Дмитрий Быков «Списанные»

В списках ̶н̶е̶ значился

«Быть живым в некотором роде и значит быть в списках.»

Ну конечно, обнаружить себя однажды внесенным в некий список не так страшно, как проснуться в своей постели и понять, что стал жуком. И совсем не то, что узнать о подтверждении у себя смертельно опасного диагноза. И не то, что быть арестованным по абсурдному обвинению. Список не лишает тебя человеческого облика, здоровья или свободы, но вносит в твою жизнь изрядную путаницу и серьезный дискомфорт.

Что за список? Да в том-то и дело, что непонятно, и никто толком не может тебе этого объяснить, но властные органы и силовые структуры на всякий случай ставят против твоей фамилии галочку, призывающую сотрудников быть в отношении тебя бдительнее. А бюрократы из числа непосредственного начальства предпочтут уволить по сокращению — кто тебя знает, Свиридов, что ты за птица, может шпион и вредитель? ТАМ почем зря в списки не вносят.

И начинается новая жизнь, которую вряд ли назовешь веселой и интересной. Кто-то из прежнего окружения шарахается от тебя, как от зачумленного, кто-то сочувствует, но на всякий случай сторонится, кто-то откровенно злорадствует. Постой, а может этот список не расстрельный, а наградной? Льготная очередь на получение жизненных благ? Ведь есть же лонги и шорты у разного рода премий? Непохоже, да и сам ты предпочел бы никуда не номинироваться: минуй нас, пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь.

Небесталанного сценариста Сергея Свиридова, внесли, однако, не озаботившись поинтересоваться собственным его по этому поводу мнением и теперь нужно как-то приспосабливаться к новому статусу: пытаться задействовать связи, чтобы покинуть список, одновременно с поиском товарищей по несчастью и налаживанием связей внутри сообщества, членом которого неожиданно и неприятно оказался.

Список в качестве сюжетообразующей детали кажется удобен для показа разных типажей общественного среза конкретного времени. В целом люди не меняются, но всякому времени-месту соответствуют узнаваемые, хотя несколько окарикатуренные типы: гангстер-бутлегер примета Америки времен сухого закона; буржуа-рантье — прустовской Франции, а новый русский в малиновом пиджаке — России девяностых. У «Списанных» не случайно дополнительный подзаголовок «Нулевые», здешние персонажи тесно связаны с тем десятилетием.

Лучше и ярче всего представители творческой интеллигенции: режиссер поденщик валяющий благонамеренную патриотическую муть но убежденный, что его тошнотворная продукция содействует прогрессу человечества; другой, который гонит откровенную штамповку, даже и себя не обманывая относительно ее значимости; третий, по-настоящему талантливый, но старательно прибивающий дар ежедневными строго отмеренными дозами алкоголя — надобно рассчитать так, чтобы не погасить совсем,но и не выделяться — пусть не горит, тлеет.

Представители социально чуждой автору страты бледнее и схематичнее, впрочем, Быков обладает счастливым талантом несколькими штрихами создавать удивительно живой образ (хотя бы только на тот промежуток времени, когда ты на него смотришь, но не так ли и в жизни: вещи и люди существуют лишь оказываясь в фокусе моего внимания — солипзизм в чистом виде).

Я не ждала от «Списанных» откровений, взялась отчасти как за антидот от читаной накануне книги, главным же образом потому, что очень жду третьего после «Икса» и «Июня» романа И-Трилогии — «Истребителя», релиз которого обещают в апреле. Но, таки да, Быков прекрасен. Не полемическим задором и не глобальными выводами, но умением со снайперской четкостью остановить мгновенье, в котором красота мира обрушивается на тебя почти невыносимым водопадом ощущений.

Роскошным языком, который хочется пить чайными стаканами. Замечательно смешными, хотя порой довольно злыми эпизодами взаимодействия с братьями по разуму и, вот кстати — роскошными речевыми характеристиками. С речевой окрашенностью у Быкова всегда превосходно, и в философских беседах не возникает ощущения, что автор говорит с автором же, но короткие реплики представителей класса-гегемона почти всегда именины сердца.

Болезненно точным описанием обсессивно-компульсивного синдрома, которому многие подвержены, но немногие себе в том признаются. Нежным преданным рыцарственным служением даме своего сердца. Дмитрий Львович говорил в одной из лекций, что любимая его женщина Ариадна (Аля) Эфрон. Он создал для нее мир во второй части «Июня» и здешняя Аля — это ведь тоже она. Вы ж понимаете, что герой «Списанных» не эгоистичный нарцисс Свиридов, а она, Аля проходящая по краешку этой истории.

Роман – памятник. Памятник то ли эпохе, то ли части отечественной либеральной интеллигенции. (Притом, что в таинственном «списке», на существовании которого зиждется фабула, присутствуют и представители других страт).

Той части интеллигенции, что до диспепсии боится собственного пука, не говоря уже о ночном стуке в дверь. Но при этом мнит себя солью земли и криэйтерами страны/эпохи/формации. Хотя, по большому счету, из них способных на что-то – действие, мысль, рывок – по пальцам одной руки (над чем автор, кстати, горько иронизирует, а то и громко смеется).

Только эта интеллигенция может до одури, хоть и в самых разнообразных формах/форматах/фобиях переживать из-за попадания в некий список. А убедившись, что прямо сейчас не расстреливают, переживать собственною «списочность» даже с какой-то интуитивной гордостью, с затаенной радостью и, разумеется, обязательно занимаясь сексом с товарищами «по несчастью».

Только она может всерьез заявлять, что «когда говорят: «Евреи, выйти из строя», надо выходить, даже если ты не еврей… если все выйдут – всех же не расстреляют».

Только она может создавать и обсуждать перлы, вроде «насколько я знаю, этот список – первый. А при терроре очень важно успеть в первый список».

Автор с большим мастерством все это обыгрывает, переворачивая в разные, самые абсурдные и самые неожиданные позы. Но даже самые-самые из этих ракурсов абсолютно достоверны. Читаешь, и понимаешь – а ведь именно так эти люди себя и будут вести.

Ну, и конечно, бесподобны слог Быкова («…преобладали гопаки с их фирменным сочетанием роскошной лени и необъяснимой агрессии») и его афористичность («если б издавать подробную опись имущества любого покойника – это лучше любой биографии»).

Шедевр на таком материале, на такой идее могли бы написать АБС. Со стороны фантастического триллера и фантастики абсурда. Шедевр могли бы создать Ильф и Петров. Со стороны сатирического реализма и исторического абсурда конца НЭПа.

У Быкова же вышло где-то посередине, а потому – не шедеврально. Иначе, соотношение номинаций и побед у книги было бы другим, да и моя оценка выше, чем твердое «хорошо»))).

Но ни у АБС, ни у Ильфа с Петровым гг ни за что бы не победил. Ни за счет случая, ни за счет черта лысого, ни за счет неизвестно чего. А у Быкова – побеждает.

Так что, несмотря на напрочь заваленную коду, роман вполне себе удался. Более того, не соглашусь с теми, кто говорит о его неактуальности. В нашей стране, как бы она не называлась, «Списанные» будут актуальны до тех пор, пока жива такая интеллигенция, пока жив страх перед властью, пока жива возможность зарабатывать, не работая (во всяком случае, существовать, не шибко утруждаясь).

И, да, жалко, что цикл остался нереализованным…

Не могу пояснить, отчего не прочитал книгу своевременно — книги Быкова( с рядом оговорок, что его сверхплодовитость порождает и мутантов) люблю. Написанная во многом не без ближнего прицела и с обилием сносок на события конца нулевых, книга не устарела ни в малой степени и сейчас, да, впрочем, чего уж там у нас изменилось в общественной жизни с того периода? Неимоверно щедрый умный избыточный идейный роман социологического характера. Собственно, оставляя в стороне Кафку, великие романы которого суть притчи, с максимальным редуцированием примет времени и культурного стиля Австро-Венгрии, «Списанные» близки к работам Сарамаго и отчасти к лучшим социологическим мрачным зарисовкам Александра Громова. Для меня вершиной больших социальных романов о реакциях представителей группы на аномалию будет являться, видимо» Слепота», но «Списанные» очень любопытны. Еще они мне напомнили несколько интонацией и общим блеском написанную позже «Легкую голову» Славниковой. Помимо как всегда обильных и умных социальных, поведенческих рассуждений Быкова, в романе описаны, наверное, всевозможные разновидности реакции интеллигента на социальный страх, а уж обилие психологических и социальных типажей, ярких и запоминающихся, слух на диалоги выше всякой похвалы. Понятно, что ряд сатир на нравы в области телевидения и шаржи конкретных персон при всей узнаваемости мелковаты, местами общая идейность во вред художественности ( у Быкова всегда так), стремление автора все проговорить и безапелляционно развесить все ярлыки на бабочек ведет к схематизму типажей, но для меня особенности «идейной» прозы Быкова еще не означали ее заведомой публицистичности или ущербности. Достоевский, в принципе, тоже идейный автор, диалоги персонажей которого публицистичны, однако к особенностям его поэтики как-то попривыкли. Не сравнивая, особенности стиля Быкова уж таковы, что его проза заведомо предполагает вовлеченность более ума, чем сердца. Последняя глава диалога с Богом не понравилась совершенно — ну и оставил бы открытый финал, идти или нет на митинг. Про Сарамаго уже выше писал — за исключением «Слепоты» книгу Быкова поставлю выше всего остального у нобелиата -португальца с его перебоями в смерти или там каменным плотом.

Роман написан очень хорошим языком. Тянет перечитывать. Что раздражает — антипатичен главный герой, характеристики персонажей обязательно подчеркивают их неприятность или ничтожность... Картина жизни в России нулевых мне, живущему на Украине, любопытна и интересна, но о достоверности — не мне судить. Главный минус романа, по-моему — описанный еще Дейлом Карнеги — если писатель не любит людей, это будет видно по тексту.

Но плюсов у романа больше, так что прочесть и подумать над изложенным однозначно стоит.

Новый роман Дм. Быкова «Списанные» о нулевых. Нулевые — это наше с вами время, первое десятилетие 21 века, главным брэндом которого стало магическое слово «стабильность». Нулевые — это миддл-класс и гламур, вертикаль власти и торжество философии потребления, суверенная демократия и аполитичность, Дима Билан как предмет национальной гордости и движение Наши... Про все про это и «Списанные» (кроме, разве что Димы Билана, который случится позже — время действия быковского романа — 2006-2007 гг.).

...Преуспеващего сценариста Свиридова перед поездкой в Артек, на детский кинофестиваль, задерживают в аэропорту. Задерживают ненадолго, зато Свиридов узнает, что стал фигурантом некоего загадочного списка. Что за список, зачем — сказать Свиридову никто чисто по-кафкиански не хочет, да и не может. В кратчайшие сроки жизнь Свиридова круто меняется: на него начинают сыпаться разнообразные неприятности. Что это за список, в который он попал? Кто и для чего его создал? По какому принципу включили в него других фигурантов? Над всеми этими вопросами главный герой будет биться на протяжении всего романа, пытаясь одновременно осмыслить как свою жизнь, так и в запутанную историю Отечества.

Свиридов у Быкова — не просто номинальный главный герой, он настоящий смысловой центр романа, своеобразная ось, вокруг которой вращаются все остальные персонажи — целый калейдоскоп лиц, масок, представляющих все социальные типажи современной путинской России. Фээсбэшники, политики, артисты, журналисты, ветераны спецслужб, социологи, милиционеры, стукачи, простые обыватели — голоса, надежды, страхи десятков различных персонажей материализуются на страницах романа.

У Д. Быкова получился странный и ядреный коктейль из «городской прозы» (не случайно на страницах романа всплывают фамилия писателя Ю. Трифонова и его повесть «Обмен»), сатирического памфлета (за многими персонажами отчетливо проглядывают прототипы: клипмейкер и режиссер Федор Бондарчук, неудавшийся оппозиционер Касьянов, молодой издатель и создатель «падонкаффского» языка Рыков...), социального гротеска, интимной лирики... Диагноз, поставленный писателем Быковым путинской России выглядит неутешительно: «Все существовали в промежутке...время прощать тех, кто привлек внимание уже прошло, но время сажать без причины...еще не настало». Или вот еще одно остроумное замечание: «Инвентаризация страны при ЧКГБ — это капитализация курятника лисой». Вообще, Быков как всегда остроумен и язвителен. Многие реплики, остроты из романа хочется немедленно растащить на цитаты. По глубине анализа «нулевых» «Списанных» можно сравнивать с пелевинским «Ампиром» и «ивановской «Блудой». Но и Пелевину, и А. Иванову Быков безоговорочно проигрывает именно поле художественности.

Иногда мне кажется, что Быков-журналист, публицист буквально придушивает Быкова-писателя.

Именно перекосом в журналистско-публицистическую сторону можно объяснить неожиданные провисания сюжета, и, главное, одномерность подавляющего большинства персонажей. Герои романа Быкова отличаются друг от друга лишь внешними признаками и по сути являются функциями, транслирующими различные вариации авторского альтер-эго.

Тем не менее, роман Быкова — событие в бедной на достижения литературе «нулевых». И очевидный (для меня) шаг вперед по сравнению с предыдущим романом «ЖД».

