Владимир Высоцкий «Частушки для спектакля «Живой» Театра на Таганке»
Написаны после одного из запретов спектакля в 1971 году в качестве замены не разрешаемых цензурой частушек. В редакцию спектакля 1989 года не вошли.
В произведение входит: по порядкупо годупо рейтингу
|
|
|
|
|
|
|
|
|
I. На уход из колхоза («Видно, острая заноза…»)
Входит в:
— сборник «Сочинения в двух томах», 1990 г.
1988 г.
1990 г.
1991 г.
1993 г.
1994 г.
1994 г.
1995 г.
1995 г.
1997 г.
1998 г.
1999 г.
2002 г.
2004 г.
2005 г.
2008 г.
2011 г.
2011 г.
2011 г.
2013 г.
2013 г.
2019 г.
2022 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 2 ]
vam-1970, 11 января 2021 г.
В 1966 году повесть Бориса Можаева «Живой» напечатал в «Новом мире» Твардовский под заглавием «Из жизни Федора Кузькина». Главного героя Федора Фомича по прозвищу Живой, дерзнувшего уйти из колхоза и жить самостоятельно, по советским меркам можно было считать настоящим бунтовщиком. Повесть вызвала огромный резонанс. Юрий Любимов взялся инсценировать её в своём Театре на Таганке. Спектакль был поставлен в 1968 году, главную роль — Федора Кузькина — играл Валерий Золотухин. Актер ярко показал национальный характер, в котором тип Ивана-дурака сочетался с современным юмором и крестьянским здравым смыслом. Рядом с этим живым героем мертвящий абсурд идеологии разоблачал себя сам.
Однако власть (прежде всего в лице секретаря ЦК КПСС П. Демичева и министра культуры Е. Фурцевой), расценив повесть и спектакль как пасквиль на советский образ жизни, прибегла к запретительным мерам, а Можаева и режиссера Юрия Любимова клеймили за него как антисоветчиков. Спектакль запретили, он лег на полку на двадцать один год.
«Спектакль подвижный, легкий, невесомый. А толкует о неподъемном, о проблеме деревни, о горе, о нужде, о нелепостях темноты жизни беспаспортных колхозников, о хамском идиотизме целой иерархии начальников, сидящих на шее народной. Почему же мы тогда, люди добрые, хохочем? Над чем смеемся? Ну, конечно же, над собой и смеемся, как заметил еще Гоголь. А вот почему, это вопрос эстетический. .. Смеемся, ибо режиссер нафантазировал лихую, великолепную стилистику, очень для театра необычную и изящную — нечто вроде театрального лубка. Но без ярмарки ярких красок — бесцветный такой лубок, глухая деревенская жизнь. Тут ненавидят люто, пьют наповал, бранятся, дерутся, частушки поют наотмашь.»
Яркие частушки.