На эту повесть я наткнулся случайно. Увидел в старенькой престаренькой книге про войну, которую читал мой дед («Герои суровых лет», издательство «Кыргызстан», 1968 год). Увидел там фамилию Айтматова и не удержался, чтоб не прочитать… И тут же ударило и понесло. И листья осенние коснулись лица, и ветер этот холодный задул. А дальше… Нет, всё-таки величайший автор – Айтматов. Как он хватает рукой за сердце, сжимая его до боли. И вроде бы и история-то не самая может быть курчавая, не самая оригинальная – дезертир, вернувшийся в родной дом, и муки жены его, которая и мужа жалеет, любит (едва ли не слепо) и видит, как туго всем вокруг – и на себя-то с малым сыном еды не хватает… Но как! Как написано, точно кровь густеет… и горечь какая-то. Нет, непередаваемо сильные вызывает ощущения. И даже крикнуть хочется (уж извините): «До чего же вы, бабы, дуры!». И жалко эту Сейде, и горько за неё. Вроде бы и небольшая повесть-то, на один день бы хватило, а приходилось прерываться, откладывать… так сильно всё схватывало, каким-то больным железным обручем в груди схватывало. Такие сильные эмоции. И такая суровость, противоречивость жизни. Мощнейшее произведение. И это несмотря на обилие киргизских слов, за которыми приходилось лезть в словарик на последних страницах книги, что иной раз тормозила всю эту чудовищную силу Айтматовского слога. И что конец уже виден… что очнётся она, должна очнуться Сейде, увидеть, где чёрное, а где белое – хоть и порвёт ей это душу на части. Что не свой он уже, хоть сердцу, глупому слепому сердцу и не чужой. (Да и какая же сволочь, сколько горя принёс – и кому, своей семье, этой бедной сердобольной Сейде…да и всем вокруг). Будто уже и не человек… И что ей именно стоять «лицом к лицу»…

Сильнейшее произведение! Пронизывающее. И мучительно живое, реальное. Ещё раз поражаюсь непередаваемой силе Айтматовских повестей. То, как может он доносить от сердца к сердцу. Как заставляет чувствовать боль за других людей. Как заставляет чувствовать несправедливость и переживать за правду. В этом сложном, до муки сложном мире.

Сильная вещь. Айтматов — настоящий мастер. Не зря эту повесть в советское время включали в школьную программу (правда, по внеклассному чтению).

Она достойно занимает свое место в ряду такой классики как «Старик и море» и «Любовь к жизни», ни в коей мере не являясь подражательной.

Но наводит на грустные мысли.

В советское время такое поведение людей перед лицом опасности казалось единственно возможным и правильным (хотя и не каждому доступным).

А вот сейчас — среди ювенальной юстиции и либеральных ценностей — как бы вела себя в этой ситуации семья московских или питерских интеллигентов? Про глубинку не говорю — там до такой степени семейный уклад, мне кажется, еще не разбит.

Собственно, даже не так важно, как повела бы, а важно, как потом бы обсуждали и подводили моральную базу под жуткие сцены блогеры и журналисты.

Вот что страшно — то, что философия «сдохни ты сегодня, а я завтра» уже дает обильный урожай там, где всего тридцать лет назад еще учили в школах по таким вот книгам...

Это небольшая повесть была первым произведением, прочитанным мною у Айтматова.

Не знаю даже как описать эмоции, которые нахлынули на меня.

Эта повесть О ЛЮБВИ, немного о войне, о степи... Очень трогательное описание природы. Читаешь будто не прозу, а поэзию, настолько красив язык писателя.

«...и мне нестерпимо захотелось выйти на дорогу, выйти, как они, смело и решительно в трудный путь за счастьем...»

Текст по-айтматовски тяжел и по-перестроечному негативен. По-перестроечному же принципу в него намешано все, что можно. Любили в те годы так самовыражаться. Но подавляющее большинство романов и фильмов того времени благополучно кануло в лету, а «Плаха» — осталась. Вряд ли надолго, как самостоятельное художественное произведение. Но в роли иллюстрации литературы эпохи заката развитого социализма специалисты будут изучать ее еще долго. Да и свой читатель у нее пропадет не скоро. Хотя, безусловно, его с каждым годом будет все меньше и меньше.

«Теперь он понял разницу между сушей и морем. На земле не думаешь о земле. А находясь в море, неотступно думаешь о море, даже если мысли твои о другом».

Потрясающая вещь. Тяжелая каким-то своим роком, драматизмом на грани жизни и смерти. Завораживающая своей мифологичностью – осязаемой и реальной и в этой Рыбе-женщине и в самом Великом тумане, застывшем в вечном своём оцепенении. Что-то постоянно холодило и холодило душу во время прочтении, будто на улице стояли вечные сумерки, а вокруг от горизонта до горизонта стояло бесконечно чёрное, бесконечно холодное море. Что-то жуткое было. Что-то мучительное – в ощущении своей ничтожности и зависимости от стихии… А туман был почти живым ощущаемым злом (теми самыми злыми духами, о которых говорила мать Кириска). Потрясающе мощная и жуткая вещь… Хотелось даже сглотнуть, но так было страшно – а вдруг … во рту не окажется слюны от этой чудовищной жажды… Как же мощно все передано. Будто тяжесть лежала на душе… А какой трагизм. И какое самопожертвование… Нет – потрясающая вещь. Драматичная до боли. Вещь после, которой я долго ходил с какой-то гнетущей дырой в душе…

