Ши Най-Ань «Речные заводи»

Говорят, Мао Цзэдун призывал своих сподвижников подражать героям «Речных заводей». Если это так, то китайских коммунистов следовало бы держать в доме с зарешёченными окнами и мягкими стенами.

Не хотел бы я оказаться в средневековом Китае. Представьте, что у вас нет ни малейшего представления о формальной логике, но вы прекрасно разбираетесь в нумерологии; вы окружены духами, но не имеете понятия о боге как источнике благодати; вы живёте в мире детей, где нет никаких «нельзя», зато есть одно большое «дай». Представили? Тогда вы немного приблизились к пониманию мыслей средневекового китайца.

Если у них такие Робин Гуды, то каковы же ноттингемские шерифы? Страна сплошных отморозков без всяких моральных берегов. Даром, что ещё Конфуций говорил: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе». Автор этой нетленки, судя по всему, и слыхом не слыхал про старика Кун-цзы. Здесь герои делают что им заблагорассудится, а затем искренне недоумевают, когда прилетает ответка. Причём, автор разделяет с ними это недоумение и спешит описать, какими изощрёнными способами герои расправляются с недовольными.

Вообще, принцип разделения персонажей на позитивных и негативных в романе предельно прост. Если вы — из числа 108 удальцов, собравшихся на горе Ланьшаньбо, то вы — герой и отличный парень, коему позволено всё. Вообще всё. Грабить, убивать, насиловать, даже жрать людей (да-да, есть там и такие персонажи). Если же вам не повезло по какой-то причине встать поперёк дороги этим молодцам (я бы сказал, молодчикам), то вы — негодяй и подлец, чья участь будет ужасна.

Время от времени автор, правда, проговаривает, что та или иная жертва налётчиков — насквозь продажная сволочь, замучившая произволом всю округу. Да вот беда: ни одного примера такого произвола, кроме начала книги (где действует алчный придворный, запустивший всю эту круговерть), он не даёт. И ладно бы, расправлялись только с чиновниками. Но нет, в книге каждый раз скрупулёзно фиксируется, что экстерминатусу подвергают также всех членов их семей, не разбирая пола и возраста. Я уж не говорю о случайных смертоубийствах и насилиях, которые позволяют себе герои, так сказать, не приходя в сознание. По видимому, для автора это — лишний повод показать их удаль молодецкую. Никакого сопереживания случайным жертвам, которые даже не успели сделать ничего плохого, а просто подвернулись под руку, не ждите.

Парочка примеров. Украл как-то с голодухи Чёрный Вихрь Ли Куй в одном кабачке петуха и съел его. А когда хозяин начал возмущаться, он убил этого хозяина вместе со слугами, а кабачок сжёг. На беду, постоялый двор имел крышу — местных феодалов. Те попытались захватить Ли Куя и предать его суду. Весь бандитский лагерь вступился за Чёрного Вихря, раскатал по кирпичику усадьбы феодалов (законченных подонков, разумеется), а их семьи вырезал до последнего человека. Справедливость восторжествовала! Но у Ли Куя свербело. Он опять набедокурил в каком-то кабаке, походя убил хозяина, а кабак спалил. И что же? Да ничего. Ли Куй — это же ценный кадр, в бою несокрушим и вообще чист сердцем. И пусть кабак (как выяснилось) на этот раз ходил под крышей одного из 108 удальцов Ляньшаньбо — тот простил друга за мелкую шалость. И так — всю книгу!

Песнь ликующей гопоты! Понты как принцип жизни! Ей-богу, Ши Найань сошёл бы за своего среди чисто конкретных пацанов, если б те читали что-то кроме Уголовного кодекса.

Тебя съедят — и поделом: нечего было заходить в подозрительное место. Но если у тебя с людоедами оказались общие знакомые, тогда — гуляй душа! Они усадят тебя за общий стол, чтобы вместе подзакусить каким-нибудь другим бедолагой. И да — по знакомству ты можешь вести себя как слон в посудной лавке, но упаси тебя бог забыть отсчитать нужное количество поклонов: расчленят и освежуют. В этом мире обществом правит не мораль, а обряд.

Кстати, если вам показалось, что проступки Ли Куя однообразны, то вы попали в точку. Автор вообще не балует читателей фантазией. Если в первом томе романа он ещё старается сохранить индивидуальный подход, прослеживая пути героев, которые приводят их в разбойничий стан, то во втором всё идёт по одному и тому же кругу: император посылает очередного полководца изничтожить разбойников, те хитростью берут полководца в плен, но не убивают, а склоняются в поклоне, после чего тот, восхищённый их великодушием, присоединяется к бандитам. И так — раз десять.

Другой распространённый способ — измена любимой женщины. Ох и женоненавистник был этот Ши Найань! Если ему верить, китайских женщин вообще нельзя было оставлять одних хотя бы на несколько дней — предадут, охваченные ненасытной похотью. После чего скорбящим мужьям ничего не останется, как умертвить их максимально жестоким образом (подробные описания прилагаются), затем развесить внутренности на ветвях деревьев (да-да) и дать дёру в лагерь на горе Ланьшаньбо. Исключение из этого правила одно, но и там принцип ББПЕ соблюдается неукоснительно. А именно: забрёл как-то некий персонаж на выступление одной певички, да вот беда — денег не взял. Папаша певички устроил скандал, герой за это втоптал папашу в грязь, выбив ему все зубы, а певичка оказалась любовницей местного градоначальника. Тот, естественно, посадил бузотёра в тюрьму, а когда к тому пришла мать с передачей, певичка, случайно оказавшись рядом, начала выговаривать старухе за своего невинно избитого отца. Старуха не осталась в долгу, бабы вцепились друг другу в волосы, а герой, который успел подружиться с начальником тюрьмы, увидев такое, выскочил из узилища и раскроил певичке череп, «так что мозги этой шлюхи вытекли на мостовую» (цитата). Естественно, после такого ему некуда было деваться, кроме как умотать к бандитам, а те, воспламенившись, разграбили город и убили градоначальника — традиционно вместе со всей семьёй. Справедливость опять взяла верх!

Вы ещё уважаете многомудрого Мао?

Продолжим. В вышеприведённых случаях у бандюгов был хотя бы какой-то повод для кровопролития (пусть надуманный, но был). А иногда они вовсе обходились без такового, работая по беспределу. К примеру, нужен им был некий специалист по военному делу — они похищали его, а чтобы тот не вздумал убежать, вешали на несчастного какое-нибудь преступление: допустим, убивали маленького сына губернатора, которого тот отдал специалисту на поруки, или устраивали резню в его доме, перебив всех слуг и жену (естественно, неверную). После такого несчастный профи вынужден был прятаться в разбойничьем лагере, ибо императорский суд скор и беспощаден.

Между прочим, если вы думаете, что 108 удальцов — это весь отряд, то глубоко заблуждаетесь. 108 — это число вожаков. И будьте уверены, автор расскажет о каждом, как тот дошёл до жизни такой. Воображаете себе книгу, где 108 главных героев? А если эти герои — китайцы? А если при этом Сун Цзян и Сунь Цзань — это разные люди? В общем, уже к середине первого тома вы напрочь теряете линию повествования, а к началу второго просто начинаете тупо пробегать глазами мелькающие китайские имена, которые ничего вам не говорят (хотя в каком-то месте они наверняка уже встречались). И это — при том, что на русском пока доступна не вся книга, а лишь два тома: третий, главный, ещё не переведён. А там-то как раз — самая мякотка: бандюги получили прощение, перешли на службу императору и принялись мочить завоевателей-киданей, но в процессе переругались между собой и устроили настоящую «сучью войну». :)

Вообще, книга порвала мне не один шаблон. Например, принято думать, что китайцы согласно конфуцианской этике зациклены на служении государству (которое в средние века персонифицировалось в особе императора). Действительно, по Конфуцию император — это вообще единственный из людей, он объединяет собой землю и небо. В Поднебесной даже была поговорка: «Правитель — косец, а подданные — трава». Так вот в книге уважение к императору отсутствует напрочь. Китайцы не следуют любимому русскому принципу «царь — хороший, а бояре — плохие», и честят богоданного самодержца на чём свет стоит. Возможно, это было вызвано временем написания: XIV век, в Китае разворачивалась борьба против монгольской династии Юань. Тогда «Речные заводи» представляются чуть ли не подрывной книгой, завуалированно призывающей сбросить иноземное господство.