Странный получился роман. Как это сделано, вроде, совершенно понятно: берется скелетик кафкианского «Процесса» – в качестве затравки – и погружается в насыщенный раствор быковской публицистики. Постепенно скелетик обрастает интеллектуальными кристалликами, которые, если не приглядываться, могут сойти за сочное мясо реальности. Но реальность в романе отсутствует – есть только механически опредмеченные в ситуациях и персонажах мысли автора (порой очень любопытные) по поводу этой реальности.

Автор, как та лисица, знает много вещей и щедро делится своими познаниями с персонажами-марионетками. Получается этакая пластмассовая полифония, начисто лишенная диалогичности. Одновременно те же марионетки кто бочком, кто ползком пробираются на закрепленные за ними места в галерее типов современной России. А куда им болезным деваться? 186 персонажей в поисках автора… Хорош главный герой (Быкову вообще удаются параноики), но – здесь это уже отмечали – зачем было делать его двадцативосьмилетним? Сергей Свиридов представляет поколение, к которому принадлежит сам Дмитрий Львович (р. 1967); у людей 1980 года выпуска уже совершенно другое отношение к спискам, кровавой гэбне, поискам смысла… да и к тому, кто список санкционировал, наверное, тоже.

Однако прочитать роман, несомненно, стоит: не ради монотонно горестных замет сердца, но ради холодных наблюдений ума. В романе читатель найдет и хорошо сделанные эпизоды, и точные формулировки, и неглупый пафос. Авторов, способных к интересному анализу социальной действительности, в нынешней русской литературе слишком мало, чтобы пройти мимо нового цикла Дмитрия Быкова.

Зауважал автора сразу прочитав его цитату на первой странице, о том как трудно описывать нынешние события. Сам же я познакомился с данным произведением прочитав хвалебный отзыв в журнале посвящённом фэнтези и прочему. Однако тут нет никаких драконов а сплошные размышления на политические и философские темы, что ставит его в категорию на любителя, к коим я как и большинство не отношусь. Но Быков смог сделать произведение увлекательным. Так что даже я смог переживать за главного героя Свиридова и ставить себя на его место. Упомянул даже скандальную песню про план Путина из Чуйской долины. Произведение написано на злобу дня и сейчас уже мало актуально (хотя Путин по прежнему у власти).

Любопытно как списанные объединяются и выдвигая свои предположения просто продолжают жить, хотя и считают себя товарищами по несчастью.

Огорчило только незаконченность цикла и много воды в конце.

Не устаю восторгаться Быковым — публицистом. Но Быков — писатель для меня пока не однозначен.

Этот роман, по-моему, слишком идеологизирован и политичен, слишком плотно заполнен мыслями и рассуждениями, логическими построениями и теориями автора, которые они щедро раздал многочисленным героям повествования. Здесь нет места для художественных описаний, лирики и прочих красивостей. Только события, факты и теории. Хороши описания/характеристики многих действующих лиц, спору нет, сделаны они мастерски, но сухости изложения это не меняет.

Ассоциативно: вспоминались «Жиды города Питера» АБС...

К концу романа плотность теоретических умозаключений возросла, и читать стало утомительнее. Ну, вот как-то не настраивается восприятие на такой стиль, требует большей описательности, индивидуальной психологичности, и все тут.

А может, просто читать надо медленно, раздумчиво... но вот не получается, автор сам задает высокий «темпоритм» своего произведения. А в итоге — в памяти остаются разрозненные моменты: яркие элементы сюжета, выразительные образы. Но — и только.

Писал я вот это четыре года назад, но актуально по-прежнему. Всего лишь нужно изменить «осенние выборы 2007-го» на «зимние выборы 2011-го».

ИММАТРИКУЛЯЦИЯ

Роман Быкова надо было бы прочесть до выборов осени 2007, но ведь книга тогда ещё не вышла (подписана к печати 5 мая 2008). Наше сегодняшнее будущее, которого можно было тогда опасаться, казалось не совсем понятным лесом Стругацких. К тому же осенью прошлого года было намного заметнее неодолимое желание самых вёртких вовремя попасть в нужный, правильный списке. «...некоторым казалось, что если не будет никакой идеи, то не будет списков ради идеи. А теперь оказалось, что идеи нет, а список есть». В настоящий момент всё это выражено не так ярко, неловкости не вызывает, многие уже стратифицировались соответствующим образом.

Я, конечно, снизу мало что вижу, но списки, конечно, и сейчас составляются. Разные.

