Повесть-сказка Л. Лагина «Старик Хоттабыч» начинается с прибытия в со-
ветскую реальность сказочного джинна, который попадает в Советский Союз
из прошлого, после многовекового заточения в сосуде. Странствия героев
(Индия, Крым, Италия, путешествие на ледоколе по Северному Ледовитому
океану) позволяют, с одной стороны, через восприятие Хоттабыча создать эффект
«очуждения» советской реальности, которая юным героям кажется естественной,
а Хоттабычу, наоборот, — странной и противоречащей «нормальному» устрой-
ству мира. С другой стороны, сопоставление советской реальности с образами
современного капиталистического мира, с которым герои сталкиваются, попа-
дая в Индию и Италию, должно продемонстрировать преимущества советской
системы. При этом сам Хоттабыч постепенно усваивает новые правила жизни
и, в конечном счете, «советизируется». Эта советская сказка инкорпорирует в себя
элементы таких классических форм европейской литературы XVIII–XIX вв., как
«роман путешествий» и «роман воспитания».
Может ли детская сказка стать источником для историка? Как ни
странно, может. Особенно если речь идет об истории культуры или
повседневности. Художественное произведение, адресуясь к совре-
менникам, не только описывает те или иные жизненные явления,
но и использует для этого своеобразную оптику, выделяя то, что ка-
жется более значимым писателю, а следовательно, и читателю. Пи-
сатель, конечно, погружает нас в мир своей фантазии и вымысла.
Но что делает этот вымысел убедительным и интересным для его
аудитории? Порой чем более невероятные события случаются с ге-
роями, тем более подробно выписывается бытовой контекст, обсто-
ятельства, мотивы поведения.
Именно поэтому про жизнь Москвы 1920–1930-х гг. можно уз-
нать из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова, а про работу совет-
ских научно-исследовательских институтов 1960-х годов — из фан-
тастической повести братьев Стругацких «Понедельник начинается
в субботу». И тем более ценна в этом отношении детская литера-
тура. Здесь авторы стремятся к максимальной конкретности быто-
вых и жизненных деталей; ситуации должны быть узнаваемы и прав-
доподобны для маленьких читателей1.
Лазарь Лагин написал свою знаменитую сказку в 1938 г. Первая
ее глава была напечатана в октябрьском номере журнала «Пионер».
Тогда повесть была заметно короче, чем всем известный канониче-
ский вариант, и вся поместилась в трех последних номерах 1938 г.
Пионер Волька Костыльков находит в реке таинственную бу-
тылку, в которой он надеется обнаружить клад. Советский мальчик
не собирается присваивать сокровище, напротив, он хочет сдать его
государству, веря, что про его поступок напишут в газетах. Руковод-
ствуется он не корыстью, а тщеславием. Между тем, в бутылке ока-
зывается джинн, Гасан Абдуррахман ибн Хоттаб, которого Волька
для простоты переименовывает в Хоттабыча. Оба героя — мальчик
и старик — начинают странствие по советской реальности, в ходе ко-
торого Хоттабыч открывает для себя все новые чудеса, а Волька вы-
ступает в роли интерпретатора, формулируя для читателей и для са-
мого себя преимущества советского образа жизни.
Путешествие Хоттабыча начинается во времени еще до того,
как он перемещается в пространстве. Ведь он попадает в Советский
Союз прямиком из древности и очень слабо ориентируется в пере-
менах, произошедших за несколько тысяч лет. Конечно, древность
Хоттабыча не историческая, а сказочная. Этот герой принадлежит
прошлому, но прошлому изначально условному и вымышленному.
Его предыстория содержится в арабских сказках «1001 ночи», к об-
разам которых автор книги постоянно обращается.
Прошлое, откуда приходит Хоттабыч, не просто сказочное. Ла-
гин постоянно подчеркивает в этом прошлом черты классового об-
щества, которое резко отличается от советского. Рабство, эксплуа-
тация, власть, которую дают деньги, преимущества богатства над
бедностью — таковы черты мироустройства, которое привычно
старику. Именно поэтому Хоттабыч сталкивается с двойным по-
трясением: с одной стороны, его удивляют и пугают новинки тех-
ники — метро, кино, общественный транспорт, телефон, часы,
с другой — еще более странными кажутся социальные отношения,
царящие в волькиной стране. Общество, в котором живет Волька,
характеризуется отсутствием классов, уважением к людям труда,
равнодушием к богатству.