Очередное сильнейшее произведение Айтматова, которое я прочитал (после жизненно-тяжелого «Прощай, Гульсары!» и паутинно-тонкого и сжимающего душу «Белого парохода»). Великолепнейшая, мощнейшая повесть. Неподдельно тревожащая душу… После которой будто становишься другим…

Есть произведения, после которых внутри будто что-то переворачивается, будто выкручивают душу как сырое бельё. И одновременно становится как-то тихо и невыразимо печально… Мощнейшая вещь. Повесть-волна. С тёплым, солнечным началом. Как здорово передана психология ребёнка – чёрт возьми, я чувствовал себя им. Не у него, а у меня были камень «Волк» и камень «Танк». Это не он, а я разговаривал с портфелем, пересказывая ему все свои мысли, и вместе с ним я смотрел в бинокль на Белый пароход, туда, где невиданный никогда отец… И у меня была запруда, в которой хотелось превратиться в рыбу… И было что-то тёплое, чистое и одновременно грустное в этом маленьком мире… А как через чистоту детских глаз показаны люди – и добрый Расторопный Момун и Орозкул (злодей? вспомните, как он плакал от того, что не мог приветить добрым словом ребёнка …)… Как много здесь жизни! Как много жизненного… И одновременно – какой-то мудрости, какой-то притчи. Нет – это волшебная, мистическая вещь. Это надо попробовать, обязательно надо попробовать… Прочитать и почувствовать самому. А как переданы мысли рёбёнка – я просто поражен… И Рогатая мать-олениха… За всей этой сказкой – грустная тяжёлая жизнь, местами грубая, жестокая (если вспомнить где мать и отец ребёнка… и почему он один, с одним родным дедом…). А уж когда появляются маралы, она уже гремит – волна. Уже давит на грудь, ещё невидимая волна-беда. Будто тишина и особый солнечный свет перед грозой… А в конце – будто у меня был жар, и мир плыл перед глазами, тело ныло от слабости как тряпка, а всё виденное, всё слышанное и пережитое казалось тяжёлым мучительным сном. И эта голова Рогатой матери-оленихи разрубаемая топором… Боль, обида, стыд – которых нельзя пережить…

Великая, глубочайшая, необыкновеннейшая повесть…

Такие вещи должны быть. Они необходимы. Такие, чтоб трогать сердце, щупать его и мять, переворачивая и выкручивая… Чтоб обмыть его, пусть слезами, но обмыть. Чтоб дать почувствовать её – совесть. Ведь «детская совесть в человеке – как зародыш в зерне, без зародыша зерно не прорастает»…

Одна из сильнейших вещей, которых я читал.

Долго не мог решиться взяться за прочтение этого романа, а если брался, то не мог осилить и половины. Видимо, в силу возраста. Однако время настало! Действительно, перед началом прочтения необходимо запастись терпением. Текст тяжёл: большое количество описаний, не очень динамичный сюжет. Самое же тяжёлое то, что роман большей частью дарит читателю негативные эмоции.

Автор показывает насколько мир несправедлив, насколько разрушительным может быть человеческое невежество! И несомненно роман необходимо рекомендовать для прочтения, он заставляет задуматься над своими поступками, над человеческим пороками и пороками общества. Но пороков этих настолько много, что показать их в одном романе просто невозможно! Но Айтматов попытался. Через всё повествование можно провести линию, характеризуемую страшным словосочетанием — жажда наживы, человек ради денег готов убить, преступить закон, нарушить свои моральные принципы. Ни капли уважения к другим и окружающей природе. Хорошо, что в любом обществе найдутся такие люди, как Авдий и Бостон, способные помешать деградации общества. Однако это меньшинство, которое не силах чтобы то ни было изменить. Через человеческие пороки Айтматов показывает, каким действительно должно быть общество: гуманным, справедливым, неизменным духовным ценностям. Где-то человечеству стоит брать пример с природы, волки в романе, порой, представляются даже более разумными, чем люди.

Роман заставляет серьёзно задуматься, при этом оставаясь в меру интересным и неординарным! Лучшей оценки для такого непростого романа, пожалуй, не найти!

«Почему люди так живут? Почему одни злые, другие добрые? Почему есть такие, которых все боятся, и такие, которых никто не боится? Почему у одних есть дети, у других нет?»

Я это произведение очень люблю, но перечитывать не могу, да и не нужно, помню всё: и о матери-оленихе, и о дедушке Мамуне, добром, но бессильном перед злом, о жестоком, подавляющем всех своей грубой силой Орозкуле. Я настолько сильно переживала трагедию мальчика, просто болела ей. Хотелось верить, что он, не знавший ни отца, ни матери, превратился в рыбу и уплыл туда, где белый пароход его мечты, где отец, где нет смерти, где живут легенды.

