Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Не вздумайте указывать мне, где я нарушил в той или иной истории свои собственные правила. Я нарушил их все
В 1947 году издательство «Fantasy Press» опросило ряд писателей, зачем и почему они пишут фантастику и вокруг этого. Из ответов появилась в том же 1947 году книга «Of Worlds Beyond». В ней, в частности, было опубликовано знаменитое эссе Роберта ХАЙНЛАЙНА «On the Writing of Speculative Fiction» (О писании спекулятивной фантастики), которое до сих пор цитируется во множестве работ по теории и истории фантастики, в том числе и в России. Как ни странно, на русский язык оно все еще не переведено. Поэтому предлагаю свой непрофессиональный перевод по оригиналу, взятому не из первоисточника 1947 года, а из перепечатки в антологии 1991 года (забавно, но очень похоже, что корректура в этом издании 1991 года даже не ночевала). Знаменито это эссе прежде всего двумя моментами. Первый: в нем впервые даны пять необходимых принципов успешного писателя, которые ХАЙНЛАЙН много позже – в апреле 1973 года — развернул перед курсантами Военно-морской Академии США в Аннаполисе в выступлении, известном под названием «Channel Markers». И второй: именно здесь он ввел термин «спекулятивная фантастика», который и цитируется в огромном количестве теоретических работ. Как вы можете убедиться, в эссе нет стройной концепции, скорее, это эмоциональное выступление, написанное наскоро. А если по сути, хайнлайновская «спекулятивная фантастика» — это то же самое, что «фантастика как прием» у братьев СТРУГАЦКИХ, противостоящая «фантастике как цели» — то, что они проповедовали в начале 60-х. Мне кажется, более правильный перевод заголовка был бы «Как писать спекулятивную фантастику», но решил оставить привычную формулировку, хотя и несколько неуклюже звучащую по-русски.
Роберт А. ХАЙНЛАЙН. О писании спекулятивной фантастики
«Сочинять легенды просто,
Ибо способов есть сó сто.
Нету способов неверных –
верен каждый и любой!»
Редьярд Киплинг (в переводе Евгения Фельдмана – mif1959)
Спекулятивную фантастику можно писать, как минимум, двумя основными способами: о людях или о гаджетах. Есть, конечно, и другие варианты – как «Последние и первые люди» Стэплдона или «Мир внизу» С. Фаулера Райта. Но история гаджетов и человеческие взаимоотношения составляют большую часть поля. В основном, научно-фантастические истории — смесь этих двух типов. Но мы будем говорить так, как если бы они были несмешиваемы, поэтому выкидываю гаджет-истории в сторону, отряхиваю их пыль с рук, ограничась историей человеческих взаимоотношений (использован термин «human-interest story», который в данном контексте я перевел как «то, что относится к людям и их эмоциям» — mif1959). Тем более, что такие рассказы пишу я сам. Ничего не имею против рассказов о гаджетах — читайте и наслаждайтесь, но мне они не интересны (использована английская идиома «not my pidgin» — mif1959). Мне сказали, что это антология по практическим методам работы писателя. Поэтому буду придерживаться того, что умею делать сам.
Редактор предложил мне написать «Научную фантастику в глянцевых журналах». Я не стал этого делать, потому что суть не в глянце. Несколько лет назад Уилл Ф. Дженкинс (более известен под псевдонимом Мюррей Лейнстер – mif1959) сказал мне: «Открою тебе секрет, Боб. Любая история, неважно — научная ли это фантастика или что другое — если она хорошо написана, может быть продана в глянец». Сам Уилл доказал это, как и многие другие писатели — Уайли, Уэллс, Койот, Дойл, Эрц, Нойес и другие. Вы можете возразить, что они смогли продать научную фантастику на высокооплачиваемом рынке глянца потому, что они уже известные писатели. Это не так, приятель: напротив, они известные писатели потому, что искусны в своем деле. Когда они пишут научную фантастику, получается хорошо написанный рассказ, который продается на высокооплачиваемом рынке. Редактор успешного журнала откажется от плохо написанного рассказа "именитого" писателя так же быстро, как и от любого из неизвестных. Разве что, напишет длинное объяснительное письмо, зная, что писатели обидчивы, как белые леггорны (порода кур, имеющих репутацию шумных и нервных — mif1959). В лучшем случае, известность автора может сыграть в пограничной ситуации.
