключение следует отметить, что советскому детективу 60-80-х были свойственны злые сатирические мотивы в пародиях на произведения, повествующих о борьбе разведок — “наших” и “их” и более мягкая, ироничная оценка современности в произведениях на милицейскую тему. Выше уже шла речь о причинах этого. Гораздо жестче оценка сегодняшнего дня в книгах нового поколения писателей. Нет цензуры, больше открытости, все негативное подвергается жесткому осмеянию, зачастую в гротескной манере. Впрочем, это уже другой разговор. Нам представляется, что в условиях демократизации пародийно-сатирические детективы имеют будущее.

Глава 10. Кто есть кто в советском детективе

В этой части библиографии мы затронули лишь тех авторов, чей пик писательской деятельности пришелся именно на советский период. Таким же, как Николай Леонов, создавший большинство своих произведений в 90-е годы, мы намерены воздать должное в другой части.

Абрамов Захар Борисович

Старший следователь, майор в отставке. Написал ряд повестей о работе милиции. Главное произведение — трилогия “Приговор” (1965 — 1971). Книга подвергалась заслуженной критике в печати за чрезвычайное нагнетание всевозможных ужасов.

Живет в Азербайджане.

Абрамов Сергей Александрович

Автор остросюжетных повестей о работе чекистов и милиции. Повести “Опознай живого”, “Граждане, воздушная тревога!”, “Летная погода” посвящены работе органов госбезопасности в годы Великой Отечественной войны и в наши дни. Повесть “Два узла на полотенце” — о работниках уголовного розыска. Автор ряда приключенческо-фантастических произведений.

Авдеенко Александр Остапович (1908 г.р.)

В детстве был беспризорным, что, видимо, и повлияло на его творчество, в частности, на роман “Я люблю” (1932), отмеченный М.Горьким. Работал на строительстве Магнитки.

Военно-приключенческая трилогия (“Над Тиссой” — 1954, “Черная весна” — 1955, “Дунайские ночи” — 1959) о пограничниках в первые послевоенные годы завоевала читательское признание. Ее главные герои — старшина Смолярчук, генерал Грашада и их товарищи разгадывают шарады, придуманные спецами из разведцентра “Юг” и успешно борются с нарушителями. Нам более интересна первая часть “Над Тиссой”, где действуют закордонные лазутчики. В двух последующих читатель побывает в отделе тайных операций в ЦРУ. И вновь — граница, где простые парни в зеленых фуражках противостоят хитроумному врагу.

Авдеенко Юрий Николаевич (1939 — 1982)

Учился на сценарном факультете ВГИКа, работал в изд. “Молодая гвардия”, “Московский рабочий”, “Художественная литература”. Первые рассказы опубликовал в 1958 году. Потом появились книги о рабочем классе. Позднее Ю.Авдеенко начал писать остросюжетные повести: “Последняя засада”, “Полковник из контрразведки”, “Четыре почтовых голубя”, “Ахмедова щель”.

Автор 17 книг.

Адамов Аркадий Григорьевич (1920 — 1990)

Участник ВОВ. Первые книги появились в 50-е годы. К середине 50-х годов одна за другой начали выходить детективно-приключенческие повести — “Дело пестрых” (1956), “Черная моль” (1958), “Последний бизнес” (1961), “Личный досмотр” (1963), “Стая” (1966), “…Со многими неизвестными” (1968), “Угол белой стены” (1971), “Квадрат сложности” (1973), “Храм на болоте” (1986) и другие.

Главное в произведениях Адамова — видение наиболее “горячих” тем. Иной раз он даже опережал время; так, писатель, пожалуй, первым в советской литературе обозначил тему наркомании, организованной преступности.

А.Адамов — автор, пожалуй, единственной в отечественной критике книги о детективе “Мой любимый жанр — детектив”.

Ардаматский Василий Иванович (1911 — 1995)

С 1929 года в радиожурналистике. Создал множество крупных произведений о разведке и милиции, в частности, о работе чекистов в годы великой отечественной войны: “Умение видеть ночью” (1942), “Они живут на земле” (1949), “Сатурн почти не виден” (1963), “Ленинградская зима” (11970), “Грант” вызывает Москву” (1974) и др. В романе “Возмездие” повествуется о ликвидации в России Савинковского подполья. В романе “Две дороги” рассказывается о двух антиподах — генерале Зимове и изготовителе фальшивых документов — белогвардейце. В романе “Последний год” речь идет о последнем предреволюционном годе.

Последнее серьезное произведение В.Ардаматского — роман “Суд”, где автор дает нравственную оценку коррупции и воровству в стране.

Арестова Любовь Львовна

Родилась в Иркутске, здесь и закончила юридический факультет университета. Работала следователем, помощником прокурора, членом иркутского областного суда, старшим консультантом по уголовным делам Верховного суда СССР.

Автор повестей “Поиск в тайге”, “Последняя улика”, “По факту исчезновения”, “Розовый убийца”.

Атаров Николай Сергеевич (1907 г.р.)

Проходит по детективному ведомству одной только книгой, но с весьма симптоматичным названием “Смерть под псевдонимом” (1956). Обычный военный детектив с неизменным полковником, со шпионами, оставленными вражеской разведкой в освобождаемых странах — Венгрии, Румынии, Болгарии. Ничего особенного.

Безуглов Анатолий Алексеевич (1928 г.р.)

Закончил юридический институт. Работал в прокуратуре СССР. Затем перешел на журналистскую работу (“Советская Россия”). Первая книга “Это касается всех” вышла в 1956 году. Затем появлялись повести “Неожиданное доказательство”, “Чудак влюбленный”.

В 1967 году совместно с Ю. Кларовым опубликовал трилогию “Конец Хитрова рынка”, “В полосе отчуждения”, “Покушение”.

После этого одна за другой выходили в свет новые повести “Инспектор милиции”, “Змееловы”, роман “Преступники” и, наконец, многоплановый роман о войне с преступниками — “Черная вдова”. Лауреат ведомственных литературных премий.

Беляев Владимир Павлович (1907 г.р.)

Писал на русском и украинском языках. Из всего созданного стоит отметить трилогию “Старая крепость”, созданную в 1937 — 1951 годах — о приключениях ребят пограничного городка в годы гражданской войны. По мнению критиков — это образец героико-романтической литературы для детей. По мотивам трилогии был создан кинофильм “Тревожная молодость”.

Бетев Сергей Михайлович (1929 г.р.)

Закончил уральский университет. Работал в областных и республиканских газетах, в журнале “Урал”.

Несколько лет работал в уголовном розыске УВД Свердловского горисполкома.

Были написаны повести “Теорема Лапласа”, “Восьмой револьвер”, “Плетеный ремень”, “Разыскивается”, “Трое суток из жизни инспектора” и др.