Или вот чай. Во всей книге его пьют считанное количество раз, зато не просыхая, хлещут вино. Как выяснилось, китайцы — те ещё алкаши, и потому всю книгу перемещаются из кабака в кабак.

Удивило наличие исправительно-трудовых колоний. Да-да, они существовали в средневековом Китае. И так же, как у нас, при наличии денег там можно было неплохо устроиться. Вообще, мир чистогана правил в обители конфуцианства не хуже, чем в развращённой либерализмом России. Имея серебряные ляны (слитки), ты — царь и бог. Без них не делалось вообще ничего. Зато с ними ты мог даже открывать ногой дверь в кабинет начальника ИТК. Кто там вкручивает про азиатскую духовность? Почитайте «Речные заводи» — от преклонения перед древней культурой не останется и следа. :)

С другой стороны, подкупает наличие развитой бюрократической системы. Прикиньте, в XII веке у них даже были следователи по уголовным делам! (если только Ши Найань, писавший два столетия спустя, не допустил модернизации). И это в то время, когда Европа только-только отходила от крестовых походов, а представителем закона считался местный феодал с мечом на поясе. Правда, чего стоила эта бюрократическая система, как раз и показывает нам роман «Речные заводи» с его бесконечным смертоубийством и проклятьями в адрес коррумпированных чиновников.

Короче говоря: если вас не пугает архаичная структура повествования с отсутствием привычных нам завязки, кульминации и развязки; если вы готовы к бесконечному хождению по кругу и не страшитесь нагромождения китайских имён; если у вас вообще есть время на необъятный романище, объём коего легко уделал бы Льва Толстого на пару с Марселем Прустом — садитесь и читайте. Приятно не будет. Будет... необычно. Я предупредил. :)

В общем-то, неизвестно, существовал ли у этого эпоса единый автор или только составители. Во всяком случае, он явно вырастал из народных легенд задолго до первого издания на бумаге. Возможно, первые рассказы появились ещё тогда, когда живы были свидетели этих событий. В Китае повторялась в каком-то смысле история с Гомером. Только, конечно, литературный уровень несопоставим, во всяком случае, с точки зрения европейца.

Интересно, что когда «Речные заводи» появились, наконец, на бумаге, то очень жёсткая цензура империи Мин не стала уничтожать книгу, а заодно издателей. Видимо, понимали, что вещь, популярную в народе, истребить намного труднее, чем книгу, предназначенную для узкого круга интеллигентов. Проще разрешить, одобрить, правильно истолковать и следить уже только за тем, чтобы не появлялось других толкований.

А если по сути — жуткий роман о головорезах. У Гомера тоже, в основном, головорезы, но куда им до китайских разбойников. На протяжении двух толстых томов борцы за справедливость заняты исключительно тем, что режут всех, кто оказался им чем-то неугоден. Заодно истребляют их женщин, детей и слуг. В хорошем случае просто режут. В плохом проводят со связанным человеком разъяснительную беседу. Раньше Вы совершали правильные поступки, а теперь стали ошибаться. К большому сожалению, мы вынуждены Вас за это наказать. И начинают резать человека на мелкие кусочки или медленно сдирать с него кожу. И так вот без конца. Читать советую только тем, кто хочет познакомиться с эпохой напрямую, без поздних комментариев.

Общее впечатление от романа — такие борцы за справедливость хуже самой несправедливой власти. А с другой стороны, как же жилось в Китае того времени, чтобы такие вот уроды смогли превратиться в народных героев.

В китайской литературе устойчиво выделяются так называемые «Четыре классических романа» (или «Четыре Великих Творения»). Я прочитал их в следующем порядке (который выбрал совершенно произвольно, без каких-либо конкретных соображений):

1) Роман Ло Гуаньчжуна «Троецарствие» (XIV век), который произвел впечатление своим масштабным историческим контекстом и обилием значительных героев, включая знаменитого китайского воителя Гуань Юя.

2) Роман У Чэнъэня «Путешествие на Запад» (XVI век), понравившийся мне харизматичными героями, великолепно переданным духом волшебства, приключений, странствий и опасностей.

3) Роман Цао Сюэциня (с соавторами) «Сон в красном тереме» (XVIII век), который запомнился мне обилием сведений о быте китайской аристократии, причудливой философией (основанной на даосизме и буддизме) и красивыми стихами.

Наконец, я перешел к роману Ши Найаня «Речные заводи» (примерно XV век). И поскольку мое мнение об этом произведении сложилось отрицательным, то в шутку могу заметить, что, видимо, не зря в Китае число 4 считается несчастливым, поскольку является омофоном для слова «смерть» (как «сы»), да и пишутся они отчасти похожими иероглифами — 四 и 死. В романе «Речные заводи» тема смерти представлена в высшей степени обильно.

Изначально я был настроен на чтение этой книги с большим интересом, так как меня привлекало то обстоятельство, что она стала первой в китайском жанре «уся» — этот термин связан с боевыми искусствами (каковые происходят от умения соблюдавших буддистские заповеди монахов побеждать без убийства и вообще желательно без кровопролития). Необходимо также отметить, что слово «ся» по-китайски означает «рыцарь», но вовсе не сословно-феодальном смысле, а в моральном аспекте. В словаре китайского языка, изданном при Императоре Канси в 1710-1716 годах «ся» определяется так: это тот, кто своим влиянием и своей силой пользуется для помощи другим.

Перед началом чтения романа я знал, что в нем повествуется о разбойниках, и это вызывало особый интерес, так как я хорошо осведомлен о том, что в старые времена эта категория людей часто ассоциировалась с вольным людом, у которого могли быть в широком размахе и достоинства, и недостатки. История дает много примеров того, как вольный люд активно участвовал в национально-освободительной борьбе (Запорожская Сечь, или связанные с загадочным Обществом Белого Лотоса Красные повязки в том же Китае — все это были по сути разбойники), либо мог выступать в качестве первопроходцев земель (русское казачество). На худой конец можно назвать корсаров.

Существует множество примеров благородных разбойников в народных преданиях и художественной литературе — Робин Гуд, Хон Гильдон, Дубровский и несметное число других борцов с несправедливостью и произволом сильных мира сего. Все они были защитниками слабых и угнетенных, как и утверждает китайское понятие рыцаря «ся».

Итак, я ожидал интересной, украшенной беллетрическими средствами истории о китайских разбойниках — вольном люде. Но пролог (кстати говоря, в художественном отношении — наиболее ценная часть произведения) сразу встревожил меня. В нем рассказывается о том, как некий военачальник освобождает 108 духов созвездий из-под каменной черепахи в даосском центре Лунхушань. Этот ключевой начальный эпизод можно проиллюстрировать следующей цитатой:

<...> древний предок, небесный наставник Дун Сюань, оставил после себя завет, который гласил: «В этом храме заточены тридцать шесть духов Большой Медведицы и еще семьдесят два злых духа, всего сто восемь повелителей злых духов. Они придавлены каменной плитой, на которой старинными письменами вырезаны их прозвища. Если их выпустить на волю, много будет от них зла людям».

