Владимир Сорокин «Лёд»

Вот это я деграднул! Впервые прочитал книгу на смартфоне, и это был первый роман Сорокина в моей богатой читательской биографии.

Поздно я для себя открыл этого замечательного автора. И конечно, не любя хейт ради хейта, должен сказать о плюсах прочитанной книги и только что обретенного автора... Что и говорить, наши сердца тянулись друг другу. И уж не знаю, как там у Владимира Георгиевича, но мое сердце трепетало каждую секунду чтения, да еще как... Я прекрасно понимал чувства просыпающихся к жизни персонажей...

Потому что молва оказалась правдивой — Сорокин и впрямь замечательный стилист. НУ, или талантливейший имитатор чужих стилей, но проделана работа над языком на таком уровне, что это уже не важно. Во первых строках книги кажется, что за примитив?.. А примитив этот затягивает так, что глаз не оторвать. Крохотные страничке смартфонного ридера мелькают с частотой вентилятора. Язык пластичный, постоянно меняющийся, что твой Протей, яркий, живой.

И это не пустая болтовня соловья-балаболки, автор глубоко мыслит и ему есть что сказать своему читателю, сочувствующему или оппоненту. Мыслей бездна, теории — буквально — космического, вселенского масштаба. Автор копает в вопросах бытия, человека и человеческого общества на глубину, до которой и метростроевцы не докапываются.

А мысли-то насколько прекрасны! Бог — нарциссический садист-психопат, создавший Землю и человечество по ошибке.

Назначение ангелов на грешной нашей планете — скорейшее ее уничтожение, исправление божественной ошибки.

История России — это геноцид в выгребной яме.

Все русские люди и люди, вращающиеся в орбите русского мира, представители соседних и близких по духу народов — это мрази, дегенераты, говноеды, мерзота и бобочущий кровавый фарш.

Все жители Советского Союза во время Великой Отечественной занимались только тем, что срали и ссали.

Фашисты были хорошие, поили всех шнапсом, пивом и кормили до отвала. Потом проклятые коммуняки их погнали прочь со своей земли, немцы обиделись и посжигали все за собой, угнали людей в рабство, но обращались хорошо как с ценными работниками. До самого конца старались оставаться гуманистами.

Смерш не поймал за время войны ни одного шпиона и диверсанта и расстреливал только невиновных по сфабрикованным обвинениям.

И вообще все население СССР состояло из кровавой гэбни и номеров в расстрельных списках, а все жители демократической России шлюхи, наркоманы, бандиты и упыри-банкиры.

И это только несколько рандомно выбранных слоев из бесконечнослойного пирога сорокинской мысли.

И вот как такое может оставить равнодушным?! Я думал ,что омерзительней «творчества» Солженицына, Акунина, Улицкой, Быкова, Яхиной и иже — легион — с ними быть не может. А вот и нет! Может! Я же говорю — поздно узнал (либероидно сдвинутые дегенераты из «элитки» так и говорят на полном серьезе — великий писатель земли русской, который открыл нам нас самих (что правда то правда)) Сорокина.

Конечно, он давным давно заявил, что все его писания — это буквы на бумаге. Потому что, если на секунду воспринять эту бесчеловечную похабщину и живодерский пир имморализма всерьез, то такого писаку надо просто стрелять как бешеную собаку. Потому что это не книга, а гнойные излияния психопата-потрошителя, которому хватило ума не детей в грязном подвале резать, а издеваться над несчастным человеческим сознанием в промышленных масштабах и выдавать все это за литературную игру.

Как такого можно с Пелевиным сравнивать? Это не оскорбительно, это чудовищно! Пелевин — обычный хороший русский писатель, со своими тараканами, конечно, но с правильным нравственным посылом и константами — иначе настоящим сатириком не стать — и подлинным пафосом добра и красоты. Его книги мрачны и полны человеческими трагедиями, что делать — он честный автор, который хочет чтобы мир стал лучше, но не скрывает мрачных сторон бытия.

А вот Сорокин, пожалуй, избыточно своеобычен. Если российское общество не сможет выработать антител против него или других сходно мыслящих или пишущих персонажей, то оно погибнет, и наше наследие будут изучать археологи будущего, указывая на книги Владимира Сорокина, как на один из явственных симптомов тяжелейшей болезни, уничтожившей уникальную цивилизацию.

Оценка будет!

Есть такие «абсурдные» загадки, которые загадывают детям, видимо, для того, чтобы приучать их к абстрактному мышлению. Типа «два кольца, два конца, посередине гвоздик». Ребенок вряд ли сам догадается, что это не очки, прибитые к переносице, и не висящий на гвозде бюстгалтер, а всего лишь ножницы. Но обязан в подсказанном «верном» ответе почувствовать некую красоту. Из этого познавательно-эстетического чувства в конечном счете происходит весь современный авангард. Как, впрочем, и вся наука.