Короткий рассказ имеет гораздо больше шансов с глянцем, если он не больше пяти тысяч слов. История, представляющая интерес для людей, имеет больше шансов с глянцем, чем история гаджетов, потому что она обращается к более широкой аудитории. Но это не исключает публикации и истории гаджетов. Примеры — "Записки об опасности B» Керша в недавнем выпуске «Saturday Evening Post» и «Грубая ошибка» Филипа Уайли, которая появилась в прошлом году в Collier's.
Давайте рассмотрим, что такое рассказ и как его написать (точнее, как я его пишу — вспомните эпиграф мистера Киплинга)
Рассказ — это история, которая не обязательно является правдой, но ее интересно читать.
В историях, интересных читателям, есть три основных сюжета: юноша-встречает-девушку, маленький Портной (имеется в виду сказка братьев Гримм «Храбрый портняжка» — mif1959) и человек,-который-научился-быть-лучше («Man-who-learned-better» — так Уильям Паттерсон назвал позже второй том своего увесистого исследования жизни ХАЙНЛАЙНА – mif1959). Последнюю категорию подсказал мне Л. Рон Хаббард — я долгие годы думал, что сюжетов всего два, а он указал на третий.
Юноша-встречает-девушку не нуждается в определении. Этот величайший сюжет существует от «Илиады» до «Потока времени» Джона Тэйна и никогда в достаточной степени не эксплуатировался в научной фантастике. Безусловно, он встречается в фантастических рассказах, но часто притаскивается сюда за волосы. Вариантов много: юноша-неудачник-встречает-девушку-как-подарок, юноша-встречает-девушку-слишком-поздно, юноша -встречает-слишком-много-девушек, юноша-теряет-девушку, юноша-и-девушка-отказываются от любви ради высшей цели.
Скажете: это не научная фантастика? Вот бесплатно для вас одноразовый
сюжет: пожилой мужчина встречает очень молодую девушку; они обнаруживают, что идеально приспособлены друг к друга, влюблены друг в друга, «родственные души» (не спрашивайте меня, как — это решать вам. Если мне придется написать такую историю, я готов, но не бесплатно)
А теперь превратите это в научно-фантастический рассказ. Путешествие во времени? Может быть… А конкретнее? Классическая теория путешествий во времени? Параллельные вселенные на развилках? А может, возвращенная молодость? Или их влечение необходимо для великого конца чего-то? Или наоборот. Но сможете ли вы выйти за пределы обстоятельств, как это сделала Кэтрин Мур в трагическом шедевре «Яркая иллюзия»?
Я использовал сюжет юноша-встречает-девушку как трагедию дважды и, скорее всего, воспользуюсь вновь. Но не изобретал его: это великая история, которая крутится на протяжении веков.
Маленький портной — собрание всех историй о простом парне, который становится большой шишкой или наоборот. Это MG из сказок про фейри («Middle Grade» — возрастное ограничение для школьников до 14-15 лет – mif1959). Примеры: «Дик Уиттингтон», все книги Горацио Олджера (в русскоязычных текстах его фамилия варьируется как Алджер или Элджер — mif1959), «Маленький Цезарь» (фильм 1931 года – mif1959), «Галактический патруль» (но не «Серый ленсмен»), Майн Кампф, Давид в Ветхом Завете. Это истории успеха или, наоборот, истории трагической неудачи.
Человек,-который-научился-быть-лучше, — история о человеке, у которого одно мнение, точка зрения или оценка в начале рассказа, затем он приобретает новое мнение или оценку после того, как получил от жизни по носу, пару раз приложившись о суровые факты. Я и сам писал такие истории, прежде чем Хаббард указал мне на их структуру.
Как пример, мои «Вселенная» и «Логика Империи», «К югу от места» Джека Лондона, «Рождественский гимн» Диккенса.
Определение истории как чего-то интересного, но не обязательно правдивого, является достаточно общим, чтобы охватить всех писателей альтернативных историй — даже Джеймса Джойса, если вы найдете его тексты интересными (я – нет!).
