В каждом доме, в каждой квартире обязательно есть домовой. Все знают: если его не задабривать, не дружить с ним или всячески делать вид, что никаких домовых на свете, а уж тем более на собственных антресолях нет и не было, домовой начнет выкидывать такие штуки, что мало не покажется. А если покажется мало, то он добавит, пока не признаете его право на существование и сосуществование рядом.
Наш домовой очень спокойный, его почти не слышно. Когда в доме был кот, вообще никто не задумывался, кто свалил горшок с фикусом или закинул шапку за диван в гостиной (предварительно допрыгнув за ней до самой верхней полки закрытого шкафа в прихожей).
А потом мы переехали. При переезде домового нужно забирать с собой. Для этого есть целый обряд: в деревенском доме рядом с печкой ставили старый валенок (где же еще было жить домовым, как не за печкой), выходили из комнаты и закрывали дверь; через некоторое время можно было войти и забрать валенок — и это было последним, что хозяева увозили из дома. В современных квартирах можно обойтись сапогом или ботинком, оставленным на время в темном углу на кухне или в прихожей. Но тогда мы ничего этого не знали. Собирали вещи шумно и быстро, переехали за три дня. И в нашу старую квартиру въехал другой человек.
Но забытый домовой нас нашел! Так моя собака, устремившись по следу, срывается с поводка, несется, раскинув на ветру уши и уткнув свой охотничий нос в землю, тычется в норы, раскапывает, бросает, снова несется, дальше-дальше-дальше, не слыша, не видя, не оборачиваясь... и когда путь окончен, за лесом, за рекой, на другом краю света, останавливается, поводит влажными карими глазами, секунда — и уже летит назад, обоняя свой запах — дорогу домой, и грязная, запыхавшаяся, усталая и виноватая вот уже сидит у родного подъезда: «Я здесь, вернулась, прости!» Прощаю, веду домой: «Нашлась!»
Вот и домовой наш пришел к нам, потому что его дом — не стены, трубы и потолки, его дом — люди, мы. Он был обижен и зол, подвывал по ночам как настоящее привидение, обрывал клеенчатую занавеску в ванной, сушил цветы в горшках и прятал книжки. Потом угомонился, расслабился, простил. И придумал себе новое хобби.
Вот уже несколько лет он забавляется тем, что прячет серебряные вилки и чайные ложечки. А потом кладет их на место, на любое из тех мест, где вся семья уже по очереди посмотрела. Сначала голова шла кругом: ну вот представьте, было только что пять вилок — трижды вынуты из ящика, пересчитаны, положены обратно; проведены поиски в посудомоечной машине, холодильнике (мало ли), в каждой из трех комнат; среди натюрморта мокрой вымытой вручную посуды на сушке; среди горки посуды, высушенной и убранной в шкаф; среди сервизов за стеклянными дверцами и среди кастрюль и сковородок за плотными деревянными — никаких следов. Уставшие, немного разочарованные, утираем пот со лба. Я в самый распоследний раз открываю ящик, где лежат столовые приборы, и достаю — шесть блестящих серебряных вилок.
Теперь мы уже привыкли, хотя все равно каждый раз ищем ложки и вилки по всей квартире в самых неожиданных местах, чтобы потешить самолюбие нашего домового. Так и живем — играя и подмигивая друг другу.
Пойду налью ему молока.