Эта история начинается с того, как Паама сбежала от своего прожорливого мужа Ансиге после десяти лет супружеской жизни и вернулась к родителям, после чего они все вместе переехали в другой город…
Нет-нет, постойте.
Эта история начинается с того, как джомби – бессмертные сущности, испокон веков обитающие рядом с людьми, — решили наказать своего собрата Индиго за то, что он забыл о долге. Они отобрали у Индиго символ Хаоса, превратили в кухонную ложку для размешивания варева в котле (stirring stick), и передали Пааме…
А почему именно Пааме?
А потому что автору так захотелось.
Стоп. Давайте-ка я лучше начну сначала.
…Итак, Паама сбежала от мужа, поскольку даже самая терпеливая и спокойная жена не смогла бы вечно мириться с его пороком – необыкновенной любовью к еде. Голод Ансиге беспределен, он ест столько, что хватило бы на двадцать человек, а Паама готовит прекрасно, но ей больно видеть, как шедевры кулинарного искусства исчезают в бездонной глотке обжоры-мужа, который, ко всему прочему, ещё и постоянно подозревает, что кто-то ворует у него еду. Да и жить с человеком, не испытывающим вообще никаких чувств, кроме голода, весьма утомительно.
Паама бежит, Ансиге нанимает следопыта, и через два года супруги вновь встречаются в деревне Макенда, где теперь живёт семья Паамы. Ансиге хочет вернуть жену, однако из-за вечного голода ему трудно владеть собой, и в результате в Макенде происходит череда смешных событий, так или иначе связанных с Ансиге и едой. В конце концов, обжоре-мужу ничего не остаётся, кроме как признать своё поражение и убраться восвояси.
И тут появляются джомби. Под видом прощального подарка от слуг Ансиге они вручают Пааме символ Хаоса, которым «можно здорово всё перемешать» (“certainly a stick for stirring things up”) – не только в котле, но и вообще. Паама польщена и обрадована подарком; она и не подозревает, что в скором времени в Макенду заявится хозяин волшебной вещицы, чтобы вернуть свою собственность, и начнутся приключения.
Часть книги, посвященная злоключениям Прожорливого Ансиге, является переложением сенегальской сказки, а вот всё остальное – плод воображения автора. Мне кажется – жаль, конечно, что это невозможно проверить, — что даже человек, не знающий о существовании «первоисточника», с лёгкостью сумеет определить, где в тексте романа, скажем так, заканчивается сказка и начинается фэнтези. Очень резко выдается граница между четвертой и пятой главами, очень заметно меняется стиль и ритм повествования. Я бы не сказала, что это хорошо.
Да и в целом структура романа показалась мне странной. В нём выделяются отдельные истории-притчи – словно вкусные кусочки мяса в каше, если уж проводить аналогии с едой, которой в тексте посвящено довольно много страниц. Эти истории интересны, забавны, поучительны, а вот то, что между ними, вызывает много вопросов и заставляет недоумевать всё сильнее. Временами нелогичность повествования достигает просто чудовищных масштабов – чего стоит одно лишь превращение персонажа, для которого люди равны тараканам, чуть ли не в главного положительного героя! Хотя не скрою, сама идея зеркального перехода с тёмной стороны на светлую и наоборот выглядит привлекательно. Однако Карен Лорд, как мне кажется, её раскрыла весьма странным образом – с использованием жесточайшего авторского произвола и насилия над персонажами.
Присутствует в «Redemption in Indigo» и то, что мы называем «роялями в кустах». На тебе, Паама, волшебную брошку. На тебе, Паама, волшебную ленту. И ещё вот возьми волшебную подушку. Кстати, если лента и брошь ещё хоть какую-то роль сыграли, то подушка осталась невостребованной. Зачем она вообще была нужна? А просто дарителей было больше двух, вот и…
Вы ведь не забыли, что это дебютный роман?
Хвалёного «африканского колорита» я в книге тоже не обнаружила. Фактически, он весь сконцентрирован в именах и некоторых топонимах. Паама, Ансиге, Кваме, Семве, Макенда – замените эти имена английскими, русскими, да какими угодно, и от «колорита» не останется и следа. Ладно, буду объективной – там ещё есть слово «саванна». И, конечно, «джомби».
Джомби…
Вот больше всего вопросов у меня возникло как раз в связи с джомби. Их характеристика постоянно меняется – такое чувство, что меняется она в зависимости от того, какое у автора было настроение в момент написания той или иной части текста. Вот в этой главе они всемогущие. В этой – не совсем. Тут – почти беспомощные. А вот здесь опять всемогущие. Лорд Индиго говорит Пааме, что не умеет читать мысли – да, верно, однако он умеет всё остальное, и даже потеря символа Хаоса не то что бы очень его ослабила. Сила, воздействующая на Индиго, оказывается сильнее его – сильнее Хаоса? сильнее теории вероятностей? – и когда в финале открылось имя этой силы, мне осталось только разочарованно вздохнуть. Не верю, увы.
Я могу ругаться ещё долго-долго, я могу разобрать «по косточкам» весь роман, однако нельзя сказать, что он совсем плох. Нет, он неплох – и даже хорош, местами. Для дебюта так и вовсе отлично, дебютанту ведь можно простить и слабость композиции, и странности в развитии персонажей, и непонятные завихрения сюжета. Это весёлая, лёгкая, книжка без затей — без второго дна, вся мораль открытым текстом проговаривается в последних главах — с ироничным мудрым рассказчиком, постоянно напоминающим, что мы читаем сказку (ту, которая ложь, да в ней намёк). Видно, что автор – зрелый, опытный, мудрый человек, которому есть, что сказать, но которого временами (чем ближе к финалу, тем чаще) тянет читать лекции о смысле жизни, о морали, о человечности и проч.
К автору стоит присмотреться, поскольку дебют вышел любопытный.
Но премия – та, которая Мифопоэтическая? Я в некоторой растерянности. Могу лишь предположить, что вручается она не за произведение в целом, а за соответствие неким загадочным критериям, которые, наверное, понятны филологам, но не простым смертным.
Моя оценка – 7 из 10.
Полезные ссылки: