Анатолий Курчаткин «Минус 273 градуса по Цельсию»

Минус 273'по Цельсию... такой наш отечественный аналог зарубежного Брэдбери, в антураже советского времени, с русскими словечками, жаргонизмами из тюремного прошлого видимо автора, малява, тихоходы, шкет, и тд, необычная версия известного произведения про антиутопический мир, где контролируется каждый шаг службой стерильности , где празднуют по аналогии пионеров детский праздник стерильности, но в чёрных галстуках, где весь строй такого светлого будущего построенного верхушкой управляющей городом мэрией,... слог автора удивительно вычурный, бывает так обрисовывает обычные вещи, но так красиво, необычно, витиевато, непривычно,... каждому персонажу даёт некоторое прозвище и далее всегда упоминает его по тексту только этим словом, кличкой, прозвищем, даже длинным из нескольких слов и то называет человека так и дальше, без имени, что не даёт забыть уже о ком речь при очередном появлении героя, ... пантагрюэльша конечно больше всего позабавила ,... сюжет не провисает нигде, каждая глава новая локация, события быстро развиваются, ... мне однозначно было интересно наблюдать за К. и его окружающими, как они все справлялись и столкнулись с нещадной машиной службы стерильности, заставляющей быть как все и плыть по течению со всеми, а не против, к светлому будущему утопического данного стерильного мира, чем видимо и объясняется отсылка иллюстрация на обложке книги,... иностранную книгу «451 по Форингейту» не читал, видимо какие-то аналогии имеются, возможно некие ассоциации, придётся теперь взять и тот источник для сравнения,... от финала всгрустнулось, ожидал иной развязки, но и так очень даже норм, хорошая книга, 5 баллов

Сам автор не называет роман фантастическим, тем не менее это очевидная антиутопия. Действие происходит в вымышленной реальности, технологически не опережающей наше время, однако наделенной характерными чертами тоталитаризма. Главной ценностью объявлена стерильность, смысл которой не разъяснен, читатель может строить на этот счет догадки. Собственно, такая недоговоренность становится одной из движущих сил сюжета.

Огромной властью обладает служба стерильности, опираясь на которую, городом правит мэр. Страна не названа, и опять-таки можно лишь предположить, что город является самостоятельным государством. Вообще имя собственное есть только у двух персонажей (и оба имени — явно русского происхождения!). Это как бы наиболее прозрачный намек на то, что речь все же идёт о претерпевшей довольно значительные перемены России. Один из этих второстепенных героев — некто Косихин, как потом выясняется, особа, приближенная к цезарю мэру.

Если названием романа автор перебрасывает мостик к очень известному англоязычному произведению, то именуя главного героя только лишь инициалом, да ещё вдобавок инициалом К., он устанавливает связь с сочинением другого чрезвычайно знаменитого автора, писавшего на немецком языке. К. преподает философию в университете. Ни к сильным, ни к богатым мира сего он не принадлежит, ведёт лишь достаточно сносное существование. Пока его не предупреждают, что он находится под подозрением. «Малява» эта, всученная К. уличным шкетом, оказывается лишь первым в ряду последующих предупреждений. С этого момента жизнь К. резко меняется. Сносной назвать ее уже никак нельзя. Холод абсолютного нуля — 273 градусов по Цельсию — теперь то и дело сковывает К.. Череда напастей, преследующих его, захватывает своим черным влиянием и самых близких ему людей — родителей, единственного друга, возлюбленную.

Подобно Кафке, на традицию которого в этом романе опирается, Анатолий Курчаткин показывает технологию и арсенал власти. Это провокация, шантаж, психологическое и физическое устрашение, прямое насилие.

В аннотации отмечены изысканный слог романа и детективный сюжет. Однако это всё-таки не детектив в прямом смысле. Но это и не газетный злободневный памфлет. Хождение главного героя по мукам порой предстает перед читателем с почти осязаемой зримостью. Конечно, в каком-то смысле это роман-предупреждение. Смотрите, к чему может привести увлечение сверхценными идеями на государственном уровне, говорит нам автор. И не надо обольщаться тем, что мы-то, на данном этапе, от таких ценностей якобы страшно далеки. То, что творилось в XX веке, людям XIX столетия показалось бы немыслимым, получи они возможность заглянуть в будущее.

