Томас Пинчон «Mortality and Mercy in Vienna»

Безумная вечеринка с незнакомыми людьми ,которая заканчивается большой раздачей? Увы, мы через это все проходили.

Думаю, одна из причин, по которой Пинчон не включил этот текст в свой сборник, то, что юный автор слишком большое значение придает подобным случайным социальным завихрениям. Пьянка приобретает апокалиптически тональности. На самом деле в подавляющем большинстве случаев, ничем, кроме похмелья, такое не заканчивается.

Однако, здесь безусловно уже различим будущий автор «Радуги тяготения» с его двух-трех-четырехэтажными флэшбеками и разматыванием бесконечных тропов. Вот только он не вполне еще научился связно интегрировать их в сюжет. В зрелом творчестве он будет подобные стилистические многоходовки закручивать виртуозно. Так, что иной раз при чтении голова кружится, как на адской карусели. Но не сейчас. Впрочем, с чего-то надо начинать.

Однако текст жив — да еще как! — и остается актуальным Сегодня в нем на раз прочитывается грозное предупреждение обществу мультикультурализма и инклюзивности.

Совмещение разнородных культур, попытки поверхностного толкования чужого менталитета и принципиальная неспособность осознать всю проблематику межрасового общения, при безусловном желании доминировать и пребывать Гегемоном — все это сконцентрировано в образе вертихвостки Дебби Консидайн, яркой представительницы вашингтонского истеблишмента — может закончиться полной катастрофой и морями крови.

Что и начало осуществляться в реальности полвека спустя после публикации рассказа. Герой Пинчона, могучий еврей Клинт Сигел (о, как он соединяет — случайно! — в одном имени мертвую звезду мира гангстеров и будущую звезду киновестернов, да он с пеленок был монстром деконструкции массовой культуры!)) размышляет в самом начале рассказ о том, что если любишь свое дело, то должен быть в нем целителем и пророком. Именно таким целителем и пророком всю свою творческую жизнь и был сам Томас Пинчон.

Конгруэнтная меланхолия или еврей-иезуит против вендиго.

Этот рассказ мог бы принадлежать перу любого писателя — Буковски, Паланика, Довлатова, Стогова, раннего Прилепина.

Бессмысленный кусок жизни, бестолковая и беспричинная вечеринка, внутренний монолог главного героя.

Обычные для малой прозы Пинчона морячки и отсылки к Элиоту.

Концовка неожиданна своей банальностью.

Что бы сделали вы, поняв, что среди гостей вечеринки двинутый психопат, который сейчас начнёт кровавую баню? Каддиши и иезуитское воспитание подсказали герою решение.

6(НЕПЛОХО)

Рассказ прочтён по рекомендации лаборанта vfvfhm. Спасибо.

Не знаю, в чем Злой Писатель увидел вторичность этого рассказа? Кажется тема внезапных вспышек насилия среди обывателей в США для 1959 года была довольно свежей. Юный Пинчон скорее был одним из зачинателей в данной теме.

И как всегда (а оказывается уже с младых ногтей) в рассказе проявляется его яркий талант — способность увидеть в мелочах быта, виртуозно воссозданных, в повседневной людской суете разглядеть метафизические и онтологические глубины. То ли он и впрямь многому научился у Набокова в Корнелле, то ли это просто родство душ и культурная преемственность.

Пинчон чуть не в первой же публикации уже выводит свои основные темы — паранойя и массовый психоз, бегство от Системы (пусть это и всего лишь компания на вечеринке), промывка мозгов, от которой не укрыться даже в племени каменного века, метафизическое отчаяние от бессилия лжепророков и лжемессий.

Короче, еще одно маленькое доказательство, что Пинчон — гений. Так писать в 22 года нельзя!)) А он таки умудрился)

Классический Пинчон. Манера письма hard prose, в противовес hard SF. Разница в математическом, выверенном, богатом и образном языке культового автора, накладывающем много слоев реальности на свои произведения. Двусмысленность, аллегоричность, прямые и скрытые отсылки — весь стандартный набор Пинчона. Данный рассказ — не исключение. Читать его, как и любое произведение Пинчона, весьма-весьма интересно. Наблюдая за идиллической вечеринкой, чувствуешь себя невольным участников; концовка, жуткая и неприятная, даже оставляет шок, несмотря на избитость приема.

Томас Пинчон — фигура культовая. Несмотря на вторичность, его произведение пропитано запахом алкоголя и сигаретного дыма, потом человеческих грешков и жутких психологических откровений. Думаю тема, поднятая автором, вполне может быть закрыта на уровне психологизма и реалистичности. О моральной основе можно долго и нудно говорить, но хочется ли этим заниматься?

Хороший рассказ от шикарного автора.

«Милость и расправа в Вене». Спасибо за перевод Сергею Карпову!

Имеется по-началу не совсем безумная, но типично «пинчоновская» вечеринка, но вот концовка..., концовка не такая мирная как в «Энтропии»