Бляхин Павел Андреевич (1886 — 1961)

Создатель первой в советской России приключенческой повести, написанной в теплушке поезда по пути из Костромы в Баку в 1921 год. Вдохновленные чтением еще “тепленькой” повести, бакинские комсомольцы предложили автору “пустить ее на экран”; таким образом “Красные дьяволята” стали и первым советским приключенческим фильмом. Сам автор писал о своей книге в 1935 году: “…Повесть явилась полусказочным отражением мрачных событий, связанных с именем небезызвестного главаря кулацких банд батьки Махно, с которым нам приходилось иметь дело в 1920 году в районе Екатеринославщины, где я был председателем губревкома…”

Богомолов Владимир Осипович (1926 г.р.)

Участник Великой Отечественной войны.

В романе “В августе сорок четвертого” профессионально показал механизм работы контрразведки по пресечению действий вражеского разведцентра в тылу советских войск. Широкая стилизация под истинные документы, исторические события с участием реальных лиц. В романе — напряженная интрига, динамика. Создал также и другие произведения (повести “Зося”, “Иван” и пр.).

Брянцев Георгий Михайлович (1904 — 1960)

Один из наиболее плодовитых авторов военно-детективного жанра. Во время Великой Отечественной войны был начальником оперативной группы по руководству партизанским движением, дважды был в тылу врага. Перу Г.Брянцева принадлежат сб. рассказов “Их было четверо”, повести “Конец осиного гнезда”, “Следы на снегу”, “Клинок эмира”, “Это было в Праге”, “Голубой пакет”. В своей последней книге “По тонкому льду” (1960) писатель пришел к более глубокому раскрытию характеров. В его произведениях, как правило, острый сюжет и широкий охват событий. Роман “Это было в Праге” послужил поводом к дискуссии “Что есть детектив?”

Буданцев Сергей Федорович (1896 — 1970)

Его самое главное произведение — роман “Мятеж” (позднее “Командарм”) точно не отнесешь к жанру детектива, но по какой-то причине он был включен в список “Библиотеки советского детектива” (видимо, в связи с почти полным отсутствием таковых в 20-е годы). Роман о мятеже в волжском городе (видимо, Астрахани) отличался великолепным языком, тонкими психологическими образами. Написал много, успел издать собрание сочинений в 3-х томах.

Братья. Вайнеры Георгий и Аркадий Александровичи

Авторы множества детективных произведений — от рассказов до многоплановых романов.

Первая совместная повесть “Часы для мистера Келли” появилась в печати в 1962 году и затрагивала важнейшие и до сих пор вопросы экономических отношений. Затем рождались “Визит к минотавру”, “Я, следователь”, “Ощупью в полдень”, “Лекарство против страха”, “Телеграмма с того света”, “Карский рейд”, “Евангелие от палача” и другие. Наиболее известен роман “Эра милосердия” — о работе сотрудников МУРа в 1945 году. Многие вещи Вайнеров экранизированы.

В 1991 году Г.Вайнер уехал в США. Теперь совместная работа закончилась. После этого А.Вайнер в содружестве с Л.Словиным написал небольшую повесть “На темной стороне Луны”, а также — повесть “Объезжайте на дороге сбитых кошек и собак”. После долгих лет молчания и Г.Вайнер создал роман “Умножающий печаль” — о современной олигархии в России.

Для писателей характерен поиск незатасканных сюжетов, умелое использование документов (“Я, следователь”), введение в повествование нескольких сюжетных линий (“Визит к минотавру”).

Васильев Аркадий Николаевич (1907 г.р.)

Написал один из ключевых романов о советской разведке в последние годы Великой Отечественной — “В час дня, Ваше превосходительство…”

Ссылаясь на свидетельства одного из видных чекистов, работавших в аппарате ЧК в 1918–1925 годах, а затем — находившегося в годы войны в тылу врага Никанорова А.Васильев сумел сохранить колорит эпохи, сумел перебросить мостик между окружением Власова и белым движением.

Кроме этой написал еще множество книг.

Васильев Борис Львович (1924 г.р.)

Участник Великой Отечественной войны. Печатается с 1954 года. В авторском активе такие блестящие произведения как “А зори здесь тихие…”, “В списках не значился”, “Не стреляйте в белых лебедей”, “Летят мои кони”.

Отдал дань и детективу. В 1986 году вышла повесть “Потрошитель матрасов” — об одном из дел, расследованных полковником в отставке Валерием Милагиным.

Васильев Борис Александрович (1945 г.р.)

Окончил Московский полиграфический институт. Автор книг “Всегда начеку”, “Обнаружить и задержать”, многих рассказов о работе органов милиции.

Последние повести писателя — “Либерея раритетов” и др. свидетельствуют о росте творческого мастерства.

Воеводин Всеволод Петрович (1907 г.р.)

Совместно с С.Е.Рыссом в 1938–1939 гг. написал приключенческие повести “Слепой гость” и “Буря”. Книги о чистых приключениях без всякой уголовщины.

Володарский Леонид Вениаминович (1950 г.р.)

Закончил Московский институт иностранных языков им. М.Тореза. Работал в институтах Академии наук СССР.

“Снег” из Центральной Америки” — первое произведение писателя. Известен так же как автор ряда переводов, в том числе детектива “Убийство разочарованного англичанина”.

Востоков (Петроченков) Владимир Владимирович (1915 г.р.)

Печатается с 1968 года. Известна повесть “Шаг до пропасти”, “Фамильный бриллиант”, а также повести, написанные в соавторстве с О.Шмелевым — “Ошибка резидента”, “Судьба резидента”, “Возвращение резидента”.

Вучетич Виктор Евгеньевич

Автор повестей о борьбе чекистов с контрреволюцией в Сибири в 1920-е годы (“Мой друг Сибирцев”), о том как чекисты обеспечивали крупную военную операцию на Смоленщине в 1943 году (“Следователь особого отдела”).

Высоцкий Сергей Александрович (1931 г.р.)

В 1942 году был эвакуирован из осажденного Ленинграда в детский дом в пермском селе Сива. После войны учился в Арктическом училище, работал на комсомольской работе. Учился на юридическом, а также — факультете журналистики ЛГУ. Многие годы работал журналистом в Ленинграде и в Москве.

Выпустил около 20 книг повестей и рассказов: “Выстрел в Орельской гриве”, “Пропавшие среди живых”, “Крутой поворот”, “Среда обитания”, “Анонимный заказчик”. По сценариям С.Высоцкого снято пять кино- и телевизионных фильмов.

Габуния Евгений Дзукуевич

В 1953 году после окончания отделения журналистики ЛГУ получил направление в Кишинев, где и проживает до сих пор. Один из немногих писателей Молдавии, последовательно работавших в жанре детектива.