Для меня истории, которые я хочу написать, ограничивается следующим рецептом:
— человек оказывается в обстоятельствах, которые создают для него проблемы. Справляясь с ними, он каким-то образом меняется внутри себя. История заканчивается, когда внутреннее изменение завершено, хотя внешние признаки того могут не проявляться еще долго.
Вот примеры людей, меняющихся в условиях стресса:
— Одинокий богатый человек учится дружбе, оказавшись на социальном дне.
— Робкий человек вынужден научиться драться.
— Сильный мужчина искалечен и должен приспосабливаться к этому.
— Сплетница учится держать язык за зубами.
— Твердолобый материалист знакомится с привидением.
— Сварливую женщину приручили.
Это истории персонажа, а не инцидента. Это блюдо не для всех, но мне оно интереснее, чем захватывающая чисто приключенческая история. Но и оно не должно быть без приключений: стресс, вызывающий изменение характера, может быть дико авантюрным, и часто таким бывает.
Но какое отношение все это имеет к научной фантастике? Прямое! Немало так называемой научной фантастики — не о людях и их проблемах, а просто беллетризованный каркас, населенный картонными фигурами, выстроенный вокруг эссе о великолепном будущем технологий.
При всем уважении к мистеру Беллами, «Оглядываясь назад» (в русских переводах более известен как «Через 100 лет» — mif1959) является прекрасным примером беллетризованного эссе. Я и сам такое сделал: "Никудышнее решение "- тоже художественное эссе. Зная, что оно должно конкурировать с реальной историей, я использовал все приемы, которые только мог выдумать, чтобы оно выглядело как рассказ.
Другой тип художественной литературы, которая якобы является научной фантастикой, — история, происходящая в будущем, или на другой планете, или в другом измерении, которая с тем же успехом могло бы произойти на Пятой авеню в 1947 году. Поменяйте костюмы на нынешние, вырежьте псевдонаучную болтовню и бластеры, и это окажется приключенческим рассказом, который с некоторым косметическим ремонтом можно увидеть в любом другом бульварном журнале в киоске.
Есть еще один тип откровенно научно-фантастических рассказов, которые обычно не считаются фантастикой: история людей, занимающихся современной наукой или технологией. Мы обычно не имеем в виду такие истории, когда говорим «научная фантастика».
Хотя на самом деле, стоит лишь воплотить идею «давайте предположим» или «что произойдет, если... "
В спекулятивной научной фантастике наука и ее установленные феодальные владения экстраполируются, чтобы создать новую ситуацию, новую основу для человеческого действия. В результате новой ситуации возникают новые человеческие проблемы – и наше дело показать, как люди справляются с этими новыми проблемами.
История должна быть на самом деле не о новой ситуации, а о решении возникающих из этой новой ситуации проблем.
А теперь давайте соберем по кусочкам и определим, что является истинным научно-фантастическим рассказом:
Обстановка должна быть в некотором отношении отличной от того, что происходит здесь и сейчас, хотя различие может заключаться только в изобретении, сделанном по ходу рассказа.
Эти новые условия должны создать некую человеческую проблему.
При этом ни один установленный факт не может быть нарушен, а когда рассказ требует использования теории, противоречащей существующей общепринятой, она должна правдоподобно включать и объяснять и существующие факты и те, которые автор придумал. То есть если вы собираетесь заявить, что человечество произошло от марсиан, то вам нужно объяснить нашу очевидную близость к земным человекообразным обезьянам. Простите меня, но все-таки я продолжу об этом.
Люблю читать научную фантастику, но нарушение последнего требования меня бесит. Ракетные корабли не делают крен в пустом пространстве, как самолеты в воздухе. Ящерицы не могут скрещиваться с людьми. Термин "космическая деформация" не ничего не значат без подробных объяснений.
Немало людей пытается писать научную фантастику, не потрудившись узнать что-нибудь о науке. Есть ли им оправдание в эпоху публичных библиотек. Вы обязаны перед своими читателями
а) изучить отрасль науки, о которой собираетесь писать свой рассказ;
б) если вы сами плохо разбираетесь в этой отрасли, вам следует убедить какого-нибудь специалиста в этом поле, чтобы он прочитал вашу историю и раскритиковал прежде, чем вы предложите ее ничего не подозревающей публике.
