Юрий Тынянов «Восковая персона»
Умирает великий реформатор Пётр Первый, и молодая империя оказывается в руках людей, умеющих плести интриги, но не способных управлять огромным государством. Все говорят о приверженности идеям Петра, но сам Пётр уже не более, чем восковая кукла, которую мастерит для кунцкамеры скульптор Растрелли.
Входит в:
— антологию «Трудные повести», 1990 г.
— антологию «Екатерина I», 1994 г.
1959 г.
1981 г.
1981 г.
1986 г.
1989 г.
1992 г.
1994 г.
1994 г.
2001 г.
2003 г.
2020 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 5 ]
igorgag, 13 ноября 2015 г.
Среднего объёма повесть — 100 страниц в сборнике серии «Классики и современники». Тынянов написал её в 1931 году. Язык рассказчика то ли действительно стилизован под изображаемое время, то ли просто «дистанцирован» от времени создания. Показаны последние дни жизни Петра Первого, а также и то, что происходило уже после его смерти, в ближайшие месяцы. Растрелли (Растреллий, как его называет автор) создаёт восковую фигуру первого русского императора (отсюда — название повести). Ближайшее окружение же царя строит свои планы, продолжает плести интриги.
Показан впрочем и народ. «Монстры», живущие в «куншткаморе», в их числе умный шестипалый «урод» Яков, кроме того его брат солдат Михалко. Ну и ещё ряд различных представителей других сословий. Наиболее сильное из возникающих при чтении чувств — ощущение общей уродливости и жестокости жизни. Конечно же, только усиливаемого особым топорным языком повествования. Всё-таки появилось подозрение, что автором произведена некая подмена. Очень он преуспел в демонстрации технического несовершенства тогдашнего мира, его убогости, отсталости по отношению к миру сегодняшнему (миру 1931 года и тем более миру 2015 года). Чего-то подобного, кстати, добивался Голдинг в своих исторических повестях и романах — впечатления чуждости, непохожести, даже непостижимости древней жизни для нас, жителей современности (из чего уже следовало впечатление полной и безошибочно точной реконструкции эпохи, во всяком случае иллюзии такой безошибности). Но уместен ли именно такой подход к истории — в художественном произведении?