Автор книг “Прицельный выстрел”, “Когда цепь смыкается”, “Ангел пустыни”, “На исходе ночи” и др.

Многоплановый роман “По обе стороны Днестра” посвящен операции советской разведки, разоблачившей в 30-е годы крупномасштабную провокацию.

Гагарин Станислав Семенович (1935 — 1993)

Родился в Подмосковье. Учился в трех мореходных училищах — на Сахалине, в Ростове-на-Дону, Ленинграде. С 1956 года работал во Владивостоке на торговых и рыбопромышленных судах.

Закончил Всесоюзный юридический заочный институт и аспирантуру по кафедре теории государства и права. В 1972 году в “Молодой гвардии” вышла первая книга автора — “Возвращение в Итаку”, затем — еще ряд других. У первого шпионского романа писателя “Три лица Януса” была трагическая судьба — он 15 лет дожидался своего часа и был, в конце концов опубликован в “Военных приключениях”.

С.Гагарин немало сделал для выпуска детективной литературы. Основанное им в 90-х годах XX века издательство “Отечество” успело выпустить шеститомник “Русского детектива”, приступить к осуществлению многопланового проекта “Русский сыщик”. Планировалось 20-томное издание сочинений С.Гагарина. Со смертью писателя этим планам не суждено было сбыться.

А еще С.Гагарин успел написать романы “Контрразведчик”, “Умереть без свидетеля”, “Третий апостол”, “У женщин слезы соленые”.

Генералов Александр Петрович (1923 г.р.)

Участник Великой отечественной войны. Работал в ряде уральских и сибирских газет. Большинство материалов — на правоохранительные темы.

Создал ряд повестей о работе милиции: “Операция “Ксендз”, “Дуэль”, “Таежная история”, “Расплата”, “Конец Волкодава” и др.

Живет в Челябинске.

Гладков Теодор Кириллович (1932 г.р.)

Автор документальных книг о чекистах “Менжинский”, “Николай Кузнецов”, “Медведев”, “И я не могу ему не верить”, а также повестей “Девушка из Ржева”, “Последняя акция Лоренса” и др.

Гончаров Виктор Алексеевич

О нем известно только то, что он вихрем ворвался в литературу 20-х годов, один за другим выпустил около десятка приключенческо-фантастических романов и стремительно исчез. К детективному жанру имеет отношение, пожалуй, лишь “Долина смерти”, где сыщики разыскивают украденное изобретение ученого, чем-то напоминающее “Гиперболоид инженера Гарина”.

Горчаков Овидий Александрович (1924 г.р.)

Во время Великой Отечественной войны руководил разведгруппой в Польше и Германии. С 1950 года выступал как переводчик. Совместно с польским писателем Я.Пшимановским опубликовал повесть “Вызываем огонь на себя”.

Написал ряд документальных повестей о разведчиках в годы войны; “Максим не выходит на связь”, “Он же капрал Вудсток” и др. Принимал участие в написании романа-пародии “Джин Грин неприкасаемый”.

Гофман Генрих Борисович (1922 г.р.)

Участник Великой Отечественной войны, герой Советского Союза. В литературу пришел в конце 30-х. Проза Г.Гофмана основана на документах: повести “Черный генерал”, “Герои Таганрога”; повесть “Сотрудник Гестапо” посвящена подвигу офицера-разведчика Л.Дубровского.

Гусев Валерий Борисович (1941 г.р.)

Закончил Московский институт инженеров сельскохозяйственного производства, работал там же преподавателем на кафедре почвообрабатывающих машин. С 1969 года перешел в редакцию “Международного сельскохозяйственного журнала”. Публикуется с 1970 года — очерки, статьи. В 1977 году в журнале “Сельская новь” опубликована первая повесть — “Шпагу князю Оболенскому!”. Затем написаны приключенческие повести “Первое дело”, “В Синеречье снова спокойно”, “Не просто выжить”, “Кладоискатели”, “Дети Шерлока Холмса”, “выстрелы в ночи” и др.

Его повести — чаще всего романтические произведения о молодых сотрудниках милиции.

Диковский Сергей Владимирович (1907 — 1940)

За свои 33 года успел сделать многое. Работал курьером, носильщиком, библиотекарем, журналистом. Воевал он и погиб на финской войне. Герои его книг — пограничники, красноармейцы — люди, поставленные судьбой в сложные ситуации.

Дольд-Михайлик Юрий Петрович (1903 г.р.)

В литературе с 1930 года. Автор романов, повестей и сценариев художественных фильмов. Широкую известность получил роман “И один в поле воин” (1956), посвященный работе советских разведчиков в тылу врага.

Один из пионеров отечественного шпионского романа. Роман получил широкую известность, чего, однако, нельзя сказать о его продолжении — “У черных рыцарей”.

Дорба Иван Васильевич (1906 г.р.)

Закончил Харьковский инженерно-строительный институт. В годы войны командовал взводом саперов. Переводил многих классиков Украины и Югославии.

Крупнейшие произведения И.Дорбы — многоплановые романы “Под опущенным забралом”, “Белые тени” — о работе советской разведки в белой эмиграции в довоенные годы и в годы войны.

Егизаров Алексей Сергеевич (Ал. Азаров) (1945 — 1992)

Москвич. Вместе с Юрием Анохиным написал несколько повестей.

Остросюжетная повесть “Идти по краю” — последняя работа писателя.

Жаренов Анатолий Александрович (1922 — 1975)

Фронтовик. Работал в газетах родного Углича, на Камчатке, в Липецке.

В литературе начал работать в конце 60-х. Литературное наследство А.Жаренова невелико, но достаточно весомо. Опубликовал романы “Яблоко Немезиды”, “Парадокс Великого Пта”, три детективные повести “Обратная теорема”, “Фамильная реликвия”, “Выстрел из прошлого”.

Захарова Лариса (1930 г.р.)

Окончила факультет журналистики МГУ. Работала в газете “Труд”, журнале “Советская милиция”.

В содружестве с В.Сиренко написала повести “Покер у моря”, “Плиозавр-45”, “Приказано внедриться”, “Охота в зимний период”.

Иванов Валентин Дмитриевич (1902 — 1975).

Писал фантастические романы. В 1952 году создал шпионский роман “По следу”. А в 1956 году отдал дань милицейскому роману “Желтый металл”, в котором, как пишут критики, “была острая фабула”. Позже роман подвергся резкой критике. В.Иванов обратился к истории и написал любопытные исторические романы “Русь изначальная”, “Русь великая” и др.

Имерманис Анатоль Адольфович (1914 г.р.)

Известный прозаик и поэт Латвии. Работает в жанре политического детектива.