«Детская совесть в человеке-как зародыш в зерне, без зародыша зерно не прорастает. И что бы ни ждало нас на свете, правда пребудет вовеки, пока рождаются и умирают люди»…

Есть произведения, прочитав первые строки которых, уже веришь: автор – великий писатель. Для меня это произведение из таких. Как легко и одновременно насыщено эмоциями, каким-то космосом. Образами, рисующими ярчайшие картины. И пусть дальше я как-то попривык к стилю, и не так уже мощно он меня «цеплял». Однако какое классное произведение. Как много здесь какой-то сладкой манящей тяжести жизни – реальной жизни… Нет, об этой повести можно, и хочется говорить много… Но тем самым в пересказе (всегда бледном по отношению к оригиналу) делая её хуже… О мудрой структуре. О лёгком национальном колорите – не бьющем в глаза, мягком (а обратное иногда для меня лично портит многие хорошие вещи – когда через этот колорит приходится продираться). О драматизме. Плещущем через край драматизме тяжёлой трудовой жизни. И твёрдости человеческого характера (так и хочется сказать характера советского человека – на фоне всей трудности и разрухе послевоенного не во всем справедливого времени). И уж эта «страда овцеводов» — напряжённая и больная как сжатые в кулак нервы. И люди… Живые люди. Со своими целями и принципами. Меняющиеся (вы заметили, что после всех этих событий Танабай стал таким же, как Чоро? Перенял от него то, что в нём не любил – то брата раскулачил, а потом боялся спорить с женой сына в конце?)… И эта связка Танабай – Гульсары. Где каждый показан через призму другого (и нет, наверное, связи более равной и крепкой чем между конём и человеком). И жизнь одного показана на фоне жизни другого. И как же много там, в словах и между строк, Вечности… Эх, вот если бы стиль, великолепный стиль (к которому я попривык немного) продолжал бы так же меня тревожить как в начале, на свежую голову – не было бы цены для меня этой повести. Ну и так, она, по-моему, великая. Великая вдвойне из-за этой манящей тоски и тяжести жизни. И Вечности.

«Гульсары, славный иноходец Гульсары, в беде и радости одинаково надёжный конь, – Гульсары бежал под седлом, дробя копытами мёрзлые комья дорожной колеи».

Сильная, впечатлющая книга. В сюжете развито две линии — одна повествует про жестокость людей, другая — про человечность животных.

«Тавро Кассадры» вызывает противоречивые чувства. По некоторым характерным признакам (вроде нарочитого «уравнивания» Гитлера и Сталина и, особенно, по самообличительной исповеди Филофея) можно определить, что это произведение написано в 90-х годах двадцатого века. Политическое смятение в России того периода явно волнует автора не меньше, чем, скажем, запредельный цинизм американских политиканов. Но всё же в центре внимания Айтматова находится вся земная цивилизация, не больше, не меньше.

В этой связи интересно порассуждать немного о роли фантастики в повести. Идея тавра Касандры столь же парадоксальна, на мой взгляд, сколь и эффективна. Ее можно воспринять и как чисто литературную условность. Но с другой стороны, в ней всё же заложена определенная доля научной (пусть и самой пограничной) достоверности. Эта достоверность, соприкасающаяся с генетикой, с тайной жизни вполне созвучна современному уровню и интересам науки, что, мне кажется, усиливает воздействие книги на квалифицированного читателя. Нужно быть действительно крупным писателем, чтобы так обозначить тонкую, но радикальную связь между явлениями внутренней и внешней природы человека, создать такую идею-гипотезу-символ, не чуждую и визионерства уровня О. Стэплдона. (В «Последних и первых людях» Стэплдон вводит связь между уровнем психокультурного развития земной цивилизации и гравитационным полем между Землей и Луной!) Эта фантастическая идея оказывается гносеологически, неразрывно связанной с сюжетом. (А вот сюжет потенции идеи не реализовывает, как уже верно подмечено. ) Очевидно, что только благодаря ей эта история приобретает «эсхатологическую» остроту. (Хотя реакция общества (масс) на открытие космического монаха выглядит, возможно, слишком уж «антиутопичной». Не довольно ли уже антиутопий?) Поэтому «Тавро Кассадры», не смотря на всё свое художественное своеобразие, близость к притче, имеет сходство с НФ. На мой взгляд, это свидетельствует о возрастающем влиянии НФ на литературу в целом. Нечто подобное предрекал И. Ефремов своей статье «Наука и научная фантастика». Правда, Айтматов, в отличие от Ефремова, не рассматривает здесь науку как созидательную силу, позитивный фактор эволюции.

По поводу чисто литературных достоинств текста можно сказать не много. Как указано в аннотации к изданию, это «произведение постмодернистской глубины и изысканности». Возможно. Страницы перелистываются незаметно, оставляя знакомое ощущение многозначительности, «многосмысленности», характерное для философской, да и просто хорошей прозы.

Думаю, что «Тавро Кассадры» существенно выиграло бы по всем статьям, не будь в нем обширного эпилога – исповеди Филофея. Сама по себе достойная внимания, мне кажется, она низводит это произведение с вечных философских и символических высот чуть ли не на уровень, местами, несколько абсурдного и весьма быстро устаревающего политического памфлета. Образ Филофея (ученого Андрея Андреевича) как-то мельчает, и, не смотря на то, что обрастает деталями биографии, теряет свою оригинальность и психологическую достоверность. Гениальный ученый, ужаснувшийся (довольно-таки внезапно) делам рук своих. «Франкенштейн»? Автор заметно увлекается живописанием антиидеала. Во всяком случае, налицо стилистический разрыв текста…

Это послесловие примечательно тем, что написано несколько десятилетий спустя. Это не только дополнительный штрих к роману, это мировоззрение автора. Видение в устройстве мира вечного и случайного, достойного и низкого, божественного и от дьявола. Личность Абуталипа Куттыбаева как нельзя лучше подошла к такому этюду.

Чем заслужил урождённый Тимучин покровительство небес — для меня загадка. Не убийством же брата-конкурента. Но вот благословение младенца — ожидаемый итог. Легенда заставляет о многом задуматься: радости простой жизни, наполненной любовью, нежностью, продолжением рода, против жажды всемирного господства, наполненной страхами, условностями, жестокостью. Прав автор: государство — это универсальная машина насилия.