И моя надежда прочитать роман о благородных китайских разбойниках быстро испарилась. Наоборот — Ши Найань совершенно четко нарисовал образы этих 108 разбойников как людей патологически жестоких, мстительных и злых, ищущих удовлетворения в конфликтах и насилии. Что вполне соответствует прологу.

Интересно отметить, что в «Речных заводях» можно найти немало аналогий и аллюзий с разными реальными революционными событиями, которые неизменно эксплуатировали и эксплуатируют по сей день идеи «справедливости» и прочих «добродетелей».

Непонятно, зачем стоило писать такое большое произведение о злодеях (хотя для меня осталось загадкой, как оценивал своих персонажей сам автор). На мой взгляд, в художественном плане «Речные заводи» — роман довольно посредственный. Сюжет представляет собой скудный набор шаблонов; герои-разбойники в основном безлики и схематичны, и количество их таково, что постепенно начинаешь путать большинство из них. Заметно отличаются они только степенью одиозности своих поступков; особенно это относится к психопату Ли Кую по прозвищу Черный Вихрь, который, например, не моргнув глазом, убил ребенка только для того, чтобы нужный человек оказался в стане разбойников.

Конечно, более всего выдается из общего ряда разбойников главный герой — предводитель Сун Цзян, самый отвратительный для меня персонаж: убийца в маске, выражаясь современным языком, «интеллигента». В «Речных заводях» бесчисленное множество раз говорится о том, что он олицетворяет справедливость и долг. Но я увидел, что душа этого человека пропитана пороками тщеславия и властолюбия; хотя в стратегической смекалке ему не откажешь (хорошо знакомая по ряду исторических примеров ситуация). Кстати, преступная «карьера» Сун Цзяна началась с того, что он совершил убийство и был осужден — причем убил не какого-нибудь деспотичного вельможу или вороватого чиновника, а «всего лишь» свою неверную любовницу (или наложницу, я точно не припомню).

Скажу также на тему справедливости — о том, как ее понимали разбойники Ляншаньбо: устами одного из них ясно выражена мысль о том, что, когда Император избавится от плохих сановников, мы сами станем чиновниками (в Старом Китае чиновники были собственно знатью). И это тоже прекрасно известно по истории, разве что впоследствии под лживыми лозунгами «справедливости» и прочей преступной демагогии монархов устраняли вместе с аристократией. Психопат Ли Куй, в котором можно отметить единственное положительное свойство — отсутствие лицемерия, — и вовсе отрыто предлагал (хотя и неудачно) разбойникам захватить трон и провозгласить Сун Цзяна Императором.

Действие романа сильно отягощено многочисленными жестокостями (включая убийства женщин, детей и просто безвинных людей), совершаемыми разбойниками, и совсем уж чудовищными историями о злодеях, убивавших людей и торговавших их мясом (причем об этом рассказывается так легковесно, как мы сейчас говорим о каких-нибудь драках пьяных футбольных фанатов — со снисходительно-насмешливым осуждением). Кстати, эти детоубийцы и торговцы человеческим мясом также были в рядах «защитников справедливости» под водительством Сун Цзяна.

Еще один по меньшей мере странный тип разбойников — военачальники правительственной армии, потерпевшие поражение от банды Сун Цзяна и совершенно спокойно присоединившиеся к ней. Какая тут справедливость? Какая верность? Какой долг?

Описание батальных сцен показалось мне либо слишком примитивным, либо откровенно неправдоподобным: порой складывалось впечатление, что эпизод написан ребенком невысокого развития. Абсолютно бессмысленный литературный прием — сверхъестественные способности некоторых героев, а также применение магии в боевых целях: при том, что до 51 главы роман, за небольшим исключением в виде символического пролога да волшебных туфель-скороходов одного героя, придерживается реалистического жанра.

В конце Ши Найань фиксирует картину военно-коммунистической утопии, сложившейся в стане разбойников Ляншаньбо. По этому поводу мне приходит в голову переиначивание известной фразы: избави Бог от такой утопии, а от антиутопий общество как-нибудь само избавится.

Я не берусь судить, какой смысл вложил в роман Ши Найань, и почему это произведение столь популярно в Китае (тем более странно, что оно удостоилось статуса одного из четырех великих классических романов). Но могу назвать один положительный для себя аспект в прочтении «Речных заводей». Этот роман сыграл роль своего рода оппозиции всем замечательным чертам великой древней цивилизации Китая и тем самым нанес удар по чрезмерной привязанности (или почитанию) к культуре Срединного царства в моем сознании.

Из записей китайского Робина Гуда. Типичная неделя

Понедельник. Малыш Джон разбил в трактире кружку. Пришлось сжечь трактир, убить трактирщика, всех посетителей, пару мужиков, что просто мимо проходили, а еще какую-то бабу из соседней деревни, потому что она шлюха (все бабы шлюхи). Ну а что делать, жизнь такая.

Вторник. Пришел Уилл Скарлет, доложил, что навел порядок в трех соседних деревнях, избавив те от лишнего населения и денег. Надо же нам как-то собирать выкуп для короля Ричарда.

Среда. Из ближайшего замка приходили солдаты по поводу кружки, разбитой Джоном. Пришлось их всех убить. Местные после этого стали сомневаться, стоит ли нам отдавать зерно, запасенное на зиму. Пришлось поджечь амбар, чтобы избавить их от сомнений.

Четверг. С отцом Туком пропили большую часть денег, собранных Уиллом для выкупа Ричарда. Ничего, еще насобираем. Малыш Джон в который раз предложил перестать маяться ерундой, зарезать принца и самим сесть на трон. Приходил Айвенго, сомневался, стоит ли к нам присоединяться. Отец Тук сказал, чтобы не беспокоился, так как Уилл еще вчера зарезал мечом Айвенго ребенка, и теперь все думают, что он тоже преступник.

Пятница. Поймал какого-то мужика, сказал ему назвать по именам всех моих 107 помощников. Тот сбился на третьем десятке. Пришлось расстрелять из лука. Увидел, как очередная леди Мэриан засмотрелась на Уилла. Пришлось порезать на куски, а куски развесить на дереве. Красиво вышло. Я уже на этой неделе говорил, что все бабы – шлюхи?

Суббота. В замке все никак не успокоятся по поводу кружки. Пришлось убить тамошнего феодала, его солдат, а также всех стариков, детей, женщин-шлюх, свиней и гусей в замке, вырезать соседнюю деревню и посбивать из луков всех пролетавших мимо птиц. Зато другим неповадно будет.

Воскресенье. Приходил шериф с солдатами, уже третий за это год. Солдат перебили, шериф снова вдохновился нашими подвигами и перешел на нашу сторону (мы ему просто сделали тонкий намек и показали вчерашний замок, точнее, то, что от него осталось). Надо бы стрел настрогать, а то завтра Малыш Джон опять в трактир собирается. Ну а что делать, жизнь такая.

Вот примерно так с моей точки зрения выглядят «Речные заводи». Я, конечно, утрирую, но сааамую малость. Как оказалось, это отнюдь не милый и глуповатый боевичок в стиле «Однажды в Китае», где Джет Ли с криками «Мое кун-фу круче вашего» лупит злодеев налево и направо, но почти никого не убивает. Книга – просто идеальная энциклопедия дремучего азиатского менталитета. Кто сильнее – тот и прав, без вариантов. Кто слаб – может лишь дрожать и надеяться, что на сей раз убьют и оберут соседа, а не его. За своих стой горой, неважно, какие мерзости те творят. Чужих изничтожай под корень, вместе со всеми родными, включая детей, стариков и калек. И далее в том же духе.

