Пол Остер «Travels in the Scriptorium»

Цени в себе свинец

Try to remember. That's all I ask of you. Try. Попробуй вспомнить. Это все, о чем я тебя прошу. Попытайся.

Старик просыпается в комнате со спартанской, впрочем наводящей на мысль об отменном качестве, обстановкой. Всего по минимуму: кровать, стол, стул, но все дорогое Даруемое опытом умение оценки, единственное его знание. Больше ничего. Что за место? Больница, санаторий, дом престарелых, тюрьма для привилегированных узников — наконец. Кто он? Не помнит собственного имени, адреса, семейного положения, рода занятий. Сколько ему лет? С равной долей вероятности может быть от шестидесяти до ста.

Он слаб, но крепок. Это как? Ну, обнаруживает в себе способность подолгу читать, осмысливая прочитанное и стояк бывает от прикосновения женских рук, даже эякуляцией сопровождается. Но вот после таблеток, которыми они тут его пичкают, даже дойти с ходунками до толчка, а потом пересесть на унитаз, представляется непосильной задачей.

Кто «они»? Он не знает. Есть смутное ощущение, что женщин, которые за ним тут ухаживают, и мужчин, наносящих визиты, знал прежде, но вспомнить не может. Какая-то тотальная амнезия. Вслед за ними, называет себя мистером Бланком, но это имя ничем не откликается в его уме и сердце. Может и дали потому, что он теперь в состоянии чистого листа. А может потому, что в этой стерильно белой комнате его всякое утро облачают с головы до ног в белое?

В котором, впрочем, он недолго остается — раз упал и обмочился, другой раз уронил на белоснежную рубашку шмат пюре. В первом случае пришлось поменять штаны на пижамные, во втором — на пижамную куртку. Словно какое-то внутреннее зло препятствует этим его белым одеждам. Но то лирика и метафоры, а все же, хотелось бы знать о своем прошлом хоть что-то, кроме уклончивых ответов персонала: «так нужно», «это для вашей же пользы» и «Это было вашей собственной идеей».

На столе пачка фотографий и еще одна в рамке. Имя девушки, изображенной на ней, всплывает в памяти, Анна. Кем она была для него? Любовницей, женой, дочерью? Какое зло он ей причинил? Не помнит, но уверен, что погубил. До тех пор, пока Анна, тридцатью пятью годами старше, не оказывается одной из здешних его сиделок-медсестер. — В чем я провинился перед тобой? — Отправили меня на верную смерть, но я уцелела, как видите, и зла на вас не держу. Да и давно все это было.

И он знает, что отправлял на верную гибель многих, очень многих, это было связано с его службой. Десятки, сотни людей, которые проходят вереницей перед его внутренним взором, стоит закрыть глаза. Нет, ничего не помнит. Читает от скуки рукописную тетрадь, дневник человека, который ожидает казни и описывает на этих страницах свою жизнь. Очень скоро понимая, что Зигмунд Граф, автор дневника, человек не только не из его времени, но и реальность здесь другая, чем у Бланка, сколь мало он о ней ни помнил бы.

картинка majj-s

Это как-будто Америка времен, предшествующих Гражданской войне. Есть Конфедерация, но нет Федерации. и нет черного рабства, что характерно. Многочисленные, враждующие между собой племена дикарей, окружают неокрепшее государство, созданное белыми людьми. То, которое должно стать оплотом свободы и демократии. Эпидемии свирепствуют здесь, выкашивая целые районы, а засухи и неурожаи довершают дело истребления.

Зигмунд из семьи беженцев от голода, которых теперь назвали бы экономическими мигрантами. Чудом одолел дорогу, на которой умерли мать и сестра, а отец подорвал здоровье и недолго после прожил. Но парень оказался живуч, цепок и, в немалой степени удачлив. Поступил на государственную службу, работал разъездным инспектором, двинулся по карьерной лестнице и все у него было хорошо, жена, дочь подросток. свой дом.

Пока во время очередной его командировки, столицу не накрыло волной эпидемии, а вернувшись, не нашел ни жены, не дочери. Дом на месте и даже вещи не разграблены мародерами, а жить незачем. Запил. Ввязался в пьяную кабацкую драку, чуть было не загремел в тюрьму, выручило вмешательство кого-то из министерства, где он работал. А потом пригласили к самому министру и отправили с особым поручением в дикие земли.

Есть подозрение, что друг, которого сам он и все вокруг считали погибшим, жив, и баламутит дикарей, объединяя и подбивая на восстание против Конфедерации. Но такого не может быть! — думает герой, — Он кристально чистый человек и... И это именно в него, в харизматичного красавца Лэнда, была влюблена жена до того, как они встретились. А для дочери тот всегда был кумиром. И что, если именно Лэнд лишил его семьи?

Снабженный рекомендательным письмом к начальнику пограничного гарнизона полковнику Веге, автор дневника отправляется с миссией. Тому самому Веге, от рук солдат которого ожидает теперь казни. Что, интересно? Меня реально зацепило, проглотила эту небольшую книгу за несколько часов, все-таки Пол Остер отменный сторителлер.

О Travels in the Scriptorium («Путешествиях в скриптории»), написанных в две тысячи седьмом, говорят, как о романе вобравшем в себя не только основные черты, и мотивы предыдущих книг Остера но и большинство персонажей написанных им прежде книг обрели пристанище на этих страницах. Такое промежуточное подведение итогов, подобное тому, какое устроил Воннегут в «Синей бороде», поместив на картину Карабекяна героев всех своих книг.

Знатокам остерова творчества разгадывание этой шарады может достfвить немалое дополнительное удовольствие. Вот Зиммер из «Книги иллюзий», Гласс и Куин из «Нью-Йоркской трилогии», Анна — «В стране уходящей натуры», Флойд — «Музыка случая», постоянное головокружение Бланка — не отсылка ли к «Мистеру Вертиго»?

Интересный постмодернистский роман, не самый уютный для ценителя линейного нарратива и разного рода «от забора до обеда», но если вы не прочь побродить по саду ветвящихся тропок, милости прошу.