Михаил Булгаков «Батум»

При оценке пьесы «Батум» часто возникают два недоуменных вопроса:

1. Зачем Булгаков, ненавидевший большевизм, написал это славословие Сталину?

2. Почему Сталин пьесу отверг и запретил?

Мне кажется, ларчик открывается просто. Загляните в конец третьего действия. Там начальник тюрьмы называет Сталина: «У, демон проклятый», после чего будущего вождя подвергают массовой экзекуции (ножнами от сабель): «Сталин поднимает руки и скрещивает их над головой, так, чтобы оградить её от ударов». Вполне возможно, что ради этой сцены Булгаков и написал пьесу — дать Сталину по шее хотя бы виртуально. Кроме того, понятно, что Сталин допустить подобную публичную порку, даже в театре, никак не мог.

Пьеса Булгакова, критических статей о которой было написано больше, чем занимает сама пьеса. Неплохо так для пьесы, которая согласно википедии ставилась на сцене ровно один раз. Согласно тому же источнику «Показывать Сталина в пьесе как тирана было невозможно, но и льстить власти ради того, чтобы завоевать её расположение, Михаил Афанасьевич тоже не мог».

Действительно, подпольщик Сталин (крестьянского сословия с незаконченным духовным образованием), отзывающийся на имя Сосо, и Иосиф Сталин конца тридцатых годов — это два разных человека. Первый действительно когда-то в прошлом мог быть прообразом второго. Но в конце тридцатых акцентировать внимание на таком было решительно невозможно. Образ вождя в советским государстве был цельным и монолитным. Ergo пьеса была запрещена к постановке лично вождем. И это не удивительно: пьеса, в которой главным действующим лицом был Сталин, могла быть разрешена или запрещена только самим Сталиным. Никто другой не решился бы ни на первое, ни на второе решение. Так что расчет Булгакова в какой-то степени оправдался. Он как минимум привлек внимание небожителя и показал лояльность режиму. На что и был расчет. Писать панегирик отцу народов, который жил в конце тридцатых, Булгаков не стал. Он дипломатично выбрал тот период жизни вождя, когда он еще не был памятником. Такой вот компромисс: я пишу про Сталина, но про какого Сталина я решу сам. Но оказалось, что демонстрация такого Сталина в конце тридцатых была неуместна.

Персонажи-подпольщики за исключением самого «Пастора» получились блеклыми и не запоминающимися. Другое дело — политическая элита. Николай II и генерал-губернатор производят впечатление людей, живущих на другой планете. («Правительство на другой планете живет, дорогой» Г. Данелия) Начало века — эпоха научных открытий и индустриализации, а монарх рассуждает о том, как лечить болезни святой водой. И ведь он не прикалывается над своим министром. Там действительно жуткая каша в голове. Человек умудряется одновременно быть кровожадным и инфантильным. У губернатора губерния тоже на грани бунта, а его более всего заботит правильность канцелярского языка, которым ему прислали телеграмму. Сморишь, как молодой Сталин борется со всем этим и невольно начинаешь испытывать к будущему тирану симпатию.

Так состоялось мое знакомство с Булгаковым, как с драматургом. Понимаю, что я начал знакомится с пьесами автора не с того конца списка, но так уж сложилось.

Прекрасная пьеса, в которой юный Иосиф Джугашвили выступает в качестве некоего Мессии, Пастыря, несущего людям свет и спасение.

Единственный недостаток пьесы в том, что она появилась преждевременно. Если бы преуспевающий столичный драматург Булгаков, любимец Иосифа Сталина (так к моменту написания пьесы стали звать Иосифа Джугашвили), предоставил свою пьесу театрам попозже, например, после войны, она бы имела оглушающий успех и навсегда вписала бы имя Михаила Булгакова золотыми буквами на страницы советской сталинианы, но... Михаил Афанасьевич чувствовал приближение смерти, он не мог ждать и представил свою пьесу слишком рано, в 1939 году, когда Сталин ещё не считал себя живым богом и мессией. И пьеса, так сильно опередившая своё время, была отвергнута...