Раньше, когда мне говорили что мол «Игра Престолов» — книга с кучей интриг и смертей персонажей, я советовал им прочесть хоть немного Троецарствия и вдохновиться. Теперь, когда мне будут говорить про какое-нибудь «мрачное фентези, где все плохие», я буду смело рекомендовать «Речные заводи». Потому что тут реально некому сочувствовать. Герои – сплошь отборные мерзавцы, их враги ничем не лучше, а мирные жители наводят лишь на мысли о Таците, который призывал читателя не испытывать излишнего презрения к тем, кто столь безропотно гибнет.

Книга, несомненно, полезна для понимания исторически сложившегося китайского менталитета и осознания того, почему в его истории могли произойти те или иные совершенно дикие для нас события (например, Нанкинская резня, когда правители бросили своих жителей на произвол судьбы, а те потом почти безропотно переносили самые страшные зверства). А также стать хорошим поводом задуматься над тем, насколько надежными союзниками могут быть те, для кого подобные произведения – литературная классика и возможно пример для подражания…

Но вот как художественную книгу я это произведение рекомендовать не могу. Тут помимо сомнительной морали и язык так себе, и куча повторяющихся сюжетных приемов, и масса однообразных героев-болванчиков, в которых быстро начинаешь путаться. И никакого положительного балла книге я соответственно тоже поставить не могу.

Удивительно, насколько перевод влияет на восприятие текста... Читая в раннем детстве детгизовское издание 1968 года я наслаждался приключениями отважных воинов и мудрецов сражавшихся против самовластных феодалов и подлых ведьм. Книга, естественно, после очередной чистки стеллажика от «малышовских книжонок» была отдана в школьную библиотеку. И вот, отслужив в армии, в шкафу у двоюродного брата нахожу знакомое и вызывающее ностальгию название. Только уже толстенький двухтомник... Начинаю читать и впадаю в растерянность: каким образом этот занудный сумбур имён, географических названий, дотошное перечисление действий персонажей могло мне так нравиться каких-то пятнадцать лет назад? Пришлось порыться в городской библиотеке, чтобы убедиться в том, что данная книга всё же была интересной — но только в пересказе для детей.

Роман, как уже было замечено, весьма необычен. Он вызывает настолько противоречивые ощущения, что одного только положительного (в целом) отзыва на него оказывается мало. Этот мой очерк будет посвящён тем моментам в романе, которые показались мне неприемлемыми. Особенно на общем реалистическом (иногда с примесью магии, но в меру) фоне повествования.

Но начну с одного малозаметного замечания Автора. Речь идёт о том, что я называю «приказом по гарнизону» в последней главе, где Сун Цзян распределяет обязанности между главарями. Приказ этот заслуживает отдельного разговора, но я скажу лишь об одном назначении, которое выглядит особенно бесспорно. «Наблюдение за строительством и ремонтом домов и помещений поручается Ли Юну» (гл. 71). Сун Цзян, как бывший чиновник гос. службы, прекрасно знает о повальном воровстве по всей стране. А больше всего воровали (всегда и везде) на строительстве и оборонных заказах. С последней проблемой разбойники справлялись двумя методами — конфискацией и реквизицией. Что касается строительства, то лучшей кандидатуры, чем непьющий (похоже, один на всю армию) да ещё и бессемейный Ли Юнь (переводчик, очевидно, не смог прийти к однозначному решению насчёт написания имени этого героя, у него то есть мягкий знак, то его нет; пишу, как в гл. 43 и в списке звёзд), найти было невозможно. Так что здесь Сун Цзян блестяще перестраховался. Мне кажется, что Ши Най-ань напрасно никак не комментирует (в форме, например, диалога между двумя самыми главными главарями) вышеупомянутый приказ. Ведь причины произведённых в нём назначений не всегда лежат на поверхности, а имён много и, в частности, вышесказанное по поводу назначения Ли Юна может пройти мимо внимания даже китайского читателя.

Перехожу к главной теме — к изображаемым в романе сценам войны. К сценам мира у меня претензий нет. Начну издалека — с поединка У Суна с тигром (ещё не война, но и на мир не похоже :). Описано всё очень подробно, но цитировать отрывок полностью нет надобности. «Увидев, что тигр вот-вот бросится на него, У Сун отскочил в сторону и очутился у него за спиной.» Ещё цитата: «Тигр дико зарычал и, повернувшись к У Суну, со страшной яростью прыгнул на него. Но У Сун отскочил в сторону шагов на десять, и передние лапы зверя оказались как раз у его ног.» Естественный вопрос — зачем Автору эти не подчиняющиеся законам механики прыжки «в сторону»? Для того, чтобы присудить в итоге человеку победу в этой неравной схватке, приходится использовать нереальные приёмы. В реальности у безоружного человека против тигра шансов нет.

Известно лишь одно исключение. Гоминдановцы хотели скормить пленного японца* тигру, но японец оказался одним из лучших в мире мастеров каратэ и, опередив тигра в прыжке, кулаком проломил ему переносицу. Ши Най-Ань сделал попытку изобразить невозможное и попытка оказалась неудачной.

Сравнивая описание этого эпизода в разных книгах («Речные заводи» и «Цветы сливы в золотой вазе»), можно сделать вывод, что в изображении ланьлинского насмешника (он работал позднее) поединок выглядит значительно реалистичнее (перевод В. Манухина), хотя тигру и приписаны некоторые совершенно несвойственные ему черты, делающие этого зверя далеко не таким ловким и подвижным, каков он на самом деле.

Теперь рассмотрим более сложный случай. Это уже полномасштабная война. Но сначала очень маленький эпизод из жизни императорской армии, ещё только готовящейся к походу. «После того как всё было готово к выступлению, командующий Гао Цю прислал из своего управления двух командиров, которые должны были произвести смотр войскам перед походом. Бойцам роздали награды, и Ху-Янь Чжо, разделив всё войско на три колонны, вывел его из города.» Казалось бы, простейшие вещи, о чём тут писать, но Автор умудрился загадать читателю неразрешимую загадку. Загадка такая — существовала ли где либо в мире хотя бы одна армия, кроме китайской, в которой бойцов награждали бы не после сражения, а задолго до него? А в китайской армии действительно существовала такая практика или Автор написал здесь откровенную чушь? Оба вопроса остаются без ответа. Теперь — главное, т. е. способ отражения атаки скованным строем. Собственно о самом скованном строе императорской кавалерии Автор даёт весьма туманное понятие. Вот этот эпизод сражения: «...отряд противника из тысячи человек расступился и из образовавшегося прохода ринулись вперёд один за другим три конных отряда, соединённые друг с другом цепью.» «Каждое звено из тридцати всадников, связанных друг с другом, бросалось вперёд; и если бы кто-нибудь из всадников испугался, он не смог бы отступить.» Здесь уже есть ошибка, т. к. чуть выше сказано, что только всадники связаны внутри звеньев, но звенья между собой не связаны. Всего было в правительственной армии три тысячи всадников, разбитых на сто звеньев. Эта кавалерия опрокинула войско Сун Цзяна, стоявшее в пяти колоннах. Недели через две Сун Цзяну удаётся хитростью заполучить к себе мастера боя против скованного строя, и этот мастер (зовут его Сюй Нин) начинает обучать бойцов разбойничьей армии. Посмотрим, чему он их учит.