Хоттабыч «дарит Вольке дворцы и золото, драгоценные камни
и слуг, караваны верблюдов и слонов, он даже готов его обеспечить
любыми титулами, от принца до шейха и султана. Но для Вольки,
воспитанного в другой системе ценностей, это не представляет ин-
тереса. Его личные желания не столь глобальны, строго говоря, они
даже мелочны, но в советском обществе эти мелочи приобретают
большее значение, нежели все золото мира. Имея возможность по-
просить у Хоттабыча все, что угодно, он просит наручные часы, со-
баку, бинокль, велосипед и билет на ледокол «Ладога». Для него эти
вещи обозначают статус человека, поскольку именно они являются
отражением его собственных качеств — пунктуальности, сознатель-
ности, ответственности, интереса к науке и «знатности»2, — пишет
культуролог К. Литвинская [Литвинская 2013, с. 27].
Попробуем обрисовать контекст, в котором родилась эта сказка.
В мартовском номере журнала «Пионер» за 1938 г.была напечатана
передовица под названием «Приговор народа». Таких материалов
в тогдашней прессе было множество: только что закончился Тре-
тий московский процесс. Дети, как и взрослые, должны были раз-
делить весь ужас произошедшего.
Мы столько дней, сколько шел процесс «право-троцкистского
блока», слушали, как кучка самых отъявленных негодяев из всех су-
ществовавших на свете, торговала нашей родиной, нашей матерью.
Мы слышали, как кучка самых гнусных тварей, которых стыдно на-
звать людьми, делила нашу прекрасную родину между японскими по-
мещиками и польскими фашистами, за нашей спиной собиралась от-
крыть ворота врагу, вытоптать нашу страну фашистскими сапогами,
залить ее кровью советских людей, отравить ее чистый воздух удуш-
ливыми газами, вернуть гнусный и бесчеловечный строй капитализма,
свергнутый двадцать лет назад.
[Пионер №1, с. 3–4]3
Авторы этих текстов не боялись эпитетов. Вчерашние партийцы
и соратники Сталина вдруг превратились в «людское отребье»,
к тому же наделенное фантастической мощью.
Они «спускали под откос поезда, уничтожали горы продуктов.
Они подбрасывали в масло битое стекло и ржавые гвозди, чтобы
рвать внутренности советским людям». На детей это должно было
производить сильное впечатление4.
Несколько месяцев спустя в том же журнале выходит повесть-
сказка про доброго джинна. Первыми читателями сказки Лагина
были те самые дети и подростки, которые только что услышали про
ржавые гвозди, подброшенные злыми троцкистами в масло совет-
ским людям5.
Московский процесс закончился чуть больше полугода назад,
но политическая обстановка уже изменилась. В марте 1938 г. нар-
ком внутренних дел Н. И. Ежов еще в полной силе. На скамье под-
судимых сидит его предшественник — Г. Г. Ягода. Выясняется, что
предатели собирались отравить Ежова «ядовитыми испарениями».
Завершение процесса трактуется как победа над «бешеными от бес-
сильной злобы врагами», «секретной армией капиталистического
мира». Победители в этом сражении — советская разведка и ста-
линский нарком Николай Иванович Ежов.
Но и самому Ежову оставалось недолго. Через несколько меся-
цев начнется опала. Осенью Берия будет избавляться от ежовских
кадров, в ноябре на самого Ежова напишут донос, а в декабре он бу-
дет освобожден от обязанностей наркома внутренних дел «по соб-
ственной просьбе». Ежова сменит Лаврентий Берия.
Сказка Лагина публикуется в то самое время, когда Берия начи-
нает расправу над организаторами московских процессов. Те, кто
выбивали у подсудимых показания о стекле, подброшенном в сме-
тану, уже сами находятся в застенках и признаются в несовершен-
ных преступлениях. Первая часть «Хоттабыча» вышла, когда Ежов
был уже в опале. Почудилось, что наступили другие времена. Задним
числом этот краткий период советской истории назвали «бериевской
оттепелью». Повеяло новым — казалось, Берия прекратит террор.
Дети, воображение которых было потрясено происходившим во-
круг, раскроют журнал, увидят профиль какого-то бородатого ста-
рика в чалме и прочитают название первой главки: «Таинственная
бутылка».
Реальность тех лет сама по себе во многом была фантастической.
В мире советской пропаганды все время происходят превращения.
Никаких психологических объяснений, переходных этапов, никакой
предварительной истории. В детской сказке из лягушки может полу-
читься царевна. Но здесь сказка злая — здесь бывает только наобо-
рот. Да и советские плакаты призывают «сорвать с врага личину».
И вот уже из-под симпатичной маски выглядывает зверская харя.
Но нельзя же все время пугать. Очень хочется страшной сказке
противопоставить добрую, хотя бы на страницах детского журнала.
Детям в ноябре 1938 г. очень нужно было прочитать именно про до-
брого джинна. Впрочем, в сказке Лагина развились сюжеты, кото-
рые и так уже присутствовали и в окружающем мире, и на страни-
цах того же журнала.
Подшивка 1938 г. постоянно дает подобные котрапункты.