Если вы не готовы взять на себя эти хлопоты, пожалуйста, придерживайтесь того фона, с которым знакомы. Падеревскому приходилось тренироваться (намек на известную фразу пианиста Игнация Яна Падеревского "Если я не репетирую один день — это услышу я сам. Если не репетирую два дня подряд — это услышат критики. А если три дня — это услышит весь зал" – mif1959). Соня Хени все еще работает над своими школьные фигурами (фигуристка, которая в возрасте девяти лет уже приняла участие во взрослом чемпионате Норвегии — mif1959). Хирург тратит много утомительных лет, прежде чем ему разрешат оперировать — почему вы должны быть освобождены от таких же подготовительных усилий?
Вот примеры настоящих научно-фантастических историй — образцы человеческих проблем, возникающих из экстраполяции современной науки:
— Биологическая война разрушает сельскохозяйственные угодья Соединенных Штатов и что делать типичному американцу Джо, продавцу подержанных автомобилей, чтобы прокормить семью?
Межпланетные путешествия вводят нас в контакт с расой, способной читать наши мысли, но допустимы ли показания таких существ в качестве доказательства в суде об убийстве?
Люди достигают Луны: каково отношение у этому Совета Безопасности ООН? (Остерегайтесь этого — и держитесь за шляпы!)
Разработана полная методика эктогенеза: как это влияет на семью, мораль, религию? (Олдос Хаксли оставил многие поля не вспаханными — угощайтесь.)
И так далее. Я ограничился своими представлениями о научной фантастике, но не забывайте эпиграф из Киплинга: в любом случае не обязательно уметь — просто делайте это. Пишите то, что вам нравится читать. Если у вас есть жажда писать, если вы получаете удовольствие от своего воображения, если любите придумывать новые миры, то заходите: вода теплая и места хватит всем.
Но не вздумайте указывать мне, где я нарушил в той или иной истории свои собственные правила. Я нарушил их все, так как предпочитаю выдумать что-то новое, чем опираться на привычное.
Мне сказали, что моя статья должна быть полезна читателям. Виноват: есть ощущение, что все вышеперечисленное больше предназначено для моего, чем для вашего назидания. Поэтому добавлю в качестве бонуса практические проверенные правила, которые при тщательном соблюдении окажутся полезными для любого писателя.
Я полагаю, вы умеете печатать на машинке, знаете принятый коммерческий формат или можете быстро изучить его, всегда используете новые ленты и чистите пишущую машинку. Кроме того, умеете писать и знаете пунктуацию, а также достаточно хорошо используете грамматику. Это все — всего лишь плотницкие инструменты. А вы должны добавить к ним вот эти деловые привычки:
1. Вы должны писать.
2. Вы должны заканчивать то, что начали.
3. Вы должны воздерживаться от переделки, кроме как ели на изменениях настаивает редактор
4. Вы должны выставить свой текст на рынок.
5. Вы должны держать его на рынке, пока его не купят.
Эти пять правил больше связаны с тем, как писать спекулятивную фантастику, чем все сказанное выше них. Но им невероятно сложно следовать — вот почему так мало профессиональных писателей и так много стремящихся, но не достигающих этого статуса. Поэтому я не боюсь отдавать ракетку! Но, если вы будете следовать этим правилам — и неважно, как вы пишете — где-нибудь обязательно найдется редактор, столь неосторожный или отчаянно нуждающийся в текстах, чтобы купить самую уродливую старую собаку, которую вы, или я, или кто-нибудь еще может бросить ему.
Источник: антология «Writing Science Fiction and Fantasy». 1991 год.
Свершилось! Появилась-таки обобщающая русскоязычная монография о коммунистической утопии в научной фантастике. А если учесть, что написана она видным футурологом, то событие это тянет, имхо, на настоящую сенсацию в российском фантастиковедении.
Исследователь литературы, по большому счету, имеет два пути для реализации задуманного, две формы изложения своего труда. Первый – делать обзор авторов и произведений в хронологическом порядке, другой – рассматривать какую-то литературную проблему с привлечением примеров из конкретных произведений. Эта книга разрывает шаблоны – тут сочетается первый и второй подходы. И это видно уже в самом названии, где конкретное произведение, которое служит как бы сердцевиной концепции книги, сочетается с заявленной теоретической темой исследования. Да, в книге нет истории коммунистической фантастики «от и до», но автор и не пишет лишь о «Туманности…»; реминисценции охватывают намного более широкий хронологический спектр произведений: не было бы большой ошибкой указать в названии «… от Платона до Лукьяненко и Онойко».