Для противостояния скованному строю нужны специальные пики с крюками. Они были срочно изготовлены и Сюй Нин показал приёмы обращения с пикой в варианте всадника и в варианте пехотинца. Оба набора приёмов стоят друг друга, поэтому я разберу только тот, который применяется пехотой (против конницы, разумеется). Итак, «...вы делаете сначала восемь шагов вперёд и четыре выпада пикой. Это для того, чтобы прорвать ряды противника. На двенадцатом шаге вы поворачиваетесь в полоборота. А на шестнадцатом — делаете полный поворот, оттягиваете пику к себе и, выбросив её вперёд, пробегаете двадцать четыре шага.» Здесь я прерву цитирование и дам краткий комментарий. Будет ли прорван строй противника после четырёх выпадов пикой? В скованном звене появятся убитые и раненые кони, которые связаны с другими конями. Как их заменить? Это проблема наступающих и, возможно, они знают, как поступить. Появятся и убитые всадники, значит за первой линией атакующих (за звеном из тридцати кавалеристов) должно следовать другое такое же звено. Но, предположим, строй («ряды противника») прорван. Зачем поворачиваться в полоборота (очевидно, в сторону пики)? Чтобы оказаться спиной к противнику? Видимо так, поскольку теперь надо сделать ещё четыре шага...назад (не идти же спиной вперёд!). Но крюки-то зацепились и никаких сил не хватит, чтобы пройти эти шаги, таща то, за ЧТО они зацепились. Пока всё крайне сомнительно. Но на шестнадцатом шаге вы делаете полный поворот, и, оказавшись уже лицом к противнику, снова идёте («пробегаете») вперёд на двадцать четыре шага. Но ведь это довольно большое расстояние, пробежать 24 шага значит оказаться за линией наступающих или, как минимум, внутри этой линии. Кто же вам позволит сделать это?** Продолжу цитирование. «Затем вы должны взмахнуть пикой сверху вниз. Причём нужно, чтобы крюки двигались слева направо. Через тридцать шесть шагов вы, тщательно прикрываясь щитом, противопоставляете всю свою силу силе врага.» Здесь снова чудеса. Удастся ли поднять пику, чтобы ей взмахнуть? Если какой-нибудь крюк зацепил конскую сбрую? Почему крюки должны двигаться именно слева направо? С кем вы вообще сражаетесь в этот момент, проскочив первую линию атакующих? Если уже со второй линией, то разве не надо серию приёмов проводить сначала? Всё это производит впечатление некоего набора бессмысленных движений, выдаваемого за военную науку. При работе пикой с крюками, сидя на коне (это наставление я не затрагивал), один из приёмов это удар пикой в сторону. Удар пикой в сторону! Всегда ли это нужно делать и не помешает ли это действиям вашего соседа? Не напоминает ли эта тактика недавно упоминавшиеся прыжки в сторону? Мне так очень даже напоминает. Самое главное доказательство того, что всё это обучение, эти приёмы, суть полная ерунда, не то, что я не сумел представить их на практике, а то, что в последующем сражении ничего подобного не делалось. Разбойники заманили атакующую конницу частью в лес, частью в камыши, где та запуталась и застряла (кони-то в рядах связаны), и быстро стащили с коней всех, кто на них сидел. Так как Автор представлял себе реальное применение описанных им приёмов едва ли лучше читателя, то он и выставил командира скованной конницы полным идиотом.

Вышеописанное очень сильно снижает в моих глазах достоинства анализируемого романа, но это ещё не всё. Удивляет не меньше выдуманное Автором индивидуальное мастерство отдельных будущих главарей. Замечательная девушка Ху Сань-нян (Зелёная змея, личность, между прочим, историческая) владеет приёмами боя двумя мечами одновременно, сидя на коне. Владение двумя мечами даже в пешем положении нечто невероятно сложное, и используется этот комплекс упражнений только для тренировки, хотя и встречаются отдельные мастера, владеющие этим искусством. А как при этом управлять конём да ещё не обрубить ему уши...Полнейшая ерунда. И она не одна такая, двумя мечами владеет ещё Ма Лин, который сражается с ней. Этот бой в четыре меча происходит в гл. 48. То же самое можно сказать и о Дун Пине по прозвищу «Полководец с двумя пиками». Как управлять конём — непонятно, щита нет (возможно, он на спине). Так долго не повоюешь. Зачем Автору это было нужно, кто этому верил даже и в 12-м веке (или в 14-м, когда был написан роман)?***

На этом о недостатках изображения войны писать прекращаю. Есть в романе один эпизод, ещё более моему пониманию недоступный. Но доступно ли это пониманию китайца 12-16 веков? Речь идёт об очень существенной черте человека того времени — о почтении к богам. Богиня девятого неба Сюань-нюй (в энциклопедии «Мифы народов мира» она почему-то понижена в звании до феи) вручает Сун Цзяну Небесную книгу, говоря при этом: «...читай эту книгу внимательно и постоянно, но только читай её вместе с тем, чья звезда называется «Закон неба». Никто другой не должен её видеть.» Буквально через несколько дней Сун Цзян изучает Небесную книгу вместе с Чао Гаем и У Юном, т. е. ещё с двумя первыми среди равных. Человека, чья звезда называется «Закон неба», в Ляншаньбо нет, как нет такой звезды и в окончательном списке, который ни одному из троих пока не известен. Это очевидное и прямое нарушение запрета Сюань-нюй. С этим что прикажете делать? Равнодушно пройти мимо? Ещё раз приходится пожалеть об отсутствии перевода продолжения романа. Но оно написано другим человеком, который, может быть, исправил промах (а что ещё?) Ши Най-аня, а может быть и не исправил...Это ничего не меняет. Ошибка, по моему, непростительная.

Очень интересно было бы узнать, как воспринимают читатели некоторые внешние данные героев романа. Я уже писал о встрече в Восточной столице Линь Чуна и Лу Да. Вид этих двух собеседников внушителен, т. к. они примерно одного роста, по 256 см. Вокруг столпились зеваки, мелкота по 200-210 см. (в книге этого нет, но я так вижу). Такого же роста У Сун, специалист по прыжкам в сторону. Встречаются и более крупные экземпляры. Гуань Шэн «Большой меч» ростом 272 см. В гл. 29 появляется некий Цзян Чжун «Бог — хранитель ворот», его рост 288 см. Но У Сун довольно легко справляется с ним, после тигра у него нет достойных соперников. Однако, и это не предел — Ю Бао-сы «Бог путей» и «Звезда здоровья» ростом 320 см и толщиной в несколько обхватов. И эти фигуры окружены совершенно обычными людьми, например, брат У Суна У Далан росточком не более 160 см., за что и получил прозвище Корявый Сморчок. Вот такой народ эти разбойники (сам Сун Цзян роста невысокого), и здесь нет никакой ошибки, я просто перевёл китайские меры длины чи и чжан в сантиметры (в книге есть соответствующее примечание).

Как относиться к этому феномену? Наверное, как к элементу сказки, лубка, и, хотя мне такие приёмы Автора не нравятся, менять из-за них оценку я не буду.

Среди разбойников есть несколько человек, лица которых черны «как дно котла». К сожалению, никаких комментариев к этому нет, и остаётся открытым вопрос о происхождении чернокожих китайцев. Очевидно, что это потомки каких-то завоевателей, но каких? Между прочим, сам Сун Цзян тоже далеко не белый и даже не жёлтый, а «Тёмнолицый» — это одно из его прозвищ.

Так хороший роман «Речные заводи» или плохой? Хотя и нельзя так ставить вопрос, отвечу — хороший, но не для нас написан, мы существуем в другой культурной системе координат. Ну что же кому под силу процесс преобразования координат — прочитать стоит.

*) Этим японцем был Ямагути Гогэн. В одной из статей Википедии написано, что в клетку с тигром его втолкнули в советском плену, где он действительно находился в 45-47 годах. Но я больше доверяю книге Долина и Попова «Кэмпо — традиция воинских искусств» (М. «Наука», 1991).