Многократно издавалась его серия романов, посвященных инспектору Муну и его помощнику сержанту Дейли: “Самолеты падают в океан” (1968), “Призраки отеля “Голливуд” (1970), “Гамбургский оракул” (1975).

В настоящее время издано около 100 книг на 13 языках. Среди них “Пирамида Мортона”, “Смерть на стадионе”, “Смерть под зонтом” и др.

Совместно с Г.Цирулисом написал первые приключенческие романы в латышской советской литературе: “Квартира без номера”, “Товарищ Маузер”, “Тобаго” меняет курс”.

Кашин Владимир Леонидович (1917 г.р.)

В 1941 году закончил Киевский университет имени Шевченко. Участник Великой Отечественной войны. Один из зачинателей детективного жанра на Украине.

Его перу принадлежат романы “Приговор приведен в исполнение”, “Черное оружие”.

Ким Роман Николаевич (1899 г.р.)

Детство провел в Японии, учился в Токийском университете. В 1917 году вернулся в России. Преподавал курс японского и китайского языка в московских ВУЗах. Можно сказать, что Ким открыл эру политического детектива, основанного на документальном материале. Писал о том, что знал не понаслышке, в частности, о деятельности американской и японской разведок на Дальнем Востоке. В 1951 году вышла “Тетрадь, найденная в Сунчоне”, в 1954 — “Девочка из Хиросимы”, в 1962 — “По прочтении сжечь”, в 1962 — “Агент особого назначения. Кобра под подушкой…”

Киселев Владимир Леонтьевич

Участник Великой Отечественной войны. После войны работал в ряде республиканских украинских газет.

Автор многих романов (“Человек может”, “Девочка и птицелет”, “Веселый роман” и др.), из которых нас особенно интересует написанный в 1962 году роман “Воры в доме” — о борьбе отечественной и зарубежных разведок. Однако ряд критиков не склонен относить его к детективу: “…Есть острый сюжет, есть иностранные шпионы, есть разоблачающие их чекисты — да рука не поднимается: детективная интрига входит в повествование лишь одним из элементов…”

Кларов Юрий Михайлович (1929 г.р.)

Окончил Московский юридический институт. Работал в Архангельской коллегии адвокатов.

Автор книг “Черный треугольник”, “Станция назначения — Харьков” “Допрос в Иркутске” и др. Лауреат ведомственных литературных премий.

В соавторстве с Ю.Безугловым создал трилогию “Конец Хитрова рынка”, “В полосе отчуждения”, “Покушение”.

Кожевников Вадим Михайлович (1909 г.р.)

Закончил МГУ. Печататься начал с 1928 года. В годы войны был фронтовым корреспондентом. Известна его повесть и романы “Заря навстречу”, “Знакомьтесь, Балуев” и др.

В 1965 году вышел объемный роман о советских разведчиках “Щит и меч”, положивший начало эре отечественного шпионского романа.

Козачинский Александр Владимирович (1900 — 1940?)

Вошел в нашу историю как автор одного-единственного, но настоящего детектива. Повесть “Зеленый фургон” привлекает своим ярким языком, выпуклыми героями и высоким пафосом. Главным героем Козачинский вывел себя под кличкой “Красавчик”. А ловил его и арестовывал Евгений Петров, в 20-е годы — агент ЧК на Одесщине. В последующие годы и преступник, и сыщик встретились в одной из комнат “Гудка”, где оба работали. “Прекрасной маленькой повестью” и “подлинным шедевром” назвал Аркадий Адамов “Зеленый фургон”, а он-то понимал толк в приключенческой книге.

Колбергс Андрис

Известный латышский писатель. Автор множества психологических детективов, созданных по всем правилам классического романа. В центре пристального внимания писателя психология преступления. Печататься начал в 1967 году.

Автор криминальных романов “Ночью в дождь”, “Вдова в январе”, “Тень”, “Трехдневный детектив”, “Человек, который перебегал улицу” и др.

Колосов Леонид Сергеевич

Журналист-международник. Работал корреспондентом “Известий” в Италии, Югославии.

Автор ряда политических романов и детективов — “незнакомец в черной сутане”, “Заговор генералов”, “Смерть при жизни”, “Прощайте, господин полковник”.

Кораблинов Владимир Александрович (1906 г.р.)

Печатается с 1923 года. Опубликовал романы “Жизнь Кольцова” и “Жизнь Никитина” — о замечательных русских поэтах.

В 1967 — 1968 годах в соавторстве с Ю.Д.Гончаровым выпустил одни из первых послевоенных уголовных романов “Бардадым — король черной масти” и “Волки”.

Корнешов Лев Константинович (1934 г.р.)

Закончил госуниверситет им. Т.Шевченко в Киеве. Пробует свои силы в журналистике, затем переходит в литературу. Писатель чекистской темы. В разное время в издательстве “Молодая гвардия” издавались его книги “Охота на Горлинку”, “Удар мечом”, “Схватка с ненавистью” (псевдоним Л.Константинов) — о борьбе с бандеровским подпольем на Западной Украине.

В “Последнем полете “Ангела” действие разворачивается в наши дни. Ее главный герой — молодой чекист.

Коробицын Алексей Павлович

Родился в семье эмигрантов. В годы войны руководил разведывательно-диверсионной группой, работавшей в тылу противника (подорвано 13 эшелонов с войсками, оружием и т. п.) Воевал в Испании, плавал на судах. Одно из судов морского флота носит имя Алексея Коробицына.

Книги его под стать всей жизни — горячие, романтические… К нашему повествованию имеет прямое отношение повесть “Тайна музея восковых фигур”.

Корольков Юрий Михайлович (1960 г.р.)

Начал печататься в 1928 году. Роман-хроника “Тайны войны” и его продолжение “Так было” рассказывают о подготовке ко второй мировой войне.

Автор ряда политических романов и романов о советских разведчиках: “Кио-Ку-Мицу”, “Человек, для которого не было тайн” и др.

Коротеев Николай Иванович (1927–1978)

Среди написанных им книг — большинство приключенческих (“Схватка с оборотнем”, “Золотая Слава” и т. д.) Ряд книг посвящен сотрудникам милиции — “Выстрел в тайге”, “Крыло тайфуна”, “Капкан удачи”.

Короткевич Владимир Семенович (1930 г.р.)

Окончил Белорусский университет. Известный белорусский писатель, автор исторического романа-детектива “Черный замок Ольшанский”, в котором события трехсотлетней давности переплетаются с событиями Великой Отечественной войны. Более известна его историко-приключенческая повесть “Дикая охота короля Стаха”, главный герой которой Рагор явил собой лучший романтический образ рыцаря XVIII века.

В ряде других книг Короткевича так же прослеживается глубокий интерес к истории.

