Кристофер Прист, The Affirmation* (1981)
----------------------
* я бы перевел "клятвенная присяга", а не так, как у Пчелинцева.
---------------------
Психологический триллер, в котором ничего не происходит. Вот буквально ничего.
Роберт Питер Синклер кому-то Там Наверху крепко насолил. Все несчастья, о каких только может помыслить среднестатистический английский обыватель, свалились на его голову единомоментно: умер отец, с престижной работы уволили, съемную квартиру потребовали освободить, с девушкой он рассорился. На дворе 1975 год, Англия и весь западный мир только-только оправляются от тяжелейшего нефтяного кризиса. Ни перспектив, ни денег, ни друзей. Любой бы впал в черную депрессию. Что помогает в таких ситуациях? Правильно, психоанализ и физический труд на свежем воздухе.
Так и рассудив, Питер (он не пользуется первым именем) договорился с приятелем сделать ремонт в деревенской хибаре последнего, распихал по чемоданам лондонские вещички и свалил в провинцию. Но халупа оказалась куда в более плачевном состоянии, чем могло показаться, и первые пару месяцев Питер вообще не разгибает спины. Затем, когда раскаленные дни на макушке лета начинают изнурять его полным, беспредельным одиночеством, молодой интеллектуал решает как-то развлечься и заодно ответить на два классических вопроса русской интеллигенции: кто виноват, что жизнь полетела кубарем, и как возместить понесенный ущерб.
Лучший способ это сделать — сочинить The Great British Novel. Первоначально он задуман как автобиография, однако быстро выясняется, что жизнь Питера, во-первых, слишком бедна событиями, чтобы ее пространное изложение могло кого-то заинтересовать, а во-вторых, и те немногочисленные происшествия, какие имело бы смысл описать, способны перессорить его и с фигурантами этих историй тоже. Питер находит изящный выход из положения: переместить себя в параллельный мир, где на месте Англии — государство Файандленд, а эквивалентом Лондона выступает город Джетра. И уж в этой системе координат разгуляться вволю.
Как сказано в фильме Чан Ук Пака Олдбой, для человека, сидящего взаперти, не найти большего сокровища, чем телевизор — он и учитель, и друг, и возлюбленная. У Питера нет телевизора, потому что в глухую деревню никто не протянет кабель. Нет у него и компьютера с Интернетом — потому что и самого Интернета еще нет на свете. Остается пишущая машинка.
***
Файандленд — государство давно и тяжело больное, имя его недуга — холодная война с противником неясным, но примерно равным по силам. Случилось так, что по всей окружности известного мира земли противоборствующих сторон разделены нейтральной полосой островов, известных под обобщающим именем Архипелаг Грез. Странное название, не правда ли? Может быть, замануха для туристов, может статься, отголосок каких-то совсем архаичных, стершихся из памяти людской мифов. (Кто помнит сейчас об армянах?)
А возможно, это такой толстый намек на атаназию — технологию продления жизни, которую освоили Островитяне: точная методика ее составляет тщательно охраняемый секрет, и получить доступ к ней можно единственным способом — выиграв в лотерею. Такой счастливый билет выпадает Питеру Роберту Синклеру, в обиходе просто Питеру — ведь он не пользуется своим вторым именем.
Чем занимался в последнее время Питер? Да так, ничем особенным. Уволился с работы на фармацевтическом комбинате, пожил у друга в провинции, написал фантастический роман о параллельной Земле с автобиографическими элементами. Роман не приняли к печати. Да он в общем-то и не предназначался для этого. У него теперь будет другая функция.
***
Книга Питера Синклера коллапсирует в шварцшильдовскую инфосферу, античный Тартар; роман Кристофера Приста уничтожает сам себя и проваливается внутрь чистого бумажного листа. В каком-то смысле он образует сюжетное трио не только с Островитянами, но и с Опрокинутым миром.
— Эак, ты знаешь, где Тартар?
— Я слышал.
(Умножающий печаль, киноверсия 2005 года).
Корни островов Приста несомненно греческие. Правда, доступ в Грецию оттуда только под рутом.