Вернемся в первый, январский, номер.
Здесь напечатано стихотворение С. Маршака «Дворец», посвя-
щенное тому, как бывший царский дворец при советской власти от-
дан ребятам.
Фонтанка плещется, как встарь.
Над ней стоит дворец.
Но в дом, где жил когда-то царь,
Пришел другой жилец.
Не видно у резных дверей
Расшитых золотом ливрей,
И золоченный царский трон
Давным-давно убрали вон.
…
В подвалах выросли отцы
Под бременем нужды,
А детям — царские дворцы
И царские сады.
[Пионер №1, с. 3–4]
Чуть позже дворцы появятся в «Хоттабыче». Там они избыточно
роскошны. Хоттабыч пытается отблагодарить Вольку за то, что тот
спас его из заточения, а непонятливому пионеру дворцы почему-то
не нужны; он все будет уговаривать старика отдать их какому-то
неведомому МКХ.
«Первый дворец был из драгоценного розового мрамора. Его
восемь тяжелых резных дверей, изготовленные из сандалового де-
рева, были украшены серебряными гвоздями и усыпаны серебря-
ными звездами и ярко-алыми рубинами. Посреди третьего дворца
был просторный бассейн, а в нем плескались золотые рыбы, каж-
дая величиной с доброго осетра». В этом вычурном описании про-
глядывают и образы Маршака. Буквальное совпадение: «резные
двери». Фонтанка, которая плещется, превратилась в «просторный
бассейн». Плещутся же в ней рыбы.
В этом же номере фотография «Ледокол Иосиф Сталин». В жур-
нальной редакции «Хоттабыча» ледокола не будет, но в книге
(1940 г.) появится «ледокольный пароход «Ладога».
Февральский номер полон папанинцами.
В марте все проходит под знаком Третьего московского процесса.
В апрельском номере рассказывается про Куликовскую битву,
про Вальтера Скотта, про то, как устроен катер, что такое бокс, как
работают пожарные.
В пятом, майском номере, наряду с повествованием Е. Тарле
«Державы древнего мира: Рим и Карфаген» и сказкой Андерсена
«Снежная королева», кусочек из современной жизни — рассказ
о том, как передвигали дома на улице Горького. Пионеры Алик Ро-
зенштейн и Вова Чебанюк из Москвы написали в журнал письмо:
«Мы живем на новом месте».
Чтобы сделать улицу широкой, — пишут они, — решили снести все
дома с правой стороны улицы Горького. Должны были сломать и наш
дом. Но он такой большой и красивый, что ломать его было жалко, ре-
шили его просто отодвинуть назад. <…> Дом двигался со скоростью
восемь метров в час, поэтому никто не замечал, что он движется. Наш
дом переезжал три с половиной дня. [Пионер №5, с. 121]
В сказке «Старик Хоттабыч» дом все же решено сломать. И опять
же затем, чтобы на его месте построить «дворец».
—А знаете, товарищи, наш дом скоро будут сносить.
— Прошу прощения, превосходнейший отрок, не скажешь ли ты
мне, что значит «сносить дом»? — осведомился Хоттабыч.
— Ну, сломают.
— А зачем, прости мне мою назойливость, будут ломать твой дом?
— То есть как зачем? Чтобы построить на его месте новый дом,
дом-дворец. Это не только наш дом ломать будут, — добавил он с гор-
достью, — в нашем переулке сразу четырнадцать домов ахнут. Заодно
уж и переулок расширят. Давно пора.
[Лагин 1940, с. 46]
Хоттабыч воспринял слова Жени слишком буквально.
Еще полчаса назад по левую сторону его стояли четырнадцать мрачно-
ватых, серых многоэтажных домов, похожих на огромные кирпичные
ящики. Сейчас на их месте возвышались сверкающие громады четы-
рех белых мраморных дворцов.
[Там же, с. 46]
В июньском номере неожиданно вступает мотив из «1001 ночи».
Школьникам предлагают арабскую сказку «О горбуне и молчали-
вом цирюльнике».
Уже тепло.
Здесь же материал Н. Ильиной про «Цирк».
Гремит особенный, бравурный цирковой оркестр, все залито
светом, публика, весело переговариваясь, отыскивает свои места,
пахнет опилками, пудрой и конюшней. Дети волнуются и смотрят
на арену: «Скорей, скорей!» И вот выстраивается униформа, выбе-
гают разноцветные клоуны, один номер сменяет другой. Пестрые
шарики оживают в руках жонглера… Коричневый пес «Шайтан»
по знаку Дурова садится за парту и решает задачки. С бешеной
скоростью кувыркаются акробаты. И впереди восьмерки лоша-
дей, кося лукавым глазом, выбегает на арену «Партизан» [Пионер
№6, с. 101]. Еще чуть-чуть и этот цирк перейдет в повествование
о джинне:
Вскоре выбежали униформисты в ярких, расшитых золотом ливреях
и выстроились по обе стороны выхода на арену. Шпрехшталмейстер
зычным голосом объявил начало представления, и «первым номером
обширной програмы» выехала на арену наездница, вся усыпанная блест-
ками, как елочный дед-мороз. <…> За наездницей последовали акро-
баты, за акробатами клоуны, за клоунами — дрессированные собачки…
за собачками жонглеры и прыгуны.