Куцый Валерий Сергеевич (1932 г.р.)

Родился в Киеве, сейчас живет во Владивостоке. Работал литсотрудником армейской газеты. Сотрудником телерадиокомитета, много лет — в органах внутренних дел.

Автор многих газетных материалов о работе милиции. Написал повесть “В упор или с близкого расстояния”, “Шаг с обрыва” и др.

Кучеренко Александр Васильевич (1943 г.р.)

Родился в Уральске, учился в Ашхабаде, сейчас живет в Одессе.

Автор ряда повестей о работе правоохранительных органов — “Спираль” и др.

Лавровы Ольга Александровна и Александр Сергеевич

Авторы сценария многосерийного телевизионного фильма “Следствие ведут знатоки”, ставшего символом мнимого благополучия с охраной правопорядка в стране. В Советском Союзе росла преступность, создавались объединенные преступные группировки, расцветала наркомания, а в фильмах о знатоках распевалась песня “Если кто-то еще честно жить не хочет…”

Судя по тому, что через полтора десятка лет сериал вновь вернули на экран, кто-то решил, что преступность вновь начала сокращаться…

О. И А. Лавровы — авторы еще нескольких сборников рассказов.

Лазутин Иван Георгиевич

Автор известной трилогии “Сержант милиции”, “Суд идет” и “Черные лебеди” — многоплановые произведения с трудной судьбой, ждавшие своего часа после журнальной публикации четверть века. В основе последнего романа Дмитрий Шадрин активно выступает против нарушений законности в прокуратуре, за что его постигает судьба многих репрессированных. Правда, автор почти не избавился от иллюзий, принесенных падением культа личности и наивной веры в справедливость.

Левин Андрей Маркович (1944 г.р.)

Закончил Институт стран Азии и Африки при МГУ. Востоковед-историк. Был собкором “Комсомольской правды” в странах Юго-Восточной Азии. Первая книга “Желтый дракон Цзяо” была опубликована в 1976 году. Затем вышла повесть “Тайна запретного плода”.

Линьков Лев Александрович (1908 г.р.)

Первые очерки появились в 1930 году. С 1932 года — корреспондент “Комсомолки”, а затем — служит в погранвойсках. В 1940 году был издан сборник рассказов “Следопыт”, а в 1948 году “Молодая гвардия” издала “Приключения “старой черепахи”” — повесть о работе советской разведки. Продолжил работу по пограничной тематике.

Макаров Иван Иванович (1900 — 1940?)

В 30-е годы был очень популярен. Мы знаем его по небольшой повести “Рейд Черного жука”, которая вообще-то не может быть причислена к жанру детектива, но идет где-то параллельным курсом и даже была включена в “Библиотеку советского детектива”. В конце 30-х И.Макаров был репрессирован, неизвестен даже год его смерти. С 1956 года книги писателя вновь стали переиздаваться.

Матвеев Герман Иванович (1904 г.р.)

Увы, об этом писателе ничего не известно, кроме того, что в 50-е годы он создал знаковую трилогию “Тарантул”, в которой матерые гитлеровцы в блокадном Ленинграде сражались с четырнадцатилетними подростками… и проигрывали им по всем статьям. Книга, явившая собой типичное шпионское повествование 50-х годов, заслуженно подверглась жесткой критике. Что, впрочем, не снизило поток подобных произведений.

Мацаков Анатолий Григорьевич (1938 г.р.)

Окончил Минскую Высшую школу МВД. Много лет проработал в белорусском городе Гродно, где и живет до сих пор.

Автор книг “Спираль капитана Синичкина”, “Ведется следствие”, “Командировка в Соколово” и др.

Мегрели Борис Яковлевич

Работал в Тбилиси, где и начал писательскую деятельность. Позднее перебрался в Москву, где продолжил работать над романами с единым героем Серго Бакуридзе, который тоже переезжает в Москву и работает в столичном уголовном розыске.

Романы “Без всяких полномочий”, “Паук”, “Затянутый узел” посвящены наиболее актуальным сегодня (да и всегда) темам — использованием преступниками экономических проблем, возникающих в стране. Эти книги можно отнести к психологическим детективам.

Медведевский Леонид Михайлович

Автор множества книг на криминальную тему: повестей “Без смягчающих обстоятельств”, “Прерванный рейс”, романа “Бегущий по краю”, пьесы “Удар на себя” и т. д.

Живет в Риге.

Михайлов Виктор Семенович

Сосед Г.Матвеева по книжной полке. “Им стоять после смерти почти рядом”. В середине 50-х активно пополнял “Библиотечку военных приключений” своими повестями. В 1954 году — “Под чужим именем”, в 1956 году — “Бумеранг не возвращается”, в 1957 — “На критических углах”. Герои В.Михайлова легко узнаваемые, как и сюжеты его произведений.

Млечин Леонид Михайлович (1957 г.р.)

Окончил факультет журналистики МГУ.

Плодовитый автор. Пожалуй, раз в год-два выходят его политические детективы “Хризантема пока не расцвела” (1980), “Проект Вальхалла” (1982), “Возвращение нежелательно” (1986), “В лесу полночных звезд” (1988) и многие другие.

В последнее время активно работает на телевидении.

Насибов Александр Ашотович

Начал заниматься литературой после Великой Отечественной. Войну начинал рядовым, закончил же — зам. редактора дивизионной газеты.

Большинство произведений писателя в той или иной мере обращаются к минувшей войне. Таковы повести “Тайник на Эльбе”, “Неуловимые”, “Авария Джорджа Гарриса”, роман “Безумцы”, пьеса “Человек вернулся” и др.

Никулин Лев Вениаминович (1891 — 1967)

В годы гражданской войны служил в Культоргпросвете. В 1921 году с советской миссией ездил в Афганистан, после чего написал первую книгу “Четырнадцать месяцев в Афганистане” (1923). С тех пор создал множество книг — исторических (“России верные сыны”), семейно-бытовых (“Трус”, “С новым счастьем” и др.) и, наконец, роман-хронику “Мертвая зыбь” (1965) — об одной из важнейших операций чекистов в первые годы после революции.

Овалов (Шаповалов) Лев Сергеевич (1905 г.р.)

Один из выдающихся творцов детективного жанра 30 — 50-х годов. Печатался с 1925 года. В 1941 — 56 гг. был незаконно репрессирован (мы упоминали об этом). В 1954 году издал приключения майора Пронина — о самом известном и самом критикуемом персонаже 60-х годов. В 1957 вышел в свет “Букет алых роз”, в 1958 году — “Медная пуговица”, в 1963 году — “Секретное оружие”. Писатель всегда был верен детективной теме. Даже в романах “Партийное поручение” и “История одной судьбы”, на первый взгляд вроде бы на другую тему, сильны детективные мотивы. Заслугой и в то же время бедой Л.Овалова было создание (почти одновременно с Н.Шпановым — Нил Кручинин) образа серийного героя — майора госбезопасности Ивана Николаевича Пронина. Пронин, так же как и Кручинин, несет на себе печать ходульности, безликости и похожести на многих других героев. Кажется, писателю доставало того, что его герой представлен в ореоле исключительности и таинственности.

