Джон Барт «Химера»

Где-то после выхода в свет “Заблудившись в комнате смеха”, уже занимаясь сочинением LETTERS, Джон Барт ушел от жены и троих детей к молодой любовнице. Опыт освобождения от старой жизни и одновременно повторения ее лучших моментов — страсть, ухаживания, близкое познание Другого — оказался настолько позитивным для писателя и так хорошо совпал с его пост-GGB-шными литературными интересами, что он отложил в сторону эпистолярного гиганта и написал первую в творчестве книгу средних размеров — трехчастный роман о любви, кризисе среднего возраста и пути героя “Химера”.

Это уже полноценно постмодернистская работа, написанная человеком и понимающим, что он батя литературного постмода, и знающим, о чем и как надо писать в этом направлении, и владеющим целой системой новых (aka хорошо забытых старых) приемов для выражения в тексте постмодернистских идей. Если вам неохота тратить время на 900-страничные кирпичи, лучше всего знакомиться с Джоном Бартом именно “Химерой”, здесь он зрелый-умелый, но еще не окрякший, как в LETTERS.

Потсмодернизмовость в “Химере” начинается на первых же страницах первой части “Дуньязадиада”, где в реальность “1001 ночи” в покои Шахерезады является лично Джон Барт, рассказывает о том, как удачно ушел от жены и троих детей к молодой любовнице, и диктует Шахерезаде по порядку сказки из “1001 ночи”, его любимой настольной книги. Благодаря бартовской копии знаменитого сборника арабских сказаний, превратившегося таким образом в самосочиненный текст, Шахерезаде удается выжить и добиться отмены несправедливого гиноцидного правила Шахрияра.

Здесь же автор заявляет тему ревизии классических сюжетов с целью их усовершенствования (этот подход будет даже теоретически обоснован в третьей части романа): фабула мифа должна быть до известной степени сохранена, но наполнена современными смыслами, чтобы миф продолжал жить и приносить человечеству ту же пользу, что и в древние времена. Барт критически подходит к завязке “1001 ночи”, что Шахрияр и его брат из-за неверности супруг решили убивать по одной женщине в день. Почему случайные женщины должны лишаться жизни из-за чьей-то там измены? Что за дискриминация по половому признаку — разве мужчины не изменяют женам? Как такая ситуация влияет на социально-политическую обстановку в государстве? И чего достоин человек, отправивший на бессмысленную смерть сотни невинных?

На эти вопросы автор отвечает с позиции гражданина демократии середины XX века, в политической истории которой немалую роль сыграл феминизм: человека нельзя лишать жизни ради дурости власть имущих, у женщин должны быть равные права с мужчинами во всем, кровавые ритуалы дестабилизируют государство, а убийце невинных надо как минимум отрезать яйца. Поэтому для восстановления справедливости Барт отзеркаливает историю Шахерезады и Шахрияра в историю Дуньязады и Шахзамана, где уже мужику приходится сочинять сказки, чтобы не умереть. Должно быть, двумя такими сказками и становятся вторая и третья часть “Химеры” — “Персеида” о сорокалетнем Персее и “Беллерофониада” о сорокалетнем Беллерофоне.

В соответствии с принципом “не искать в современности отголоски мифа, а вписывать современность в миф”, Барт предлагает пофантазировать, как бы себя на пороге сорокалетия вели Персей и Беллерофон, будь у них мозги среднего американца 60-х годов XX века. Истории Персея и Беллерофона зеркальны, поскольку Персей — это истинный герой, который в самом деле совершал подвиги в молодости, а затем осел с Андромедой в Тиринфе и принялся скучать, а Беллерофон — это самозванец, всю жизнь пытавшийся быть героем по примеру Персея, но погрязший в фейках своего учителя, протеического пророка Полиида (чем-то мне это напоминает парочку Эбенезер Кук — Генри Берлингейм III из “Торговца дурманом”). История Персея является изначальной реальностью, желающей повторить себя, а история Беллерофона — ее комически искривленным отражением, принужденным также повторять себя вслед за “Персеидой”.

