Гайто Газданов «Эвелина и её друзья»

Последний законченный роман Газданова стал, в некотором роде, итогом и квинтэссенцией всего его художественного творчества. Читая его, я часто переживал нечто вроде «déjà vu» — в памяти всплывали знакомые образы, сцены, сюжетные ходы и чуть ли не цитаты из прежних романов и рассказов Газданова. Конечно, всё это здесь присутствует в новом облике и создает интересное впечатление новизны и узнавания одновременно. Это и в самом деле удивительно. Газданов как будто все время пишет об одном и том же, однако никакого ощущения самоповтора не возникает.

Начало романа, подобно «Вечеру у Клэр», строится по канонам бессюжетной прозы. Оно настраивает читателя на некое «философское, йогическое» спокойствие, понимаемое как отсутствие ненужной суеты и томления — такое спокойствие, которое дается только определенным жизненным опытом и определенной его длительностью, и которого поэтому вряд ли можно было бы ожидать от героя «Вечера у Клэр». Но постепенно характер повествования меняется, и роман приобретает уже детективные черты, свойственные, например, «Возвращению Будды». И от такого чтения уже трудно, как говорят, оторваться. Причиной такого превращения, источником нового течения рассказа снова (как когда-то проницательно заметил Газданову Горький) является женщина. Эти героини Газданова (не все, конечно, но часто «главные») тоже имеют свои определенные черты, и даже внешние, например, крупные черты лица — «большой рот». А вот прочие особенности их внешнего облика, в отличие от классического реализма, как-то не акцентируются. Другое дело облик внутренний. Как правило, женщины, являясь источником счастья или разрушения для ГГ, заключают в себе какую-то загадку, тайну и очень умны в, так сказать, «мужском», т.е. интеллектуальном смысле. В этом романе Мервиль по отношению к Лу Дэвидсон играет, в сущности, ту же роль, что и Пьер Форэ по отношению к Анне Дюмон в романе «Пробуждение». Разница заключается в том, что Пьер вынужден выполнять тяжелую, но по большей части чисто физическую работу, миссия же Мервиля состоит в роли духовного и душевного проводника. (В «Пробуждении» в этом смысле всё получается, скорее, наоборот). По поводу истории жизни Лу писатель говорит Мервилю: «Тебе не кажется, что всё это дурной вкус?» и т.д. Но этот же вопрос рождается и в голове у читателя. На мой взгляд, здесь со стороны Газданова присутствует, своего рода, «провоцирование» читателя на активную позицию. Какой же вердикт вынесет читатель по отношению к Лу Дэвидсон, другим героям и сюжету? Сочтет ли его ценным или мелодраматичным? От этого зависит не только ценность романа, но «ценность» самого читателя в смысле его нравственного выбора. Конечно, подобные рассуждения имеют смысл лишь в той мере, в какой мы рассматриваем процесс чтения как процесс внутреннего сопереживания, а не развлечения (что, впрочем, тоже неплохо).

Несомненное своеобразие и общность имеют и «философско-психологические герои — рассказчики» романов Газданова. Всё это создает особый «интровертный» художественный мир, который мне лично оказался очень близок. В этом мире, даже при наличии «детективного» сюжета, главенствующая роль принадлежит не внешним событиям, но внутренней эволюции участников этих событий. По этому поводу мне хочется, минуя неуместные прямые аналогии, привести давно запомнившееся мне суждение болгарского писателя А. Славова о героях И.А. Ефремова. «Естественность Эрга Нора, Вира Норина, Чары Нанди, Фай Родис, по-моему, кроется в их Эстетстве. Это человеческие существа, у которых высшее качество разума сняло в себе естество биологического уровня, не игнорируя его, но и не потакая. Поэтому в их красоте можно найти что-то от красоты горных вершин, зеленых долин, кристального блеска озёр. Правда, это не человеческие черты в современном понимании. Нужны ли кому-нибудь такие литературные персонажи? Ну, это каждый решит сам для себя». Последние слова этой цитаты можно прямо отнести и к персонажам газдановской прозы. И то же можно сказать об эстетике и «эстетстве» его героев. Только это, конечно, своё (в данном случае «газдановское») эстетство, что в какой-то мере свойственно каждому истинному писателю. Здесь можно отметить, что в «Эвелине» особый интерес представляют «автобиографические» откровения писателя о сущности писательского творчества – перевоплощения в чужую жизнь, сомнения, поиски, душевное опустошение. Как это всё далеко от литературной поденщины, конъюнктуры массовой литературы и проч.! Интересен и в некоторых отношениях показателен один эпизод в «Эвелине», а именно разговор за обедом между писателем (рассказчиком, «ГГ») и американским полицейским, оказавшимся бывшим проповедником (!). На мой взгляд, невозможно себе представить, чтобы подобная философско-теологическая беседа могла произойти в действительности. Однако она вполне реальна и органична в созданной воображением Газданова романной действительности. Вообще, постоянные и легко и незаметно перетекающие друг в друга диалоги и внутренние монологи являются одной из отличительных черт писательской манеры Газданова. Эти диалоги представляют собой, мне кажется, источник чисто литературного наслаждения. В «Эвелине» они высвечивают, можно сказать, вечный конфликт между разумом и чувствами, между логикой доводов и алогизмом поступков и желаний.

Роман озаглавлен «Эвелина и её друзья», и о дружеских отношениях, дружеской поддержке в нем говорится заметно больше, чем в прочих произведениях Газданова. Своими несколько экстравагантными взаимоотношениями вся эта компания друзей Эвелины вместе с ней самой напоминает компании из романов Кортасара, в которых, кстати, действие часто тоже происходит в Париже. Но благодаря Мервилю, Эвелине и другим, «ГГ» здесь предстает читателю менее одиноким (не только в прямом, но и в общем, «экзистенциальном» смысле), чем это обычно бывает у Газданова. Возможно, это еще один результат его человеческой зрелости.

В финале истории рассказчик «сдвигается» со своего как бы застывшего бытия, благодаря опять-таки женщине, благодаря проснувшейся (или существовавшей давно, но только сейчас осознанной) любви к ней. Поэтому основной (сверх)идеей романа, как мне кажется, является всё тот же газдановский принцип, который сформулировал, анализируя «Вечер у Клэр», немецкий славист Франк Гёблер, и который парадоксальным образом отражает газдановские же темы фатализма: «жизнь не может быть предопределена и человек, вечно меняющийся, способен входить во все новые жизненные фазы, совершенно непохожие на предыдущие».

Уже даже не помню как наткнулся на автора, но сначала не сильно нравилось чтение. В сборнике были 5 романов, из которых заверщающим находился сабж. Пожалуй 3 из них более-менее запомнились и на этот я пишу отзыв. Сюжет у Газданова не так важен. Он может протекать достаточно неровно и неторопливо, но прелесть его книг в другом. В неком драматизме и психологии отношений действующих лиц. Здесь даже плюсом становится отсутствие прорисовки характеров персонажей. Читатель как будто бы идёт в тумане и доволен своим путём в неизведанное. Мне понравилась та неповторимая атмосфера и немного жаль становится, что Гайто написал так мало книг, в которые можно было бы окунуться на глубины своей и чужой души.