Говоря о «фантастике ближнего прицела», необходимо иметь в виду, что мы имеем дело с двойным идеологическим конструктом.
Во вторую очередь (если брать в хронологическом порядке), это критически оформленная мишень для высказываний сторонников «фантастики дальнего прицела», желавших таковую фантастику сочинять и публиковать. У читателей, которые любят про галактики и звездолеты, такой дискурс традиционно вызывает сочувствие. Или можно его развернуть, как http://users.livejournal.com/alkor_/500356.html»>тут предлагается, чтобы взять под опеку рассказ про технические новинки ближайших лет. Однако нужно учитывать, что, как и любое другое политическое высказывание, критика «фантастики ближнего прицела» имела издательско-политические задачи, в содержании высказывания не представленные. Это был инструмент борьбы определенной группы авторов (скорее, нескольких групп) за право издаваться и издавать себе подобных. И относиться к этой критике так, будто она представляет собой нейтральные заходы к теории жанра, по меньшей мере неосмотрительно.
В первую очередь, что самое главное, «фантастика ближнего прицела» представляла собой один из элементов формирования новой идеологии и новой литературы в СССР. Такая литература должна была нацеливать граждан на задачи социалистического строительства. Она ни в коем случае не могла уводить читателя в царство беспочвенных фантазий, отрывая его тем самым от указанных советским правительством конкретных тем и проблем. Такая идеология (в полном виде заявленная, например, в установочном докладе Горького на 1 съезде писателей) привела к тому, что с 30-х по середину 50-х годов фантастики издавалось мало, она выдавливалась редакторами в сектор «фантастического очерка», из-за многочисленных фильтров произведения «космического прицела» до печати доходили крайне редко. Причем и дальнеприцельные фантазии, и ближнеприцельные агитки могли попасть под удар официальной критики, выискивавшей в них отклонения от партийной линии. (История с «Тополем стремительным» Гуревича сегодня выглядит анекдотичной — его прорабатывали в прессе за то, что в романе лесозащитные полосы создаются из быстрорастущего тополя, а не из дуба, как постановили партия и правительство. Но в те времена за подобной проработкой часто следовали оргвыводы...)
В целом неверно рассматривать дихотомию «ближний прицел» — «дальний прицел» только как противопоставление по тематике (тут про лунный трактор, а там про звездолет). Ведь «фантастика ближнего прицела» была идеологической конструкцией, использовавшейся для реализации политических интересов и отражавшей политическую реальность своего времени. Концепция «ближнего прицела» строила фантастику как полностью управляемый жанр художественной публицистики, в котором все — и темы, и образы, и набор приемов — должны были полностью соответствовать утвержденному руководством образцу, и колебаться разрешалось только вместе с линией партии. Такая «фантастика» не просто не могла выходить за рамки дозволенного, фактически она была обязана быть нефантастичной.
Кстати, не следует противопоставлять «фантастику ближнего прицела» и фантастику социальную. Вся фантастика как жанр социальна. И «фантастика ближнего прицела», в частности, замечательно демонстрировала образцы социальной нормы, тем самым участвуя в строительстве советского общества и новой общности — советского человека.
цитировать
свернуть ветку
