Мо Янь «Лягушки»

Произведение нобелевского лауреата Мо Яня — очень неоднозначная история. Ей нельзя отказать в исторической актуальности, яркости, впечатляющем языке (отдельно следует отметить отличную работу переводчика) и в целом захватывающем сюжете. Вместе с тем сюрреалистичность повествования, его сложная форма (несколько разрозненных писем и девятиактная пьеса), сюжетная дискретность, некоторый нравственный релятивизм серьёзно смазали общее впечатление.

Я запоем прочитал письма, относящиеся к периоду «культурной революции» и выхода на новые реформы. Это и странно, и забавно, а местами откровенно страшно. Автор очень по-китайски смягчает описываемое: где-то юмором, где-то — фатализмом, где-то — самовнушением героев. Это лично у меня оставило какое-то нехорошее послевкусие: будто тебе показали конечную цель, а потом, посмеиваясь, отправили к ней по ложному пути. И вроде бы она всё время в поле зрения, а дорога уводит тебя околицей всё дальше и дальше.

Кого бы я назвал главным героем этой книги? Пожалуй, китайских женщин. Они очень и очень многое вынесли на своих плечах. Сперва рожая в голодную пору под лозунги «больше китайцев для Родины», потом убивая своих детей под лозунги движения к процветанию, потом вновь рожая за деньги для хозяев новой жизни. И в любую пору они были обвиняемы мужским обществом: за болезни истощённого женского организма, за беременность, за желание иметь ребёнка, за нежелание его убивать, за желание оставить себе выношенного ребёнка...

И вроде бы мы видим, как среда изменилась к лучшему, жизнь стала сытнее и богаче, а «женская вина» и эксплуатация остались прежними.

Резюмируя, эту книгу, правда, стоит прочесть. А ещё стоит побольше переводить китайскую литературу периода «осмысления», ведь она скрывает множество сюжетов, способных обогатить мировую литературу и сделать людей лучше.

Прекрасный роман, который может чуть уступает наилучшему — про цепочку перерождения — но уж точно интересен, образен, эмоционален. Ну и центральная персонажица — акушерка, которая в период очередной волны занималась абортами и преследованием беременных — получилась запоминающейся. Мо Янь ведь чем еще отличен от современных китов: при всей своей литературной изощренности, любви к играм и стилизациям, словоерикам он пишет все свои эпопеи не про интеллигенцию в том или ином изводе, а про народ, живущий или живший в деревнях, непривиллегированное сословие, с любовью и жалостью, без высокомерия. Не знаю, кто соразмерен именно в этом из ныне работающих китов. Тяга к сорокинщине, кривлянию и маскараду вполне проявилась в эпилогической пьеске, которая забавна, но не более и на восприятие романа особо не повлияла. Ну показал автор, что может еще и эдак. Использованная система метафор , сопоставление лягушек с младенцами, незабываемый финишный спурт рассказчика от преследователей — все в романе прекрасно.

Дети — цветы жизни

Пусть расцветают сто цветов.

Мао Цзэдун

Вряд ли в китайской традиции дети так связаны с цветами, как в нашей, не говоря о том, что приходилось слышать и такой вариант заглавной фразы: «дети — это цветы на могиле родителей». Но уж очень заманчивым показалось соединить тему детства с лозунгом про сто цветов, которым Учитель Мао призывал к гласности и критике: вы указываете Партии на ее недостатки — мы исправляемся. Не факт, при этом. что наши представления об исправлении совпадут. Интеллигенция поначалу опасалась, потом поверила, подставилась. Тут-то ее и накрыло культурной революцией. Не совпали взгляды.

О культурной мы читали в «Красном гаоляне» нобелианта, «Лягушки» открывают следующую страницу новой истории Китая. Принятый в 1979 году закон «Одна семья — один ребенок» призван был ограничить рождаемость, традиционно высокую в аграрных обществах. Двадцатый век с техническим прогрессом, победой над голодом, успехами фармакологии резко снизил детскую смертность. Перенаселёность климатически благоприятных Юга и Юго-Востока Китая грозила ресурсной катастрофой. Характер демографической политики из рекомендательного стал запретительным.

То есть, в точности противоположным стимуляционному современной России, где платят материнский капитал за второго и солидное пособие до трех лет на третьего. В Китае, согласно закону, рождение второго грозило штрафом, сопоставимым с нашим маткапиталом. Там много было всего: пропаганда контрацепции, разные методы стерилизации, аборты. На самом деле, это сработало и количество детей в семье за полвека снизилось с шести в среднем до трех детей на каждые две семьи.

Да и не был закон так уж непреложно суров. В северных провинциях двух детей разрешалось иметь, а в случае, если хотя бы один из супругов принадлежал к национальному меньшинству — и трех. В сельской местности разрешение на второго ребенка давали, если первой рождалась девочка. Можно было поехать рожать на Север, в этом случае в идентификационной карте ребенка были ограничения на получение некоторых социальных благ на Юго-Востоке. Можно было в родить Гонконге, куда китайцам не требовалась виза, а новорожденному автоматическое присваивалось гонконгское гражданства. Наука умеет много гитик.

Об этих нюансах Мо Янь не считает нужным упомянуть Понятно, драма о том, как правительство учинило геноцид головастиков, изрядно утратит в убедительности, примись он рассказывать, что пути обхода существовали, но герои предпочли головами таранить Вликую стену государственных установлений. Итак, акушерке Ван Синь, равно преданной своему ремеслу и своей Партии приходится взять на себя дополнительные обязанности, прямо противоположные приведению в мир новых людей.

Легко ли это? А сами как думаете? В одночасье оказаться в конфикте с друзьями, соседями, родичами, односельчанами, с самой своей внутренней сутью. Да, в помощь тебе государственная машина давления и подавления, твоя убежденность в правоте Мао — а все же. Роман в псевдоэпистолярном жанре, как серия писем драматурга к литературному наставнику с последовательным хронологическим изложением событий своего детства, ранней юности, взросления, утраты любимой жены, новой женитьбы и позднего отцовства. Завершает повествование пьеса-эпилог.

Главное событие — смерть первой жены, которую вынуждают к аборту на седьмом месяце, буквально угрожая сравнять с землей дом родителей, у которых пряталась, и дома ближайших соседей. Это, жемчужина книги, наряду с шедевральным эпизодом поедания угля. Покажи, как сельские дети сначала принюхиваются к привезенной куче угля, потом пробуют на язык, раскалывают, жуют, а на следующий день у всего класса на уроках черные уголки рта и все непрерывно жуют — вкуснотища. Покажи такое, и не нужно объяснять, что жили голодно.

Мо Янь поразительно талантлив, и он рассказывает о малых мира сего, не имеющих голоса. чтобы говорить за себя. Такая последовательная гражданственная позиция заслуживает всякого уважения. Оставлю на совести автора неполное и неточное освещение вопроса, он на стороне сельской бедноты, на стороне женщин, и говорит от их лица. Однако вот эта лягушачья тема с претензией на глубокую метафоричность, она к чему?

К чему мильон терзаний с суррогатным материнством? Нас так подводят к выводу, что запреты порождают криминал и расшатывают мораль? Спасибо, понятно, хотя были законные и куда менее затратные способы обхода. Как коррелирует с романом история ресторана «Дон Кихот»? Намек, что борец за права униженных бывает принимаем за сумасшедшего, непонят и осмеян? Принято. А все же нет, это не «Красный гаолян»