[Пионер №12, с. 104]
В июле «Пионер» публикует статью К. Оганесова «История
футбола».
Сейчас в разгаре летний спортивный сезон, и после долгого зимнего
перерыва футбол опять вступил в свои права. В дни матчей стадионы,
как магнит, притягивают тысячи и тысячи зрителей, и трибуны запол-
нены шумной человеческой толпой.
[Пионер №7, c. 33]
В книжной редакции 1953 г. «Старика Хоттабыча» мы найдем
то же настроение:
В дни футбольных матчей все население Москвы разбивается на два не
понимающих друг друга лагеря. В одном из лагерей — энтузиасты фут-
бола. В другом — загадочные люди, абсолютно равнодушные к этому
увлекательному виду спорта.
[Лагин 1963, с. 161].
В августе, кажется, еще теплее. Героем рассказа И. Василенко
выступает амфора.
Утро было превосходное: ласковое, солнечное, тихое <…>. Из малень-
кого флигелька, стоявшего в глубине двора, вышел Сергей…
[Пионер №8, с. 3]
Как близко уже до начала сказки Л. Лагина:
В семь часов тридцать две минуты утра веселый солнечный зайчик про-
скользнул сквозь дырку в шторе и устроился на носу ученика пятого
класса Вольки Костылькова. Волька чихнул и проснулся.
[Пионер №10, с. 62].
В «Амфоре» тем временем происходит вот что:
В куче свеженакопанной земли на боку лежал большой с двумя руч-
ками кувшин. Дед слегка толкнул его босой ногой, и из горлышка с ко-
ротким звяканьем один за другим стали выкатываться желтые, тускло
поблескивающие кружочки.
Все обступили амфору.
[Пионер №8, с. 13].
От амфоры до таинственной бутылки остался всего один шаг.
В сентябре номер полон пожеланиями папанинцев к новому учеб-
ному году. Тут присутствуют все лагинские мотивы: география, под-
сказка, радио, учеба. Сам Папанин напутствует школьников: «Ну,
ребята, за книжку, за парту… Надеюсь, вы не в обиде на нас, что мы
вам в этом году работки по географии прибавили, стерев одно из бе-
лых пятен на карте. Зато теперь северный полюс заговорил, и его
легко найти даже на «немой» карте» [Пионер №8, с. 3]. Волька, как
известно, пострадает из-за подсказки по географии и опозорится
перед своими товарищами.
И вот, наконец, в десятом, октябрьском, номере: «Л. Лагин. Ста-
рик Хоттабыч. Рисунки К. Ротова. Таинственная бутылка». Впро-
чем, джинн появляется только на шестьдесят второй странице жур-
нала. Что прочитал школьник в октябрьском номере до того, как
открыл сказку Лагина?
Октябрьский номер журнала «Пионер» открывается портретом
И. В. Сталина и А. В. Косарева. Заметим, что Первый секретарь
ЦК ВЛКСМ Александр Васильевич Косарев будет арестован 28 но-
ября, а 23 февраля 1939 г. — расстрелян. Иными словами, до низ-
вержения комсомольского лидера оставалось около месяца, и уже
к следующему номеру «Пионера» он будет переквалифицирован
во врага народа.
Понятно, почему возникает Косарев: в октябре празднуется
20-летие комсомола. Здесь и статья «Комсомолу 20 лет», и рассказ
«пионера-орденоносца Миши Кулешова «Наше звено» и стихотво-
рение некоего Коли Доризо «Мечты»6.
Я хотел бы стать пилотом,
Взвиться над страной.
Вот лечу я над столицей,
вон — Москва-река,
Я крылом могучей птицы
Режу облака
[Пионер №10, c. 21].
Тема полета над Москвой и над советской страной присутствует
во многих произведениях 1930-годов. Это и живопись, и кино. Не-
удивительно, что летать будут и Волька с Хоттабычем, правда —
на ковре-самолете.
Завершает журнал раздел «Самоделки». В октябре ребятам пред-
лагают смастерить вращающуюся полочку. «Эта полочка очень
удобна для приготовления уроков. В ее отделения вы можете за-
ранее поставить книги и учебники по предметам» [Пионер №10,
с. 125]. Полочку предстоит смастерить тем же ребятам, на которых
через три года обрушится война. На обложке номера, как некое про-
рочество, картина художника И. Гурвича «Будущий артиллерист».