…В СССР тема коммунистического будущего была мейнстримом, но мало кто себе ясно представлял, каким в деталях должно быть светлое будущее. Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не рисковали уходить далеко в утопические дебри, опасаясь, очевидно, прослыть мечтателями. Футурология в современном понимании находилась в зачаточном состоянии. Потому эстафету визий естественным образом подхватила советская фантастика, породившая множество утопий. Исходя из этого, в монографии анализируются фантастические произведения соответствующего жанра, хотя привлекаются и сопутствующие тексты – работы специалистов по «научному коммунизму» и философии. Говоря об утопии, Фрумкин выделяет три пиковых периода в ее развитии, каждый со своими особенностями – дореволюционный («Красная звезда» Богданова и др.), утопии 1920-х и утопии «длинных шестидесятых»; отмечается также, что утопические акценты есть и в некоторых постсоветских произведениях.
Структурно монография состоит из трех частей, а также введения и выводов. Фрумкин рассматривает практически все вопросы, связанные с функционированием мира утопии. Особо выделим дихотомию человек – природа, морально-этический облик человека будущего, роль воспитания и воспитателей, характеристика обывателя как человеческого типажа, труд и его место в утопии, утопия и фронтир, наука и рациональность в утопическом будущем.
Если говорить о проделанной Фрумкиным работе, то она, безусловно, впечатляет. Обилие материала, обширные цитаты из самых неожиданных источников, полнота охвата и проработки тем заслуживают уважения. Присутствует, однако, существенное «но». Фрумкину не всегда удается справиться с напором собственного либерального мировоззрения, которое, то тут, то там прорывает шаткие дамбы объективности. Однако, приведем несколько цитат:
цитата
…труд противопоставляется наслаждению, труд объявляется чем-то тяжким, и утопия, и революция, оказывается, руководятся идеей освобождения от труда
(это трактовка слов Максима Горького, который, на самом деле лишь поставил риторический вопрос, а не утверждал на полном серьезе истинность данного умозаключения).
цитата
По сути, утопия была прежде всего социумом, подвергнувшимся серьезной хирургической операции, ставящей цель «ампутацию» большого числа институтов и социальных слоев, а образовавшаяся нехватка была заполнена прежде всего жесткой системой правил, мелочно регламентирующих самые разные стороны жизни, а также расширением компетенции властей, обреченных на куда более активное, чем в реальности вмешательство в хозяйственную жизнь и личный быт граждан
Иногда наблюдаем и откровенный стеб. Так, говоря о важности познания в утопических обществах фантастики, Фрумкин сравнивает его с… сексом. Только в отличие от последнего, «…не вполне ясно, в какой степени это обещание удовольствия от познания прочувствовано и продумано…».
Ефремовский выбор в пользу внутреннего богатства и отказ от вещизма трактуется Фрумкиным как «коммунистический аскетизм». «Скрытый мальтузианец» Ефремов насаждает в своих произведениях тоталитарные установки и промывку мозгов. Если присмотреться к его текстам, мы увидим прямо таки антиутопию:
цитата
…Ефремов рассматривает современников как диких зверей, которых надо сделать если не больными, то, по крайней мере, дрессированными.
цитата
Потому ли нет ничего слаще труда, что индивида — поскольку быт утопии аскетичен — лишили других «сладостей»? Или потому, что индивиду так изменили сознание, что он перестал воспринимать что-то другое как более сладкое? Или потому, что прекрасный новый мир дает ему очень-очень интересный труд в больших количествах?
Еще одно открытие (упоминается в том или ином виде в разных главах книги) – Ефремов и Стругацкие проклинают эгоизм и индивидуализм. А что, вполне себе природные человеческие качества, верно? То, что труд и подавление биологического эгоизма вытянули человека из животного мира – это так, какие-то строчки из учебника истории для 6-го класса. По логике автора, выходит, что указанные писатели лишь мифологизировали и непомерно раздули эти понятия для построения своих утопических миров.