История, от которой я искренне ждала положительного исхода. Однако в глубине души догадывалась, что воля властьпридержащих не может привести к такому финалу. Стольлко надежд возникает всвязи с ней, а самая главная: система «Обруч» — выдумка.

Трагическая история одной матери в общей истории народов. Порабощение соседних племён и частная история Найман-Аны и её сына, ставшего манкуртом: существом без прошлого и будущего. Одна женщина против целой системы. Смерть её дала начало кладбищу, почитаемому и века после. Дух её витает в небесах птицей Доненбай. А вот от жуаньжуанов, посигнувших на саму память человеческую, и следа не осталось.

История жизни Буранного Едигея длинна, многообразна, светла от радости и черна от тоски. Такой душевной широты человек просто обречён на многие испытания. Как говорится, что нас не убивает — то делает сильнее. Так и у героя: контузия, последствия которой он мужественно переживает вместе с женой; смена места жительства с морского на степной; нечаянная любовь, потеря близких, любимой, легенды; освоение космоса прямо у него над головой. Буранный Едигей силён телом и духом, поэтому возражу автору на его: «Нет больше таких Казангапов» — есть, это его верный друг, выполняющий последнюю волю умершего несмотря ни на что, продолжающий жить и бороться, оставляющий свои наказы молодым.

Замечательная история Буранного Едигея, его друга Казангапа, их семей и людей, случайно или нет живших рядом с ними. Жизненный опыт, приобретённый героями сквозь войны, крушения политических систем и каждодневные заботы, предстаёт в один день на пути к древнему кладбищу. Всё становится родственным: люди, животные, космические корабли. Легенды, вплетённые в роман, делают его колоритным, глубинным, связанным со стародавними временами. При этом в то же время смелые космонавты вступают в контакт с внеземной цивилизацией. Много грутсного и нежного, смешного и трагичного, реального и фантастического. Но течение жизни не изменить: вечны рождение и смерть, а остальное — бусины, нанизанные на нить жизни. Хлипкой она оказалась у Абуталипа Куттыбаева, но и у его палача не крепче. А вот Буранный Едигей и его верный наставник и друг много вынесли, до старости дожили.

Однако одна мысль автора не идёт у меня из головы после прочтения: «Нет больше таких Казангапов.»

Прошло очень много лет с того момента когда я прочитал эту изумительную книгу. Это настоящий шедевр Советско-антисоветсой фантастики и я прочитал его на одном дыхании. Одна только история о манкуртах чего стоит. Книга получилась на славу и главное никого не обидела. Палачи остались палачами а манкурты которыми палачи управляют так и остались манкуртами ,производя на свет себе подобных. Видимо так и должно быть и если-бы было иначе,то людям хватило одной Библии и книг бы других не было.История на космическом корабле меня поразила как и сговор капиталистов с большевиками о блокаде Земли от всех благ предложенных инопланетянами для улучшения жизни на голубой планете.Страх потерять власть сильных мира сего, превыше чем остаться без куска хлеба для простого человека. Это удалось Чингиз Айтматову донести до затравленного , запуганного и затюканного( других практически и не было) читателя удачнее и достовернее чем братьям Стругацким. Идеальная книга и если ты действительно любишь фантастику,то прочти обязательно.

Если Вам надоели Белянины, эльфы, громозеки, киллеры и их любовницы, то эта книга Ваша.

Я восхищаюсь Великим мастером, я никак не могу понять, КАК можно в одной повести, а порой и всего лишь на нескольких страницах совместить: боль, страх, стыд и гордость, вместе с приятными воспоминаниями? Как можно говорить о смерти, как будто это достойный конец жизни и в то же время, новое начало, старого пути одновременно?

Читаешь и думаешь: Вот ведь были люди! Сколько сил, эмоций, борьбы и жажды жизни в то очень-очень непростое время.

Вердикт: лучшая вещь из короткой прозы Айтматова

Книга о том, как тяжело быть первым, бороться против невежества, закостеневших устоев. И какими прекрасными вырастают дети, перед которыми открыл весь мир их первый учитель.

тяжко читается, не моё, не люблю эти описания унылой жизни, советской унылой реальности, голых степей, непонятные отступления про космонавтов. Пусть и философия есть и размышления и вещь глубокая, но надо еще все это приподнести. Может я и не прав, но моё мнение таково

Многопластное произведение. Оно и о смысле жизни, и о назначении человека, о том, как людям свойственно предавать забвению святое, о городе и деревне, о цивилизации и природе... Здесь есть множество конфликтов, актуальных по сей день. Один из них — беспамятство, появление массового человека в роли «ивана, не помнящего своего родства». Ведь легенда о Манкурте — всего лишь метефор, под которой скрывается в том числе и наша сегодняшняя молодёжь ( да и люди среднего возраста). Другой конфликт — конфликт старого и нового. Жизни традиционной, спокойной и неторопливой, и жизни, основанной на технике и покорении космических высот. Но нельзя покорять космос, не поняв человека, не поняв себя самого и своего места в мире, не поняв Земли. Безусловным минусом с точки зрения фантастичности является язык автора в том, что касается космической составляющей. Но, сам автор и не намеревался писать традиционную фантастику.

От произведений Айтматова у меня такое чувство безнадёжности появляется. Беспросветный мрак. Похоже это от того, что его герои бессильны что-то сделать и в итоге мы, читатели, можем только наблюдать, как гибнет то, что дорого герою. Очень грустная вещь.

