««Дети серого ветра»» http://samlib.ru/editors/e/egert_a/ 2018, Эгерт Аусиньш
(Рецензия была написана на первую книгу «Купол над бедой» (главы 1-10) для журнала «ПИТЕРBOOK». В настоящее время выложено 27 глав).
Если бы меня попросили в одной фразе охарактеризовать эту книгу, то получилось бы следующее. Это социально-психологическая деконструкция попаданческого фэнтези в форме научно-фантастической региональной саги.
Тем, у кого от таких сложных слов начинает болеть голова, а рот разеваться в широком зевке, я «Детей серого ветра» настоятельно не рекомендую, да и рецензию вам лучше закрыть. Остановитесь, не мучьте себя!
Тех, кто такие слова не только понимает отдельно и вместе, но и любит их, — читателей этого типа здесь с большой вероятностью тоже нет, они уже прошли по ссылке на Ридеро. Приятного погружения!
Оставшимся я постараюсь попонятнее объяснить каждую составляющую восхитившей меня формулы. Всё-таки таких грибов на весь лес и корзинки не наберётся. Кому-то будет достаточно и одного ингредиента. А кто-то всё-таки решит не нагружать себя, что тоже похвально: от сложновывернутых текстов извилины чешутся, и не всем это ощущение по душе.
И никто не помнит, как это было
А те кто помнят, те в небе или в огне
Но те, кто сильны — сильны тем, что знают, где сила
А сила на её стороне
Б. Гребенщиков
Несколько лет назад на одном конвенте я сетовала на то, что научной фантастики вроде бы много, но отчего-то «наукой» фантасты не считают ни психологию, ни социологию. В самом деле — зачем психотерапевты с психологами, когда есть водка и друзья, и зачем задумываться над историческими и экономическими предпосылками социальных процессов, ведь эдак можно и над своим поведением начать размышлять! Те же, кто спускают лодку в эти малоизученные воды, зачастую извлекают из них такое, что лучше бы выбросить выловленное обратно. Что и получается всякий раз, когда матчасть не освоена, а мнение уже сложилось.
Заклёпочники могут до кровавых девочек в глазах спорить о батистовых трусиках в средневековье или о громкости взрывов в вакууме. При этом чувствовать и мыслить их герои будут как одинокие сисадмины из Южного Бутова, а структура описываемого общества будет не сильно отличаться от того, что авторы наблюдали в казарме, университете или вычитали в «Незнайке на Луне». О языке, правда, ещё могут спросить. О том, что в средневековье все сограждане были одной национальности, в этом не сомневаются. Как и в том, что триста лет вперёд или назад отношения между мужчинами и женщинами соответствуют концу 70-х годов двадцатого века.
Прискорбность этой ситуации стала настолько привычным фоном, что временами «Дети серого ветра» читаются как учебное пособие. Похожий эффект бывает, когда о физических явлениях пишут физики или о природных — биологи. Владение материалом и опыт применение знаний обеспечивает конструкцию, на укрепление которой работает каждая деталь. Мало того, что предыстория каждой персоны влияет на её характер — эти предыстории не противоречат социальному, экономическому, культурному и политическому устройству родного мира этих персон. И разумеется, та же сеть взаимосвязанных и взаимовлияющих явлений касается землян. Продуманность и обоснованность каждой черты и жеста подчас зашкаливает, и книгу хочется назвать излишне обстоятельной, слишком рассудительной и чересчур честной. А ещё безжалостной, потому что здесь нет волшебной дверцы для тех, кто хочет избежать последствий за свои действия. Ни для кого.
Когда в основе развития конфликта не поступки дурака и/или злодея, а общественные предпосылки и психические привычки к определённым реакциям, конфликт оказывается невозможно разрешить ни с помощью deus ex machina, ни благодаря роялям в кустах. Живой конфликт вообще имеет тенденцию выглядеть нерешаемым, даже если это столкновение двух людей. А когда это два мира!.. Первый том трилогии «Купол над бедой», сообразно законам композиции, развёрнуто повествует, с чего началось и как развивалось то, что может быть названо лишь матерным словом на «п» с определением «большой». Приличное название БП — «апокалипсис».