И будущее по-прежнему, как у АБС — тёмный лес.

Тревожная книга с достаточно неожиданным финалом, увы, не оставляющим надежд. Смесь «Процесса» Кафки и публицистики самого Быкова, с перевесом в пользу (в пользу ли?) публицистики. Хотя сам автор еще в эпиграфе, похожем на таковой только по оформлению, расставил все точки над «i» по поводу упреков в журнализме. Возможно, он прав: не стоит усугублять и без того кафкианскую атмосферу периода «кризиса смыслов» излишней абстрагированностью. Есть риск задохнуться сразу.

Читать было сложно, но бросить, не дочитав? Не тот случай.

Написано прекрасно. Живой быковский язык, с кучей отсылок на известные всем афоризмы, народные выражения, цитаты из книг. Хорошее, точное описание действительности, современности.

Читается легко и с интересом — с самого начала романа, где герой узнаёт про то, что он находится в неком таинственном списке, и до самого конца. И в конце пропадает всё: и фамилия Свиридова из списка, и интрига романа, которая удерживала эту заинтересованность. Чувствуешь себя обманутым — тебе на протяжении трёхсот страниц обещали что-то невероятное, раскрытие какой-то тайны, а в конце обманули, не дав ничего, даже конфетки в утешение.

Может, конечно, следующие части трилогии расставят всё по местам, но от этого романа испытала некое разочарование.

Огорчительно бессюжетная вещь, на мой взгляд. В тексте есть фабула, в тексте есть персонажи, множество метких умных наблюдений, ситуаций, но нет движения-сюжета: следом за завязкой не обнаруживаются ни развитие, ни финал. Монолитно-неизменный герой проходит сквозь гротескную кафкианскую ситуацию... как нож сквозь масло. В результате «Списанные» воспринимаются как череда интересных репортажей о современной России, энергетически не связанных между собой. Возможно, трилогия целиком даст другое ощущение, но тогда уж не стоило акцентировать внимание на том, что тексты могут читаться по отдельности.

Очень слабо, начало неплохое, сюжет начинает развиваться, а дальше все хуже и хуже.Задав неплохой почин (Главный герой, в меру успешный телевизионный журналист, узнает на границе, что он попал в какой-то список, потом он выясняет, что таких как он уже две сотни, они организовывают встречи, где рассуждают и выдвигают теории, что это за список).Быков начинает описывать одно и тоже, шедро добавляя филосовские размышления о Путинской России, очень подробно описывает взаимоотношения «списочников», подает идею, что в России времена и нравы Союза никуда не ушли, а только была еще одна оттепель, а сейчас , как сказал один из героев. У нас все есть, за президента не стыдно, поэтому и тебя могут вызвать к доске и спросить соответствуешь ли ты? Производственный роман, изложенный сухим и неинтересным языком. Да, люди по своей сути не меняются, им бы скучковаться, сходить в поход, нажраться, потрахаться и порассуждать за тяжелую жизнь.Люди из списка незаметно подчинили себя ему, он стал их смыслом, да ведь это и было главным событием в их жизни, серых, ни чем ни примечательных людей.

И каково же было удивление главного героя, когда он решил внутренне отказаться от этого списка и на утро его действительно там не было. Еще один недостаток- смазанная концовка.

Итог- первое мое знакомство с писателем Быковым , и наверное последнее.

Моя оценка:5.

«Списанные» послабее прежде прочтённых мной романов, не скрою. Но в целом написано приятно и красиво, по-быковски, да. Молодой человек попадает в некий список (из 180 человек), из-за которого у него появляется туча неприятностей. Просто туча. И приятностей – тоже. Что за список – так до конца и не понятно, его в итоге вычёркивают, но ничего, ничего не изменяется. Вообще ничего. У меня создалось ощущение, что это искромётный и остроумный роман о пустоте и бессмысленности. Или, наоборот, о наполненности и смысле. Сложно сказать. В целом, приятно, но следа не оставляет.

В своем романе Быков попытался изобразить всеобъемлющую модель современного общества с уклоном в сторону недостатков. На мой взгляд, недостатки получились через чур гипертрофированными, хотя это все таки художественная литература, и автор волен выбирать способ донесения мысли до читателя.

Так как главный герой практически мой ровесник и периодически рассуждает на тему «поколения», примеряла все его рассуждения на себя и знакомых. Получилось, что с Быковым я абсолютно не согласна. Ну нет в нас такой боязни «списков» и желания оправдывать сам факт своего существования. Неприменима личная «робость» и неустроенность к целому поколению.