цитата
Почти полное отсутствие собственности вряд ли будет вас беспокоить в этой ситуации. Однако некоторой платой за все это счастье должно стать преобразование вашей индивидуальности — вы должны подавить (или вообще скрывать) слишком эгоистичные порывы, а в наиболее радикальных версиях — также и свои склонности к чему-либо, кроме творческого труда.
Подбираясь к выводам, автор приходит к правильной мысли: утопия – это путь к всеобщей интеграции. Умозаключение, бесспорно верное, об этой важной характеристике коммунистического общества я уже писал ранее. Но Фрумкин идет далее: утопия, это не просто тенденция к интеграции, это великое упрощение.
цитата
В мире светлого будущего нет сколько-то сложных институтов и запутанных узлов социальных взаимодействий. Есть работа на общество как тотального работодателя, семья зачастую заменяется свободной любовью или регулируемыми половыми связями, не приводящими к образованию семьи, есть обсуждение различных общественных вопросов в коллегиальных органах власти, а далее, говоря об утопическом социуме, приходится рассказывать не о том, что в нем есть, а о том, чего в нем нет.
Да, утопия, к сожалению, обделила читателей тем, что скрыла от их наивного взора все многообразие современного либерализма, который «…представляет собой систему социальных технологий, позволяющих без чрезмерных издержек согласовывать интересы разделенных индивидов с разными интересами…». В утопии, к сожалению, нет разнообразия богатства и бедности, нет той знакомой нам всем чудесной согласованности интересов нищего и владельца корпорации, нет бодрящих мировой дух войн, нет интересных новостей про драки бравых парламентариев при принятии законов… Много чего нет. Примитив, что с неё взять. Но! Думаю, автору знаком диалектический закон отрицания отрицания. Это как движение по спирали – после снятия одного противоречия развитие идет на качественно ином уровне. Вроде возвращения к началу, только к более крутому. Первобытнообщинный строй и коммунизм (или утопическая модель – в рассматриваемом контексте), если судить по социальной сути, имеют много общего, но никто в здравом уме не будет утверждать, что коммунизм будущего – это падение в доисторические бездны. Да, в новом обществе будут новые противоречия, только основа их будет другая, не классовая. Разве можно назвать упрощенным то общество, которое ставит себе невиданные доселе цели и достигает их? Единство в разнообразии – разве это тотальная унификация? Разве не единое общество, единая мыслящая Сущность может, в конечном итоге спасти Вселенную от энтропии атомизации и ложно понимаемого «многообразия»?
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Воздержусь тут от цитирования Ивана Ефремова и Владимира Ленина (хотя их мысли как нельзя походят в данном контексте), дабы не быть обвиненным в чрезмерной идеологизации.
Монография очень информативна и плотность материала просто зашкаливает. Чтобы адекватно воспринять текст, нужно принимать его «небольшими глотками» с перерывами на осмысление. Это при том, что книга написана как развенчание утопии. С рядом выводов можно согласиться, другие выглядят немного натянутыми или даже манипулятивными. Рассматривая проблему нетворческого, обыденного труда и природного неравенства способностей у разных людей, Фрумкин не коснулся темы автоматизации и медицинской корректировки талантов, предтечи трансгуманизма. И, таким образом, уличенные «дефекты» утопии оказываются мнимыми. У Георгия Гуревича есть две повести — «Итанты» и «Ордер на молодость», в которых прекрасно показано, как в утопии решаются проблемы талантов, свободного времени, жизней и судеб. В этой связи вспоминаются проекты поамбициознее, взять хотя бы коммунистические общества из романов Олафа Стэплдона.
За атакой на утопию видна и более масштабная мишень – марксистское мировоззрение. Собственно, об этом Фрумкин откровенно и пишет в самом начале книги. В предисловии автором была продекларирована цель исследования, – узнать, какими же «соблазнами» европейская социалистическая традиция привлекала своих сторонников. Утопия, которая в «идеале мечтает о полном устранении и разделенности и различии интересов» — прямо таки социалистический первородный грех в Эдеме либерализма. А в самом конце книги автор прямо поддает анафеме попытки построить утопию:
цитата
Очевидно, что во сколько-то разумные исторические сроки попытка построения утопии не может оказаться ничем иным, кроме как самой разрушительной революцией, и очевидно, что травматический опыт ХХ века сегодня делает этот вариант скорее неприемлемым — во всяком случае, тех, для кого он приемлем, не может быть очень много
Хотя, будем объективны. Автор честно признает, что при всех своих реальных и мнимых недостатках, утопия дает «хоть какой-то» ответ. Единственный ответ.