**) В наставлениях Сюй Нина нет ни слова о возможных действиях противника. Как будто молча предполагается, что наступающая конная армия вдруг остановилась и никакой цели, кроме как дружно поковырять в носу, у них нет.

***) При всем моём недоверии к только что высказанному я нисколько не возражаю против таких персонажей, как «Волшебный скороход» Дай Цзун или Чжан Шунь «Белая лента в воде» и многих других, обладающих различными ВОЛШЕБНЫМИ (в этом всё дело) способностями.

PS. И ведь Автор вовсе не такой профан, каким кажется. В гл. 64 очень подробно описан поединок между двумя опытнейшими мастерами. Оба верхОм и вооружены один копьём и луком, другой мечом и щитом. Они гоняются друг за другом, и, когда один, убегая, стреляет из лука в догоняющего, тот либо отбивает стрелу мечом, либо уклоняется, пригибаясь к стременам (трудный прием, полупадение). А когда стрельба из лука ведётся по убегающему всаднику, стрела попадает...куда, трудно догадаться заранее...в щит (!). Щит у него на такой случай за спиной. Очевидно, что Ши Най-ань имел совершенно адекватные представления об этих вещах. И это, видимо, такая специфика китайской литературы — Автор рассказывает о чём-то, чего быть не может, но время от времени как бы подмигивает читателю (или слушателю — роман написан в форме устного рассказа) — мол, всё-то мы понимаем, как оно бывало на самом деле, но почему бы и не приврать иногда для большей занимательности.

Итог довольно неожиданный. То, за что я критиковал Автора, можно, оказывается представить и как некий положительный признак, особенность стиля талантливого рассказчика. Поистине «Речные заводи» — книга полная пантагрюэлизма.

Общая характеристика романа точно и кратко дана в не слишком известной книге филолога из СПбГУ Пан Ина «Текстология китайского классического романа («Речные заводи» и «Сон в красном тереме»)» — СПб, Нестор-История, 2008. (в дальнейшем ТККР). Приведу несколько отрывков. «Роман «Речные заводи» [по китайски «Шуй ху» — mr_logika] ... является историко-героическим романом, ибо он построен на достоверном событии... и на деятельности исторических личностей...Вместе с тем, «Речные заводи» — социально-бытовой роман, в котором описаны жизнь и нравы людей самых различных слоёв средневекового общества...По развитию сюжета и похождениям героев «Речные заводи» можно считать и авантюрным приключенческим романом с некоторой дозой фантастики [...] Наряду с этим ... немало элементов плутовского романа. В нём нередко описываются проделки героев, издевающихся над чиновной знатью. Таков эпизод, когда Ли Куй в уездном управлении ... устроил сцену суда и потешался над чиновниками ... а также ... как Жуань Сяо-ци выпил всё вино, присланное императором, и подменил его самогоном ...», (Пан Ин исследует вариант романа состоящий из 120-и глав, несмотря на то, что последние 50 глав написаны другим автором и не переведены на русский язык; в варианте, состоящем из 71-ой главы замечательным примером такого издевательства может послужить операция «золотой колокол», гл. 59; нумерация глав даётся по изданию «Эннеагон пресс», 2008 г.).

В своём небольшом очерке я коснусь лишь очень немногих сторон этой несколько необычной для русского читателя книги. Но это будут такие моменты, о которых Пан Ин не написал ничего, поскольку текстологический анализ не предполагает изложение своих впечатлений от произведения, также, как не предполагает и объяснения происходящих в нём событий.

Вот два эпизода, которые очень хорошо характеризуют и уровень мышления руководящего состава разбойников и до некоторой степени уклад жизни в их лагере.

Однажды разбойникам срочно понадобились услуги двух крупнейших специалистов, чтобы подделать письмо советника императора. Один из них был талантливым каллиграфом и мог писать всеми четырьмя распространёнными в стране стилями начертания иероглифов. Другой, резчик по камню также известный всему Китаю, мог вырезать любую печать. Разбойники с помощью небольшого обмана захватили обоих учёных, обращаясь с ними предельно вежливо, и уже на следующий день доставили в свой лагерь семьи своих новых соратников.

Был несколько раньше и в другом месте случай более трудный. Талантливый и мужественный командир правительственных войск, у которого и в мыслях не было переходить на сторону разбойников (тогда они ещё не были повстанцами), сражался с ними до последней возможности. Но к этому времени разбойниками уже руководили очень умные люди (в частности, будущий предводитель восстания Сун Цзян). Им удалось взять командира в плен, после чего они поставили его в такое положение, что он был вынужден примкнуть к вчерашнему противнику. А вместо погибшей жены ему мгновенно нашли новую, молодую, сестру одного из главарей, так что дело закончилось как обычно большим праздником с потоками вина и горами закусок.

В те времена в разбой уходили очень разные люди по сходным причинам, совокупность которых можно кратко выразить формулой «дурное управление государством». В исторической хронике «Сун ши» («История Сун») говорится, что «император* не следовал советам мудрых людей, приблизил к себе людей преступных и вероломных, таких как Цзай Цзин, Тун Гуань, Гао Цю**, которые вовлекли его в беззаботную и распутную жизнь. Предаваясь порокам, император Хуй-цзун совсем забросил дела правления и в конце концов погубил своё государство.» (ТККР). В стране царила коррупция и протекционизм, а такие качества как справедливость, добросовестность и высокопрофессиональное исполнение своих обязанностей встречались среди государственных служащих настолько редко, что такие люди получали всенародную известность. Именно таким человеком и был Сун Цзян, секретарь уездного управления, а для обыкновенных людей просто «господин писарь». В романе Сун Цзян становится предводителем в Ляншаньбо после множества приключений, во время которых он несколько раз чудом избегает смерти. Злая судьба обращается с ним, как с лягушкой в футбольном мяче, и в итоге у него не остаётся иного выхода, кроме принятия настойчиво и единогласно предлагаемого ему «звания» главного командира разбойничьего стана. Благодаря своей природной сообразительности Сун Цзян оказывается способным военным руководителем, несмотря на крестьянское происхождение («Он происходил из зажиточной крестьянской семьи» — гл. 22). Это напоминает карьеру некоторых наполеоновских маршалов и генералов. (Можно сравнить и с петровской Россией, что, между прочим, вполне естественно, т. к. по степени развития государственного аппарата Китай 12 века соответствует России примерно 18-го). Один высокопоставленный чиновник докладывал императору: «Сун Цзян с тридцатью шестью разбойниками хозяйничает в областях Ци и Вэй. В многотысячной правительственной армии нет никого, кто посмел бы сразиться с ним. Талантом своим он, видимо, превосходит многих.» («Сун Ши», цитирую по ТККР). А началось всё у Сун Цзяна, как ни странно (он в романе очень мягкий, добрый и мирный человек), с убийства. Криминально-социологическая сентенция «ищите женщину» универсальна и действует в любом районе земного шара. Сун Цзян вынужден был заставить молчать свою бывшую любовницу, при этом он не просто её убил, но и отрезал ей голову, что по китайской традиции означает мщение за особенно сильную обиду.***

Косвенной причиной прихода в стан Ляншаньбо ещё одного героя романа из числа реально не существовавших, но весьма правдоподобных личностей, также была женщина. Я имею в виду наставника целой армии по овладению всеми видами оружия Линь Чуна. Сыну командующего армией, подлецу из «золотой молодёжи», Гао Цю, приглянулась жена Линь Чуна. В результате последний по ложному обвинению получил 20 палочных ударов и клеймо, отправился в ссылку и после многих мытарств оказался одним из главарей Ляншаньбо. Несчастную женщину, хранившую верность мужу, скоты довели до самоубийства. В романе упоминается и ещё одна девушка, отнятая у отца, опозоренная одним из императорских холуёв и бросившаяся в колодец. Вообще отношение Автора к женщинам очень простое. Основное достоинство женщины — верность мужу. К изменницам пощады нет, им можно отрезать голову, например, мстя за брата, и даже, перед тем как убить — язык; в последнем случае муж убитой был начальником тюрьмы и, по совместительству, палачом. А если распутная певичка, любовница ещё одного холуя, ни с того ни с сего вдруг начинает оскорблять уважаемого командира и приличного человека, то её смерть неминуема. Да и как бы иначе он попал в разбойничий стан?

