Предполагается, что это мемуары композитора, «культурного деятеля» (и кто знает, что это значит?) и двоюродного брата «того самого» Набокова. Я вот не уверен, что солидное слово «мемуары» подходит к этому сборнику забавных историй, откровенных анекдотов и поверхностных наблюдений, что, впрочем, и сам автор предполагал. Но, в любом случае, это «воспоминания» – и они очаровывают своей легкостью, поверхностностью и очевидностью.
Люблю я мемуары: уютно устраиваешься и заведомо знаешь, что сейчас тебе будут лгать – конечно, так говорить «нехорошо», надо бы говорить «излагать субъективную точку зрения». На мой взгляд, воспоминания — это форма мифологизации (или телеологизации, что в данном случае почти одно и тоже) прошлого, и сажусь я за них как за ложь (или как за беллетристику), которая при проверке может вдруг и оказаться правдой. В общем: «Есть, точно, на свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника». В этом все эти «рабы Мнемозины», в общем-то, одинаковы, что Шатобриан, что Тучкова-Огарева, что вот Набоков – за это я и люблю воспоминания.
Николай Набоков рассказывает истории достаточно бессюжетно, отрывочно. Но весьма забавным и понравившимся мне способом. Не знаю уж, какой он был в реальности, но в этих воспоминаниях он предстает этаким бонвиваном, легконогим светским хлыщем, неглупым и не без вкуса. Стилем он мне напомнил легкие романы или переписки французов 18 века – касается до всего слегка, то даст сочную подробность или деталь, то выкопает древний анекдот и выдаст его за реальное происшествие, но все это, хвала богу, без впадений в «благочестивые размышления» и без салонной философии.
Конечно же, дворянское детство и романтика дворянских усадеб – все это очень мило описано много раз и НН вносит свою лепту, разбавляя изредка рассуждениями о музыке. С потрясающей непосредственностью он разбалтывает интимные тайны своей семьи, вплоть до сомнений в собственном происхождении. Описывает праздники, старосветские забавы и традиции. Все это очень sweet and fancy, и всем знакомо по русской литературе, воспоминаниям или, в худшем случае, фильмам. Интересно, что в исполнении НН вся эта жизнь почти напрочь лишена психологизма, или этот аспект ему просто не интересен. Он даже пытается коснуться социального аспекта, но у меня сложилось впечатление, что с теми людьми, которые обеспечивали дворянское благополучие НН знаком даже не по Бунину или Горькому, а по раннему Толстому. На фоне детских радостей и общего благополучия, его замечательный отчим и достойный человек бьет по лицу какого-то проштрафившегося «мужика», а контраста все равно не выходит, даже этот мордобой какой-то «sweet and fancy». В общем, «Утро после бала» у НН не вышло.
А лучшие, даже какие-то поэтические, строки «Багажа» посвящены, конечно же, багажу. Мемуарист с теплотой вспоминает всякие баулы-портпледы, шляпные коробочки и кофры. Особое внимание уделено несессеру и его содержимому. Вот это уже легендарная тема русских эмигрантов «хорошего достатка» – драгоценности из несессера (или еще откуда) «истаивают» во время жизни в изгнании, обеспечивая достойную жизнь, и роскошь прошлого становится насущным хлебом настоящего.
Но мемуары людей вроде НН, которые «всех видели», «всюду побывали», конечно, в первую голову интересуют всех портретами всяких celebrities, легендарных личностей и прочих этаких. И, на мой взгляд, эта часть скучновата. Какие-то они все у Набокова одинаковые, в том смысле, что стандартные, полностью соответствующие своему образу и стереотипу, словно модный американский фильм смотришь. Даже вот о жизни Стравинского я ничего не знал, но у НН он не получился – ну «гений» типа и «гений».
Семья «того самого» Набокова описана достаточно подробно, но у меня сложилось впечатление, что НН их всех даже побаивается и они ему не понятны. Ладно там В.Д. Набоков (отец) – этот и музыку любит, с ним можно поговорить о Чайковском, а сам В.В. какой-то совсем – все читает и подшучивает, все знает, но о музыке с ним не поговоришь, да и вообще сноб.
Особенно характерен анекдот про Есенина и Асейдору Дункан. Все очень узнаваемо, предельно обще и стереотипно. Ну кто не знал, что у «дивы», мягко говоря, дрянные манеры, да и вкус не лучше? Ну и Есенин с картинки из школьного учебника: «веснушчатый крестьянский парень» в твиде, «с налитыми кровью глазами», которые «вперяет» в людей. Приглашает растерянного Набокова: «Мы идем в ночной клуб педерастов. Мне сказали, что он здесь где-то поблизости. Они там прямо на сцене в чем мать родила занимаются этим делом, интересно взглянуть. Составьте компанию нам с Дунканшей», «Старая сука сейчас малость припудрится и двинем». В клубе Есенин громко заявляет: «Набоков, нам с Вами лучше не отрывать зад от стула», «Мейерхольд уверял, будто они у всех на виду поимеют друг друга». Все по образу, практически без деталей, все предельно знакомо. Да и граф Кеслер, Дягилев, Уистен Оден – они именно «анекдотические», привычные и стереотипичные. Как собственно и любимая многими «атмосфера декаданса» между двумя войнами описана предельно очевидно, и появляется даже неизбежная молоденькая «любительница искусств и гениев» весьма легкого поведения.
В целом, мне понравилось – легко, непосредственно, и даже наивно, весьма старомодно. Все эта очевидность и «знакомость» очень расслабляет. А может я просто соскучился по «бонвиванистому» чтению, погрузившись в литературу века двадцатого.