Добрался, наконец, до этой повести. Я всё откладывал её на потом, предвкушая неимоверно приятное чтение, — но вот недавно мне понадобилось зачерпнуть откуда-нибудь северного антуража, этакого чего-то неприютного, первобытного, хтонического. Я подумал: вот теперь самая пора открыть «Пегого пса...».

И — открыл и прочёл.

Скажу сразу: повесть меня разочаровала. Нет, она весьма неплоха, и даже стоит её перечитать когда-нибудь, — разочарование случилось того рода, когда нечто ожидаемо превосходное оказывается вдруг не более, чем просто хорошим. Добротным.

Одна моя знакомая, в художественном вкусе которой я не сомневаюсь, как-то раз мне сказала, что после «Пегого пса, бегущего краем моря» долгое время не могла читать других авторов — настолько совершенным ей показался айтматовский язык. И я, конечно, в первую очередь ждал чего-то удивительного именно от языка этой повести. Оказалось: хороший русский язык профессионального советского писателя. Но и только. Никакого великолепия или оригинальности слога я не ощутил. Кроме того, текст показался мне чересчур затянутым, медленным, повторяющим самоё себя (отнюдь не напевным, кстати, как сказала уважаемая kerigma, а, скорее, однообразным, мерным — как ход морской волны).

Кстати, для Айтматова русский язык не был родным. И вообще интересно, что подтолкнуло певца трудовой Киргизии обратиться к теме малых народов Дальнего Востока.

Пегий Пёс — в повести так называют скалистую сопку; от неё добытчики-нивхи ходят в море за нерпой, и скала как собака словно бежит какое-то время за лодкой, возвышается над горизонтом, когда остальная земля уже не видна. В тот раз, о котором повесть, в первый свой промысловый поход отправился мальчик по имени Кириск, и с ним трое взрослых охотников. Пегий Пёс проводил их и скрылся за окоёмом — а потом была беда.

Вот здесь, для описания этой жуткой картины: неподвижный, непроглядный туман, в нём — с ума сходящие от жажды и отчаянья люди — здесь приемлемы (и даже единственно уместны) длинноты и повторения, о которых я говорил выше. Форма соответствует содержанию, читатель вместе с героями мучается от неопределённости, не в силах перебороть мёртвый штиль повествования, и только по числу непрочитанных страниц догадывается о близости какой-то развязки. Но те же длинноты и повторения в начале повести вызывают у читателя уже не сопереживание, а только крепкий и здоровый сон.

Интересны характеры: каждый персонаж автор изображает преимущественно своим способом. Мальчику Кириску он — а вместе с ним читатель — смотрит в мысли, в которых мало рассуждения и понимания, зато много переживаний и впечатлений, ярких, какие бывают только в детстве. Мысли старика Органа тоже открыты нам волей автора, но это уже неспешные мысли человека, уверенно знающего, что ему осталось недолго, размеренные мысли о вечности, воспоминания — да ещё сны о Великой Рыбе-женщине, которые он хотел бы унести с собой за край жизни. Эмрайина, отца Кириска, мы видим глазами мальчика: спокойный, рассудительный, уверенный в себе человек, образец для подражания, каким и должен быть отец в глазах сына. О мыслях четвёртого охотника, Мылгуна, мы знаем только то, что видим через его непоследовательные, порывистые и отчаянные поступки.

Между прочим, любопытно, что эта повесть издавалась в 2004-м году в серии «Школьная библиотека». На мой взгляд, для школьника такое чтение чересчур сложно и тяжеловато, да и сцены околосексуального содержания там встречаются... впрочем, насчёт последнего — в наше время кому какое дело.

Резюме: стоит прочитать и даже когда-нибудь перечитать, 7/10.

Прекрасная экранизация, довольно точно следующая оригиналу — повести «Лицом к лицу». Были внесены незначительные изменения: если мать главного героя-дезертира незадолго до его поимки уходит из дома в неизвестность, не выдержав стыда, то в фильме она умирает от старости, болезни и лишений, а ее сын, не может принять участие в ее похоронах, скрываясь от людей. Что позволило включить в фильм сцену, где Исмаил ночью рыдает на материнской могиле, обхватив руками свежезасыпанный холмик земли. Актер, игравший Исмаила в фильме, для того, чтобы вжиться в образ, репетировал на могиле своего покойного отца (съемки велись в Таласе, недалеко от родного села актера) и режиссер собирался снимать эти репетиции и включить их в фильм, но сельские муллы запретили снимать настоящую могилу. В итоге сцену снимали в чистом поле, насыпав холмик земли. Натуру снимали в Таласе, причем именно возле той пещеры где скрывался реальный Исмаил, ставший прототипом героя повести. Интерьеры снимали в павильонах Узбекфильма в Ташкенте и в пещере в Чуйской области (таласская пещера оказалась слишком тесной для съемок). Также если в повести героя захватывают во время облавы, то в фильме главного героя застрелили, причем агента НКВД, стреляющего в Исмаила, режиссер для пущей достоверности поручил сыграть настоящему мужу актрисы, играющей жену Исмаила, заметив что тот страшно переживает и ревнует во время съемок любовных сцен.

Съемки фильма были примечательны еще и тем, что в один день участники съемочной группы встретились с настоящим Исмаилом, вернувшимся после заключения в родное село. Прототип оказался крепким стариком, который несмотря на свой почтенный возраст — 84 года, и годы тюрем и лагерей, принялся немедленно ухлестывать за актрисами, играющими главные роли в фильме. Как выяснилось, настоящий Исмаил, написал Айтматову письмо, в котором писал, что «вы прославили меня, а я прославил вас» и сообщал, что несмотря на то, что он сам был дезертиром, его дети и внуки, служили и продолжают служить на флоте и в армии.