В связи с Линь Чуном (этому герою в романе уделено очень много места, таких персонажей по моим подсчётам в романе всего 6 человек) интерес представляет ещё один наставник армии по применению почти всех видов оружия (он себя называет главным учителем фехтования) Ван Цзинь. Этот человек бежит от произвола того же Гао Цю, вступает в пограничные войска...и теряется. Его ученик Ши Цзинь, искавший его по месту его службы, не находит человека, который является одним из лучших мастеров военного дела в стране (!). Яко бы не находит. В чём тут дело, почему Автор не привёл в Ляншаньбо бывшего непосредственного начальника Линь Чуна, я так и не понял. Видимо, по каким-то причинам Ван Цзинь оказался сто девятым, лишним, и Ши Най-ань выбросил одого из тех героев, о которых было написано не очень много.

Прослеживать судьбы даже малой части героев романа здесь нет возможности. Но стоит, пожалуй, сказать несколько слов о людоедах. Народ был доведён до того, что во многих семьях убивали новорождённых, т.к. с них полагалось платить налог. Государству это было настолько невыгодно, что правительство решило выплачивать родителям пособие, так даже и эти деньги разворовывались чиновниками подчистую. Многие не выдерживали такого положения и открывали придорожные кабачки, подобные описанному в романе (в этом кабачке чуть не съели Сун Цзяна и даже богатыря У Суна, обоих спас случай; хозяйка этого кабачка Сунь Эр-нян по прозвищу Людоедка и Звезда мужества (!) вошла в число главарей). Разумеется, такой кабачок был не один. Не брезговали этим промыслом и некоторые другие главари разбойников.

Становились разбойниками монахи целыми монастырями (удивительный и красноречивый факт), а одним из главарей (и лучших умов) Ляншаньбо стал абсолютно мирный сельский учитель. Среди героев Ляншаньбо немало отрицательных типов (самый жуткий из ста восьми беспредельщик и людоед, которому что маленького ребёнка убить, что священнослужителя, что комара, всё едино — лицо историческое; зовут его Ли Куй). «Но все они, вступив в ляншанское братство, в корне изменяют свой моральный облик — становятся честными по отношению к простым людям и друг к другу. Такое превращение объясняется тем, что Ляншаньбо — это не просто разбойничий стан, ставший центром повстанческого движения, а идеальный по тому времени образец человеческого общества» (ТККР), где был осуществлён принцип «от каждого по способностям, каждому по труду». Именно этим определялось отношение к роману Мао Цзе-дуна, а китайская компартия не состояла из сумасшедших (см. предыдущий отзыв).

Невозможно пройти мимо китайских концентрационных лагерей (или просто лагерей для ссыльных) и тюрем. Отношения надзирателей и начальников к заключённым кое-чем напоминают ГУЛАГ, в частности возможностью за определённую мзду устроиться придурком, что и там и тут означало остаться в живых. Мзда измерялась количеством лян**** серебра, преподнесённых в качестве подарка должностному лицу. Отличие же и весьма существенное заключается с том, что тогда не существовало категории политических заключённых (за государственную измену или за участие в вооружённом восстании казнили при первой возможности*****), поэтому не было и так называемых социально близких, просто все были осуждёнными по уголовным статьям. Встретилась в книге деталь, которую я не могу объяснить. У Сун сидит в одиночной камере, дверь которой запирается на задвижку изнутри. По моему, это исключено всегда и везде и нет ли здесь ошибки переводчика?

Несколько слов о географии; мне всегда интересно представить места действия. В Атласе мира нашёлся г. Юньчэн (провинция Шаньдун), где служил писарем Сун Цзян. Город, где он, будучи в ссылке, написал на стене ресторана «мятежные» стихи, установить не удалось. Похоже, что это современный Цзюцзян (ориентир — недалеко от него есть небольшой городок Путин). Восточная столица из романа это современный г. Кайфын (у Пан Ина — Кайфэн). С идентификацией Северной столицы дело обстоит гораздо сложнее. Современное название Северной столицы, если судить по карте в ТККР (карта очень плохая) — Аньян. Этот город был в древние времена столицей, а место, где он находится, хорошо согласуется с указанным на карте. Тут есть одно «но». Аньян совсем не далеко от Кайфына (145 км.) и местность между ними равнинная. А в романе расстояние между столицами весьма приличное и путь проходит через восемь горных цепей. Если Ши Най-ань не приврал (зачем это ему в данном случае?), то Северная столица это г. Тайюань (провинция Шаньси, в прошлом тоже столица, ок. 400 км. от Кайфына), а на карте ТККР ошибка. Согласно ТККР, тогда (в 12-м веке) этот город (я отдаю предпочтение Тайюаню) назывался Дамин (в романе — Даминфу). Если Северная столица из романа это Пекин (настоящее название Пекина (китайское) — Бэйцзин, что дословно означает Северная столица и это главный город провинции Хэбэй), то на карте ТККР ошибка ещё более грубая. Да и дорога из Кайфына до Пекина (около 600 км.) ни через какие горные цепи не проходит. Город Дамин есть в Китае и сейчас, но совсем в другом месте. Автор (возможно, не без помощи переводчика) постарался затруднить читателю ориентирование. Цитирую гл. 58 : «...господин Ши Цзинь, спустившись с горы, встретился с одним художником, как оказалось — уроженцем Даминфу, Северной столицы...». В гл. 66 читаем: «А надо вам сказать, что Северная столица и Даминфу являлись крупнейшими центрами провинции Хэбэй». Что это ошибка и что Даминфу и Северная столица — одно и то же, читатель в конце концов поймёт, но потерянного на это времени жалко******. Может быть, г. Даминфу был стёрт с лица земли чжурчженями или монголами и Аньян (либо Тайюань) возник на его месте. Воды-то с тех пор много утекло. Интересно, что события первого тома романа происходят примерно за два-три года до начала восстания т. е. ровно 900 лет назад.

В заключение этого положительного отзыва (а будет и отрицательный) я хочу высказать одно предположение, касающееся количества главарей стана Ляншаньбо. Возможно, об этом уже давно написано в Китае, но нет русских переводов; хорошо, что хоть сам роман издают приемлемыми тиражами. Дело в следующем. Роман, который есть в распоряжении нашего читателя, заканчивается, когда в Ляншаньбо собираются все 108 главарей (звёзд). Собственно восстанию посвящены следующие 50 глав. Почему их (главарей) 108? В первой главе были выпущены на волю 108 злых духов, заточённых глубоко под землёй (Автор сообщает точную глубину пропасти — 10000 чжан, т. е. 32 км.). Но нигде в романе не говорится, что эти 108 духов вселились в главарей разбойников. Откуда же тогда могли бы появиться их благородные принципы и стремление «во имя неба осуществлять на земле справедливость и обеспечить мир и порядок для народа» (из клятвы Сун Цзяна)? Моё предположение таково — 108 злых духов вселились в противников Сун Цзяна и его друзей, в тех злых и глупых ставленников императорской клики, о чьих преступлениях много говорится в романе. Поэтому, как только главарей становится столько же, наступает момент начала восстания. Судьба распорядилась иначе — армии Сун Цзяна пришлось воевать в союзе с императорскими войсками против ещё более страшных злых духов — чжурчженей.

