[Из актуального перевода. Действие происходит в стране, где сочинители при жизни не имеют права ничего публиковать: обнародовать написанное можно лишь через полвека после смерти автора. Что за перевод — не спрашивайте, вы точно этого не читали и нигде не найдете :]
— ...Если в этой стране поэт голодает, он может порадоваться хотя бы тому, что чем скорее он умрет, тем быстрее настигнет его известность. И все-таки я не понимаю, почему нужно ждать еще пятьдесят лет.
— Мы установили такой порядок, дабы защитить ближних сочинителя. И не потому лишь, что сочинитель мог написать о них неприятную правду. Даже в том случае, если он пишет о ближних только хорошее, его сочинения могут принести вред. О чем я могу поведать историю, что произошла полтора столетия назад и послужила поводом к принятию закона о пятидесяти годах. Тогда умер поэт Каллист, ныне причисляемый к сонму величайших, иначе говоря, к тем поэтам, коих читают только в школе. Он написал в том числе шестьдесят несказанно красивых любовных песен для Геро, сочинив их на старинный манер, то есть говоря исключительно о душе. А после кончины Каллиста началась большая ссора по поводу того, кому посвящены эти песни. По меньшей мере полдюжины известных женщин, все уже в зрелом возрасте, поспешили заявить, что речь идет именно о них. Отсюда проистекло много неприятностей, ибо хотя бы в одном отношении женщина остается женщиной и у нас, даже если она философ. Наиболее же неприятным было то, что некий исследователь вскоре установил, кем была загадочная Геро. Каллист, до самой смерти остававшийся холостяком — стихотворцы нередко отклоняются от естественной жизненной стези, — посвящал песни верной собаке, бывшей единственным его спутником в старости; Каллиста часто видели гуляющим с этой собакой. Однако немногие знали, что собаку звали Геро. Так и получилось, что достопочтенные женщины, половина коих входила в ареопаг, вдобавок сделались посмешищем. Тут-то и был принят закон, предписывающий ждать после смерти сочинителя еще пятьдесят лет. Если по истечении полувека того или иного человека еще вспомнят, все собаки будут прочно забыты. Так иной раз благом оборачиваются даже склоки легкомысленных старушек.