Оганесов Николай Сергеевич (1947 г.р.)

Окончил юридический факультет Ростовского Государственного университета. Печататься начал в 1972 году. Повести “Двое из прошлого”, “Мальчик на качелях”, “Лицо в кадре” и другие широко известны читателям.

В романе “Мистификатор” затрагивается тема шпионажа.

Панов Николай Николаевич. (1903 г.р.)

Первые книги — “Человек в зеленом шарфе” (1928), “Всадники ветра” (1925), “Дети черного дракона” (1925) и “Тайна старого дома” (1928) носят приключенческий характер. Теме приключений писатель был верен и в годы войны. Морякам был посвящен сборник повестей и рассказов “Боцман с тумана” (1948).

Петросян Гавриил Макарович (1935 г.р.)

Закончил университет в Баку. Работал на Московском радио, в АПН. Печататься начал в 1955 году. Его остросюжетные повести “Картина Ренуара”, “Океан был спокойным”, “Мона Лиза”, “Боцман с Калуги”, “Гонорар 10 миллионов”, “Убийство в отеле “Диоген” и другие произведения переведены на пять языков.

Понизовский Владимир Миронович (1928 г.р.)

Участник Великой Отечественной войны. Был сыном полка. Автор 15 остросюжетных романов на историко-революционную тему, в том числе и трилогии “Час опасности”, “Не погаси огонь”, “Заговор генералов”, рассказывающих о борьбе противоположностей в 1905–1917 годах. Использовал малоизвестные читателю подлинные факты из архивов.

Привалихин Валерий (1933 г.р.)

Родился в одном из сел Томской области. Окончил Томский педагогический институт. Работал в газете.

Автор повестей “Время сбора папоротника”, “Сто императорских карабинов”.

Родионов Станислав Васильевич (1931 г.р.)

Работал в геологических партиях Приморья и Северного Казахстана. Заочно закончил юрфак МГУ. Работал корреспондентом газеты, преподавателем юридического факультета, юрисконсультом. Затем — тринадцать лет — следователь прокуратуры Ленинграда.

Издал четыре юмористических сборника. Потом начал писать психологические детективы: “Следователь прокуратуры”, “Глубокие мотивы”, “Запоздалые истины”, “Вторая сущность”, “Долгое дело”, “Криминальный талант” и другие.

Лауреат премии МВД. По книгам поставлены фильмы, созданы театральные постановки.

Ройзман Матвей Давыдович (1896 г.р.)

Автор одного из первых послевоенных милицейских детективов — “Друзья, рискующие жизнью” (1943), нашедших продолжение в повестях “Волк” (1956), “Берлинская лазурь” (1961) и “Вор-невидимка” (1965). В “Берлинской лазури” (в кино получившей название “Дело № 306”) автор избежал традиционной шпионской схемы, чего не скажешь о других романах этого автора. Следует отметить, что Ройзман писал в прямом смысле этого слова книги с тайнами, расследованиями, разоблачениями преступников.

Ромов Анатолий Сергеевич (1935 г.р.)

Москвич, служил на флоте, работал в цирке, был конюхом и наездником, разъездным корреспондентом “Смены”, стажировался в уголовном розыске. В 1962 году закончил литинститут им. Горького. В детективном жанре дебютировал в 1961 году повестью “Следы обрываются у моря”. Затем появились “Следы в пустоте”, опубликованные в 1977 году.

Один за другим выходили детективы “Таможенный досмотр”, “При невыясненных обстоятельствах”, “Без особых примет”, “Условия договора”, “Фуфель”, “В чужих не стрелять”, “Перстень Саломеи”. Множество книг переведено за рубежом. По произведениям А.Ромова создан ряд фильмов.

Рыбаков Анатолий Наумович (1911–1999 г.р.)

Окончил московский институт инженеров транспорта и долго работал по специальности. Участник Великой Отечественной войны. Первая приключенческая поесть “Кортик” вышла в свет в 1948 году. Затем — ее продолжения “Бронзовая птица”, “Выстрел”. Затем появился веселый и романтический цикл о подростке Кроше. Напечатал также еще много хороших книг: романы “Екатерина Воронина”, “Водители”.

Рысс Евгений Самойлович (1908 г.р.)

В основном, автор приключенческой тематики. Совместно с В.Воеводиным написал повести “Слепой гость” (1938) и “Буря” (1939). Крупная работа Е.Рысса — “Шестеро вышли в путь” — о поколении людей, вышедших из огня гражданской войны и живущих в условиях НЭПа. В 1966 году совместно с Бодуновым выпустил сборник повестей “Записки следователя”. Критика приводит как пример добротного детектива повесть Е.Рысса и Л.Рахманова “Домик на болоте” (1959), поиск похищенной у профессора Кострова лечебной вакцины. Здесь поднимается важнейшая в посткультовое время тема реабилитации доброго имени.

Самбук Ростислав Федосеевич (1923 г.р.)

Участник Великой Отечественной войны. Окончил Тартуский университет. Автор множества романов о работниках милиции и прокуратуры — “Взрыв”, “Портрет Эль Греко”, “Фальшивый талисман”, “Сокровища третьего рейха”, “Скифская чаша”, “Горький дым”, “Криминальный марафон”, “Коллекция профессора Стаха”.

Живет в Киеве.

Сапожников Леонид Александрович,

Степанидин Георгий Александрович

В соавторстве создали несколько молодежных криминальных повестей, в которых речь идет о сложном механизме раскрытия преступлений: “Три версии”, “Ищите волка”.

Свиридов Георгий Иванович

Автор более 20 приключенческих книг о событиях в послереволюционные годы. В “Дерзком рейде” он рассказывает о том, как чекисты предотвратили попытку английских спецслужб перехватить экспедицию, направленную из Москвы в помощь туркестанскому народу.

Во всех книгах Свиридова действуют боксеры. Особенно показателен роман “Стоять до последнего” с главным действующим лицом — боксером Игорем Миклашевским, которого заслали для спецоперации в фашистскую Германию.

Семенов Юрий Иванович

Известен читателям по повестям “Прощайте скалистые горы”, “Комиссар госбезопасности”. В романе “Тропа обреченных” Юрий Семенов касается уже не новой, но еще актуальной для читателей, интересующихся историей Великой Отечественной войны темы борьбы с оуновским подпольем на Западной Украине.