Волшебный старик оказался вписан именно в ту повседнев-
ность и столкнулся именно с теми сюжетами и обстоятельствами,
в которых жили и взрослые, и дети того времени. И когда Хоттабыч
клеймит грубых клиентов парикмахерской, которые насмехаются
над волькиной бородой, «презреннейшие из презренных, глупей-
шие из глупцов! Вы, смеющиеся над чужими несчастиями, подтру-
нивающие над косноязычными, находящие веселие в насмешках
над горбатыми, разве достойны вы носить имя людей?», это подо-
зрительно напоминает стилистику передовицы про врагов народа.
В последующих версиях книги путешествие во времени допол-
няется путешествием в пространстве. По мере того, как автор пе-
рерабатывал книгу, от издания к изданию, этих путешествий ста-
новилось все больше.
В первом, журнальном, варианте Хоттабыч рассердился на Женю
и отправил его в Индию, чтобы он попал там в рабство. Однако мы
ничего не узнаем об этом путешествии. Лагин не сообщает нам
подробностей, говоря лишь, что Женя действительно был в Индии
рабом, но «вел себя там так, как надлежит вести себя в условиях
жестокой эксплоатации юному пионеру». Писатель уклончиво за-
мечает, что сам он «ни разу не обострил своих отношений с вице-
королем Индии. А рассказ Жени Богорада некоторые придирчивые
иностранные дипломаты постарались бы определить как вмеша-
тельство во внутренние дела Индии — жемчужины Британской ко-
роны» [Пионер №11, c. 104].
В версии 1952 г. Женя подробно описывает свои злоключения.
И «большущий сарай из бамбуковых палок», где он сидел, и лю-
дей в чалмах, которые били его палками по спине и грубо волокли
во двор, а во дворе уже стоял покупатель, который пришел поку-
пать Женю! Женя, конечно, возмутился: «В чем дело? — восклик-
нул он. — Я свободный советский человек». Однако на работоргов-
цев это не произвело никакого впечатления. «Тут тебе, болван, не
Советский Союз, — ответил один из них, — а британское содруже-
ство наций, и ты не свободный человек, а мой раб» [Л. Лагин 1952,
с. 66]. Эта Индия не сильно отличается от мира Хоттабыча. Здесь
в самом деле существуют колониализм и рабство, хотя Индию, ко-
нечно, оклеветали. Рабства в Британской Империи не было.
В редакции 1955 г. мы видим совсем другую Индию. Женю —
советского мальчика — принимают в деревне со всем радушием.
Да, деревушка бедная, и люди там худые и поджарые, но посланца
советской страны встречают торжественно, как героя.
— Кто ты такой? — сухо осведомился у Жени погонщик слонов. —
Англичанин? Португалец? Американец?
— Что вы! — отвечал ему Женя на ужасном английском языке. —
Я русский… Руси. — Для верности он ткнул себя в грудь. — Хинди,
руси — пхай-пхай…
Что тут с погонщиком сделалось!
Лицо его расплылось в широчайшей улыбке, и он закивал головой
с такой силой, что тюрбан только чудом не слетел наземь. Затем он за-
ставил своего слона стать на передние колени, взял Женю к себе, и вся
кавалькада, торжественно покачиваясь, продолжала свой путь к деревне.
По дороге им встретилось несколько ребятишек. Погонщик им
что-то прокричал. Ребята раскрыли рты и вытаращили глаза, упиваясь
лицезрением живого, самого натурального советского мальчика. По-
том они с пронзительными воплями, приплясывая на бегу, кинулись
сломя голову в деревню, и, когда туда прибыл на головном слоне уче-
ник седьмого «Б» класса 124-й московской средней школы Богорад Ев-
гений, на единственную улочку деревни уже высыпало все наличное
население от мала до велика.
[Л. Лагин 1963, с. 81]
В редакции 1940 г. Лагин отправляет героев повести в Италию.
Здесь царит бедность, безработица, у власти фашисты. Пейзаж тоже
нерадостен. «Высокие, многоэтажные дома перемежались с не ме-
нее древними одноэтажными лачугами. Здесь было жарко и душно.
По узким, грязным улочкам слонялось без дела много взрослых муж-
чин и женщин». [Л. Лагин 1940, с. 119].
Хотя Италия выглядит здесь, скорее, стереотипной капиталисти-
ческой страной, как ее представляла советская пропаганда, выбор
Лагина не случаен. Возможно, итальянский колорит позволял смяг-
чить эффект пропаганды, сделав ее менее тягостной. «Такая сказоч-
ная Италия бедняков и богачей появляется во мгногих советских
сказках послевоенной поры, — писал Александр Прохоров, анали-
зируя сказку А. Толстого «Золотой ключик». — Например, Лазарь
Лагин дописывает после войны приключения Вольки Костылькова
и Хоттабыча в капиталистической Италии, где Хоттабыч сражается
с американскими империалистами и их итальянскими пособниками.