История его жизни, помимо описанных в повести событий, оказалась не менее интересной. Скрывался он от властей несколько лет, успешно занимаясь скотокрадством. Крал он по крупному, угоняя колхозный скот табунами и стадами. Причем, оставлял себе только то, что хватало на пропитание, раздавая остальной скот людям. Что, наверное, и объясняет то, что его так долго не могли поймать. После поимки он провел в заключении 24 года, став к концу крупным криминальным авторитетом, «паханом».

Актрису, игравшую Сейде, выбрал на кинопробах сам Айтматов. Тогда же говорят, писатель очень жалел, что в свое время Джамилю сыграла не она.

Фильм стал настоящей классикой киргизского кинематографа. И хотя снимали его уже в перестроечное время, на излете «киргизского чуда в кино», он стал достойным продолжателем целой плеяды блестящих экранизаций Айтматова. Очень рекомендую к просмотру.

Вот я и сподобился — прочитал одно из известных и одно из самых неоднозначных для киргизских читателей произведений мастера. Моя оценка — высочайшая. А вот теперь, с этого места, поговорим о том, что я конкретно увидел для себя в этой повести.

Во-первых, не могу не поразиться смелости автора. Даже сейчас, с точки зрения наших нравов и воспитания, то, что происходит в повести, выглядит, мягко говоря, очень и очень смело. Хотя, поправлюсь, не то, что происходит, а то, как это рассказано читателю. Сама по себе история Джамили, вполне заурядна. Ну бросила постылого мужа, ну ушла из надежного, крепкого дома в неизвестность с бездомным, искалеченным человеком. Такое бывало, бывает и будет.

Очень сильно на восприятие этого влияет позиция рассказчика, которому Джамиля приходится невесткой. И все повествование покрыто легким флером влюбленности рассказчика в свою невестку. Влюбленности, которая кажется западному читателю кровосмесительной. При том, что в самом начале тот же оторопевший читатель, узнает, что глава семейства, в которое вошла Джамиля, взял второй женой вдову брата.

Вообще-то подобное отношение младших братьев к женам своих старших братьев довольно обычное дело. Есть даже очень циничная киргизская поговорка, которую стараются обычно не цитировать: «Одно бедро невестки принадлежит ее деверю». Не подумайте при этом ничего такого, речь идет об исключительно платонических чувствах, о существовании которых наши предки знали и принимали как данность.

Даже читатель, не знакомый с подобными реалиями, может понять о многом, читая саму повесть. Жители села ведут себя довольно спокойно и свободно, без всякого ханжества, молодые замужние девушки могут позволить себе петь озорные песенки, вести невинный флирт с молодыми односельчанами.

Но вести себя так как рассказчик не пришло бы в голову никому. Более того, измена жены отходит для вернувшегося с фронта брата рассказчика на второй план. Изменником он считает своего младшего брата.

Вот такой вот получился любовный треугольник: нелюбящая жена, соперник, забывший о фронтовом братстве и вероломный братишка. А бедный муж вообще остался за скобками.

Горький писал о «свинцовых мерзостях русской жизни». В этой повести мы читаем о «свинцовых мерзостях киргизской жизни». И в очередной раз можем убедиться, что трусость, жестокость, грубость и скотство не имеют национальности.

Мой отец не любил творчество Айтматова, нашего великого земляка, и в частности эту повесть. Это может быть причиной того, что я вырос, почти не имея представления о книгах Айтматова и читаю их сейчас, когда моего отца уже давно нет рядом. То есть он не отрицал мастерство и талант писателя, но его книг читать не мог. Вот и я, прочитав на днях эту небольшую повесть, невольно сравнивал свои впечатления с той неприязнью, которую испытывал к этому тексту (вернее к событиям в нем, к его персонажам) мой отец.

Жалко мальчика. Если выразиться по-киргизски: у него из его семи бутонов ни один не успел раскрыться. А вот остальных не жалко ни капли. Все остальные герои повести или мерзавцы, или люди слабые, или равнодушные. Даже не знаю что хуже.

Почему старик не защитил своего внука? Конечно рассказывать ребенку сказки и легенды — это хорошо, но ведь пустыми россказнями жив не будешь. Да я бы на его месте этому Орозкулу глотку бы перегрыз! Почему мать бросила своего сына? Почему вся эта свора бездетных негодяев на кордоне забыла главный принцип наших предков: даже десяток взрослых, не способных завести детей, не стоит и одного маленького ребенка, иначе все, конец, род прервется.

И знаете, что самое страшное, что сделал несчастный старик для своего внука, пусть это и звучит крамольно? Если бы он не задурил ребенку голову своими рассказами, он бы выжил, не был бы таким чувствительным, не погиб бы, не выдержав шока от развенчанной старинной легенды и всего несправедливого, что с ним случилось.

Очень характерное произведение раннего Айтматова, выдержанное в духе социалистического реализма. Таких рассказов в советских журналах и сборниках было сотни, тысячи. И сюжет знакомый, в нескольких словах его можно выразить так: конфликт между отцами, выросшими в феодальном, суровом мире, и детьми, которые живут уже в другом мире, свободном от многих недостатков прошлого, но при этом потерявшего и часть обычаев и ценностей прежней жизни.

