Наши мечты, благородный сэр рыцарь, издавна и славно о Граале.
Кунгур, лето. Забегает в гости Димка Жданов.
— Почапали в «Сладкоежку»? — кричит Жданчик с порога. — А?! Да брось ты свою дурацкую книгу!
В этом весь Жданов. Всегда на движухе. Лето проходит, а тысячи интересных вещей еще не опробованы, сотни не исследованы, десятки не сломаны. Наверное, у каждого есть такой друг барагоз, у которого всегда миллион идей, как прикончить вас обоих самым изощренным способом. В смысле, увлекательно и необычно провести время. Но идеи у них, а организацией занимается кто-то вроде меня.
Я отложил зеленую «Графиню де Монсоро». Я эту книгу уже читал, конечно. Вообще, удобно. Бабушка подписалась на полное собрание сочинений Дюма, книга приходит раз в несколько месяцев. Летом я приезжал к деду с бабкой и перечитывал все зеленое собрание, начиная с первого тома -- и по последний пришедший. Так что «Королеву Марго» я мог цитировать с любого места наизусть, а «Графиню де Монсоро» -- пока только выборочно.
— Так чо насчет «Сладкоежки»? — не унимался Жданчик.
Вообще, заманчивая идея. Я на мгновение прикрыл глаза.
Кафе «Сладкоежка». Сияющий замок на склоне заката. За сто метров от него стоит запах толстых сладких оладий и меда. Мед я терпеть не мог, но остальное...
«Париж стоит мессы», как сказал бы Генрих Наваррский.
Белый крем и черный крем. На самом деле, конечно, «ванильный» и «Шоколадный». Еще можно было взять желе -- желтое и прозрачное. Оно смешно колыхалось на тарелке. Цены не помню, но копейки.
Но желе -- это ерунда. Желе можно и дома сделать, сварить из пакетиков. Потом разлить по формочкам -- и в холодильник. Правда, мне никогда не хватало терпения дождаться, пока желе полностью застынет. И я ел его полузастывшим, истекающим слезой. А вот «крем» -- другое дело. Особенно шоколадный. Такой дома точно не сделаешь. Он назывался у нас «черный крем».
На самом деле это было молочное желе с какао. Скорее всего на агаре, потому что у него не было специфического запаха и привкуса желатина.
Или, по современному, панна котта. Мы были гурманы и хипстеры, хотя ни фига об этом тогда не знали.
— Чо ты морозишься? — Жданчик уже рядом. На месте ему не сидится. — Ну?
— Ладно. Пошли, — вздохнул я.
— Баско!
— Да замучил ты со своим «баско».
Я был книжный человек и боролся за правильную речь. Вернувшись в конце лета в Нижневартовск, я потом этой «книжной речью» людей месяц пугал. Уральский говор неистребим. Особенно эта уральская интонация -- ласковая, напевная, с нежным наездом.
Мы собрались за Граалем. Я, Жданчик, Юрка, мой второй лучший друг, мой сродный брат Макся по прозвищу Симоныч. Еще с нами увязалась сродная сестра Юлька, крупная и бойкая девица двенадцати лет, и ее подружка Танька Бочкарева. Ну, та была вообще мелкая, младше Макси. Мелкая блондинка ради выхода в город накрутила яркие хвостики. «Начепурилась, фифа», фыркнул Макся. Он был женоненавистник восьми лет.
Мы скинулись. Собрали копейки в один кошелек. Кошелек вручили мне -- он был тяжелый, как камень. Мне же выпала честь возглавить сей поход.
Я оглядел свое воинство. Рыцари круглого стола и исцарапанных коленок. И в пятнах зеленки. У кого были замазаны локти и ноги, а у Макси -- даже лоб.
— Ну чо, почапали? — спросила Юлька. Ласково и напевно, с нежным наездом.
И мы почапали.
Автобус, рыжая «двойка», должен был ходить от остановки «Пещера» раз в час. Но как обычно в советское время, час прошел, а автобуса как не было. Сломался, решили мы. И пошли пешком.
Испытания закаляют рыцарей. Мы топали по дневной жаре в гору -- центр Кунгура располагается на возвышенности. Сандалии стучали и выбивали пыль.
Другой бы сломался и плюнул. Но мы были молоды и мотивированы.
В «Сладкоежке» всегда была огромная очередь. Труден путь к Граалю. Кафе битком набито -- родители с детьми, чада гомонили и бегали, измученные родители истекали потом в духоте и оре, юная парочка, стесняясь, смотрела в разные стороны -- словно пришли не вместе. Хотя все знали: кавалер привел даму на мороженое. После, наверное, будут целоваться липкими от сладкого губами, подумал я. «Тили-тили-тесто, жених да невеста!» — закричал кто-то из юных каннибалов. Остальные взревели. Парень насупился, а девчонка покраснела.