Примерно в таком же духе Италия изображена и в «Приключениях
Буратино» [Прохоров 2008, с. 168].
Несправедливость, налоги, взяточничество, классовая борьба —
сколь непохожа Италия на самую справедливую в мире советскую
страну! В редакции 1955 г. на место Муссолини пришли амери-
канцы, но народ — простой итальянский народ — остался все та-
ким же: бедным, веселым, честным.
В версии 1953 г. герои путешествуют и по нашей стране. Самым
впечатляющим оказывается их пребывание в Сочи. Здесь — та же
сказка, из которой прибыл Хоттабыч, но без рабства и эксплуатации.
Роскошные, белоснежные, в колоннах дворцы санаториев, круглые
фонтаны, вздымавшие пышные струи воды на высоту трехэтажного
дома, мало чем отличаются от даров джинна, а отдыхающие — знат-
ные советские люди — от шейхов. Обыкновенный, по мнению маль-
чиков, санаторий имени Орджоникидзе кажется Хоттабычу владе-
ниями богатейшего и могущественнейшего владыки.
Тем более, что вскоре появляется рослый азербайджанец в ро-
скошном темно-малиновом халате с бранденбурами. Хоттабыч
смертельно пугается. Восточное имя незнакомца, Джафар Али Му-
хаммедов, конечно, сбивает Хоттабыча с толку. Но дело не только
в имени: дворец и вся стать азербайджанца подсказывают джинну,
что перед ним не меньше, чем султан. Однако Мухаммедов обижа-
ется. Какой же он султан? Он нормальный советский человек, бу-
ровой мастер, говорит он приосанившись.
Собеседник Хоттабыча и в самом деле оказывается человеком
знатным. Только, к своему изумлению, джинн обнаруживает, что
в советской действительности знатность определяется не проис-
хождением, а успехами в труде. Эта тема разовьется в полной мере
в последней редакции повести в главе «Знатные люди нашей Ро-
дины». Волька проводит с Хоттабычем политинформацию, объяс-
няя, как стать знатным человеком в СССР.
«Советские рабочие <…> успешно создают одно новое море
за другим, тогда как для Хоттабыча это является прерогативой
аллаха. Про них пишут в газетах, а заголовки гласят: «Славные
творцы морей». Именно они являются элитой советского обще-
ства, новыми «знатными» людьми, — пишет К. Литвинская. —
В споре о знатности, который, кстати, не встречается в редакции
1938 года, между Волькой и Хоттабычем возникают существенные
разногласия. Оказывается, что для старого джинна знатность —
это, прежде всего, титул, который обозначает, что человек вла-
деет властью и богатством, например, принцы, шейхи, султаны.
В то же время для Вольки это «простые советские рабочие», на-
пример, Чутких, один из лучших в стране мастеров суконной про-
мышленности, Лунин, лучший паровозный машинист, Паша Ан-
гелина, знаменитая трактористка. Для Хоттабыча немыслимо,
чтобы женщина была знатной наравне с мужчинами, поэтому он
тут же спрашивает у Вольки, а чьей женой является Ангелина,
что она «знатнее шейхов и королей»? Но для Вольки это стран-
ный вопрос, ведь в Советском Союзе царит равенство, а знамени-
тым рабочим, стахановцем, может стать любой» [Литвинская 2013,
с. 33].
Герои повести путешествуют на сказочных и реальных транс-
портных средствах: на ковре-самолете, самолете в виде огурца, па-
руснике, а также поезде и даже ледоколе. За время этих путешествий
Хоттабыч сильно меняется: сопоставление советской реальности
с образами современного капиталистического мира, с которым герои
сталкиваются, попадая в Индию и Италию, должно продемонстри-
ровать преимущества советской системы. Старый джинн постепенно
усваивает новые правила жизни и в конечном счете «советизиру-
ется». Он овладевает грамотой, становится футбольным болельщи-
ком, увлекается радио, читает Волькин учебник по географии и ус-
ваивает современные, научные представления о мире. В конце он
хочет устроиться на работу, вот только анкета у него подкачала…
«Всесильный джинн становится советским обывателем, доминош-
ником, радиолюбителем и читателем советской прессы, не отлича-
ясь от старичков на дворе. Вот те раз. Насколько грустный конец
сказки», — говорит кинорежиссер Олег Ковалов7.