Кстати, кто планирует на "Петербургский книжный салон" — Шикарева и Галину можно будет купить на стенде 371, фирма "А.Симпозиум". Ну а за "Сопряженными мирами" обращайтесь в личку.
Навигатор
Василий Владимирский. Сопряжённые миры. – СПб.: АураИнфо, 2018
«Признаюсь сразу: эта книга не писалась с нуля, специально для данного издания. Когда выдаёшь в год по сотне разных текстов для дюжины СМИ… вопроса, где взять материал для новой книги, не возникает. Возникает другой вопрос: что в этой книге оставить». Так начинает свою книгу Василий Владимирский и тем самым одновременно убивает двух зайцев: многозначительно намекает читателю на свою литературно-критическую востребованность и столь же многозначительно указывает на тщательность им же самим отобранных текстов. Какие же миры сопрягаются в этой книге? В первой части – мир англо-американских писателей: это рецензии на романы культовых, важных или просто любопытных авторов в диапазоне от Питера Уоттса до Дэна Симмонса и, иногда, интервью с самими авторами. Во второй части – мир «цветной волны», поколения молодых фантастов 2000-х, громко о себе заявивших, но второй космической скорости не набравших: скажем прямо, книги Дмитрия Колодана и Юлии Зонис не потеснили на полках Сергея Лукьяненко и Ника Перумова. Владимирский и сам это понимает, однако уделяет этим авторам честное внимание, и хорошо: какому-нибудь кандидату филологических наук, пожелай он сочинить диссертацию о книгах Зонис или Данихнова, будет где взять материал. В третьей части сборника – обширнейший мир апокалиптики и постапокалиптики: от ужасного «Китаиста» Чижовой до переобсуждённого «Острова Сахалина» Веркина – а также рассуждение Владимирского о том, почему этот жанр так популярен поныне (эссе «Конец света отменяется, или Новое небо над новой землёй»).
Вот любопытный эффект: каждая по отдельности, рецензия Владимирского не производит особого стилистического эффекта, земля не ходит ходуном под читательским стулом, переоценки ценностей «по-топоровски» или даже «по-данилкински» не происходит – но каждая рецензия провоцирует интерес к описанной книге: это в высшей степени честные тексты, и самого автора в них ровно столько, сколько нужно. Хороший навигатор для странствий по сопряжённым мирам.
Гиперкритик
Мария Галина. Hyperfiction. – СПб.: АураИнфо, 2018
Владимирский берёт «сопряжениями», Галина – глубиной. Всё-таки тот факт, что вошедшие в книгу статьи появились сначала на страницах солидного «Нового мира», не сбросишь со счетов. Поводом для высказывания может быть и новый роман Виктора Ерофеева, и старые сочинения Жюля Верна, и образы вампиров в пелевинских романах, и лемовский Солярис – но каждый текст, начинаясь порой с частного повода, к финалу выводит на неожиданные просторы, всегда – за границы фантастики, зачастую – за границы литературы вовсе.
Так, разговор о книге Евгения Чижова «Перевод с подстрочника» (кстати, хорошей, но, как сегодня водится, прочно затертой десятками вышедших с 2013 года «важных новинок») выводит Галину на рассуждения о природе виртуальности, причем безотносительно интернет-технологий (про них будет в другой статье). Мандельштамовские «Стихи о неизвестном солдате» прорастают актуальностью и через сто лет, упираясь в вопрос о развоплощении человеческого «я» накануне обещанной сингулярности. И так далее, и так далее – каждый текст зовет к разговору на сложные темы, и идеальный способ чтения ее книги – с карандашом в руках. Недаром автор предисловия к сборнику Роман Арбитман в числе главных достоинств книги отмечает её информативность. Парадоксальная будто бы похвала, пожмет плечами читатель: что, другие критики пишут неинформативно? да ещё как, мой наивный друг! Скажу больше: «Hyperfiction» – самый удачный опыт сопряжения (привет галинскому соседу по серии!) критики и философии. В современной литературе это, конечно, не единственный случай: таковы, к примеру, рецензии Ольги Балла, но ее философствование иного, экзистенциального, а проще говоря – душеспасительного толка: там не выход в реальность, а уход в себя – вместе с книжкой. Поэтому уточню: «Hyperfiction» – самый удачный ныне симбиоз внимательной критики и неспекулятивной философии. Это выделяет её не только в серии «Лезвие бритвы», но во всём современном русском нон-фикшне.