Но читать было все равно интересно, ведь это рассказ о моих дедах и прадедах, о моей земле. И хотя самих сыпайчи уже не осталось, но и сейчас, в XXI веке, на горных реках в ущельях, недалеко от моего села, можно еще встретить длинные ряды сыпаев — треног из бревен и брусьев, установленных на берегу и заполненных камнями и песком, чтобы река не размывала русло. Когда-то их ставили мои предки, чтобы отвоевать от природы пространство для жизни, в нашем суровом горном крае.

Добрый мир детской сказки разбит вдребезги грубой реальностью мира взрослых, а ведь у главного героя кроме этой сказки ничего и не было в его такой еще короткой жизни... Поэтому он отвергает этот жестокий и несправедливый мир. Он «прожил, как молния, однажды сверкнувшая и угасшая. А молнии высекаются небом. А небо вечное.»

Горькая правда жизни, задевающая за живое.

«Пегий пес, бегущий краем моря» — повесть, уже гораздо больше похожая на то, чего я ждала от Айтматова вообще. Замкнутый мирок какого-то северного племени, мальчик, впервые вышедший в море на охоту со взрослыми мужчинами, и, как водится, трагедия. Эпическая история из жизни малого народа, о которой потом будут слагать нерифмованные песни и легенды с большим количеством сложных тропов. Все как водится в эпосе.

Нужно быть большим мастером, чтобы такая история не стала убийственно скучной. Признаюсь, по мере чтения я периодически вспоминала «Старика и море» и все больше опасалась, когда же от тоски засну сидя. Но ничуть не бывало. Потому что при всей эпичности самой истории она написана очень живо и реалистично. Не то чтобы страшно, но пробирает еще как. Несмотря на общее ощущение *правильности* — текст складывается очень гладко, и с героями происходит именно то, что и должно происходить, можно догадаться об исходе уже по первым страницам. Но при всем этом — написано великолепно, плавно, напевно, мягко и очень сильно. Непросто вчитаться, а потом непросто оторваться. У Айтматова удивительный слог, вроде бы простой, но при этом одновременно мягкий и слегка пафосный, слог, каким рассказывают легенды и притчи.

«Тавро Кассандры» очень удивило. Признаюсь, я никогда раньше не читала Айтматова, не в последнюю очередь потому, что была свято уверена: советский классик с таким именем должен неизбежно писать нечто убийственно занудное, например, про подвиги киргизского народа на почве сельского хозяйства и борьбы с пьянством, этакий Шолохов с киргизским отливом. Ждала такую, очень, эмн, малонациональную литературу.

А напоролась на гуманистическую фантастику, по странности идей, мягкости повествования и отсутствию прямых выводов сильно напоминающую иные вещи Стругацких.

В основе романа — идея, которая прекрасно бы пошла какому-нибудь американскому фантастическому боевичку. О том, что под воздействием облучения с космической станции на лбу беременных женщин проступают знаки, то самое «тавро Кассандры». И этими знаками эмбрионы сигнализируют, что они не хотят рождаться в этот ужасный мир, и будь их воля, предпочли бы этого не делать. Та еще завязка, согласитесь? Но того, кто ждет массовых шествий и глобальной картины, постигнет разочарование; нет, шествия даже будут, но скорее на периферии текста, для общего фона. А в центре — история ученого, политика и молодого человека из команды политика, переплетение их судеб вокруг и из-за этого страшного открытия и человека, его сделавшего. По сути, всю историю можно свести к этим четверым, при желании даже к этим двоим — советскому ученому, который, находясь на космической станции, посылает на землю таинственные лучи, и американскому ученому, который (себе на беду) поверил ему и начал ратовать за претворение в жизнь его идей.

Такая задумка по своей глобальности и, прямо скажем, бредовости, грозила бы превратить любую серьезную вещь с ее участием в дурацкий фарс. Но Айтматову, во многом, имхо, именно благодаря *камерности* текста, удалось этого избежать. И отлично показать, как можно написать хороший текст на базе самой безумной идеи — нужно только поделить эту безумную идею на ограниченное количество очень живых людей в мире жесткого реализма. Это, безусловно, большой плюс текста. А минус — в том, что за фигурами героев сама идея как-то потусклела и стала незначительной. Замах был силен, но в итоге все закончилось фактически ничем. Фантастическое в романе, и без дого довольно дохлое, растворилось в социальном и психологическом, так и не успев независимо воплотиться в сюжете. А жаль, было бы интересно.

В итоге, мне кажется — чтобы написать трагическую историю про двух непонятых ученых, необязательно было так широко замахиваться и приплетать сюда космические лучи и традегию человека как биологического вида. Остается острое ощущение несоответствия между недотянутой фантастической частью и всем остальным прекрасным текстом. Впрочем, по мере прочтения не могла оторваться, так было интересно, и не в последнюю очередь — потому что текст не подчиняется ни стандартным законам фантастики, ни стандартным законам социальной прозы.

Даа, давненько не читал такой песимистической вещи :frown:. Две бесмысленно трагические судьбы. Если Авдий пострадал от наивной глупости, то Бостон вообще стал жертвой случайных обстоятельств. А разная сволочь осталась победителем. Даже Базарбая толпа посчитает невинной жертвой.

Ответственность ученого за результаты своего труда, хорошая фантастическая идея, но довольно тяжелое для чтения произведение.

Конечно это не фантастический роман, а фантастическая составляющая очень мала, но все же играет определенную роль, как контраст с жизнью людей.