Сизов Николай Трофимович (1916 г.р.)

В 1950 году закончил истфак московского пединститута. В годы войны был на комсомольской, затем — на партийной работе. В 1962 году — начальник управления охраны Московского горисполкома. Затем — зампред. облисполкома, зампред. Комитета кинематографии при совмине СССР, ген. директор киностудии “Мосфильм”.

Автор нескольких сборников рассказов и повестей, основанных на реальных фактах из конкретных дел: “Код “Шевро”, “Антиквары”, “Конец “Золотой фирмы” и т. д.

Сиренко Владимир (1940 г.р.)

Окончил Ленинградский Университет. Кандидат исторических наук. Работал главным редактором журнала “Человек и закон”. В соавторстве с Л.Захаровой” написаны повести “Покер у моря”, “Плиозавр-45”, “Приказано внедриться”, “Охота в зимний сезон”.

Авторы цикла политических романов “Внедрен, действует”, “Операция “Святой”, “Сиамские близнецы”, “Похищение в Дюнкерке”.

Последние произведения супругов Сиренко и Захаровой “Год дракона”, “Петля для полковника”, “Три сонета Шекспира” страдают на наш взгляд излишней политизированностью.

Скорин Игорь Дмитриевич (1917 г.р.)

Один из старейших авторов. Начинал милицейскую службу в Сибири, служил в милиции Киргизии, Латвии, Москвы. В его книгах содержится, в основном, фактический материал из многолетнего опыта автора.

Издано более 10 произведений, в том числе “Ребята из Угро”, “Расплата”, “Индейский вождь”, “Странные кражи” и др.

Смирнов Николай Григорьевич (1880 — 1933)

Автор одной из известнейших книг для юношества в 30-е годы — “Джек Восьмеркин, американец”. Один из пионеров создания шпионского романа в стране. В 1929 году вышел в свет “Дневник шпиона”, книга о непростых англо-советских отношениях после революции. В конце жизни отдал должное фантастико-приключенческой тематике (роман “Через пять тысяч дней”).

Стругацкие Аркадий Натанович (1925 — 1991) и Борис Натанович (1933)

Аркадий закончил институт иностранных языков в Москве, Борис- механико-математический факультет в ЛГУ.

Первые научно-фантастические произведения “Страна багровых туч”, “Путь на Амальтею” посвящены космической тематике. Позднее в творчестве Стругацких стали сильнее социальные проблемы. В ряде произведений прослеживается детективная линия, в частности, это хорошо видно в повести “Отель “У погибшего альпиниста”.

Тевекелян Варткес Арутюнович (1902–1969)

Воспитывался в детском доме. Участник гражданской войны. В 1937-52 гг. директор московской текстильной фабрики “Освобожденный труд” и Краснохолмского камвольного комбината.

После ряда книг о производстве, о борьбе трудящихся Востока и о судьбах армян написал пару романов и о разведке и чекистах: роман “Гранит не плавится” (1961) И “Рекламное бюро господина Кочека” (1967).

Толстой Алексей Николаевич (1882 — 1945)

М.Горький увидел в нем “писателя, несомненно крупного, сильного, с жестокой правдивостью изображающего психическое и экономическое разложение современного дворянства…” В многогранной деятельности писателя нашлось место и для приключенческо-детективных произведений. Интересно, что все основные книги, написанные А.Толстым и за рубежом, в эмиграции, и в советской России, сделаны как бы “с той стороны”. Таковы и рассказ “Прекрасная дама” (1916) и повесть “Записки Масолова” (1931) и роман “Эмигранты” (1931)… Впрочем, “Эмигранты” стоят особняком в творчестве писателя. Это своеобразный детектив, написанный по материалам реального уголовного дела и содержащий в себе все признаки жанра. В написанной же в 1931 году повести “Необычные приключения на волжском пароходе” явно усматривается пародия на западный детектив. Здесь и ловкий сыщик Гусев, и профессор Родионов с секретным портфелем, и иностранный шпион. К фантастическому детективу следует отнести и роман “Гиперболоид инженера Гарина” (1925). Здесь достаточно ярко описана работа красного сыщика Шельги.

Томан Николай Владимирович (1911 г.р.)

Один из ведущих авторов приключенческого жанра. С начала работы в литературе, с 1933 года опубликовано более 20 книг Н.Томана, их тираж превысил три миллиона экземпляров. Основная тема книг — борьба советской разведки с происками западных шпионов. Причем в книгах Томана хорошо заметен психологический аспект, налицо логическое мышление. Читателю интересны не только поединки, но и размышления героев повествования, обдумывающих следующий ход противника. Таковы повести “Что происходит в тишине”, “Взрыв произойдет сегодня”, “В погоне за призраком”, “Made in…”, “По светлому следу” и др.

Тарасов-Родионов Александр Игнатьевич (1885 — 1938)

В 30-е годы его имя было хорошо известно читателям. Участник гражданской войны, после работал в Верховном трибунале страны. Написал ряд повестей, имеющих детективный уклон: “Шоколад”, “Трава и кровь”, “Гибель барона”, “Пятый патрон”. В 1938 году был незаконно репрессирован. Однако, ошибок, совершенных писателем в своих книгах, так много, что их хватило на обвинения и в посткультовое время. Здесь и “недооценка роли партии”, и ошибочность “утверждения о несовместимости личных и общественных интересов”… и т. д. и т. п. А писатель просто писал… не так, как все.

Тушкан Георгий Павлович (1906 — 1965)

Родился в семье агронома. Видимо поэтому и закончил Харьковский институт зерновых культур.

Основные темы Г.Тушкана — приключенческие, например, известный роман “Джура”. Основные книги написаны в послевоенное время: “Охотники за Фау” (1961), “Друзья и враги Анатолия Русакова” (1963), романы “Черный смерч” (1954), “Первый выстрел”.

Как писали критики, для творчества Тушкана характерен острый сюжет при упрощенности психологических характеристик.

Файбышенко Юлий Иосифович (1938 — 1976)

Родился в Воронеже, в Туле окончил местный пединститут. Съездил по распределению в Сибирь. Здесь и началась газетная работа. Вернулся в Тулу, преподавал в ПТУ, одновременно писал. Первая повесть “Кшися” опубликована в 1970 году. Вслед за ней в сборниках вышли повести “Розовый куст”, “Троянский конь”, роман “В тот главный миг”. Одно из последних произведений автора “Осада”, как и предыдущие повести, посвящено первому послереволюционному периоду — борьбе с контрреволюцией, с преступниками.

Покончил жизнь самоубийством.

Хруцкий Эдуард Анатольевич (1933 г.р.)