Я отправил девчонок занять столик, а пацаны встали в очередь. Дородная продавщица в халате и в белом колпаке обслуживала посетителей в советском стиле. «Клиент всегда неправ». Когда я через много лет увидел эту надпись в фильме Родригеса «Отчаянный», я очень порадовался. Времени на сантименты у тетки не было. Говори, плати, бери поднос и проваливай. Временами она рычала и выдыхала из ноздрей пламя. Ну, конечно, какой Грааль без охраняющих его драконов...
Наконец, мы вернулись к столику -- он был круглый и алюминиевый -- с горой подносов. Один черный крем, самый вкусный. Каждому по три порции. Мы не собирались размениваться на мелочи.
Крем исчез как по волшебству.
— Ничотак, — сказала Юлька, отдуваясь, и положила ложку. Мы помолчали, отдыхая от трудов. Хорошо. Но все-таки полного счастья не наступило. Такого, чтобы -- щелк, и благодать, и мягкий блаженный свет струится.
— Может, еще? — я оглядел рыцарей.
— Всяко, — сказал Макся.
«Конечно», по-уральски.
Мы повторили подвиг на бис. Теперь, кроме черного крема, я заказал еще несколько порций белого -- на пробу, и желе -- для эстетов. Гулять так гулять. Расплатился копейками. В кошельке оставалось еще много.
Больше всех съел Жданов.
Последние пару тарелок мы уже не доели. Наступил предел. В электротехнике, которую я изучал в Керосинке спустя много лет, это называется просто и четко: насыщение. Я бы даже сказал -- пресыщение. С трудом мы вышли из «Сладкоежки». От горячего запаха толстых оладий нас теперь мутило.
В наших поисках Грааля мы достигли всего. Желаний больше не осталось. Желудки были полны так, что казалось, лопнут.
— Пошли домой, — сказал я и икнул.
Солнце все еще палило. Мы медленно шли назад под белым раскаленным диском, как крестоносцы возвращались обратно из Палестины. Награбленное добро жгло диафрагму. Ноги заплетались, языки распухли.
Удивительно, но в гору спускаться оказалось намного тяжелее, чем до этого -- подниматься. Мы обливались потом. Мы умирали. Нам было так плохо, как до этого было хорошо. Альпинисты говорят, самое трудное -- не подняться в гору, а -- спуститься с нее.
Впрочем, через некоторое время нам стало получше. Всем, кроме Жданова.
— Меня сейчас вырвет, — сообщил Жданчик. Юрка кивнул. Он был рослый и добрый.
— Зря мы ели этот черный крем, — сказал Юрка.
— Нет! — закричал вдруг Жданчик. Мы от удивления остановились. Лицо Димки перекосилось, побагровело. — Не говори это слово...
— Черный крем? — Юрка озадаченно смотрел на муки Жданчика.
— Нет! Не надо!
Он с трудом справился с тошнотой и сел на обочину, держась за живот. Вокруг него вяло покачивались пыльные заросли лопухов и травы.
И тут мы начали смеяться. Я хохотал так, что у меня выступили слезы на глазах. От смеха нам становилось лучше.
— Черный крем! — кричал Макся внезапно. Жданчик спотыкался, убегал в кусты. Оттуда раздавались странные звуки. Жданчик мучительно пытался удержать в себе обретенное в походе богатство.
Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали путь. Жданов ненавидел нас и ругался, но шел. Мы же развлекались. То один, то другой из нас кричал «белый крем» или «черный крем», или уж совсем садистки «черный крем с медом!».
— Белый крем! — закричал Юрка. Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.
— Желе! Много желе! — радостно поддержали девчонки.
Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.
— Гады! — закричал Жданчик из кустов. — Ненавижу вас всех!
И неровной походкой, придерживая живот ладонями, убежал в сторону Лесозавода. Мы переглянулись.
— Дураки, — сказала Юлька. — Чо его мучать-то?
— Может, за ним? — сказал Макся. Даже его пробило.
— Да, ладно, — сказал я неуверенно. — Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.
Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль -- штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.
Молча и как-то понуро мы дошли до дома. Вечерело. Мы сидели во дворе на лавочке и уныло валяли дурака. Делать ничего не хотелось. Мы все чувствовали неясную, но отчетливую вину. «Да провались она, эта Сладкоежка», подумал я. «Зачем мы вообще туда ходили?»
— Димка! — позвал меня вдруг Макся. — Зырь, кто идет!
Я повернулся. Жданов вернулся. Он шел к лавочке -- спокойный и умиротворенный. Его лицо было лицом человека, который услышал небесный «щелк» и почувствовал себя счастливым.
Кажется, от него даже шло легкое сияние.
Мы оторопели. Переглянулись и начали подниматься.
— Жданчик, ты чего? — спросил я наконец.
Жданчик шел к нам, ступая легко, как Будда по лепесткам роз.
— Жданчик?
— Я был на речке, искупался, — кротко сказал Жданов. — Баско так.
Кажется, он обрел свой Грааль.