С апокалипсиса «Купол над бедой» и начинается, чтобы продолжиться описанием постапокалипсиса во всех его красках, запахах и звуках. Зомби пока не видно, а вот чудовища из Зоны дополнили и без того нескучную жизнь. Как метко заметила одна из главных героинь: «Тут только фавны, оборотни и пришельцы, чертов киберпанк с мистикой». Но виноваты в БП и его последствиях не дураки со злодеями (хотя и таковые имеются в количестве), а в основном хорошие, честные и смелые господа и дамы. Без кавычек — они в самом деле такие. И очень разные: каждый со своим мнением, своим жизненным путём, целями и решениями. И когда обстоятельства сталкивают их, каждый просто стремится к своему, искреннее желая хорошего себе и другим… И получается война. А что вы хотели, когда кусок Земли отдают в собственность Империи из-за звёзд?
Не сольются никогда зимы долгие и лета:
у них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги — та и эта,
та натруживает ноги, эта душу бередит.
Б. Окуджава
То, что в попаданческом фэнтези выглядит как «приключения волшебников в современном городе», в фантастике оказывается историей о Контакте с неземной цивилизацией. Схема одна и та же: появление незваных пришельцев на нашей земле. Свежий взгляд на нас, удивлённый — на них, загадки и, разумеется, романтика со смертоубийством. Идеальный способ взглянуть со стороны на всю цивилизацию или её отдельные фрагменты. Не случайно разобраны судьбы и математика Андрея Колмогорова, и журналистки Ульрики Майнхоф, и многих других. В конце концов, для успешного захвата Нового мира противника надо как следует изучить.
По хорошему, когда «они» хотят нашу родину, «мы» вообще в полном праве, и не важно, драконы у «них» или летающие тарелки. Враг у ворот, труба зовёт!.. Стоп: территорию им вообще-то законно отдали. Мы сами отдали — в смысле, политический лидер страны с одобрения лидеров других стран Земли. И это не южный берег моря Лаптевых, а город Санкт-Петербург с прилегающими областями.
А «нас» оказывается столько, что консенсуса в принципе не наблюдается. Местные, московские, ближнезарубежные... И у каждого участника, напомню, свои интересы, не исключающие газопровода по дну Балтийского залива. Вывеской «гуманизм» прикрывают разное. Миротворческие войска только называются «творящими мир» — совершают они прямо противоположное, и надеяться на них не самый выгодный вариант. А тот факт, что местных вообще не спросили, хотят ли они такого статуса для себя и своей земли, с одной стороны, не сильно отличается от привычных практик (ну, честно, когда в последний раз здесь спрашивали по-настоящему?) А с другой, этим местным не привыкать встречать незваных гостей — а заодно сохранять жизнь и достоинство в ветрено-промозглую питерскую зиму. Ну, и делать выбор между первым и вторым.
Как проверено, чем больше в фэнтези нефантастического элемента, тем меньше остаётся собственно фэнтези. Сказка от соприкосновения с реальностью разлетается вдребезги, оставляя металлический привкус во рту. Не потому что магия, порталы, заклинания и длинные волосы у суровых мужиков, которые носят мечи, умеют и любят фехтовать, а ещё живут по юридическим нормам семнадцатого века и совсем недавно отказались от рабства. Всё проще: потому что ради того, что «им» надо, «они» пошли по нашим головам. А это Питер, детка. Здесь не смотрят на погоду. И здесь умеют помнить и не забывать.
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
А. Ахматова
Есть мнение, что низкое количество региональной фантастики связано с тем, что авторы попросту не очень хорошо знают, где живут. Даже если это их родной город. А кто знает — ну, те фантастику не пишут… Мнение не самое доброе, но во многом справедливое. Особенно присовокупив, что писать увлекательно об обыденном намного сложнее, чем о неземном и дальнем (если вы не японец, конечно). Но если это привычное-земное любить всем сердцем, то раскрывать его секреты станет не менее увлекательно, чем выдумывать Империю Аль Ас Саалан, материк Ддайг и прочие иные миры. А с городом Петра Первого никогда не было просто, особенно в тот период, когда он был городом Владимира Ильича. А впрочем, в любой отрезок времени — спросите хоть у Александра Сергеевича, хоть у Николая Васильевича, а тем более у Анны Андреевны.