Некоторые безосновательно сомневаются в искренности любви господина Булгакова к товарищу Сталину. Но, господа! Булгаков, Михаил Афанасьевич, глубоко и страсnно ненавидел большевиков, всех этих швондеров, шариковых, всех этих розенфельдов и розенблюмов, всех этих бабелей и мейерхольдов! Он приветствовал великое очищение страны в сталинских чистках 1937 года и, как ребёнок, как Пришвин, радовался, читая в «Правде» о процессах над большевиками! Конечно, он был совершенно чистосердечен, когда писал пьесу «Батум». Это хорошая пьеса, намного лучше халтурной белиберды типа «Кабала святош» и «Пушкин», хотя, конечно, до уровня «Бега» и «Зойкиной квартиры» не дотягивает.

Не могу сказать, чтобы томик драматургии М.А. Булгакова был моей настольной книгой. Тем не менее, многие булгаковские пьесы я перечитываю достаточно регулярно – что-то по служебной необходимости, что-то ради собственного удовольствия. И я со всей ответственностью могу заявить, что среди всех драматических произведений Булгакова пьеса «Батум», посвященная молодому Сталину, представляет собой явление уникальное. Из весьма значительной по объему пьесы (4 действия, 10 картин, свыше тридцати действующих лиц!), написанной полуопальным Булгаковым по материалам книги Лаврентия Берия «Батумская демонстрация 1902 года», невозможно вспомнить ни одного по-настоящему яркого характера, ни одного неожиданного, оригинального сюжетного хода. Разбирать последнюю пьесу Булгакова всерьез, говорить что-либо о ее достоинствах, драматургических находках, не представляется возможным. Следует заметить, что отечественная театральная «сталиниана» вообще не может похвастаться ни одним шедевром. Однако на подмостки советских театров выходили пьесы куда более слабые, нежели злополучный булгаковский «Батум». Однако именно пьеса Булгакова была запрещена, притом запрещена по личному указанию Сталина. Причина подобного запрета, на мой взгляд, заключалась в том, что Сталин ожидал от Булгакова произведения, если не конгениального знаменитым «Дням Турбиных», то, по крайней мере, выделяющегося на фоне безнадежной жвачки придворных советских драматургов. Сталин — на свой лад — ценил литературный талант Булгакова и стремился подчинить его своим политическим интересам. Но Михаил Афанасьевич свой шанс войти номенклатурную писательскую элиту не использовал. И, — добавлю от себя – слава Богу!

Вымороченный характер последней булгаковской пьесы получил убедительное подтверждение почти 60 лет спустя – в середине 1990-х — на сцене МХАТ им. Горького Татьяна Доронина попыталась реанимировать «Батум». Но это был сугубо идеологический жест, не имевший ничего общего с театральным искусством.

Напоследок скажу, что выставлять традиционную оценку в баллах последней пьесе великого драматурга Булгакова представляется мне некорректным и невозможным.

«В пьесе непременно должна быть любовь», — говорит один из чеховских персонажей. Готов подписаться под этими словами. Не обязательно любовь между героями, но уж любовь автора к своим персонажам — непременно. На мой взгляд, проблема пьесы «Батум» не в том даже, что это компромисс автора с властью, а скорее в том, что главный герой — молодой Иосиф Джугашвили — Булгакову не интересен. Центральный персонаж «Батума» — такой каменный монумент «великому революционеру», по-своему величественный, но абсолютно холодный. На этом фоне даже сатирически изображенные Николай Второй или кутаисский генерал-губернатор выглядят куда более живыми...

Наверное, каждый читатель «Батума» задавал себе вопрос: «Почему была запрещена, казалось бы, не содержащая крамолы пьеса?» Не уверен, что товарищ Сталин обладал высоким художественным вкусом, и поэтому его не устроил результат. Скорее он изначально не собирался допускать «Батум» в печать и на сцену. Диктатору иногда важнее сломать человека, а не уничтожать физически. В этом случае сам факт написания Булгаковым пьесы о Сталине был куда важнее ее постановки. Вот только настоящую оду «вождю и учителю» Михаил Афанасьевич все-таки не написал. Потому что так и не смог полюбить своего героя.