Подобные загадки есть и для взрослых, хотя и не несущие в себе познавательных начал. Например: «В глазах тоска, в зубах доска, дверь на крючке, жизнь на волоске». (Человек провалился в деревенский сортир). А теперь представьте, что приятель вам загадал нечто такое вот заковыристое, вы долго мучились и, конечно, наконец, сдались: «Ну и что же это?» А в ответ услышали чистосердечное: «Не знаю, сам только что придумал». Издевательство, правда? К чему это всё — далее станет ясно.

Итак, «Лед». Если честно, к концу первой части я искренне хотел бросить чтение этого отборного гумна. Еле дотерпел до второй. Помогала мысль, что ну не может ведь столь прославленный стилист так бездарно писать — видать, что-то тут не так. Мерзкие однобокие персонажи, тупые банальные сцены — какой-то оплощенный, выхолощенный от остатков смысла Босх. И вроде бы пока только экспозиция, но она всё тянется, тянется, тянется… И какой-то дешевый выпендреж с описанием действующих лиц в шаблоне пьесы. Причем профиль персонажей чисто внешний: возраст, длина ног, цвет волос, одежда. Ни мимики, ни выражения глаз у них нет. А хваленый стиль? Это же ужас какой-то! И дело не в эпатирующем обилии мата. А именно в неряшливой убогости.

Вот, скажем, точки вместо запятых, нарочито короткие предложения. Прием не нов. Его, например, Эдуард Веркин часто применяет. Речь получается резкая, рубленая. Но сие хорошо, когда повествование требует такой стилистики, когда она естественна и не мешает читать. А в первой части «Льда» точки чаще неуместны, как метеоризм в такт Моцарту. Сидишь и думаешь: «У автора что, совсем слух отбило?»

Или вот череда предложений без сказуемых, вроде классического «Аптека. Улица. Фонарь». Да, так удобно «рисовать картинку». Но даже в отсутствии глагола предикативность-то все равно есть (как бы пропущен глагол to be), и в русском языке она очевидно тяготеет к настоящему времени. Ну, например: «Ночь. Фонарь. Захламленная квартира. Ветхий диван. На диване — Ваня». Что вместо тире вставить? Скорее «лежит», правда ведь, чем «лежал»? А у Сорокина упорно прет прошедшее время, что меня лично постоянно «выбивало» из текста. Просто издевательство какое-то, а не литература.

Но началась вторая часть, написанная от первого лица — и я зачитался! Оказывается, писать-то автор умеет. (Кто бы мог подумать?!) Да еще как! Наблюдать, как по мере взросления рассказчицы меняется ее речь — сплошное удовольствие. «Бесстильность» первой части, оказывается, была нарочитой. А ведь написать плохо, умея писать хорошо — тоже еще надо суметь.

При этом ощущение, что надо мной издеваются, не прошло, а только усилилось. Уже не в связи с формой, а в связи с содержанием: мне впаривают какой-то космогонический бред, и эдак на полном серьезе... Потребляемый месседж стал все сильнее напоминать «Парфюмера», только там Гренуй один, а тут их целая орава. Слава богу, после второй части в книге идет небольшая третья, а затем и совсем маленькая четвертая.

В итоге выясняется, что метафора «говорить сердцем» несет в себе у Сорокина некий изощренный полиморфизм. Сердце вообще-то — обычный насос. Режимы работы которого, однако, тесно связаны с эмоциональной сферой — отсюда во всех человеческих языках всякая образность имени Мутко. Бывают, мол, слова «от ума», а бывают «от сердца». Для начала автор применил вполне обычный способ создания фантдопов: «А что получится, если вместо переносного смысла взять да подставить прямой?» Вот двадцать три сердечных слова, и кто поймет их все — достигнет просветления. Вот только со светом что-то не так. Понятие «сердечность» выворачивается наизнанку… и еще раз наизнанку… и в конце концов обессмысливается напрочь. Или как-то так. Углубляться не стану, ибо это будет раскрытием... может, не сюжета, но чего-то не менее важного для свежести восприятия романа.

С выставлением оценки у меня, признаюсь, возникли проблемы. Я ведь обычно сужу по своему впечатлению от прочтения текста. А каков текст сам по себе, без учета моих чувств... хрен его знает. Кто я такой, чтобы претендовать на объективность? И всё же в метафоре «одни пишут умом, другие сердцем» есть для меня нечто прикладное. Конечно, такая классификация как минимум не полна, ведь в человеческом теле имеются и другие органы. Нынче, например, выгодно писать с использованием мочеполовой системы (Сорокин, кстати, это прекрасно знает и использует). А еще у многих авторов активно задействован желчный пузырь, что тоже весьма содействует популярности (самый выдающийся пример — Пелевин), поскольку обычно оные пузыри взаимодействуют друг с другом гораздо живее, нежели сердца.