О бессилии джинна перед советской бюрократической системой
пишет и арабский филолог Абдул Хуссейн Омраан: «Компромиссы
героя с реальностью отражают положение в советском социуме ин-
дивидуума, обладающего неординарными способностями, но вы-
нужденного из-за подробностей биографии “бывшего”, даже самой
нелепой и фантастической, подстраиваться к требованиям, “еди-
ным для всех”. <…> В условиях советского социума даже джинну
не по силам полностью игнорировать отжившее, бюрократическое,
косное, — то, что требуется преодолеть, чтобы стереть стереотипы,
отделяющие одну культуру от другой» [Омраан 2012, с. 12].
Меняются и взрослеют мальчики: они перевоспитывают Хотта-
быча, но перевоспитываются и сами. Объясняя ему преимущества
советского строя, они сами лучше осознают достижения страны,
в которой живут. Волька честно пересдает географию, отучается от
хвастовства, а Женя окончательно решает стать врачом и готовится
к поступлению на медицинский факультет.
Так, советская сказка инкорпорирует в себя элементы таких клас-
сических форм европейской литературы XVIII–XIX вв., как «ро-
ман путешествий» и «роман воспитания». Мысль о сходстве этих
жанров, конечно, не нова. Об этом писала, в частности, К. Кларк
[Кларк 2008]. Многие отечественные исследователи также отме-
чают эту особенность: «С тех пор как детская литература существует
как особая отрасль, в ней используются сюжетные и жанровые мо-
дели, взятые из «взрослой» литературы, — авантюрный роман, ро-
ман воспитания, детектив», — писал Илья Кукулин, выстраивая
литературные параллели между образцами классических жанров
и романом Н. Носова «Незнайка на Луне» [Кукулин 2008, с. 237].
Но заметим, что проникновение этих жанров в литературную
сказку более чем показательно и свидетельствует о целостности ли-
тературных процессов, в которых жанровые формы воспроизводи-
лись в каком-то смысле стихийно. Может быть, дело в том, что по-
добную логику диктовала сама реальность. В свое время Андрей
Синявский писал про удивительную страсть советского государства
к нравоучениям. Просветительский пафос интеллигенции начала
ХХ в. деградировал до уровня занудного дидактизма. Но стремле-
ние государства учить и поправлять поведение своих граждан оста-
лось как неизбежный элемент идеологии и коллективного сознания
в советском обществе: «…психологию “старого человека” можно
и необходимо уже сейчас изменять путем перевоспитания, путем
упорного общественно-морального воздействия. Поэтому советская
власть не только жестока, но и очень скучна и дидактична в своей
идейно-воспитательной работе. Эта власть все время читает нота-
ции и своим гражданам, и всему миру… Советская цивилизация
принимает нравоучительно-дидактический образ. Государственная
власть воспитывает, прорабатывает, наставляет и поучает людей.
Это — соединение тюрьмы со школой, причем со школой для труд-
новоспитуемых или дефективных детей» [Синявский 2001, с. 157].
Но, с другой стороны, и образование, и воспитание — это до из-
вестной степени авторитарный процесс. Вполне закономерно, что
если советское общество, особенно в 1930-е годы, мобилизовало
авторитарный потенциал для воспитания собственных граждан,
то и литература, тем более, детская, не только стремилась воспи-
тывать читателей, но и постоянно перевоспитывала собственных
героев.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 1957 г., на волне «оттепели», Лагин начинает писать по-
весть «Голубой человек», которая будет закончена к 1964 г. Здесь
вновь присутствует не оставлявшая его идея о путешествии во вре-
мени, только направление здесь обратное: если Хоттабыч попадает
в «счастливую» страну из несправедливого прошлого, то главный
герой повести «Голубой человек», студент Егор Антошин, необык-
новенным образом возвращается в несправедливое и жестокое об-
щество царской России из самой лучшей в мире страны, где уже
построен социализм.
Антошин перемещается в Москву, которая вступает в новый
1894 год. Причем изначальное время действия книги обозначено
как 1959 год. Автор, впрочем, спешит заверить читателей, что «пу-
тешествия во времени ни в прошлое, ни в будущее — с точки зре-
ния науки вещь принципиально невозможная» [Лагин 1969, с. 38].
По отношению к истории Хоттабыча сюжет «Голубого чело-
века» представляет собой движение вспять. Читатель вместе с ге-
роем ужасается своему прошлому, а также понимает, какую страну
мы могли бы потерять, если бы не совершилась спасительная рево-
люция. Москва конца XIX в. предстает отсталым, темным жесто-
ким, невежественным городом. «Антошин поднялся по ступенькам,
открыл дверь в полутемную, вонючую подворотню и несколькими
секундами позже вышел в новогоднюю Москву тысяча восемьсот
девяносто четвертого года».
