Вводил я в базу сайта антологию мистики в переводах на белорусский «Вусцішны пакой». Изрядно так времени пришлось на это убить – сверить наличие в базе переводчиков, авторов, рассказов – добавить, дополнить, поправить. Не сходу вычислил, что Диккенсовский рассказ «Гісторыя пра гоблінаў, якія скралі далакопа» это «Рассказ о том, как подземные духи похитили пономаря». Вообще-то это фрагмент романа «Посмертные записки Пиквикского Клуба», который, впрочем, представляет собой вполне самодостаточную и сюжетно завершённую историю и нередко включается в сборники и антологии.
Как-то уже по названию подумалось, что перевод Антона Франтишка Брыля на белорусский должен быть более удачным. И вправду – читаю, ну проста «асалода для душы». Расссказ течёт, как ручеёк воды льётся. Вот, попробуйте прочитать этот кусочек. Лучше всего – прочитайте вслух:
У старым манастырскім мястэчку, не дужа далёка адсюль, даўным-даўно – так даўно, што гэтая гісторыя мусіць быць праўдаю, бо нашыя прадзеды безагаворачна ў яе верылі, – быў пры цвінтары вартаўніком і далакопам пэўны Гэбрыэл Граб. Калі чалавек працуе далакопам і напаміны пра смерць акружаюць яго ад рана да рана, з гэтага ніякім чынам не вынікае, што ён мусіць быць маркотным і панурым. Народу, весялейшага ад тутэйшых трунароў, не знойдзеш па цэлым свеце, і сам я калісьці меў гонар сябраваць з плакальшчыкам, які ў вольны час, па-за працаю, быў жартаўнік і забаўнік не горшы ад іншых, майстар і песні бестурботныя гарлаць без перапынку, і добры кубак грогу асушыць адным духам. Але нягледзячы на ўсе прыклады адваротнага, той Гэбрыэл Граб быў сварлівым, няўжыўчывым ды грубым – хмуры й нелюдзімы быў чалавек і не ладзіў ні з кім, апроч сябе самога ды аплеценай лазою пляшкі, якая займала вялікую глыбокую кішэню ягонай камізэлькі; а кожны вясёлы твар, які трапляўся яму на вуліцы, ён сустракаў позіркам настолькі няветлым і зласлівым, што цяжка было не страціць пад ім увесь свой добры настрой.
Для сравнения открыл русский перевод Александры Кривцовой и Евгения Ланна (при участии Густава Шпета). Слушайте – ничего похожего. Читая — запинаешься, спотыкаешься, ну совершенно не тот эффект. Попробуйте сами:
В одном старом монастырском городе, здесь, в наших краях, много-много лет назад — так много, что эта история должна быть правдивой, ибо наши прадеды верили ей слепо, — занимал место пономаря и могильщика на кладбище некто Гебриел Граб. Если человек — могильщик и постоянно окружен эмблемами смерти, из этого отнюдь не следует, что он должен быть человеком угрюмым и меланхолическим; наши могильщики — самые веселые люди в мире; а однажды я имел честь подружиться с факельщиком, который в свободное от службы время был самым забавным и шутливым молодцом из всех, кто когда-либо распевал залихватские песни, забывая все на свете, или осушал стакан доброго крепкого вина одним духом. Но, несмотря на эти примеры, доказывающие обратное, Гебриел Граб был сварливым, непокладистым, хмурым человеком — мрачным и замкнутым, который не общался ни с кем, кроме самого себя и старой плетеной фляжки, помещавшейся в большом, глубоком кармане его жилета, и бросал на каждое веселое лицо, попадавшееся ему на пути, такой злобный и сердитый взгляд, что трудно было при встрече с ним не почувствовать себя скверно.
Это же надо, думаю, как Диккенс на белорусскую мову хорошо ложится.
Впрочем, скорее всего тут просто разница в качестве работы переводчиков. Попытался поискать другой перевод на русский — не нашёл, зато наткнулся на такой отзыв Корнея Чуковского о переводе ПЗПК четой Ланн/Кривцова: «хотя каждая строка оригинального текста воспроизведена здесь с математической точностью, но от молодой, искрометной и бурной веселости Диккенса здесь не осталось и следа. Получилась тяжеловесная, нудная книга, которую нет сил дочитать до конца, — то есть самый неточный перевод из всех существующих, а пожалуй, из всех возможных. Вместо того, чтобы переводить смех — смехом, улыбку — улыбкой, Евгений Ланн вкупе с А. В. Кривцовой перевел, как старательный школьник, только слова, фразы, не заботясь о воспроизведении живых интонаций речи, ее эмоциональной окраски».
Тем не менее именно этот перевод издаётся и переиздаётся из года в год. Единственное исключение – в 2000 году вышел заново отредактированный перевод Шпета/Горнфельда (не факт, что он намного лучше).
Похоже тут какая-то беда. Вот есть перевод – его уже десять раз издавали, стало быть и в одиннадцатый сгодится. А насколько перевод хорош – уже никто и не смотрит.
P.S. А Антону Франтишеку — респект. Обязательно надо будет и его повесть-сказку «Ян Ялмужна» прочитать.