Закончил военное училище. Отслужил в армии. В 1957 году демобилизовался. Работал в газете “Московский комсомолец”. Писал о пограничниках, летчиках, моряках, работниках уголовного розыска. Первые повести Э.Хруцкого — “Этот неистовый русский”, “Девушка из города Башмачников”, “Хроники Вадницкой коммуны” — не детективы. В 1970 году начал собирать материалы для книги о работе милиции в годы войны. Тетралогия “Четвертый эшелон”, “Комендантский час”, “тревожный август”, “Приступить к ликвидации” завоевала широкую популярность. Она писалась 11 лет.

Затем последовали книги “Осень в Сокольниках”, “Операция прикрытия”, “Истина”, “Архив сыскной полиции”…

Цирулис Гунар (1923 г.р.)

Автор ряда психолого-детективных произведений, среди которых немало остросюжетных: “Подробности письмом”, “Гастроль в Вентспилсе”.

Чергинец Николай Иванович

Полковник милиции, кандидат исторических наук. Автор повестей о работе милиции: “Четвертый след”, “За секунду”, “Тревожная служба”, “Финал “Краба”, “За секунду до выстрела”, “Стрельбы не будет”, “По божьей воле” и еще десятка других.

Живет и работает в Белоруссии.

Черненок Михаил Яковлевич (1934 г.р.)

С 1969 года в журналистике. Книги писателя: “Следствием установлено”, “Кухтеринские бриллианты”, “При загадочных обстоятельствах”, “Ставка на проигрыш”, “Шальная музыка и жидкий дьявол”, “Жестокое наитье”. Лауреат ведомственных литературных премий.

Постоянный герой М.Черненка — Антон Бирюков, сыщик “от бога”, как говорится, расследует многие преступления — шантаж, мошенничество, преступления против личности в условиях небольшого сибирского городка, опираясь прежде всего на знание психологии.

Живет М.М.Черненок в г. Тогучине Новосибирской области.

Шагинян Мариэтта Сергеевна (1888 г.р.)

Прожила долгую, наполненную литературным трудом жизнь. Среди многих томов ее произведений есть и производственные романы, и путевые заметки, и историко-философские размышления. В 1923–1925 годах под псевдонимом “Джим Доллар” публикует своеобразную агитационно-приключенческую трилогию: “Месс-Менд”, “Лори Лэн, металлист”, “Дорога в Багдад”. Как писала Шагинян, появление этих книг было вызвано “требованием момента”. “Месс-Менд” сразу же прижился и стал популярен. О двух других книгах писательница даже не вспоминала. Кое-кто склонен считать эти книги началом советского детектив. Действительно, в них есть и сыщики, и преступники. Недостает только одного — поиска, расследования. Отдавая должное пионеру отечественных приключенческих книг, мы все же воздержимся от признания пальмы первенства в области детектива.

Шейнин Лев Романович (1906 — 1967)

Один из самых спорных писателей нашего времени. До сих пор идут споры, являются ли любимые многими поколениями советских читателей “Записки следователя” (1938, доп. изд. 1968) детективной книгой или нет. А.Адамов, к примеру, отказывает автору в этом, но великодушно заявляет, что “…жизненный материал, а также профессиональная принадлежность и вся деятельность его героев укладываются в его рамки”.

Спорят и о том, имеет ли право Л.Шейнин вообще именоваться писателем и издаваться. В свое время он служил по ведомству Вышинского и был его помощником. К тому же, ряд дел, описанных в записках следователя, сегодня пересмотрены, и их отрицательные герои реабилитированы. Нам же кажется, что никто не может помешать писателю называться писателем. Ряд злодеев всемирной истории вошел в литературу своими книгами. И ни у кого и в мыслях нет лишать их права именоваться писателями, авторами, литераторами, как хотите…

А еще Л.Шейнин написал трилогию “Военная тайна” (1943 — 1956), где интересно обрисовал поединок фашистских разведчиков и советских чекистов за секреты изобретателя инженера Матвеева, создавшего “Катюши”, реактивные минометы. По пьесе Л.Шейнина и бр. Тур был создан кинобоевик 40-х — “Ошибка инженера Кочина”. Написал и некоторые другие пьесы с криминальным сюжетом.

Шмелев Олег Михайлович (1924 г.р.)

В войну служил на флоте, был дважды ранен. Работал в “Комсомольской правде”, “Огоньке”.

В соавторстве с Востоковым написал книги “Ошибка резидента”, “Возвращение резидента”, “Знакомый почерк”.

Перу О.Шмелева принадлежат книги “Скатерть на траве”, “Три черепахи” и др.

Шпанов Николай Николаевич (1896 — 1961)

Один из известнейших писателей 40-50-х годов. Печатался с 1925 года. Был известен так же как создатель книг о советской героической действительности. В годы войны создал детективно-фантастический роман “Тайна профессора Бурого” в шести выпусках, позднее переработанном в книгу “Война невидимок”. А после войны пошло-поехало по цеху детектива: “Искатели истины” (1956), “Домик у пролива. Старая тетрадь” (1959), “Красный камень” (1959). Прославился созданием образа сыщика Нила Кручинина: “Ученик чародея” (1956), “Рассказы о Ниле Кручинине” (1955). Как деликатно отмечает “Краткая литературная энциклопедия, “…некоторые из этих произведений подвергли критике за поверхностное освещение серьезных проблем”

Эминов Октем

Окончил педучилище и Туркменский университет. Работал в газете. Издал несколько сборников стихов и прозы.

Из криминальных произведений известны “Дело возбуждено”, “Будь начеку, Белизор”, “Высокое напряжение”, “Клевета”, “Считать подвигом”.

Эсенов Рахим (1927 г.р.)

Учился в Ашхабаде. Работал на многих должностях, вплоть до министра культуры республики. В 1976 году вышел роман “предрассветные призраки пустыни” — о борьбе с басмачеством в Туркменистане в 1920-30 гг. Второй роман — “Тени желтого доминиона” посвящен той же теме. Как писала критика, достоинства романа — в его документальности и историзме, в глубокой патриотичности и одновременно интернациональности.

Юзефович Леонид

Автор многих детективно-исторических романов.

Из новых книг следует отметить “Самодержец пустыни” — о загадочной судьбе белого офицера барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга.

В новой книге “Князь ветра” Леонид Юзефович совместил интерес к Востоку и давнее увлечение историей питерской сыскной полиции, в частности, личностью знаменитого сыщика И.Д.Путилина.

Ярмолюк Николай (1932 г.р.)

Родился в с. Пустоха Житомирской области. Работал в районной газете. Автор семи книг, в том числе и о работниках милиции: “Черная база” и т. д.

Живет в городе Радомышль Житомирской области.

https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%A0/razin...

***

Любопытная серия: https://fantlab.ru/series3883all