Вновь вступает болезненная для автора тема сословного и клас-
сового деления, над которой бьется Волька с непонятливым Хотта-
бычем. Путешествие во времени возвращает читателя в мир частного
капитала. «По левую руку бронзового Пушкина, в знакомом трехэ-
тажном доме с нелепым бельведерчиком, поблескивала большими
цветными шарами знакомая ему с детства аптека. Но теперь она при-
надлежала не государству, а хозяину, частнику» [Лагин 1969, с. 42].
Однако для Антошина в той старой, архаичной Москве, уже про-
рисовывается счастливая Москва будущего, о котором знает пока он
один. «А справа, сразу по выходе из Иверских ворот, новое кирпич-
ное, цвета бычьей крови здание Городской думы… Будущий музей
Ленина!» [Лагин 1969, с. 146]
Круг замыкается. Обе повести — ранняя и поздняя — словно
обрамляют, закольцовывают дорогую для Лагина идею: советское
государство драгоценно и его надо беречь
Примечания
1 Подробнее см. Глущенко И. «Советская повседневность через призму очужде-
ния» // Логос, №2 (98), 2014. С. 157–166.
2 Литвинская К. Отношение к деньгам и статусу в советском обществе на при-
мере повести-сказки Л. Лагина «Старик Хоттабыч» (в редакции 1938 и 1956 гг.). Ба-
калаврская работа. Национальный исследовательский университет «Высшая школа
экономики» Факультет философии, Кафедра наук о культуре, 2013, рукопись. С. 27.
3 Здесь и далее цитируются выпуски журнала «Пионер» за 1938 год. В сносках
будут указаны только их номера.
4 Конечно, нельзя исключить, что чтение могло быть выборочным: дети про-
пускали политические тексты и сразу читали художественную прозу. Однако даже
если это допущение применимо к определенному кругу читателей, очевидно, что
в большинстве случаев дело обстояло иначе. Журнал «Пионер», формировавшийся
командой главного редактора Бориса Ивантера, пользовался большой популярно-
стью именно как таковой, а не только за счет отдельных текстов, время от времени
в нем появляющихся. Ивантер и его коллеги — А. Гайдар, К. Паустовский и Р. Фра-
ерман, Л. Кассиль, К. Чуковский, С. Маршак, Н. Асеев — делали, говоря современ-
ным языком, целостный журнальный проект, элементы которого были взаимосвя-
заны. Но даже если предположить, что некоторые читатели пропускали политиче-
ские тексты как неинтересные, они вряд ли могли изолировать себя от общей обста-
новки в стране, от воздействия радио, газет, школы и разговоров взрослых, где об-
суждались те же темы.
5 Здесь же, среди прочего, стихотворение мальчика Мурика Ваксмахера о том,
как враги убили Горького. Не станет ли этот мальчик впоследствии известным пе-
редодчиком и критиком Морисом Ваксмахером? В 1938 г. московскому школьнику
Мурику 12 лет.
6 Полагаю, что этот Коля станет впоследствии известным советским поэтом Ни-
колаем Доризо. В 1938 ему 15 лет.
7 Вайль П. Старик Хоттабыч. http://www. svoboda. org/content/transcript/24204545.html
Источники
Лагин Л. Старик Хоттабыч М.-Л., 1940.
Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.-Л., 1952
Лагин. Л. Старик Хоттабыч. М.-Л.,1953
Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.: Детгиз, 1963.
Лагин Л. Голубой человек. М.: Советский писатель, 1969.
Исследования
Глущенко И. Советская повседневность через призму очуждения // Логос.
№2 (98). 2014. С. 157–166.
Кларк К. Советский роман: История как ритуал / Пер. с англ. под ред. М. Литов-
ской. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002.
Кукулин И. Игра в сатиру, или невероятные приключения безработных мек-
сиканцев на Луне / Веселые человечки: культурные герои советского детства.
М.: НЛО, 2008.
Литвинская К. Отношение к деньгам и статусу в советском обществе на примере
повести-сказки Л. Лагина «Старик Хоттабыч» (в редакции 1938 и 1956 гг.). Бакалавр-
ская работа. Национальный исследовательский университет «Высшая школа эконо-
мики», факультет философии, кафедра наук о культуре. 2013. Рукопись.
Омраан А. Х. Аксиологические модели авторских сказок в русской литера-
туре конца 1930-х — 1950-х гг. (Л. Лагин, А. Волков). Автореферат дисс… Воро-
неж — 2012.
Прохоров А. Три Буратино. Эволюция советского киногероя/ Веселые человечки:
культурные герои советского детства. М.: НЛО, 2008.
Старик Хоттабыч [Электронный ресурс] // Старик Хоттабыч http://www.svoboda.org/content/transcript.... html
(дата обращения: 28.08.2015)
Синявский А. Основы советской цивилизации. М.: «Аграф», 2001.
Чудакова М. О. Новые работы. 2003–2006. М.: Время, 2007.