«Редактор-издатель «Художественного журнала», некто г. Александров, успел заявить себя с очень художественной стороны: он жестоко прибил свою жену, которая привезла детей на елку в прикащичий клуб»
«Осколки», 1883 № 3 (15 января)
Эвона как! А.Н. Александров и его «Художественный журнал» — особы небезызвестные в истории русской журналистики («Тупейный художник», статьи Крамского, воспоминания и рассказы Перова, впервые в России в журнале напечатаны фотографии) и тут так оскандалиться. Но вот черт его знает, какой там произошел эпизод, который Лейкин характеризует «жестоко прибил жену», это ж Лейкин!
Вообще эти старые журналы/газеты могут порадовать большим кол-вом разнообразных историй, над которыми так приятно поспекулировать без всякого удержу. При помощи какого-нибудь модного интеллектуального кунштюка можно из какого угодно анекдотца выдавить глобальную теорию в стиле «les faits accusent». Особенно это касается бесконечных раздувов о нравах. Вот в «Стрекозе» (за 1883 № 14) благородное сатирическое негодование на нынешних студентов: «Цель жизни – дом на Литейной, рысаки, шампанское, красивая жена и пикантная Сьюзетта» или критика актрисы, которая в «Прекрасной Елене» «слишком развязна» и играет для взопревших от «ея поведения» отцов семейств. Ну а зачем Оффенбах сочинял свою оперетту, зачем ее ставили? Античныя одежды и вольные движения предоставляют массу возможностей. Пушкин ведь тоже пялился не на «выражения мятущейся души», когда ходил на балет.
Но многое уже кануло в лету: вплоть до 80-х 19 века московские и питерские журналисты ворчали на то, что среди белого дня по центральным улицам вывозят «человеческие нечистоты». Милая картина для Невского – везут запачканные чаны, расплескивают…
Но вернемся к Лейкину. Как только не ругали беднягу. Да, его «Осколки» блещут юмором не самого первого сорта (хотя в них кормился и рос Чехов), да, с «клубничкой» (вплоть до рисунков) у него перебор. Рассказы самого Лейкина вообще особая статья. То, что для Островского, Успенского, Григоровича и пр. было важной темой, для Лейкина стало поводом позубоскалить. То, что можно было бы охарактеризовать актуальным сочетанием «тупо поржать». Жизнь мещан, жизнь купцов: какие-то характерности речи, детали для сурьезных писателей было способом раскрыть façon de parler и пойти копать в «неведомыя глубины», то для Лейкина все façon de rire и только – краснобай и зубоскал.
Сценка «В свет вывез»:
Очередная «стриженая борода» привез свою жену в Санкт-Петербург и повел показывать столицу, в увеселительную «Аркадию» (то еще злачное место было). Ну и перепуганная купчиха со своим уже немного «пообрыковшимся» мужем как раз дают повод для непритязательного лейкинского юморка. Купчиха даже дам от «энтих дам» отличить не может, муж ее поучает: «Да это и не дама… подстега из мамзельного сословия. Приехала сюда мужчинов ловить — вот кто. Какая это дама, помилуйте…».
Забавы со всякими словечками — «подстега из мамзельного сословия» — дали повод довольно многим в русской критике (вплоть до Достоевского), людям чрезмерно чутким к движению «идей» и довольно грубоватым по отношению к стилю, сравнивать Лейкина с Лесковым, а точнее, пугать Лескова Лейкиным.
Аким Волынский критикует «Левшу»:
«Начинаешь смеяться тем смехом, который должен быть обиден для художника – тем непроизвольным глупым смехом, который возбуждают и поныне полудворницкие, полукупеческие рассказы Лейкина»
Гаршин (не тот самый, а Евгений Михайлович, младший брат):
«Стыдитесь, г. Лесков… – вы в конце концов заговорите на языке трактирщиков, лавочников, швейцаров и Лейкина».
Но все-таки и Лейкин бывал довольно интересным, остроактуальным сатириком, конечно, всегда привязанный к определенному факту.
Возьмем его легковесную сценку «Визит секретаря благотворительного общества» («Осколки», 1883, № 11, 12 марта). Ну популярно было благотворить: и модно, и для карьеры полезно. И издевались над этим уже и Диккенс, и Толстой, и вот-вот Чехов начнет. Но уж такая она – «благотворительность». Кстати, замечу, что сценка Лейкина появилась в свет за два года до знаменитой повести Григоровича «Акробаты благотворительности».
Что-то тут есть помимо «клубнички» и легкой шутки. Позвольте мне сменить старика Лейкина и продолжить его рассказ, а точнее, посмотреть откуда он такой взялся. Я немного порылся в газетах. Тут дело в том, что искать нужно намеки, экивоки. Судя по всему (слава «Санкт-Петербургским ведомостям» и юмористическим журналам – им больше позволено) под покровительством весьма высокопоставленных дам процветало благотворительное общество. Молодые люди, секретари общества, рекомендованные, разумеется, высокопоставленными дамами (как они любили рекомендовать: «un jeunne home accompli», «bons principles», «preux chevalier») из которых каждая сердцеведка каких поискать, ходили в бедные семейства, где были совсем юные девушки. Секретари, пользуясь прикрытием общества, склоняли девушек (иногда, насколько я понял, прямым шантажом) становится их «Сьюзеттами», а со временем переправляли девиц в публичные дома. Скандал был большой, но по российской традиции это был «громкий шепот», намеки на какие-то «мерзкие» преступления ничегошеньки не проясняют. Если судить по сдавленному шепоту газет и журналов, видимо, главные благотворительницы были очень высокопоставленными дамами. Приятно видеть глубокие традиции российского судопроизводства – дело замяли.
Напомню, что это не «Дама с камелиями» и другой французский гламур, это реальность с «желтыми билетами», охочими до мордобития клиентами и огромным количеством объявлений вроде вот этого