Дж. М. Кутзее «Школьные дни Иисуса»

Когда ребенок ускользает

Литературными регалиями Джон Максвелл Кутзее не обойден, нобелиант и первый за историю премии дважды лауреат Букера. С признанием, у рядового состава сложнее, немногие его читают. Не знаю почему — так сложилось. Я среди тех, кто читает время от времени. Что-то в нем есть для меня, должно быть.

«Школьные дни Иисуса» вторая часть одноименной трилогии, начала которой литературный мир ждал с замиранием сердца, как откровения, совмещенного с интеллектуальным супербестселлером. И нет, оказалось, что библейские коннотации какие могла бы считать и опознать публика, отсутствуют в «Детстве Иисуса», люди почувствовали себя оскорбленными: «Он что, за идиотов нас держит?» Как результат, вторая и третья части не получили резонанса вовсе. А между тем, хорошие ведь книги. И Кутзее в привычном для себя формате — говорить очевидные вещи простым языком, превращая обыденность в притчу, которую можно расшифровать разными способами, а можно принять, не расшифровывая.

Напомню, вымышленная реальность, во многом копирующая нашу с двумя основополагающими различиями: 1. абсолютное большинство населения прибыло сюда морем и воспоминания их начинаются со времени плавания; 2. здесь нет животных, которых можно было бы употреблять в пищу. Собаки, кошки, птицы есть, коров, баранов, коз — вообще мясомолочного скота нет.

Язык общения испанский, вновьприбывшие получают небольшие подъемные, бесплатные языковые курсы и возможность трудоустройства. Мужчина по имени Симон (имена им тоже дают) за сорок. крепок, способен к физическому труду больше. чем к интеллектуальному. На судне знакомится с малышом, который ищет свою мать, и берет на себя заботу о нем. Мальчик Давид обладает немыслимой харизмой, все хотят заботиться о нем, спустя некоторое время обязанности опекунши того же свойства, что и у Симона, берет на себя молодая привлекательная женщина Инес с более высоким, чем у портового грузчика Симона, социальным статусом.

Грядет перепись населения, следовательно пара, скрепленная единственно заботой о мальчике, но не имеющая опекунских полномочий, рискует потерять его. Между тем, он становится смыслом их жизни. Трое беглецов и верный пес Ботливар, прибившийся к Давиду на корабле покидают Новеллу (Новую реальность?, жизнь?) с тем, чтобы перебраться в другой крупный город Эстреллу (Звезда) и начать новую совместную жизнь там.

Переезд не пошел на пользу отношениям. Давид на новом месте все более самостоятелен в определении своего будущего. Он желает поступить в Академию танца, нашлись и престарелые состоятельные сеньоры, желающие оплачивать его учебу (не забыли, там невероятная харизма?) Выглядит это как скандал, который ребенок закатывает родителям, добиваясь покупки новой игрушки, с той разницей, что криков и бросания на пол с тем, чтобы сучить ногами нет, вместо них непробиваемое упорство, с каким отстаивает свое право идти выбранным путем (шестилетка, напомню,

и нет, это не «как мило», толерантному обычно читателю, хочется отодрать наглого мальца как сидорову козу).

С началом учебы он все больше отдаляется от приемных родителей, особенно от Симона, едва не с презрением демонстрируя ему приближенность к высотам духа, вход куда Симону заказан. Оне там, видите ли, слушают музыку сфер и танцуют числа, а тьмы низких истин, вроде умножения-вычитания пусть остаются мелким людишкам, разумением не превосходящим муравья.

Одновременно все больше влияния на него имеет некто Дмитрий, смотритель музея, расположенного в одном с академией здании, влюбленный в преподавательницу Давида. Человек пустой и скверный, однако умелый демагог и манипулятор, от влитяния которого Симон тщетно пытается оградить приемного сына, этот Дмитрий еще удивит всех самым неприятным образом, и продолжит удивлять, отчего читателю не раз захочется придушить его. Но нет, если бы в жизни все было так просто, мы уже давно жили бы в Алмазном веке.

Мы сегодня пересматриваем незыблемые на протяжении тысячелетий стандарты отношений. И эта мудрая книга намечает пути, которые сегодня могут казаться тупиковыми или прямо кощунственными, вроде отказа от авторитарного стиля в руководстве детьми. Однако в меняющемся мире, где перестают работать прежние паттерны, нужно искать новых

Новый роман, 2-я часть дилогии (которой, подозреваю, рано или поздно придётся стать трилогией) про мальчика Давида, с одной стороны, углубляет его историю, с помощью разных притчеобразных эпизодов проявляя его характер, с другой — расширяет, вовлекая в неё всё новых персонажей: Дмитрия, Хуана Себастьяна и Алёшу; Ану Магдалену; Трёх Сестёр; упоминаемого в качестве примера для подражания Дон Кихота. Что это? Постмодернистские игры уставшего от литературы автора? Невнятные потуги старого человека сказать что-то, что понять людям других — совсем не литературоцентричных — поколений очень трудно? Праздная игра ума? Не знаю. Фирменный кутзеевский стиль — «вопрошательный» — ставящий больше вопросов, чем дающий ответов, кажется, исчерпал себя. Видимо, тогда же, когда из сумеречной Южной Африки автор решился податься в чёткую и ясную солнечную Австралию. Вопросов к жизни, да и вообще вопросов — у автора больше нет. А жаль: раньше на любой каверзный ответ у Кутзее всегда находился нужный вопрос... в чём и заключалось, как мне кажется, непередаваемое обаяние его книг. Однако нужно отдать должное писателю: после нескольких практически провальных, проходных книг (к коим можно отнести, как мне кажется, и 1-ю часть дилогии) Кутзее написал книгу, которую интересно читать даже несмотря на почти полное отсутствие в ней вопросов. Странные герои, совершающие странные, на грани бреда, поступки, всё время говорящие странным, вычурным языком какие-то странные вещи, в конечном итоге всё равно приводят читателя к вопросам, оставленным автором за скобками. Кто мы? Зачем мы здесь? Куда мы идём? Зачем? И если читатель задаст эти вопросы — причём прежде всего сам себе — то задача автора, как мне представляется, будет вполне выполнена. На большее, я думаю, он и не рассчитывал.