Докладчик
Сергей Шикарев. Координаты фантастики. – СПб.: АураИнфо, 2019
В книге Сергея Шикарева есть статьи на темы вечные (для журнальной повестки, разумеется: фантастика и таинственные земли, фантастика и освоение космоса, фантастика и природа человека… даже секс в фантастике) и темы вечно злободневные: о положении дел в отечественном книгоиздании или перманентном кризисе русской фантастики. Но какую тему Шикарев ни берет, он всегда ответственен, основателен, подробен и скучноват. Это не недостаток, а скорее особенность жанра, который автор вольно или невольно меняет. Если сборник Владимирского хорош как навигатор по актуальному чтению, то сборник Шикарева пригодится как почти-учебник, ликбез. Правда, не без пробелов: Юрий Никитин, скажем, пренебрежительно упомянут в статье про советских фантастов, но забыт в статье про секс в фантастике, а там разговор о тематике его «Странных романов» был бы очень кстати. Впрочем, те, кому нужен именно ликбез, на такие детали внимания не обратят, верно? Всем остальным в этой книге может не хватить темперамента. Если бы мир, в котором вышла знаменитая «История советской фантастики» Р. С. Каца, существовал на самом деле, то в тамошнем Политбюро звучали бы именно такие доклады – ответственные, основательные, подробные…
Завдяки зусиллям Iryna Pasko — друге, доповнене видання дослідження Walter Smyrniw "Українська фантастика: історичний і тематичний огляд"! Приємного й пізнавального читання!
Доповнена 3 розділами книжка тепер містить 470 стор.
Благодаря усилиям Ирины Пасько, вышло в свет второе, дополненное автором, исследование #Володимир (Волтер) Смырнив # "Украинская фантастика: историческое и тематическое обозрение". Приятного и познавательного чтения!
Добавилось 3 главы. Книга теперь содержит 470 стр.
Science Fiction Studies (исследования по НФ) — англоязычный научный журнал, публикующий статьи и книжные обзоры научной фантастики, а также фэнтези и хоррора, если тема охватывает и некоторые аспекты НФ. Выходит с 1973 года, три раза в год.
SFS является наиболее авторитетным научным журналом в данной области и публикует материалы не только об англоязычной фантастике, но также литературе этого жанра на постсоветском пространстве и в странах Европы (Франция, Испания, Италия, Германия), Азии (Япония, Китай, Индия) и Латинской Америки.
Asimov's "Foundation" Novels: Historical Materialism Distorted into Cyclical Psycho-History
26
Robert Plank
Ursula K. Le Guin and the Decline of Romantic Love
36
Ursula K. Le Guin
A Response to the Le Guin Issue
43
Marc Angenot
Jules Verne and French Literary Criticism
46
S.C. Fredericks
Lucian's True History as SF
49
Robert Galbreath
Introduction to the Ketterer Forum
60
David Ketterer
Science Fiction and Allied Literature
64
Ralph Willett
Moorcock's Achievement and Promise in the Jerry Cornelius Books
75
Gale E. Christianson
Kepler's Somnium: Science Fiction and the Renaissance Scientist
79
Books in Review
A Collection of Unreprinted Pieces by H.G. Wells (Mark R. Hillegas)
91
An Italian Symposium on SF (Carlo Pagetti)
91
Books Briefly Noted: A Symposium on John Brunner; a New Volume of Jack London Stories; Books on SF Illustrations by Del Rey, Frewin, and Aldiss; the Revision of the De Camp Handbook; the Early Long
92
Notes, Reports, and Correspondence
On the Le Guin Issue (Anthony Wolk)
95
Linguistics and SF (Walter E. Meyers)
96
On Le Guin's "American SF and the Other" (Alex Eisenstein)