*) Он является одним из действующих лиц романа. Это князь Дуань, которому понравился Гао Цю за мастерское владение мячом. Годы его жизни 1082-1135. Вступил на трон в 1110 году, получив при этом новое имя, под которым и вошёл в историю. Потерял власть в 1127 г., когда чжурчжени захватили Кайфэн (тогда Баньлян, в романе — Восточная столица). Умер в плену.

**) Все трое действующие лица романа.

***) Аналогичным образом оказался среди разбойников богатырь У Сун, голыми руками убивший тигра-людоеда. Он отрезал головы сначала жене своего брата, отравившей мужа, и её любовнику, после чего судьба его пошла наперекосяк и вскоре он, опять же мстя за крупную несправедливость, совершил уже массовое убийство (более двадцати человек, включая двух маленьких детей, отцу которых он также отрезал голову).

Что же касается упомянутой традиции, то она жива и по сей день. Просто об этом как-то не принято говорить в СМИ. Последний известный мне случай имел место в Петербурге примерно семь лет назад. Восток — дело тонкое и меня нисколько не огорчает отсутствие китайцев среди моих знакомых, несмотря на то, что я очень высоко ценю китайскую культуру. Но, как сказал мой любимый поэт — Запад есть Запад, Восток есть Восток и с мест они не сойдут.

****) Лян в то время равнялся 37,3 г. Сейчас это 50 г. Слитки были весом (по тексту романа) в 5, 10, 20 и 50 лян. Была в ходу и мелочь, т.е. деньги номиналом меньше 5 лян.

В комментариях Б. Рифтина к «Цветам сливы...» лян равен 31 г. Это возможно, т. к. , насмешник, живший в 16-м веке, описывал реалии своего времени, относя их ко времени жизни своих героев, которые жили в 12-м.

*****) При чрезвычайных обстоятельствах бывали исключения. Например, известно, что после захвата северного Китая чжурчженями армия Сун Цзяна сражалась с оккупантами вместе с императорскими войсками.

******) Ещё пример ляпа, косвенно связанного с одной из столиц. Лу Чжи-шэнь (Лу Да) говорит Линь Чуну: «В молодые годы мне приходилось бывать в Восточной столице. Там я познакомился с вашим почтенным отцом». Такие вещи меня всегда сильно огорчают, ведь этот разговор происходит именно в Восточной столице, где служит Чун.

Небольшое дополнение к вопросу о Северной столице. Насколько он сложен для неспециалиста, можно судить по следующему. В примечаниях к 1-му тому пятитомного издания романа «Цветы сливы в золотой вазе» (первые три тома вышли в 1994 г. тиражом 25000 экз.; последние два в 2016 году тиражом 300 экз.; издание представлено, как научное) я нашёл, что Дамином в Сунскую эпоху назывался Пекин. Это категорически противоречит положению Северной столицы на карте в ТККР. И, кроме того, Е Лун Ли в «Истории государства киданей» называет Бэйцзином какой-то другой город, да ещё и в провинции Шаньдун, т. е. довольно далеко от Пекина.

В то, что Северная столица из романа это Пекин, трудно поверить по очевидной причине — армия разбойников очень свободно чувствует себя в районе этого города (и в гл. 66 захватывает его), и это происходит на расстоянии более 600 км. от их лагеря. Но в художественном произведении возможно и такое. Приходится верить Ши в том, что его герои идут из Восточной столицы в Северную через почти сплошные горы, хотя их там нет сейчас и не было тогда. И приходится не верить современному исследователю этой книги, этническому китайцу и петербургскому филологу Пану, поместившему в своей книге Северную столицу на расстоянии от Восточной в четыре раза меньшем, чем в романе.

PS 1. С некоторыми мыслями из предыдущего отзыва я согласен, с некоторыми не совсем (например, китайцы вовсе не алкаши, они пьют лёгкое виноградное вино, как грузины или, скажем, французы; его можно выпить много и не опьянеть). Но вот с чем не могу согласиться категорически так это с тем, что «в книге уважение к императору отсутствует напрочь». Уважение как раз есть, но руководители разбойников считают, что император просто заблуждается. Рогачёв пишет в послесловии: «Повстанцы — и сам Сун Цзян, и выходцы из угнетённых сословий, и отверженные из господствующих классов, волею судеб заброшенные в лагерь Ляншаньбо, — наивно верили, что вероломные правители и чиновники обманывают императора и помимо его воли угнетают и притесняют народ». Это очень распространённая ошибка руководителей огромного количества восстаний по всему миру и проиллюстрировать это можно многочисленными цитатами из романа, но доказывать очевидное не считаю нужным.

Есть ещё одно свидетельство в пользу положительного отношения повстанцев к императору, которого нет в романе из семидесяти глав, но оно есть в полном варианте. А именно — исторический факт — участие армии Сун Цзяна в подавлении крестьянского восстания Фан Ла. Почему одни повстанцы выступили против других — вопрос непростой и очень далекий от обсуждаемой здесь темы.

Ошибка отзывиста насчёт уважения к императору является следствием общего его подхода к анализу романа. Вот, например, что он пишет: «Украл как-то с голодухи Чёрный Вихрь Ли Куй в одном кабачке петуха и съел его...» и далее см. отзыв. Случай кражи петуха в романе только один, это гл. 46 и крадёт петуха Ши Цянь по прозвищу Блоха на барабане (Звезда вор). Ли Куй там даже и рядом не стоял, этот вообще не способен украсть, он только отнять может. Не следовало бы что-либо сообщать о такой значительной книге да ещё в столь уверенной манере, прочитав книгу по диагонали. С остальными примерами дело обстоит не лучше, чем с петухом. Отзыв набрал ок. 25 баллов, значит обманутых читателей примерно столько же.

Отзывист определяет одно из величайших произведений китайской классики как «песнь ликующей [слово образовано от имени Ли Куй? — mr_logika] гопоты». Надеюсь, это многим покажется странным и у них возникнет желание проверить, так ли это на самом деле. В связи с этим «определением жанра» напомню (это можно найти в разных источниках) читателям, что в дело изучения китайской литературы внесли свой посильный вклад советские чекисты, расстреляв в 1937 г. профессора Б. А. Васильева (и многих других востоковедов) и уничтожив его докторскую диссертацию, которая называлась «Роман «Шуй ху», его роль и значение в китайской литературе». Вот такой деятельности можно с полным правом дать вышеприведённое определение.

PS 2. По прочтении романа у меня сложилось впечатление, что людоедство в средневековом Китае было вполне заурядным явлением. Подтверждение этому обнаружилось в книге вышеупомянутого китайского историка и сановника Сунского двора, современника описываемых в романе событий Е Лун-ли «История государства киданей». Вот цитата из гл. 11, раздел «1122 год» (в это время значительная часть Китая находилась под властью киданей). «Во время обсуждения вопроса об объявлении амнистии почтенные старцы, жившие в Яньцзине, доложили, что Лю Янь-лян, занимавший должность главного управляющего дворцовой кладовой, — порочный человек, всегда толкавший Тянь-цзо [свергнутый император киданей — mr_logika] на безнравственные поступки. [...] Его жена Юнь Ци происходит из проституток. [...] Оба, муж и жена, являются несчастьем для государства. В связи с этим они просили сначала казнить супругов, а затем объявить амнистию. В тот же день головы Лю Янь-ляна и его жены были выставлены на базарной площади. Население разорвало трупы на куски, которые были съедены. После этого была объявлена амнистия.» Важно здесь то, что население, почтенные старцы и казнённые супруги — это китайцы, а остальные действующие лица (новый император, высшие сановники и армия) это кидани-завоеватели.