Финал же романа напомнил мне концовку ещё одного классического произведения, которое, кстати, в свое время обвиняли в подражании Кафке. Герой «Приглашения на казнь» после смерти попадает как бы в другую реальность. Участь К. оказывается не столь фатальной, однако намек на выход в иное измерение тоже есть. Конец романа даёт надежду на некий благополучный исход, но звучит как иносказание, как притча, как совсем уж ирреальная фантастика.

В конце 2019 года роман был награждён премией имени Фазиля Искандера.

Предваряя отзыв, хочу сказать, что являюсь читателем именно жанровой, фантастической литературы, в значительно большей степени, чем литературы современной русской «большой». В связи с этим, вполне допускаю, что мимо меня могли пройти достоинства романа, которые более опытному читателю, возможно, показались бы очевидными. С другой стороны, данный роман начиная с заголовка декларирует свою принадлежность к традициям антиутопического жанра, который, в свою очередь, давным давно заслужил себе место в литературе фантастической. Между тем, в значительной степени корпус классических западных антиутопий — помимо, собственно, «451 градусов по Фаренгейту» — также мной не прочитан, так что вряд ли я смогу полностью отследить все используемые в романе аллюзии. Насколько я понял, таковые здесь есть — по меньшей мере в отношении творчества Дж. Оруэлла и Ф. Кафки. В то же время, само по себе наличие этих аллюзий даёт основание для сравнения с классиками жанра. А поколебать пьедесталы классиков, как мы понимаем, довольно сложно.

Говоря об аллюзиях, отметим, что помимо классики жанра антиутопии, можно подобрать и иные аналогии, и более современные, и менее жанровые. Говоря о последних: тема противостояния человека системе, характерная для жанра вообще и для романа Курчаткина в частности, была великолепно раскрыта в далеко не антиутопической — зато вполне фантастической — повести Стругацких «За миллиард лет до конца света». Также нельзя не отметить широкое присутствие поднимаемых в романе тем — опасений перед неким тоталитаризмом, противостояния человека системе и его бессилия и уязвимости перед ней — в дискурсе российской общественной жизни и литературы. Не потеряться на этом фоне довольно трудно.

Наконец, попробую высказаться, собственно, о романе. Если мы говорим о фантастическом произведении, помимо оценки сюжета и композиции, персонажей, языка и стилистики произведения принято также давать оценку достоверности: сможет ли читатель поверить в созданную автором фантастическую картину. Кроме того, с позиций достоверности можно, пожалуй, оценить и персонажей и сюжет. Что ж, на мой взгляд, ни с персонажами, ни с их достоверностью в романе проблем нет. Они узнаваемы, ярки — и ярко описаны. Совершенно достоверным выглядит главный герой — вполне себе молодой российский интеллигент, собственно, мне где-то даже удалось узнать в нём себя — разве что, на мой взгляд, излишне наивен: но, справедливости ради, мы не знаем, что представляла собой атмосфера сгущающейся «стерильности», в которой прошла его молодость — возможно, у него просто не было шансов получить необходимый объём сведений о тёмных сторонах окружающей действительности вроде того, какой мы получаем из антиутопической литературы напополам с телепрограммами «Дежурная часть» и им подобными.

Говоря об образе главного героя, хотелось бы ещё раз вернуться к уже упоминавшемуся сравнению с персонажами повести «За миллиард лет до конца света». Оба персонажа — интеллигенты. Оба персонажа — бессеребренники, немного не приспособленные к жизни за пределами своего мирка (что хорошо оттеняется их более устроенными в жизни друзьями). Оба сталкиваются с системным давлением... Одна из сцен в романе Курчаткина,

