Георгий Иванов «Петербургские зимы»

Это тоже серия очерков о поэтах и писателях, а также приближенных к ним представителях тусовки Серебряного века, но от «Некрополя» Ходасевича она отличается разительно. «Некрополь» хорош, прежде всего, своей едкостью, меткостью характеристик, взглядом взрослого рассудительного человека. У Иванова же нет этой взрослой льдинки в глазу, он смотрит на всех на них глазами не то чтобы восторженного юнца — но человека, открытого, не имеющего жесткой собственной позиции, готового многое понять, принять и восхищаться этим. Многое и разное, в том числе в равной степени восторженно и почтительно, например, отзываться о заклятых врагах — Блоке и Гумилеве. Иногда, читая «Зимы», думаешь, боже, ну и цирк, — но именно такое мнение, похоже, не приходит автору в голову. «Петербургские зимы» очень тепло написаны и, пожалуй, ни одному из героев нет повода обижаться на слова Иванова — а вот на заметки Ходасевича местами сложно не обидиться, если поставить себя на место виртуозно высмеиваемого Брюсова, к примеру. Иванов, конечно, на 10 лет младше, и Ходасевич закончил свой «Некрополь» на 10 лет позднее, это тоже следует принять в расчет, заметки 30 лет и 50 — наверное, большая разница.

В «Петербургских зимах» есть то, что первым делом находят все юные мальчики и девочки, открыв для себя Серебряный век — пафос гибели. Красивый пафос, с которым умирает старая эпоха, воплощенная в поэтах, вся эта ахматовская шаль и нервные сигареты, все эти бесконечные сборища и разговоры, которые ни к чему не приводят и почти никогда не заканчиваются делом. Еще — ощущение общности, именно круга общих знакомых, литературной богемы, связанных сложными отношениями любви-ненависти. И нет никого, кто бы просто днем ходил на работу, а вечером сидел дома и писал, и не крутился по вечерам, кабакам и «приемным дням». Я могу себе представить, что когда попадаешь в такую среду в подготовленном состоянии (а нет более подготовленного состояния для попадания куда-то, чем состояние подростка) — то она становится естественна, как воздух, и нужна в той же степени. Даже говоря об этом, сложно не впасть в тот же лиризм и пафос. Это удивительное свойство хороших авторов Серебряного века — так легко, начитавшись, начать невольно копировать их тон.

В отличие от Ходасевича, Иванов, собственно, не смешной. Во всяком случае, он не смешной специально и не ставит своей целью повеселить автора за счет своих незадачливых героев — хотя периодически у него это получается. Он больше трагикомичный, потому что за счет дружелюбного взгляда начинаешь как-то очень проникаться перипетиями жизни его героев. Ну то есть понятно, что Мандельштама очень жалко, и как только из любых источников что-то о нем узнаешь. сразу представляется такой выпавший из гнезда птенец, который прыгает и не понимает, что его сейчас сожрут или задавят, или понимает, но сделать ничего не может. Но вот, например, Есенин со своей разухабистой биографией никогда не вызывал у меня таких чувств — а у Иванова вызывает, и это невольно передается.

«Петербургские зимы» — очерки скорее эмоциональные, чем содержательные, и если перекладывать их на картины, то «Некрополь» — это шаржи, а «Зимы» — импрессионизм. Эмоциональные в данном случае не значит хуже, конечно, наоборот, это интересное разнообразие.