Так вот не люблю я книги, написанные умом и желчью, пусть даже ум отточен и желчь точна. Добродушная ирония мне куда милее едкого сарказма. Но здесь особый случай. Во-первых, нельзя не признать высочайшее мастерство автора во владении языком и происходящее из него имманентное эстетство текста. Во-вторых, в романе на самом-то деле нет ни сарказма, ни иронии, ни радости познания, ни горечи его плодов, ни самолюбования, ни самобичевания, вообще ничего нет, кроме циничной отстраненности паталогоанатома. «Никель зеркален, вакуум строго пуст». Всё. Действительно, какой может быть в книге смысл, если его нет ни в жизни, ни в природе? И если тебе вдруг показалось, что ты увидел в ней что-то глубокое и мудрое — не обольщайся. В лучшем случае тебе объяснили про ножницы, в худшем — просто поиздевались. Содержание романа сводится к древней максиме: «Всё фигня, кроме льда. Но, впрочем, если подумать, и лед — тоже фигня». Прочее — лишь буквы на экране читалки.

...Рекомендовать кому либо эту книгу я бы поостерегся. У одних она может вызвать восторг, у других — глухое раздражение. Неординарность автора очевидна, но сама по себе кайфа не гарантирует. И этот свой бессмысленный отзыв, увенчаю, пожалуй, возникшей по двойной ассоциации (наверное, трудноуловимой, но если смыслов нет нигде и никаких в принципе — то чем я хуже Сорокина?:)) цитатой песни Владимира Ланцберга, которую в нашей компании называли «песенкой человека, запертого в привокзальном туалете»:

Все бы ладно, и все бы ничего, да с замком никак не сладить.

Нынче в ночь на кулички pаз в году отпpавлялись поезда.

Только дверь кто-то запеp и ушел втихомолку, на ночь глядя,

На ночь глядя, такие вот дела, и не деться никуда.

...

(А далее алчущие да погуглят.)

Кто — бы что ни говорил, но В.Сорокин — блестящий стилист, наверное, один из лучших современных российских писателей. И «Лед» — яркое и запоминающееся произведение, в котором фантастическая составляющая — не более чем прием. Что хотел сказать автор этим произведением — мнения широко расходятся в зависимости от отношения к автору читателей. Все более — менее проясняется в заключительной части трилогии. Но я не об этом. «Лед» — действительно настоящая литература, достойная классиков сего жанра.

Ко всем нижеперечисленным достоинствам роман на удивление кинематографичен. И по форме и по содержанию это готовый киносценарий. Сплошное действие, никаких рефлексий и саморефлексий, всяких там ...Штирлиц подумал, ... и тут он понял... Динамичный сюжет, крепкий, не оставляющий разочарований и недосказанностей финал. Яркие, предельно живые диалоги, впрочем это традиционно сильное Сорокинское место, достаточно вспомнить «Очередь». Ну и конечно, фабула, сила ее такова, что снились мне мои сердечные братья и я почти просыпался обездоленным, осознавая что это не так.

Ну не знаю...я прочитала только 17 страниц, доступных к просмотру на сайте бесплатно. Отправлять эсэмэску и платить деньги за скачивание полной версии желания не возникло даже ради того, чтобы узнать, чем же закончится эта история. Я не специалист в современной прозе, но мне не понравился язык, которым написан «Лед». Как-то это не правильно, если в произведении наиболее часто повторяются слова: пукнул, выпустил газы, б..ть, еб.ть, х.й, ссать и т.д. Даже здесь, на сайте, при регистрации есть пункт 3:«Проект напрямую относится к Литературе. Мат, сленг, вопиющая безграмотность и прочие порочащие русский язык изыски будут расценены как неуважение к другим посетителям, что является достаточным основанием для применения штрафных санкций».:lol:

Кроме того, в произведении присутствуют ляпы. Например, от лица Храм автор пишет о встрече с Влодзимирским: «И сердца наши слились. Он не был новичком в сердечном языке и знал все двадцать три слова». А чуть далее по тексту Влодзимирский говорит Храм: «Ты одна из нас знаешь все 23 сердечных слова. Твое сердце умное, сильное и молодое». Блин, так знает Ха или не знает эти 23 волшебных слова?? Также, на мой субъективный вкус, автор перебарщивает с разного рода штампами и повторениями. Например, такого рода: «Наши сердца давно искали друг друга. Они неистовствовали. Время остановилось для нас», «Рыдая от восторга, мы обнялись и упали на лед. И время остановилось для нас», «Их сердца неистовствовали. Мои руки не успевали обвиваться вокруг их шей, колени дрожали, тело пылало» и т.п. Конечно, для кого-то это мелочи, ведь речь идет о столь глубоком произведении, насыщенном тонкими смыслами... Но по мне, что бы ни хотел сказать читателю автор, произведение должно быть сделано качественно. Здесь я увидела типично коммерческий продукт, в основе которого, что немаловажно, интересная идея.