Сразу отмечу, что за постмодернизм здесь отвечает Полиид, прозревающий случайные куски будущего и умеющий превращаться в тексты различных книг и документов до изобретения письменности в Арголиде. В его фигуре перемешаны все времена, все вещи и все тексты мира, через него автор постоянно хулиганит и вставляет в “Беллерофониаду” все подряд, включая собственную лекцию и даже несколько отрывков из грядущего романа LETTERS. Полииду известна выделенная литературоведами XX века схема жизни мифических героев, и он всеми силами старается подогнать судьбу воспитанника под эту схему, в том числе превращается в Химеру и имитирует ее убийство Беллерофоном, ведь настоящий герой обязан уничтожить какое-нибудь чудовище. По сути, именно Полиид создает миф о Беллерофоне, выполняя в нем все роли (возможно. даже роль самого Беллерофона в отдельные моменты) вплоть до овода, низвергающего псевдо-героя с Пегаса в болота — конечно же! — Мэриленда.

Что же касается содержания “Персеиды” и “Беллерофониады”, то оно посвящено очень душевному разбору кризиса среднего возраста. 40-летие — это примерно середина от рождения до смерти, и, доходя до этого порога, человек невольно осознает, что будущего у него, вероятно, становится меньше, чем прошлого. это будущее теряет цветность, сужается до резко ограниченного спектра сценариев, и в него двигаться как-то совсем не хочется. А хочется что? Правильно, вернуться в молодость и попробовать прожить ее еще раз, но со зрелой головой на плечах (например, бросить жену с тремя детьми и уйти к молодой любовнице). В историях экс-героя Персея и псевдо-героя Беллерофона Джон Барт рассказывает, что из таких попыток может получиться.

Автор придерживается позиции, что в одну реку нельзя войти дважды. Персей может отрицать, что он изменился, но за 20 лет изменилось попросту всё, причем вследствие его же подвигов. Медуза оживлена богами, но это совершенно другая Медуза, и убивать ее уже не нужно, и повтор старого маршрута грайи-стигийские нимфы-горгоны к ней не приведет. Персей повинен в том, что не хочет замечать перемен и адекватно реагировать на них. В в первую очередь он виноват перед женой Андромедой, которую вся эта дурнина про “я герой, давай еще раз вспомним, как я геройствовал, ох как же охота погеройничать еще разочек” утомила до крайности. Персей тащит несчастную женщину в бестолковое путешествие по местам былой славы вместо нормальной поездки к родственникам, в результате начинаются идиотские приключения, без которых семья легко бы обошлась, не будь Персей так зациклен на героичности. Чем там кончилось, прочтите сами.

Судьба Беллерофона вдвойне ужасна и трагична. Он — фальшивка от якобы божественного начала и до бесславного конца. Он не должен был стать героем, но позволил Полииду убедить себя и потратил лучшие годы на кривобокое повторение чужой жизни вместо того, чтобы проживать свою. В итоге Беллерофон прекрасно устроился — царство, любящая и все понимающая жена, какой-никакой героический миф и все еще летающий Пегас — но несамостоятельность сдергивает беднягу с теплого места в тот момент, когда псевдо-герой вылавливает из моря рукопись “Персеиды” (возможно, ее форму принял Полиид) и узнает, что в его возрасте Персей, оказывается, дал второй круг по Медузам и Андромедам, а в конце пути вознесся на небо. Придется повторять и это, иначе какой он герой? Поэтому Беллерофон пускается в еще более идиотские приключения, в финале раздражая олимпийцев дерзостью и получая давно заслуженное воздаяние за самозванство. Мне трудно передать, насколько печальна эта комедия — так же трудно, как признать, что к 40 годам пора уже перестать пытаться быть героем, раз до этого ничего не получилось.

В “Химере” Джон Барт очень мощно выступает в защиту женщин, обнажая несправедливый дисбаланс женских и мужских ролей в мифах. Мужики там постоянно насилуют женщин, бросают их с детьми, заточают в темницы, изгоняют и убивают, как каких-то животных, а не людей. Писатель дает женским персонажам древнегреческих мифов постоять за себя, восстановить справедливость, отомстить тупоголовым спермобакам и даже порой зажить независимо от иглы мужского одобрения. При сравнении сюжетов трех частей “Химеры” с биографической подоплекой текста возникает подозрение, что Барт вывел свою брошенную жену в фигурах Андромеды и Филонои и позволил ей через эти персонажи излить негодование на придурка-мужа, не удержавшегося в семье после 20 лет брака. То есть автор разбирает ситуацию “седина в бороду, а бес увел к любовнице” со всех сторон. У новой избранницы Барта в книге тоже есть персонажи, и они тоже устраивают отражениям автора знатную трепку.

Конца у этой рецензии нет.