В этом городе упоительно пахло жасмином. Это был ЕГО город. ОН любил зеленый чай с жасмином.. Не тот эрзац-чай, выдаваемый торговцами за натуральный, что можно было купить на каждом углу и пить из пластикового стаканчика возле заплеванной урны. Нет, ОН любил неторопливо смаковать настоящий, нежный, правильно заваренный чай с тонкими светлыми лепестками цветов. Чай медленно распускался в большой прозрачной чашке и из маленького сонного комочка превращался в изящные остроконечные листья цвета утреннего тумана. Именно такого чая просила его душа после ночи в тесном вагоне ночного поезда дабы окончательно прогнать сон и примирить его с хмурым дождливым утром. ОНА чай не любила.
Все началось накануне, когда ОН встретился с друзьями в привокзальной забегаловке. Там, на вокзале, ОН с радостью обнял ЕЕ, как и прочих, кого не видел почти год. ОН действительно был рад ЕЕ видеть. Он относился к НЕЙ с дружеской нежностью, обычной для родственных, но разделенных временем и расстоянием, душ. Они были знакомы уже несколько лет, правда встречались редко, и когда расставались, все их общение сводилось к традиционным поздравлениям с праздниками. ЕМУ нравилась ЕЕ удивительная способность оставаться уравновешенной и спокойной среди их, по-итальянски темпераментной, тусовки. ОНА редко говорила, иногда улыбалась, но в НЕЙ чувствовалась внутренняя сила и целостность. Ближе к ночи они шумной компанией оккупировали несколько купе, где провели полночи за оживленной беседой о предстоящем конкурсе молодых художников, на который все и направлялись. ОН долго не мог уснуть, не понимая, что за беспокойство царапает душу, но списал это на свои обычные проблемы со сном.
Они толпой бродили по городу, останавливаясь ненадолго в уютных чайных, в маленьких арт-галереях, заходили в соборы и церквушки, и в этом броуновском движении ОН не сразу уловил, что ОНА постоянно оказывается совсем рядом и исподволь наблюдает за НИМ. От чего-то ЕМУ вдруг становилось неловко и ОН начинал говорить больше и громче, накрывая лавиной ненужных слов свое смущение. ОН начал неосознанно еще искать возможности поболтать с другими художниками то опережая всю группу, то отставая от них, как будто пытаясь отгородиться, отдалиться от нее. ОНА не делала явных попыток к сближению, но ЕЕ молчание так громко звенело посреди всеобщего веселья и хохота, что ОН, сам того не замечая, стал ловить ЕЕ взгляд и тоже умолкал, попадая в резонанс тишине ЕЕ души. Правда, ненадолго. Смущаясь такой их публичной уединенности, и не зная, что этим всем делать, он отводил взгляд и снова погружался в глубокомысленные рассуждения и бестолковые споры. ОН заваливал вопросами молодых графиков, лишь бы только не слышать, как гулко стучит от необъяснимого волнения его сердце. ОН с садистским удовольствием затеял нудную полуночную беседу со старым профессором, втянув в нее практически всех своих друзей, хотя прекрасно видел, что эта беседа тяготит и раздражает ЕЕ.
Старый город подарил им еще несколько прекрасных дней. ОН – хохмил и блистал, одаривая всех без разбору своей улыбкой и вниманием. ОНА – все чаще отмалчивалась, уступая тем, другим, кто шумел, говорил, спорил бесконечно и беспредметно. Холодным, промозглым, серым утром они забрались на гору на окраине города и, ожидая восхода солнца под неумолкающую болтовню гида, ОН больше всего на свете хотел прижаться к НЕЙ, подарить ЕЙ, замерзшей и подрагивающей, немного своего тепла. Вместо этого, ОН прихлебнул виски из прихваченной фляги и позволил небритому художнику из местных набросить ЕЙ на плечи теплый шарф. И даже солнце, явно проспавшее свой собственный восход и от того похмельно-хмурое, не принесло ожидаемого эстетического удовольствия. ОН ощущал, но еще никак не мог заставить себя поверить, что связь между ними становится практически осязаемой. ОН даже украдкой оглядывался, опасаясь, что кто-то из своих уже все это заметил и вовсю шепчется у НЕГО за спиной. Позже, согревшись любимым чаем и накупив сувениров своим родным и близким, ОНИ, утомленные и переполненные впечатлениями, сидели на скамейке посреди людной площади и слушали волшебные звуки воскресной службы. Еще никогда в жизни ОН так точно не испытывал ощущения, которое часто используют в пошлых дамских романах: «они были одни на всем белом свете»…ОН размышлял о том, что уже давно и скучно женат, и что это, стилетом ранившее душу волнение, это необъяснимое предвкушение чего-то нужного и важного оказалось совершенно неожиданным, нечаянным. Друзья, жаждущие общения, стали немного раздражать ЕГО, даже воробьи, затеявшие шумное купание в теплой осенней луже, вызывали чувство досады. ОН, обычно болтавший без умолку, так жаждал тишины, что готов был грубо оборвать гида-архитектора, рассказывавшего об истории древнего собора. ОН так хотел просто взять ЕЕ за руку и увести за гору, за город, за эту разделяющую их компанию, за эту разделяющую их жизнь. Она, казалось, все понимала и, поглядывая на него из-под опущенных ресниц, улыбалась. ЕМУ? Солнцу? Музыке?
ЕМУ казалось, что жизнь застыла черно-белой ложной Матрицей и только ОНА была живой и реальной. Ритм бешено колотящегося сердца отсчитывал последние минуты их разделенной близости. ОН не мог заставить себя смотреть ей в глаза, это причиняло ему почти физическую боль. ОН изображал необыкновенный интерес к афишам на столбе, рекламным объявлениям, даже что-то говорил ей пустое. ОН просто физически ощущал как, каплями в клепсидре, утекает ИХ время. Все…
Вокзал, обещания писать, дружеский легкий поцелуй, прижалась на мгновение…Ему показалось, что немного крепче, чем………… Все.
ОН еще долго не мог уйти с вокзала, чувствуя себя полностью опустошенным и осиротевшим. ОН вроде вспомнил, что год назад, прощаясь с НЕЙ, точно так же уловил этот направленный прямо в сердце взгляд, но не придал ему большого значения…ОН пил любимый чай, но теперь ощущал только вкус то ли плесневелой травы, то ли старой тряпки. ЕМУ безумно захотелось просто прикоснуться к ЕЕ руке. Пусть ОНА даже ничего не скажет и не посмотрит на НЕГО. Пусть просто молчит и улыбается своим мыслям.
Он перебирал четки врезавшихся в память мгновений и, спустя некоторое время, почти уверил себя, что все эти переживания – пустое, что ОН все сам себе придумал, что ОНА вела себя как обычно и ничем не выделяла ЕГО среди прочих, что ЕЙ незачем, да и ЕМУ тоже. И оставшись наедине с собой, не поверил в несбывшееся, спрятав щемящее чувство потери глубоко в душе. На год. До следующей встречи.