Это можно считать совпадением, что поисковики, которые идентифицируют и перезахоранивают останки воинов Великой Отечественной, играют не последнюю роль вот уже во втором выдающемся, на мой взгляд, романе (первым были «Цветы корицы, аромат сливы» Анны Коростелёвой). Пока трудно сказать однозначно, насколько продолжится эта тема, но в «Куполе над бездной» память о Войне неотделима от Города и его людей, а значит, защищать право помнить будут с тем же бесстрашием, что и право на свободу.
Впрочем, поисковиками и Вахтой Памяти эта история не ограничивается. Роман уже можно с полным правом называть «Энциклопедией Питера», и тот факт, что сюжет первого тома трилогии закручен вокруг разрушения и борьбы, не мешает ощущению всеохватности. Пышки и байкеры, стрелка Васильевского острова, Эрмитаж и Филармония, пронизанные ледяными сквозняками квартиры с высокими потолками и лепниной, покрытой слоями побелки, и уютные кафешки, где можно встретить хоть искусствоведа, хоть анархиста. Эта книга, вне всяких сомнений, написана тем, кто любит этот Город, и для тех, кто разделяет это чувство.
А обратная сторона любви — готовность ради дорогого тебе отказаться от комфорта, привычных рутин, а потребуется, и самой жизни. Тоже не новость для Ленинграда. Так что «Купол над бедой» заодно становится низким поклоном героям прошлых поколений и готовностью продолжить местную традицию. Не знали, ой, не знали гости-волшебники, какие земли они сделали своими и каких людей присоединили к Империи Белого Ветра!
Сколько мы ни пели – все равно, что молчали;
Поэтому мертвой стала наша святая вода;
Беззвездной ночью я буду ждать на причале;
Мы в самом начале.
Праздник Урожая во Дворце Труда.
Б. Гребенщиков
Безусловно, по первому тому всей трилогии не оценить. Как будет строиться оценка совершённого и что будут делать с этой оценкой, покажет продолжение. То, что эта оценка не заставит себя ждать, сомнений нет. В этой области без фантастики — юриспруденцию с политологией здесь используют с полным пониманием. В конце концов, кроме психолога Полины и террористки Алисы, третья фурия, истово защищающая свой родной город, это правозащитница Марина. И при всём нескрываемом авторском скепсисе в отношении феминизма, фем-оптикой этот роман проверяется тоже без особых проблем.
А вот о чём уже можно говорить определённо, так это о стремлении показать ситуацию с максимально разных точек зрения. Пусть только Алисе Медунице дана возможность рассказывать свою историю от первого лица — другие участники совсем не молчат. И не только питерцы — наместник Димитри, его вассал Дейвин и достопочтенный Вейлин из Святой стражи своё мнение тоже не прячут. Мало того, это касается не только главных и второстепенных героев и героинь. Сцены и эпизоды прослоены выдержками из блогов, новостями и даже перепиской из лички. И это не просто «украшение» романа, и не только ещё один взгляд.
Позиция автора высказана настолько определённо, что невозможно ошибиться: текст — пускай для многих «всего лишь текст в блоге» — может стать толчком для действия самых разных людей. «Манифест убитого города», о котором вспоминают с первой главы, выразил чувства и мысли многих. И для сюжета важность этого манифеста равноценна взрыву на ЛАЭС. Он стал побуждающим импульсом, о котором втайне мечтает каждый автор: суметь написать так, чтобы прочитанное стало невозможно забыть — и невозможно жить по-прежнему. Слова по-прежнему живы. Слова могут многое. И этот немаловажный нюанс до страшного приближает «Детей серого ветра» к нашей собственной жизни. Так что если я и рекомендую кому эту книгу, так это тем, кто понимает, на что способны слова.