Я уже несколько раз озвучивал мысль о том, что современные тенденции европейской культуры мне порой непонятны, а иногда даже шокируют. Это касается кино. Это касается литературы.
Большая часть того, на что сегодня навешивается ярлычок «интеллектуального» — кино, бестселлера и пр. на поверку оказывается чем-то, что выходит за рамки нормального человеческого восприятия. Какая уж тут интеллектуальность. Интеллект и интеллектуальность ведь не одно и то же?!
Типичным примером, напомнившим мне об этой нездоровой тенденции, стал роман Норминтона «Корабль дураков», изданный АСТ в серии «Мастера. Современная проза» в 2002 году, опубликованный в марте того же года и сразу названный ни много, ни мало «шедевром» и «эталоном интеллектуальной прозы».
Что такое «Корабль дураков» Норминтона?
Кратко: пердеж и е*ля, густо сдобренные авторскими комментариями. Авторскими!
Подробнее:
Автор берет известную картину Босха. Перечисляет персонажей картины. Наделяет каждого из них условным характером. После чего заставляет каждого, за малым исключением, рассказать какую-то свою историю. И вот персонажи рассказывают. Никто из них не рассказывает правды о себе, предпочитают либо переврать, либо рассказать о чем-то, что сами слышали и не всегда из первых рук.
Отсюда сравнение КД с «Декамероном» и «Кентерберийскими рассказами». Я не знаю, что там в оригинале, а в русском переводе выпускник Оксфорда красуется фразочками типа (прошу прощения у дам и детей, цитаты-с):
«Такой знатной поебки у тебя еще в жизни не было, сам сейчас убедишься...»
«Раскаявшийся пропойца, истинный джентльмен в душе, галантно блюет за борт, дабы угодить даме...»
«Медовый дух детских какашек...»
И если сие называется «эталоном интеллектуальной прозы» и «литературным сокровищем», то, пожалуйста, остановите здесь — я сойду!..
Роман включает в себя: рассказы пловца, пьяной бабы (чрезвычайно затянутый и даже разбитый на книги и главы), монашки, пропойцы, шута, монаха, певцов, спящего пьяницы. Некоторые из историй вполне недурны, хотя и подпорчены фекалиями.
Символика картины Босха не сохранена. Шут является рядовым персонажем. Текст приправлен аллюзиями на различные произведения: обстановка помещений, ход событий и т.п. заимствованы из того или иного источника. В финале автор делает реверанс вводя себя в сон одного из персонажей:
«И все-таки – иногда у меня возникает легкое подозрение – аааааа (сладкий зевок) – такое смутное-смутное подозрение, что я, может быть, ошибаюсь. Может быть, я не творец того сна. Может быть, все гораздо сложнее. Когда молодой человек надолго выходит из комнаты, у меня перед глазами возникают рыбы. Акула плавно скользит слева направо – мурена выглядывает из-за камня...»
После чего топит корабль с персонажами в дерьме, но снова проявляет такой же корабль на горизонте, закольцовывая текст.
Для того, чтобы блеснуть эрудицией, в собственных комментариях автор подробно рассказывает, что нужно видеть в том или ином конкретном эпизоде романа, включая указания, что «белая фасолина с серой припухлостью» — это компьютерная «мышь», а рыбы в сне персонажа — описание скринсейвера на экране писательского компьютера.
По сути, можно утверждать, что роман представляет собой клубок расхожих приемов и цитат. Ироничность да, присутствует, но с привкусом экскрементов. Иной объективной ценности я в романе не обнаружил.
Сравнение с «Декамероном» и «Кентерберийскими рассказами» не оправдывает КД. Причина: они писались в свое время. КД же мимикрирует или, как это сейчас модно называть, является стилизацией, не неся по сути ничего своего, нового в структуре и сущности, играя на современной вседозволенности. Вставки-диалоги между историями беспомощны и бессодержательны. Праспекция в настоящее — сон, в котором персонаж видит писателя за компьютером, — оказывается не загружена смыслом, являя очередной изыск. Так в результате мы имеем не крепкое произведение, а склад: автор показывает, что умеет, в принципе, то и се, читал то и се, — но вот составить не мертворожденное произведение (ау, к месту и ни к месту воткнутые латинизмы!) — такого таланта автор, к сожалению, не демонстрирует. Остается витиеватая поделка в себе, подкрашенная какашками. Чего стоит хотя бы тот факт, что один из персонажей — пьяная баба, которая говорит о себе: «женщина необразованная и простая. Красивых словес я не знаю и премудростей стиля не разумею», — запросто в своей истории воспроизводит по памяти надписи на латинском. Ага.
Если разобрать сам прием оживления картины, то в памяти, всплывают не только «Декамерон» и конструкторы Павича (например, «Ящик для письменных принадлежностей»), но и типичный кинематографический прием, когда застывший нарисованный кадр вдруг оживает, превращаясь в живое действие. Если только это плюс постмодернистский коллаж из цитат — являются условием создания литературного шедевра, тогда мне сразу представляется следующее...
Берем картину «Выступление В.И.Ленина на митинге рабочих Путиловского завода в мае 1917 года.» Перечисляем все сотни ее персонажей. Рассказываем историю каждого, приправив аллюзиями на труды Маркса и Энгельса, ссылками на произведения Шолохова и Горького, воспоминаниями о Троцком, Дзержинском и Фрунзе. И вуаля. Выйдет вполне себе «интеллектуальная» эпопея, учитывая количество героев.
Итог: есть пара милых историй, но не более. В общем, поставил бы 7, если бы при всей игривой бессмысленности автор обошелся б без блевотины, пердежа и е*ли. А так — не больше 6. Книга для своего «высокоинтеллектуального» читателя.
цитировать
*
свернуть ветку
Вернемся, к «Вы».
