ЯН ЯКОБ СЛАУЭРХОФ
(1898–1936)
.
КОРАБЛЬ ДУРАКОВ
.
Средь моря наше призрачное судно
В тумане заблудилось. С этих пор
Мы поняли, что разум – сущий вздор,
Что вспоминать о прошлом безрассудно.
.
Да что там смерть – игра пошла почище:
Мы бесконечный завели картеж,
Еще у нас имелся табачище
Убийственный, затянешься – уснешь,
.
И женщина, которая хотела,
Чтоб очередью и по доброй воле
Мы шли на зов ее нагого тела,
Как соблюдали вахту мы дотоле.
.
Картографической татуировкой
Весь торс ее сверкал и напрягался;
Она сердилась, если мы неловко
Не совершали выгодного галса.
.
Две глобуса разъятых половинки
Ее грудей являла нагота;
Поверх сосков, студеных, словно льдинки,
Всегда была в снегу ее фата.
.
Но, повторяя путь по многу раз,
Ее пресытить мы бессильны были.
И в ярости она честила нас:
«Нет, не во мне вам место, а в могиле!»
.
Мы ухмылялись: «Вправду, Мессалина,
В могилку хочет гвардия твоя,
Но нас не примут ни песок, ни глина, –
Придется быть добычей воронья!»
.
И был таков ее ответ на шутки:
«Уж я-то знаю – есть мужик могутный,
Как раз погостный сторож; так что – дудки!
Ловите ветер, сволочи, попутный!»
.
Идея очень полюбилась нам:
Судьба способна, значит, на уступки!
Посудина помчалась по волнам,
Утихли свары и погасли трубки.
.
Так плыли мы едва ли не века,
Решительно не ведая – куда;
Но стала желтой за бортом вода,
Земля – мы поняли – недалека.
.
Вверх по реке был наш подъем непрост,
Сплетались в ней жгуты древесных жил, –
Но наконец-то нам предстал погост,
А рядом сторож в самом деле жил.
.
При удочке, над глинистым затоком,
Он восседал – с седою головой.
Он ухо сына старшего брелоком
Привесил на цепочке часовой.
.
Он рявкнул нам: «Здесь больше нет ни пяди!
И захочу, так не смогу помочь!
Забито всё, что спереди, что сзади!
Себе ни метра нет!.. Плывите прочь!»
.
Он обменялся взглядом с нашей бабой,
Замолк, привстал, забыв про поплавок,
И, черепом тряся на шее слабой,
Пошел к ограде отпирать замок.
.
В нем закипала торопливость фавна,
Завидевшего нимфу средь листвы…
Ничьи – об этом знали мы подавно –
В ее объятьях кости не мертвы.
.
(Нам представлялся ряд сравнений шалый:
Отелло с Дездемоной, – или нет,
Нет, Гретхен с Мефистофелем, пожалуй.
Нет, не видал подобной пары свет.)
.
Мы, вожделея, ожидали тупо;
Вот, обнажаясь под блистаньем звезд,
Она пошла в объятья полутрупа,
Открыв для нас дорогу на погост.
.
Мы поползли, пытаясь меж надгробий
Найти хотя бы фут пустой земли,
Скелеты вороша и воя в злобе;
Мы для себя ни дюйма не нашли –
.
И возвратились, и пришла усталость.
А ей на память о могутном муже
Одно лишь смертное тавро осталось;
Он вновь сидел, держа уду всё ту же.
.
И мы постигли жизненный итог,
Вползли по трапу и ушли в туман;
Мы поняли, что слишком жаден Бог,
Чтоб дать покой нам, – только океан
.
Он отдает нам, синий и пустой,
И женщину, что спорить с Ним решилась.
Мы – слуги моря, слуги шлюхи той,
Что нам одна явить хотела милость.
.
Перевод с голландского Е. Витковского
цитировать
свернуть ветку