Стояла поздняя осень. Был вечер пятницы. Уже стемнело. Ивар в это время, как обычно, находился на автовокзале. Автобус, который должен отвезти молодого человека домой, подали значительно раньше времени отправления, и у пассажиров имелось примерно полчаса, чтобы спокойно занять места в салоне. Народу было немного, этот вечерний рейс особенно не пользовался большой популярностью. Подходя к автобусу, Ивар обратил внимание на одну особу. Точнее, это она привлекала к себе внимание. Не заметить ее было невозможно. Пожилая суховатая женщина, на вид почти старуха, неопрятная, одетая в грязное тряпье всевозможных фасонов и цветов, очевидно, являла собой типичную представительницу бродяжьего люда, бесцельно расхаживала недалеко от автобуса, что-то с выражением и громко говоря, на повышенных тонах обращаясь неизвестно к кому и тут же отвечая на обращение. Подпоясанный черно-зеленым не то платком, не то шарфом тулуп визуально раздувал фигуру особы, придавая ей значительности, в коей данный персонаж, совершенно ясно, не нуждался. Слишком колоритной была личность.
Можно было представить, как до появления умалишенной (своим поведением она не способствовала формированию иного мнения) каждый находившийся на вокзале занимался своим делом, спокойно, не испытывая никакого дискомфорта от каких бы то ни было внешних раздражителей. Люди, стоя поодиночке, или небольшими группками, были чужими друг другу. Их связывали лишь место, да общее намерение – дождаться своего рейса и уехать отсюда. С появлением на вокзале старухи каждый был вынужден переключить внимание на умалишенную, люди невольно объединились единым стремлением – не попасться на ее пути. Они словно стали заложниками этой странной персоны. Удивительно, старуха обладала властью над всеми собравшимися на вокзале, совершенно не преследуя такой цели. Она и не помышляла ни о каком воздействии на людей. Но старуха его имела. Женщина не умолкала, совершала непонятные жесты и движения, то подойдет к лавочке, вмонтированной в бетон площадки, то станет что-то искать в карманах своего замызганного тулупа, оставаясь центром всеобщего внимания.
Ивар сел на свободное место, не выбирая его как-то специально. Оказалось, отсюда отлично можно наблюдать за бродяжкой. Удивительное дело: то, чего опасаемся, сторонимся, вызывает самый непосредственный, живой интерес. Ивар видел, как старуха, ни на кого конкретно не обращая внимания, продолжает что-то беспрестанно говорить, перескакивая с одного сюжета на другой, совершенно, на взгляд нормального человека, никоим образом не связанный с первым. Наверное, это были хаотично возникающие в явно больном мозгу образы, рождаемые памятью по непонятно какому принципу. Хоть старуха и не выражала враждебности к окружающим, всё в ее поведении: походка, жесты, интонации, с которыми произносились слова, было агрессивным. Эта агрессивность с кажущимися элементами озлобленности пугала – не удивительно, что каждый, стараясь не попасть в зону внимания безумной, опасался неопределенного, непредсказуемого акта грубости, если не жестокости, со стороны старухи. Да, она производила впечатление, что полагать так основания имелись.
Молодому человеку стало грустно. Не столь важны теперь причины, как их последствия. Совершенно очевидно, яснее ясного, что бедная женщина сейчас больше всего нуждается в этом самом душевном, сердечном тепле. Вот, наверное, откуда агрессия, откуда озлобленность – от острой, острейшей, невозможно колючей и глубокой жажды тепла и чувствования (нисколько не осознания – осознавать сейчас женщина не может) того, что его нет. Тепла ей не дадут. Ни один человек из собравшихся на вокзале не попытался выразить доброе отношение к старухе. И укорять их за это, наверное, несправедливо. Женщина ведет себя так, что к ней испытываешь отторжение, неприязнь. Может, даже страх. Что угодно, но только не желание дать тепло.
Осознание всего этого всецело завладело мыслями Ивара. Ему было жаль старуху, но мог ли он ей помочь? Скорее всего, обратись Ивар к ненормальной с подобным предложением, ничего бы путного не вышло, но понимание отторжения, неприятия, которые в отношении женщины демонстрировались находящимися на вокзале, безжалостных, бесповоротных неприятия и отторжения не позволяли молодому человеку переключить свое внимание на какой-нибудь другой объект, или ситуацию, – как обычно поступают, когда хотят заслониться от чего-нибудь неприятного, либо, как в данном случае, неприятно обнажающего людские черствость и безразличие, качества, ставшие постоянными, ежедневными масками почти каждого из нас.
Так ли было на самом деле то, что чувствовал Ивар, кто знает… Можно ли проникнуть в мысли и душевное состояние несчастной? И нормального-то человека иной раз совсем невозможно понять. Но, по крайней мере, Ивар воспринимал происходящее с женщиной именно так, как описано. Иное впечатление просто не складывалось.
Автобус тронулся. Фраза, произнесенная старухой, еще долго звучала в голове молодого человека. И сейчас, когда Ивар, находясь у себя дома, дописывает эти строки, она снова всплывает в памяти – с теми же четкостью, протяжностью и остротой.
… Уж очень иной раз не хватает в нашей жизни тепла…