Отличная трилогия — как по мне — вершина творчества Сорокина.

Фактически роман-эпопея. Из многочисленных произведений, эксплуатирующих идею, что на земле не одна разумная раса, а две — несомненно лучший. И эта вторая раса — не традиционные вампиры, гномы или фейри, а прописанная с нуля, выросшая из вполне оригинальной идеи. Со своим языком, обычаями, целями — нечто среднее между гомо сапиенсами и пчелиным роем с коллективным сознанием.

Братство света антисоциально и бесчеловечно. Обретшие друг друга новоиспечённые браться и сёстры теряют вместе с принадлежностью к бывшей расе большинство человеческих свойств. Приобретая взамен самопожертвование и упорство. Но это самопожертвование — ради горстки таких же, как они, с которыми каждый брат или сестра воспринимает себя как единый организм. И это упорство — тяга к нелепой, с точки зрения человека — идиотской, параноидальной цели. К самоуничтожению всей новой расы ради идеала.

Автор — великолепный стилист, видимо, лучший русскоязычный стилист современности. Сколько разных стилизаций в трилогии... Наверное, не меньше сотни.

Столько же, сколько характерных героев. Читатель видит мир глазами мелкопоместного дворянина, полковника ГБ, пейзанки из глубинки, работяги, уголовника, шлюхи, наркота, бизнесмена, проф. килера, отморозка-бандита, пятилетнего дауна, врождённого психа...

К сожалению, Сорокин у многих и многих ассоциируется исключительно с эпатажем и копрофагией. В этой трилогии ни того, ни другого нет. Есть замечательная фантастика — социалка с бездной идей, написанная великолепным языком, динамичная, заставляющая думать, негодовать, удивляться, сопереживать.

Ну, и хлёсткий, неожиданный финал всей трилогии — сбивающий с ног и оставляющий сидеть с раскрытым от удивления ртом. :)

Прочитал по совету товарища, как вещь. ну что сказать идея конечно неплохая: сортировать людей при помощи неизвестного камня (типа тунгусского метеорита), сопутствующий обряд, пробивание грудной клетки.. все интересно. но когда началось описание с концлагерей, потом советские застенки где так искали людей стало менее интересно чтоль. Конец же вообще какой-то сумбурный и непонятный. Зачем было собирать этих особенных людей? что они сделали в итоге? для чего это вообще было нужно? может конечно объяснено в следующих книгах цикла.. но при неплохой задумке финал остался не просто смазанным а каким-то амебным... допускаю, что автор сам до конца не понял к чему шло повествование.

Сильный роман. Сорокин ушёл от свойственного ему эпатажа, и выяснилось, что и без этого ему однозначно удаётся написать очень хорошее произведение.

Роман написан каким-то не «сорокинским» стилем, он производит впечатление более «серьёзного» произведения. И несмотря на то, что на вопрос, возникший при начале прочтения дан полный и исчерпывающий, вроде, ответ, понимаешь, что всё это только вершина айсберга.

Очень сильное впечатление произвела та часть романа, в которой повествование идёт от имени Храм. Драматичная, печальная и одновременно светлая и оптимистичная.

По сравнению с предыдущими произведениями, можно сказать — автор явно повзрослел. Но к сожалению, при этом исчезла какая то часть той стилистической «лёгкости», присущей его ранним произведениям.

Оценка — что-то между 9 и 10. Пожалуй, всё таки 9, в надежде на то, что продолжение окажется ещё лучше.

Оценивая Лед с т.зр. его места в трилогии, можно сказать, что он принадлежит скорее прежнему, эпатажному Сорокину, чем новому, более сориентированному на выписывание тонких многослойных смыслов под внешне вроде бы менее затейливыми текстами.

Я помню, в свое время меня очень удивил этот роман. Какой-то он был «неСорокинский», чтоли. Все внешние атрибуты, вроде, на месте, но что-то такое взрослое сквозит в тексте, нет эпатажа ради самого эпатажа. Нет игры с формой, но есть интересный смысл, есть даже какая-то тонкость что ли.

Я уже понемногу отходил от творчества Сорокина, когда мне в руки попал «Лед» — проходил мой юношеский максимализм и желание эпатировать. Потому и книгу взял в руки неохотно и только из-за рекомендации хорошего друга. Но не пожалел — действительно, хорошая вещь...