***
Постарею, побелею,
как земля зимой.
Я тобой переболею,
ненаглядный мой.
Я тобой перетоскую,-
переворошу,
по тебе перетолкую,
что в себе ношу.
До небес и бездн достану,
время торопя.
И совсем твоею стану —
только без тебя.
Мой товарищ стародавний,
суд мой и судьба,
я тобой перестрадаю,
чтоб найти себя.
Я узнаю цену раю,
ад вкусив в раю.
Я тобой переиграю
молодость свою.
Переходы, перегрузки,
долгий путь домой...
Вспоминай меня без грусти,
ненаглядный мой.
ОСЕНЬ
Все в природе строго.
Все в природе страстно.
Трогай иль не трогай —
То и это страшно.
Страшно быть несобранной,
Запутанной в траве,
Ягодой несорванной
На глухой тропе.
Страшно быть и грушею,
Августом надушенной,-
Грушею-игрушкою,
Брошенной, надкушенной...
Страсть моя и строгость,
Я у вас в плену.
Никому, чтоб трогать,
Рук не протяну.
Но ведь я — рябина,
Огненная сласть!
Капельки-рубины
Тронул — пролилась.
Но ведь я — как ярмарка:
Вся на виду.
Налитое яблоко:
Тронул — упаду!
Лес тихо охает
Остро пахнет луг.
Ах, как нам плохо
Без надежных рук!
Наломаю сучьев.
Разведу огонь...
И себя измучаю,
И тебя измучаю.
— Тронь!..
...Не тронь!...
***
...И когда наступает пора осознать непричастность,
умираю в глаголе — протяжном, как жизнь: «распроститься».
Потому что прощаюсь ещё до того, как прощаюсь.
Ничего нет больней и печальней таких репетиций.
Мы в плену у предчувствий, что всё же — увы! — не обманны.
Телепаты, предтечи потомственных телепророков...
Ухожу от тебя — как ребёнок уходит от мамы,
от родного порога — к речным норовистым порогам.
Знала: больно родить. А теперь знаю: больно рождаться,
Только трижды больней оттого, что в рождественской муке
расстаюсь до того, как и вправду пришлось бы расстаться,
потому что разлука и есть — это чувство разлуки.
Расстаюсь, неизбежность конца проживая заране,
от безумного горя лишь яростней и бесшабашней.
А потом это будет — как просто на белом экране
кадры жизни чужой, прошлогодней ли, позавчерашней.
Но одно меня греет, как греет в землянке печурка,
и тогда я иду — конькобежкою — кругом почета:
может быть, ты поймёшь, к ритму сердца прислушавшись чутко,
что везде, где я буду, — лишь мы, неизбежно и чётко.
Ты пойми меня, ту, оперённую, полную силы,
без школярской покорности, — о, да простит мой наставник! —
всё, что в сердце носила, и всё, что под сердцем носила,
обретёт свою плоть, наконец-то настанет, настанет!
Ощути этот мир, как твоё и моё государство...
Как торопятся мысли, как трудно прослеживать путь их!
И, ещё не простившись, готова сказать тебе: — Здравствуй! —
Всё, как было, хотя всё, как не было, всё так, как будет.
Но... Собравшись в комок перед страшным прыжком в непричастность,
замирает душа, зная трезво, что ждёт её вскоре.
Не простившись с тобой, я горюю, с тобою прощаясь,
Потому что предчувствие горя и есть — это горе.