Очень пронзительная, берущая прямо за душу повесть. Широкая и свободная, как киргизская степь. А по глубине проникновения в психологию коня вполне сопоставима с «собачьими» рассказами Джека Лондона.

Конечно из Айтматова фантаст никакой, но всё же вкропления о космосе бесконечно важны в «Буранном полустанке». Они, как некий отступ от пессимистичной реальности, контраст между узколобостью власти и превосходством инопланетян. Книга очень многое дает для размышлений, довольно тяжелая, не всем понравится.

Как всегда, Айтматов пишет сильно, умно и глубоко. Нанизывая на нить повествования множество сюжетный линий, автор нагнетает обстановку, но оставляет теплый солнечный свет. Как бы ни было плохо, есть в мире надежда в лучшее, почему-то это многие читатели не замечают.

Хорошая история. Правда, ра мой взгляд, из тех, что хорошо читаются только в первый раз, а перечитывать уже не тянет

Очень грустная повесть с ощущением какой-то безысходности и обреченности в конце...Жалко всех: мальчика, его тетку, дедушку...

Прочла роман на одном дыхании! Эта книга о вечных,непреходящих ценностях. Ч.Айтматов, как всегда, остается верен себе: борьба добра и зла_ извечная тема автора!

Оценка-10 баллов Чепкасова Л.И.

Не знаю, где Вы увидели «Мастера и Маргариту» в новой версии. Это вполне самобытное, трогатаельное произведение, нацеленное на думающего читателя. По-моему, его стоит в список обязательной литературы старшей школы.

Как с одной стороны, Айтматов показывает жизнь человека(Авдия), миссию-самоучку, с другой ту же жизнь, но уже через призму волчьих отношений и понятий. Грань стирается, люди чаще ведут себя, как животные, звери же действуют благородно. Может, и веяния не новые, но написаны красиво и просто, от книги нельзя оторваться.

Уход, отрешение от прежней жизни во славу Бога, во славу его заветов и устоев — распространённый сюжет во многих произведениях, но примечателен рассказ одним моментом: ничего невозможно узнать о прежней жизни Бахианы в тех моментах, что именно подтолкнуло её к монашеству. Недомолвки, обрывки речи... Но это и позволяет выделить рассказ смыслом того, что перед таким выбором ничто не имеет значения, кроме вера в Господа и в покаяние перед самой собой.

Дочитала Тавро Кассандры...

Впечатления неоднозначные. Очень интересная задумка, просто потрясающая, на мой взгляд, идея книги.

Но очень трудно читать, иногда просто приходится продираться сквозь текст. К тому же не могу отделаться от ощущения заламывания рук, прямо так и сквозить в тексте этот вселенский плач.

К тому же есть у Айтматова какая-то схожесть во всех его произведениях, достаточно прочитать 2-3 и, собственно, хватит.

Хотя, ни коим образом не умаляю его достоинств, книги шикарные и прочитать их хотя бы раз в жизни стоит

очень лиричная книга. совершенно не детская эмоциональность. замечательная повесть.

Не понравилось, не знаю почему. Автор как всегда написал книгу с глубоким смыслом с великолепным содержание. Но почему то прочитав раз, больше нехочется. Возможно идеи описанные в книги мне не близки.

Тяжелое произведение. Помню его задали читать по литературе, еще в школе. Для меня оно было неожиданностью. Эта боль, переживания...этот мир, наш мир каков он есть. Настолько продуманное все, философски обоснованное. Эта грань между болью и восхищение. Великолепно, бесподобно.

Прочитал в 20 лет. На фоне привычной фантастики, роман показался пресным. Каким-то смонтированным. Ну пишешь о Едыгее, и пиши, при чем тут эти вставки с космонавтами, инопланетянами? Нужно было повзрослеть. И сразу понять — Айтматов не фантаст. Он не пишет беллетристики. Его книги для размышлений и осознания. Они как зеркало. Порой смотришь и не видишь, а тут чуть повернул под иным углом и открылось такое... открытия себя, открытия для себя... для изменения себя. Роман — катализатор переоценки жизни.

Кто-то уже замечал, что Айтматову удаются описания природы. Вот и здесь река Талас как живая! И люди хорошие — бесхитростные, открытые. Рассказ почему-то вызывает чувство ностальгии, хотя ни разу не видела сыпайчи в работе.

Очень атмосферное произведение, во время прочтения вам не раз захочется промочить горло =)

Несмотря на достаточно обоснованные возмущения моих знакомых по-поводу этого произведения, я поставил своей целью прочитать его. И, как оказалось, не ошибся. Сложный и немного громоздкий поначалу сюжет, неожиданно сменился глубоким и сильным повествованием о вещах философских, земных и даже потусторонних.

Незвестная ранее древняя гуманоидная расса, воины-манкурты, без воли и страха, простое человеческое горе... Немыслимое переплетение авторских линий оставляет неизгладимое впечатление о романе. В данном отношении Пауло Коэльо с его «жеванной философией» воспринимается как, своего рода, пошлость и низость (да простят меня почитатели этого известного поп-философа). Только сейчас, спустя десять лет после прочтения, начинаешь понимать в чем состоит настоящее авторское искусство, за что Айтматову и героям его произведений огромное спасибо!

Из Сибири с Любовью.

Одно из моих любимых произведений. Очень глубокий роман. Помню, что читала очень медленно, обдумывая каждую деталь. Настроение романа очень необычно. Некая спокойная задумчивость. Ну, и грустно становится после прочтения, если честно. Грустно, что такой у нас мир....

Только по-моему, эта вещь — вообще не фантастика