, выглядит, на мой взгляд, совсем уж прямой отсылкой. Но — тем удивительнее разница между этими персонажами. Я не рискну утверждать, что смогу подтвердить своё мнение прямой цитатой, но, на мой взгляд, есть в герое Стругацких, Малянове, некий... революционный задор. Столкнувшись с давлением, по сути с нарушением своих прав — того, что он считает своими правами человека и учёного, он осознаёт, что это именно нарушение прав, «заслуженных в борьбе» и, соответственно, первая его реакция — готовность бороться вновь. Иное дело герой Курчаткина К. Столкнувшись с давлением, он интерпретирует ситуацию не столько осознанно, сколько, пожалуй, инстинктивно. С одной стороны, он признаёт власть системы над собой, с другой — когда давление переходит разумную черту, он самим своим существом ощущает неправильность ситуации, в то время как сознательно не заходит дальше риторического вопроса «Как же так?». Хочу уточнить ещё раз, что, речь здесь идёт о моём эмоциональном восприятии персонажа после первого прочтения. Возможно я не прав в этом своём восприятии. Тем не менее, на мой взгляд, вопрос о том, чем же один персонаж так отличается от другого, из-за чего возникла разница — один из самых важных в романе.

И к сожалению, на мой взгляд, автор не даёт на него ответ в полной мере. Возможно мы можем найти его, подняв взгляд со страниц романа и оглядевшись кругом, однако глядя непосредственно в текст... Мы говорили о достоверности персонажей романа — поговорим теперь о достоверности происходящих в нём событий. Фабула романа линейна — здесь явственно видны завязка, кульминация, развязка — и концовка. Если в первых трёх повествование неукоснительно придерживается принципов достоверности — как бы ни были порой фантасмагоричны происходящие событие, описание их остаётся подробным, реалистичным, ярким — то концовка имеет явно аллегорическую природу — может быть подчёркивая, что в «достоверном» пространстве сюжета персонажа ожидают в концовке лишь безысходные «Минус двести семьдесят три градуса». Сюжет грамотно построен, события держат читателя в напряжении, заставляя не шутя сопереживать главному герою, что, несомненно, является большим достоинством романа. Однако описанное антиутопическое общество — которое в хорошей жанровой вещи не менее важно, чем переживания героев — оно мне достоверным не показалось. Перед нами безусловный тоталитарный строй. Перед нами, безусловно, общество, где права человека в любой момент могут нарушить спецслужбы. Точнее одна спецслужба. Ближе к концу романа автор раскрывает нам (скорее читателям, чем незадачливому герою, хотя говорится всё прямым текстом) даже имя и цель этой системы —

Может быть назвать сущность, имя и цель и было задачей автора — впечатляет, в общем-то. Но откуда взялась эта система? Чем она запугала людей, на что купила, в чём обманула? Я уже говорил — мы не знаем, на какой такой пропаганде «стерильности» вырос главный герой, что лишило его духа борьбы? Автор не даёт ответов на эти вопросы. Вообще, в романе нет ни намёка на осмысленное противостояние системе — только крайне вялые попытки пожаловаться, убежать. Люди этого антиутопического общества, не высказывают протеста даже на уровне кухонных разговоров. Вся, собственно, борьба, имеющая место в тексте, вся альтернатива системе, антиутопии проявилась разве что в символических во всех смыслах персонажах концовки. Это я считаю совершенно недостоверным.

В завершение, скажу о стиле романа. Стиль... есть. Что меня, как сторонника концепции «лучший авторский стиль — такой, когда никакого стиля-то и не замечаешь», скорее расстроило. Язык повествования нарочито вычурный, автор, если имеет возможность, не скажет впрОсте... Несомненным достоинством при этом является то, что стиль этот автору удаётся безошибочно выдержать от начала и до конца романа. Но... Здесь как когда видишь взрослого серьёзного человека, который, склонившись над колыбелью младенца, внезапно начинает сюсюкать. У кого-то это всегда вызовет умиление, у кого-то — подчас — раздражение пополам с недоверием. В отношении этого романа я скорее среди вторых.

Подводя итог, скажу, что оценку поставил ниже, чем та, которую я, как правило, ставлю произведениям такого вида и жанра. Причины тому — излишне вычурный, на мой взгляд, язык, недостоверная «картина общества», нарисованная автором и, во многом, отсутствие очевидных преимуществ по сравнению с аналогичными произведениями в заявленном жанре. «Я слышал много таких историй»...